Порождая бурю

45. Потрясение

После того, как Розалия сбежала не попрощавшись, Бенджамин ожидал, что и последующее ее поведение не будет отличаться от прежнего. С чего это вообще он решил, что после встречи в Лондоне что-то должно измениться. Да, они провели вместе ночь, да, она не ускользнула из спальни, как прежде под покровом ночи, она даже извинилась за то, что ушла и кое-что прояснила. Но это совершенно не означает, что Рози изменилась.

Бенджамин был тронут ее поступком. Появление на похоронах вдохнуло в него немного силы. Только рядом с Рози он больше не чувствовал себя одиноко. Ее заплаканное лицо среди чопорной скупой и даже безразличной печали давало ощущение единения. И пусть она не знала его матери, их знакомство было довольно коротким, но она соболезновала ему по-настоящему. Ее присутствие, словно сладостный дурман, хотелось продлить как можно дольше. Поэтому Бенджамин не позволил Розалии уйти, а повез к себе домой. Едва она оказалась в его руках, как он понял, что любовь к ней не только не ослабла, но стала как будто упрямей от того, что на протяжении нескольких недель ее пытались подавить.

По возвращении в Рим Бенджамин собирался позвонить Розалии, но, к счастью передумал. Достаточно было посмотреть на ее лицо в их первую после расставания встречу, чтобы понять, что Розалия не была в восторге от своего поступка. И, кажется, не имела намерений обсуждать это. А неделю спустя она сама подошла к нему до занятий.

— Я хотела поговорить с тобой.

В последнее время Бенджамин не мог соединить воедино то, что слышал от Розалии с тем, что видел. Твердый, даже напористый голос никак не уживался с мечущимся взглядом.

— Слушаю!

— Я много об этом думала и решила, что не могу работать в школе…

— Что?! Конте, ты спятила?!

Это не было похоже на Бенджамина, но и он никогда прежде не оказывался в похожей ситуации.

— Вовсе нет! — резко ответила Розалия и засунула руки в задние карманы джинсов. — Моя основная работа страдает от этой…

— Не верю! — ноздри Бенджамина сердито раздувались. — Ты говорила, что все решила, поэтому и согласилась преподавать три раза в неделю.

— Меня часто просят остаться, а я не могу! — раздражалась Розалия. — У меня ни на что нет времени!

— Я. Не. Верю! — отчеканил Бенджамин, продолжая свирепо сверлить девушку взглядом.

Он ни за что бы так не злился, если бы не имел никаких ожиданий на ее счет. Там в Лондоне она казалась ему совсем другой, нормальной, а теперь снова виляла перед ним, не говоря всей правды.

— А что по-твоему является правдой?! — голос Розалии все еще был сдержанный, но Бенджамин слишком хорошо ее знал и видел, что она не по-доброму смотрела на него.

— Ты мне об этом скажи! — упрямо настаивал он. — Я устал додумывать и догадываться, что значит то или иное твое поведение! И от твоего эгоизма устал.

— Эгоизма? Додумывать?! Что ты додумывал? Что было неясного в моем поведении!!!

Розалия неосознанно перешла с настоящего на прошедшее время.

— Многое! — была не была, Бенджамин так злился на нее, что решил высказать все, что думает. — Что значили для тебя наши встречи, твои исчезновения по ночам…

— Они значили, — перебила его Розалия, но тоже не смогла закончить, потому что Бенджамин перебил ее в свою очередь.

— Мне не нужны ответы на эти вопросы! — рявкнул он. — Меня интересует, почему ты решила уйти сейчас из школы!

— Потому что не хочу видеть тебя! — в ярости закричала Розалия, но с таким расстроенным лицом, что Бенджамину было сложно сложить вместе резкий звук ее голоса и выражение на лице. — Я не хочу работать с тобой! Не хочу видеть тебя три раза в неделю!

Розалия на мгновение замолчала, переводя дыхание, словно сама не верила в то, что сказала это все вслух.

— Чего еще ты не хочешь? Не хочешь признавать свои ошибки? Не хочешь признать, что покрываешь свое наплевательское отношение к окружающим непростым детством? Что тебе наплевать даже на себя саму?!

Слова, подобно пейнтбольным шарам, полным яркой краски, выскакивали из Бенджамина и оседали невидимыми пятнами на лице Рози, меняя его до неузнаваемости. Если вначале их разговора она сердилась, раздражалась, а глаза ее при этом горели всей палитрой невысказанных чувств, то теперь лицо ее сбросило гневный румянец и превратилось в некрасивое. Глаза расширились и казались непропорционально большими, рот приоткрылся, готовый возразить. Но девушка молчала, а Бенджамин продолжал рычать. И только когда закончил, заметил, что Розалия стояла перед ним с мокрыми глазами.

