Портальеро. Круг первый

Глава 18

Глава восемнадцатая.

Как только задумаешь совершить между делом какое-нибудь доброе дело. И сразу всё пойдёт так, сяк, наперекосяк. Вот решишь стать донором, пойдёшь сдавать кровь. А они разные вопросы каверзные задают: Чья кровь? Где взял? Почему в ведре?

Вот все твердят: «Душа! Душа!»… А что душа? Пустое слово.

И в этом слове ни шиша, и нет, и не было святого.

Ведь где-то там, внутри меня, сидит чудовище во мраке,

И всё всегда в себе храня, живёт, как в предвкушенье драки.

Попробуй мне хоть раз поверь! Попробуй честным быть, как я…

Ведь есть у каждого свой зверь во мраке внутрибытия.

28 августа 1982 года.

Москва. Профсоюзная улица. У ст.м. «Беляево».

Почти сразу всё пошло не по плану. И хотя мне удалось догнать эту влюблённо-самовлюблённую парочку и привлечь их внимание… Но они сразу повели себя как-то странно. Когда я у них про Машу спросил, они начали отпираться, типа не знают такой…

Ну, вот тогда я их к ней и оправил. Никого вокруг не было, так что исчезновение мальчика и девочки средь бела дня никто и не заметил.

А я пошёл себе дальше в сторону метро. Зашёл в прохладное нутро подземного перехода. Кинув пятачок, проник на станцию. Поезд в сторону центра подошёл почти сразу. Нынче «Беляево» станция конечная. «Коньково» откроется только лет через пять ещё. Так что сел я в совершенно пустой вагон.

Маршрут я уже примерно прикинул. Доеду до кольцевой линии, а потом на Киевскую. Там электрички ходят как раз в нашу сторону. Посмотрим.

Пару станций я проехал, просто разглядывая вагон метро старого образца. Отвык я уже от таких. Да и в метро-то я сто лет как не был, до перемещения в этот мир. Там в будущем, всё больше на машине, да на машине…

Проехали «Профсоюзную». И только тут я заметил, что перстенёк снова подаёт мне какие-то сигналы подмаргивая морзянкой.

Народу в вагоне было мало. Так что, когда я вызволил Машу из плена, то она с комфортом разместилась на сиденье рядом со мной. Лицо у неё было немного огорчённое.

— А ты чего без пистолета? Неужели им оставила?

— Нет… Максим! Тут такое дело. Они уже там мёртвые…

— Сразу пристрелила?

— Нет. Не успела. Они почти сразу же умерли.

— Как?

— Не знаю.

— Но ты хоть успела с ними пообщаться?

— Успела. Они меня увидели, испугались… И почему-то сразу стали дёргаться, задыхаться… А потом упали и валялись там, без движения. Я пыталась их растормошить, но они уже мёртвые.

— Ты тоже вроде бы, не живая.

— Спасибо! Я про это помню…

— И что? Пообщаться не удалось.

— Ну, я же сказала… Пару секунд в самом начале… И всё.

— Выходит, что там, в этом пространственном хранилище, можно хранить только неживое.

— А как же мороженое, которое я сегодня ела? И эклеры ещё…

— Но, Машенька… Они же не живые.

— И что будем делать дальше?

— Ну, для начала нам надо где-то избавиться от трупов. Как ты хочешь их похоронить? Закопать? Сжечь?

— А давай их просто где-нибудь бросим…

— Что? Совсем не жалко?

— Не-а… Я узнала, насколько они были лживые и жестокие. И зачем мне теперь их жалеть?

— Ясно. Не хочешь прогуляться?

— Хочу! А где?

— Ну, вот сейчас будет станция «Октябрьская». Пройдёмся по Садовому кольцу мимо Парка Горького.

— А в парк не пойдём?

— Не сегодня. Туда надо с утра идти, чтобы уж на целый день.

— Ладно.

— Ну, тогда пошли на выход!

28 августа 1982 года.

Москва. Садовое кольцо. Крымский мост.

Мы стоим на мосту. Пешеходов не так уж и много с этой стороны. Все в основном идут в парк Горького по другой стороне моста. Примерно посредине я притормозил. Когда-то в будущем с этого места можно будет увидеть уродливую конструкцию, изображающую якобы памятник Петру Первому. Дело рук творения, перехваленного во времена Лужкова скульптора и архитектора по имени Зураб. Мне он никогда не нравился. И теперь, глядя на то место, где его нет, я получаю просто офигенное эстетическое удовлетворение.

