— Папаша года? — Роман усмехается. — Лер, давай ты свой сарказм снизишь, м?
Я аж задыхаюсь от его ответа и буквально выпучиваюсь на него.
Вот это наглость.
— Стоп, — у меня голос вздрагивает яростью, — ты ждешь, что я буду с тобой заискивать? Или что? Может, мне тебя в жопу поцеловать за то, что ты трахался на стороне.
— Тон сбавь, — цедит сквозь крепко-сжатые зубы. — Мы с тобой пришли к тому, что разговора у нас не получится, поэтому давай-ка учиться вести беседу с нейтральной позиции. Да, больно и обидно, Лера, но иди и обсуждай это с психологом. Или с подружками.
Охренеть.
Вот это мой муж, который в свое время вытирал мне слезы, целовал глаза и прижимал к себе со словами, что все будет хорошо? Что я его сокровище?
— Что происходит? — Я все же решаюсь задать этот вопрос. — Что с тобой? Почему ты сейчас такой?
Он меня разлюбил? Нелюбовь она ближе к равнодушию, а тут, я бы сказала, расцвела ненависть ко мне.
Презрительная ненависть, будто это я изменила, залетела от другого мужика и разрушила семью.
— Ты о чем конкретно, Лер? — Роман изгибает бровь. — Уточни, будь добра.
— Я про твое отношение… — чувствую себя неловко под тяжелым и прямым взором Романа. — Про то, как ты со мной говоришь…
Раньше взгляд Романа согревал, а сейчас я его страшусь.
— Мы почти в разводе, Лер, — Роман пожимает плечами. — Скоро ты перестанешь быть мне женой, а с бывшей женой я буду стараться говорить нейтрально и потребую того же от тебя. Эмоции только помешают нам выстраивать отношения в рамках того, что мы теперь связаны только дочками. Я бы был готов к твоим истерикам, крикам, скандалам, пусть частым и на протяжении долгих лет, но при условии того, что остаемся вместе.
— Смешно, — я могу ответить только это.
— Смешно? А что ты не смеешься?
Меня начинает буквально трясти от Романа. Обратился из заботливого мужа, который мог терпеть мои многие закидоны, в циничное чудовище.
— То есть… Если больше не жена, то можно со мной как с дерьмом говорить?
— Я лишь попросил тебя сменить тон, — Роман поправляет галстук, устало глядя на меня. — Я повторяю, Лера, если ты не со мной и если я не вижу того, что мы будем вместе, то я от твоих истерик завожусь, — не моргает. — Как, блять, мне, — понижает голос, — еще тебе объяснить, чтобы ты перестала меня провоцировать на глупости? Я тебе прямо говорю, я слетаю с катушек, Лера.
— Так, может, тебе стоило остаться в машине и там дождаться Алинку?
— А, может, ты перестанешь указывать, что мне делать?
Смотрю в сторону и замолкаю.
Так-то он прав. Мне надо избавиться от эмоций, которые лезут из меня ехидством, отвращением и кривыми ухмылками.
Я хочу укусить романа побольнее, но он не позволит мне этого сделать. Да и смысла в этом никакого нет.
— Алина пытается проконтролировать ситуацию, — вздыхает Роман. — Это же и так понятно, Лер. Проконтролировать меня из-за страха, что я забуду о ней. Что со временем она станет мне не нужна.
Я хмурюсь. Как же Алинке сейчас страшно.
— А ты мама, Лер, — продолжает Роман. — Ты никуда не денешься. Тебя не надо контролировать и быть постоянно на виду, чтобы ты любила. Чтобы ты заботилась и чтобы в этой заботе не забыла, что у тебя есть дочь. А у тебя, наверное, мысли о том, кто кого любит больше?
Перевожу взгляд на Романа:
— Нет. У меня мысли о том, что я пропустила ее важный первый год, Рома, — отвечаю честно. — Что та связь, которая должна была быть у нее со мной, окрепла с тобой. И неважно, что ты сделаешь. Она всегда будет рядом.
— Если ты права, то эта связь у тебя с Варей.
— И это уничтожает наших дочерей, — в отчаянии шепчу я. — Они должны быть вместе, а иначе они потеряют друг друга, Рома. Оставь Алину со мной. Поступи жестко и даже жестоко, Ром. Брось ее, откажись.
Он же должен проникнуться моими словами. Он же должен понимать, что надо спасать наших девочек и что теперь он не имеет права называться их отцом.
— Ром, я тебя очень прошу. Пусть это станет твоим искуплением.