— Ты сказал предостаточно! — все еще резко, но уже спокойнее проговорила она, а потом едко добавила: — Ты только не переживай!.. Ты думаешь, я не знаю, как больно сделала тебе? К твоему сведению, больно было не тебе одному. И сейчас ты продолжаешь добивать меня, потому что тебе все еще больно! И именно поэтому я не понимаю, почему ты просто не дашь мне пинок под зад и не уволишь. Но я избавлю тебя от терзаний!

С этими словами Розалия развернулась и вышла из дверей, задев при этом Адриано своей большой спортивной сумкой.

— И тебе добрый вечер! — недовольно буркнул он. — Чего это она опять?

Бенджамин пропустил вопрос мимо ушей и угрюмо пошел в кабинет Марии Луизы. Он злился от необъяснимого чувства беспомощности. Опять вместо конструктивного разговора оба скатились на личное и, как и прежде, не обошлось без обвинений.

Во время последней тренировки ему пришлось встать в пару с Лаурой, так как она осталась одна. При первой же возможности Бенджамин переместился к другому ученику, а потом его позвала Мария Луиза. Она держала на вытянутой руке смартфон, который использовали в школе для рассылки сообщений и звонков от родителей, так, чтобы было видно имя звонящего.

— Что там? — удивленно, но совершенно без энтузиазма спросил Бенджамин.

— Это номер Розалии.

— Я вижу. Ответь, это точно не меня! — отмахнулся он.

— Может, тебя…

— Ответь, пожалуйста…

Мария Луиза нажала зеленый кружок на экране. Бенджамин, однако, остался стоять рядом, а не вернулся на татами. Он наблюдал за ней, но женщина практически сразу отвернулась и с самого начала разговора не проронила ни слова. Затем она поблагодарила кого-то на другом конце и опустила телефон.

— Плохие новости… — проговорила она.

— Розалия — это всегда плохие новости, — проворчал Бенджамин, но сразу же пожалел о сказанном, увидев странное выражение лица Марии Луизы, когда она развернулась к нему.

— Она попала в аварию. Ее везут сюда, в Грасси.

— Представляю, как сейчас она там матерится на медиков на всю карету скорой помощи… — усмехнулся Бенджамин, хотя уверенности в его голосе заметно поубавилось.

— Они ищут родственников, Бен. Не думаю, что она матерится… Иначе бы она позвонила сама… И возможно, не сюда…

Бенджамин прошел в кабинет и сел там на стул. Он провел в таком состоянии не меньше двадцати секунд, а потом попросил Марию Луизу закрыть школу самой и, схватив пиджак с вешалки, выскочил на улицу прямо в каратэги.

До больницы было не больше пяти минут пути, но Бенджамин гнал, словно перед ним лежали еще сотни километров. Он резко тормозил на перекрестках, когда замечал одиноких пешеходов в последний момент. И вероятно не раз был проклят ими. На территории больницы, не смотря на поздний час, место на парковке найти не удалось. Тогда Бенджамин, совсем отчаявшись, выехал за пределы больницы, бросил машину у обочины и побежал к входу в скорую помощь. Ему пришлось перейти на шаг — шлепки, которые он надевал в зале и оставлял, как и все остальные, у татами, мешали двигаться быстро.

В зале ожидания все неудобные пластмассовые стулья были заняты ожидавшими медицинской помощи и их родственниками. Бенджамин метнулся к регистрационному окну, обойдя по крайней мере двух ожидающих своей очереди.

— Я ищу Розалию Конте. Мне позвонили с ее номера, что везут сюда.

— Подождите! — отмахнулась медсестра и отвернулась от окна вглубь просторной комнаты за стеклом, где кроме нее находились еще двое в оранжевой униформе парамедиков.

Было очевидно, что молодая женщина решала рабочие вопросы, но она перемежала их с шутками и комментариями, не относящимися к делу.

— У нее есть важные аллергии на медикаменты, — уже громче сказал Бенджамин.

— А вы ей кто? — его критически осмотрели с головы до ног.

— Муж.

— Ее только что привезли.

Медсестра снова отвернулась от стекла и зависла с коллегами на неопределенное время, показавшееся Бенджамину вечностью.

— Я повторяю еще раз: у моей жены есть аллергии на медикаменты… — с напором, но все еще вежливо сказал он.