Машуня маячит рядом со мной… Вот кому хорошо. Она мне сказала, что сто лет не гуляла по Москве.

— Не могу в это поверить. Ты выглядишь гораздо моложе ста.

— Хорошая шутка, Максим. Что будем делать дальше?

— Хочу отпустить твоих врагов. Пусть идут на все четыре стороны.

Я протянул вперёд правую руку и освободил из заточения два мёртвых тела. По-прежнему держась за руки, мальчик и девочка беззвучно полетели вниз. Как романтично… Всплеск… И всё.

Стою на мосту дальше. Вот мимо меня прошли какие-то люди, не обращая ни на меня, ни тем более на призрачную девочку никакого внимания. Делаю вид, что любуюсь окрестностями.

— И всё равно… — говорю своей подруге. — Ощущение у меня какое-то неприятное от содеянного. Детишек поубивал.

— Забей! — отмахнулась Маша.

— Пытался… Не получается.

— Считай, что это я их убила! И теперь мне с этим жить… — пафосно произнесла призрачная девочка.

— Деточка! Ты уже мёртвая. И жить с этим тебе уж точно не придётся.

— Зачем ты всё время мне об этом напоминаешь?

— Просто не могу об этом забыть и всё время думаю об этом. И, кстати, о других мёртвых детишках тоже думаю.

— Забудь!

— О, кровожадная Мэри: А тебе абсолютно наплевать на них?

— Мне нравится, как это прозвучало: «Кровожадная Мэри»!

— А вот увиливать от ответа — нехорошо.

— А если я не хочу отвечать на этот вопрос?

— Значит, тем самым ты и ответила на мой вопрос. Пойдём дальше! Тут нам больше нечего делать.

28 августа 1982 года.

Москва. Киевский вокзал.

Хорошо быть молодым. В прошлой жизни я бы обязательно взял такси или опять спустился бы в метро. Но в этой, как мне кажется, мне и горы по плечу, а сто вёрст не крюк. Правда я помню поговорку, для кого сто вёрст не крюк, но это не наш случай.

Мы пешком дошли до Киевского вокзала. Я почему-то дико проголодался. Зато Машка вела себя, как ни в чём не бывало. Дошло до того, что я стал уставать от её постоянного мельтешения и попытался её урезонить.

— Маш! А ты можешь не маячить туда-сюда?

— Я тебя раздражаю? — издевательским тоном спросила она.

— Мешаешь думать.

— А о чём ты думаешь?

— Машенька! У меня есть много вопросов, на которые у меня нет ответа. Но кажется, что именно сейчас, ты хочешь подсказать мне решение одной проблемы.

— Какой? — тут же задала новый вопрос любопытная почемучка.

— Я вот долго думал, и никак не мог понять. Как сделать так, чтобы ты не исчезла на девятый день.

— И что ты придумал?

— Я пришёл к мысли, что не стоит ничего делать. Ты исчезнешь, а мне станет легче жить.

— Ты — гад!

— А ты думала, что я — плюшевый мишка?

— Ты — сволочь!

— Ещё какая…

Вот так переругиваясь между собой мы пришли к пригородным кассам. Я стал смотреть, когда будет ближайшая электричка. При этом обращал внимание, чтобы и на нашей станции была остановка. А то бывают всякие экспрессы, пролетающие мимо.

Чужой взгляд я почувствовал не сразу. А когда понял, что меня пристально рассматривает одна из цыганок, что кучковались неподалёку, то даже немного испугался. Я и раньше слышал, что среди цыган есть довольно-таки неплохие экстрасенсы разных мастей. А самое главное, что они почти все неплохие психологи. Интересно, что её заинтересовало? То, что, покупая билет в кассе, я расплатился червонцем, получив много всякой сдачи? Или то, что рядом со мной маячит призрак мёртвой девочки?

Я старался делать вид, что не замечаю такого внимания к себе, но краем глаза наблюдал за группой кочевых товарищей в разноцветных юбках…

Поймав момент, когда мою «наблюдательницу» отвлёк кто-то из товарок и она на секунду отвернулась, я спрятал Машу внутрь перстня. Причём сделал это, прервав её на полуслове… Потом извинюсь, ежели что…

Когда цыганка снова посмотрела в мою сторону, то я стоял один, читая расписание. Боковым зрением мне её было хорошо видно. Да и она стала смотреть так, как будто кого-то потеряла. И явно не меня, потому что я стоял на том же самом месте. Я понял, что это явно неспроста. Не исключено, что она и в прошлый раз смотрела не на меня, а на призрачную девочку.

Вот ведь как… Чуть не спалились. Я затерялся в толпе. До моей электрички было ещё время. Поэтому я пошёл не в сторону поездов, а в здание вокзала. И правильно сделал. Кочевые граждане старались внутрь не заходить. Похоже у них на эту тему была договорённость с местными ментами. Типа: Цыгане не лезут внутрь вокзала, а менты не трогают их на привокзальной площади. Иначе я просто понять не могу, почему ромалы так вольготно себя чувствуют, обманывая всяких деревенских, а порой и не совсем деревенских лошков возле вокзала.

В здании вокзала пахло вокзалом. Смесь запаха свежего пота, жареных пирожков и давно немытых ног. Есть чего-то тут сразу же расхотелось. Видимо, не так уж я был голоден. Побродив по вокзалу, я дождался нужного времени, и минуя места обитания цыган, сел в нужную электричку. А спустя минут пятнадцать-двадцать уже выходил на станции «Матвеевская».

28 августа 1982 года.

Москва. Круглый дом на Нежинской улице.

Дом, милый дом… По дороге от станции, я выпустил на волю свою подружку. Чтобы не ругаться почём зря, сразу же объяснил чё почём.

— А что, цыгане могут видеть призраков?

— Про них много чего всякого рассказывают.

— Максим! — начала она таким ангельским голоском, что я сразу понял, что ей от меня чего-то надо.

— Слушаю тебя, о самая кровожаднейшая из призраков….

— Хватит дурачиться! Я ведь серьёзно хочу с тобой поговорить.

— Говори!

— Ты на самом деле не хочешь помогать мне.

— Машенька! А тебе не кажется, что я только и делаю, что выполняю твои капризы…

— Осталось всего несколько дней. И я не знаю, останусь я здесь или исчезну навсегда.

— Не поверишь…. Я тоже не знаю. А ты очень хочешь остаться?

— Зачем ты задаёшь мне такие вопросы? Ты же прекрасно знаешь ответ.

— А это был риторический вопрос.

— Какой?

— Риторический. Это такой вопрос, ответа на который не требуется, ибо он и так очевиден.

— Когда ты начинаешь умничать, я сразу вспоминаю, что ты у нас старичок…

— Зато ты никогда больше не вырастешь, и навсегда останешься девочкой, которая не дожила до двенадцати лет.

— А когда ты так обидно говоришь, сразу видно, что ты ещё мальчишка, который говорит девочкам гадости…

Она отвернулась от меня. Наверное, это означало то, что она на меня обиделась.

— Ладно! Давай не будем обострять наши отношения. Они и так острые…

Молчание было мне ответом…

— Если честно, то я действительно думал на тему того, как тебе помочь…

— Правда? — с наивностью в глазах спросил наш ангелочек.

Я уже хорошо узнал этого милого чертёнка. Так что этим наивным глазам и ангельскому голоску, не верю ни на грош. Но ответить-то что-то надо. Поэтому кладу руку себе на грудь, куда-то в том районе, где бьётся сердце, и с неменьшей искренностью в голосе говорю: «Правда! Чистая правда!»

По глазам вижу, что мне не верят.

— Нет Машенька! Реально. Я думаю про это. Просто не знаю пока, чем я смогу тебе помочь…

— Ясно…

В голосе слышна грусть. Видно, что она очень расстроена этой неопределённостью. Но разговаривать дальше мы не стали, так как уже подошли к моему дому.

У подъезда на лавочке сидели три старушка. И среди них, как всегда, вездесущая баба Маня, мимо которой не проходят никакие «новости села». Увидев меня, она тут же выпалила:

— Максим! Ну, где ты ходишь? Тебя отец уже обыскался.

Я поспешил подняться домой. Маша следовала за мной призрачной тенью. А дома нас уже ждали. Ждали, конечно же, только меня одного. Но куда я теперь пойду без такой компании? Мы в ответе за тех, кому помогаем.

Народу в квартире было больше, чем надо. На кухне сидели отец и тот второй… Витёк, кажется. Толстомордый новый муж мамаши. Сама мамаша со своей вредной дочкой зачем-то шарились в моей комнате.

— И что тут такое происходит, пап?

Ответила на мой вопрос, как ни странно, вышедшая в коридор мамаша.

— Собирайся! Ты будешь жить у нас!

— Даже и не подумаю! Чем с вами жить, уж лучше в детдоме или в колонии для несовершенно летних. Думаю, что там побольше порядочных людей. Чем в вашей семье.