— Я слышала, — недовольно ответила медсестра.

— Но ничего не сделали. Мне нужно увидеть ее!

— Не надо так нервничать! С ней врачи!

— Я тоже врач и настаиваю, чтобы вы сейчас же пустили меня, пока не стало слишком поздно.

Его самого передернуло от собственных слов, но, похоже, именно они заставили молодую женщину хоть как-то шевелиться. Она неспешно слезла со своего стула и вышла в боковую дверь, которая вела в смотровые скорой. А когда скоро вернулась сообщила Бенджамину, что “его жена в сознании и ее осматривают”.

— Она в состоянии сама рассказать врачам все необходимое, — назидательно заключила медсестра. — Надо набраться терпения.

Но у Бенджамина его просто не осталось. Вращаясь в медицинских кругах и имея друзей врачей, он был достаточно наслышан об этой больнице, чтобы сомневаться и даже волноваться. И если отделение акушерства и гинекологии хвалили, то об ортопедии, например, ходили жуткие истории. Воспользовавшись моментом, когда из дверей, ведущих в отделение скорой помощи, выходили родственники пациентов, Бенджамин быстро проскользнул вперед. Найти Розалию оказалось просто — ее громко звали по имени врачи, только ее голоса не было слышно. Противно запищал какой-то прибор, и все засуетились. Прошли несколько секунд, но звук, казалось, становился только сильнее. Бенджамин стоял несколько секунд и ждал, пока писк прекратится, но этого не происходило.

— Сатурация упала! Чего вы ждете! Интубируйте! — крикнул он.

Три пары глаз молодых врачей устремились на него, словно им сказали непроходимую глупость. Они продолжали мешкать. Тогда Бенджамин подбежал к ним и потребовал перчатки нужного размера и все необходимое. Медсестра молча выдала инструменты и выскочила из-за ширмы, оставив там только растерянных врачей.

У Бенджамина никогда прежде не тряслись руки, даже в самую его первую операцию он был собран и сосредоточен. Но теперь перед ним лежал не просто незнакомый человек, а Рози. Он боялся вводить ларингоскоп, боялся, что надавит слишком сильно, он боялся, что будет поздно. Только когда все было сделано, и сатурация поднялась, он услышал со стороны крики пожилого врача.

Его сразу выставили за дверь, пригрозив позвать охрану. Тогда Бенджамин выскочил на улицу и едва добежал до огромного куста земляничника, как его вырвало. Затем он вернулся в зал ожидания, чтобы купить воды в автомате. С двумя бутылками в руках Бенджамин снова вышел на улицу, где прополоскал рот, умылся и сделал несколько глотков. Затем он достал телефон и набрал номер человека, который мог бы ему помочь.

— Здравствуйте, профессор, это — Чапман. У вас есть минута?

— Бенджамин, рад тебя слышать! Как твои дела? — на другом конце, кажется, ему были рады и располагали той минутой, о которой просили.

— Мне нужна ваша помощь…

Бенджамин сначала думал, что ему будет неловко просить об огромном одолжении, но руки все еще тряслись после того, как он интубировал Рози, а она все еще находилась в руках неумех.

— Если смогу, то сделаю, — ответил профессор.

— Я нахожусь сейчас в Грасси. Сюда только что привезли после аварии, подробностей которой я не знаю, девушку. Я хочу перевезти ее к вам…

— Если она в сознании, то это не сложно… А в чем, собственно дело? Почему ты не хочешь, чтобы она оставалась в Грасси? Диагноз какой?

— Я не знаю… — Бенджамин глубоко вдохнул влажный теплый воздух, чтобы справиться с эмоциями.

Он понимал, что профессору не хватало исходных данных, но их не хватало и ему самому тоже. Единственное, что он мог сделать, это рассказать, как ин убировал Рози, какой бедлам творится в скорой и какие некомпетентные медики там работают.

— Так, Бенджамин, пациентка — твоя жена, родственница?

— Нет.

— Если она не замужем, то тебе нужно разрешение ее родителей. Без него я ничего сделать не смогу.

Бенджамин и сам это знал. Чуда произойти не могло. К сожалению, закон нельзя обойти и даже при всем желании не удастся выкрасть Рози из этой больницы.

— Как только у тебя появятся новости, звони. А я пока посмотрю, что еще могу сделать.

Бенджамин бегло взглянул на часы. Начало десятого не самое удачное время, чтобы заявиться в дом к родителям Розалии. К черту правила хорошего тона. Без согласия одного из них он оттуда не уйдет.