— Максим! — начал было отец. — Понимаешь… Когда мы разводились…

Но его перебил жирный Витя. Он, набычившись смотрел на меня.

— Да как ты смеешь оскорблять свою мать!

Тут уж я совсем с катушек слетел.

— А не пошёл бы ты к своей нехорошей маме, жирный ублюдок.

— Что-о! — взревел мордатый, наливаясь кровью.

— Что слышал, тварь… И запомни, если ты хоть раз ещё меня ударишь, это будет последний день в твоей жизни. А теперь валите из этой квартиры! Пап! Ну чего ты их не прогонишь?

— А чего ты тут раскомандовался, паршивец? — послышался визгливый голос мамаши. — По суду, ты должен был жить со мной, а твой отец обязан платить алименты.

— Разве я не платил тебе все эти годы? — как бы оправдываясь стал говорить отец.

— Папа! Что происходит?

— Максим! По закону, она права. Я буду стараться изменить это, но сейчас я ничего не могу сделать. Они написали письмо… И у меня сейчас на работе есть определённые проблемы… по партийной линии.

— Твари! Подлые твари! — не выдержал я.

— Ты на кого голос поднимаешь, щенок? — язвительным тоном произнёс толстомордый.

— На тебя, тварь жирная!

— Да я тебя! — он попытался замахнуться на меня, но…

Отец, который до этого сидел, опустив плечи, внезапно вскочил и нанёс жирному красивый сокрушительный удар в челюсть. Толстый боров отлетел в угол…

— Не смей бить моего сына! — тщательно выговаривая каждое слово произнёс отец.

— А-аа! — завизжала мелкая тварь, про которую все забыли.

Моя сводная, мать её, сестричка, появившись на кухне, как чёрт из табакерки, с визгом бросилась заступаться за своего папашу.

Я сначала и не понял даже, что произошло. Ситуация так быстро развивалась, что трудно было уследить за деталями…

Откуда у неё в руках оказался кухонный нож? Тот самый, с которым я проводил всякие опыты на своей руке… Но теперь, схватив его, она умудрилась воткнуть его в бок моему отцу.

Или ей так повезло, или эта тварь долго тренировалась в нанесении колющих ударов ножом, но попала она очень грамотно, с точки зрения причинения максимального ущерба…

Печень — это практически самый незащищённый внутренний орган, ранение которого гарантирует почти стопроцентную смерть.

Отец просто упал на пол от болевого шока, а возле него на полу стала быстро разливаться кровавая лужа…

Тут уж и у меня кукушку съехала. Единственного человека в этом мире, который меня любил, как родного сына, на моих глазах убивают…

Я даже не понял, откуда и как в моей руке появился пистолет, изъятый ловкой Машей у мелкого лейтенанта. Я машинально снял его с предохранителя и оттянув затворную рамку привёл его в боевое положение.

Первый выстрел я залепил прямо в лоб мелкой стервозине. От выстрела её просто отшвырнуло под ноги мамаши. Та попыталась что-то кричать, но я выстрелил прямо в раззявленный рот этой чужой для меня женщине. И её тоже, как будто снесло от выстрела.

Повернувшись к приходящему в себя жирному гаду, я наставил ствол пистолета на него…

— Нет! Не-ет! — умоляющим голосом обращался он ко мне, пытаясь закрыться руками.

Глупый. Разве руками можно закрыться от пули?

Я выстрелил ему в живот. Один раз… Другой. А когда он стал корчиться на полу, зажимая руками раны на толстом брюхе, то в упор произвёл контрольный выстрел в голову.

Отец ещё был в сознании, когда я попытался хоть как-то ему помочь.

— Зачем ты это сделал, сынок?

Голос его был слабым. Я пытался хоть как-то помочь ему, но похоже, что было уже поздно. Я чувствовал, как жизнь быстро покидает его.

— Прости, папа!

— Тебя теперь посадят…

— Вряд ли. Ты же знаешь, что у меня есть справка от психиатра. Да и по закону… Мне же ещё нет четырнадцати…

Он усмехнулся… И так и умер с немного кривоватой улыбкой на лице…

— Весело тут у тебя… — скептически заметила, молчащая до этого момента призрачная Маша.

Она сидела возле мёртвой тушки моей сводной сестры и с любопытством её разглядывала.

— А почему от неё душа не отделяется?

— Потому что у таких тварей нет души.

— По-моему, она есть у всех.

— Только у некоторых она такая чёрная, что подняться наверх не может, и сразу же проваливается в преисподнюю.

— А у остальных? — указала она на разбросанные трупы.

— Я не знаю. — устало ответил я.

Мне было плохо. Очень плохо. Я только сейчас понял, что сам стал невольным катализатором всего этого. Похоже, что я сам того не осознавая, спровоцировал весь этот скандал со всеми вытекающими из него последствиями. А последствий на полу уже много натекло… Скоро и наступить будет некуда, чтобы не испачкать кровью ноги.

Я вдруг поймал себя на мысли, что безумно хочу жрать… Я был голодный ещё там, на вокзале. Но там я так и не пересилил себя. Есть ту еду, что там продавали было ниже моего достоинства. А вот сейчас, сидя в компании нескольких трупов, я хочу реально жрать….

Машинально открыв холодильник, я достал оттуда несколько сосисок. Потянул-то я только одну, но за ней потянулись и остальные. Так я их и ел, очищая от целлофана одну за другой, пока они не кончились.

Маша смотрела на меня с удивлением…

— Как ты можешь есть, когда тут вокруг такое… — она обвела рукой кухню.

— Есть хочу. — буркнул я, доедая последнюю сосиску.

— Понятно… — проговорила Маша. — Что будем делать дальше?

— Не знаю. Но отсюда надо срочно уходить. Соседи наверняка слышали выстрелы. Скоро здесь будет жарко и тесно от милиции и прочих…

— И куда мы пойдём?

— Пока я не знаю куда. Зато знаю откуда…

— Откуда? — попалась на удочку Мария.

— Отсюда… — лаконично ответил я ей и пошёл собирать свои вещи.

Я забрал все деньги, которые у меня оставались. Не постеснялся обыскать и мёртвых родственников. Птичка по зёрнышку клюёт, а у меня набралось больше трёхсот рублей, считая вместе с моими сбережениями.

Забрал я и остатки золотых украшения от бабушки. Взяв в руки колье с брюликами, я безжалостно схавал все драгоценные камни. Запас магических сил мне ещё пригодится. Оставшиеся от украшений оправы, долго мял в руках, пока они не превратились в неровный комок смятого драгметалла.

Вещи мне даже и собирать не пришлось. Мамаша перед смертью постаралась. Я не стал смотреть, чего там она набрала. Просто закрыл чемоданчик с наклеенной на него биркой из лейкопластыря. На ней красовалась надпись: «М. Шварц. 2-й отряд.» Похоже, что с этим чемоданчиком, я ездил в пионерлагерь. Но скорее всего это было прошлым летом. Так как в этом году, по возрасту, я был бы в первом отряде, а не во втором. Бирку я, конечно же, сорвал.

Выглянув в окно, я увидел, что у подъезда уже стоит милицейская машина. Так что спускаться вниз не стоит.

Я поднялся наверх и вышел на крышу, через незапертую дверь. На улицу я вышел через несколько подъездов от моего. Дом-то круглый. Тут можно на любую сторону попасть…

Куда идти я и правда не представлял. В этом мире у меня больше никого нет. Ни друзей, ни родных. Хорошо ещё что сейчас лето… Хотя уже самый конец лета. Через два дня наступит календарная осень. А там: «Здравствуй, школа, новый год!»

Я быстро удалялся от дома, но не бежал, а просто шёл бодрым шагом. В Москве этим никого не удивишь. Все постоянно куда-то спешат. Я тоже спешил… Спешил убраться отсюда куда подальше. Поэтому придя на железнодорожную станцию, не раздумывая сел в электричку, которая почти сразу же с шипением распахнула свои двери для меня. Я даже и не думал, в какую сторону она идёт. Но оказалось, что идёт она не так далеко. До Киевского вокзала ехать было всего ничего.

28 августа 1982 года.

Москва. Киевский вокзал.

И вот я снова здесь. Гуляю по вокзалу… Изучаю расписание.

Можно взять билет куда подальше на какой-нибудь поезд. Перед первым сентября, никто и не обратит никакого внимания на подростка с чемоданом, который едет куда-то. Куда? Домой. От бабушки или ещё от каких-то родственников. Ведь скоро в школу. Отдых уже закончился.

Конечно, большой поток деток едет с юга на север. А я решил, что можно и на юг махнуть.

— Машунь! Хочешь не море?

— Хочу!

— Какие проблемы? Поехали!

Я подошёл к кассе дальнего следования, и протянув деньги сказал.

— Один взрослый. До Анапы…