Варя насупленно смотрит на свидетельство о расторжении брака. Часы на стене зловеще тикают.
Тик-так.
Тик-так.
За окном тоскливо и пасмурно.
А когда мы с Романом официально вступили в брак, то было солнечно. Ни одного облачка на небе, а сейчас оно затянуто тяжелыми серыми тучами, которые никак не выпустят из себя дождь.
Варя касается указательным пальцем уголка свидетельства, хмурится, а после одергивает руку и молча встает.
Отворачивается от меня, но не уходит.
Сжимает кулаки и медленно вдыхает.
Наверное, и она не верила в то, что мама и папа действительно разведутся. Подростковая надежда ярче и упрямее взрослой.
— Варя, — вздыхаю я.
Мне бы встать, подойти и обнять дочку, но у меня нет сил. Меня будто придавила бетонная плита. Я вообще хочу сейчас лечь у стола, лежать и наблюдать за секундной стрелкой.
Тик-так.
— Варя, все будет хорошо.
— Не будет, — обреченно шепчет она и сжимает кулаки крепче. Аж вздрагивает. — Без папы не будет…
Закрываю глаза.
Вышла бы я за Романа, зная, что меня ждет в браке с ним через пятнадцать лет?
Я бы, наверное, совсем не вышла бы замуж. Родила бы для себя от случайного мужчины и тихо-мирно жила бы.
— Варя, — открываю глаза и смотрю в поникший затылок дочери. — Я, конечно, могла принять решение твоего папы надеть накладной живот, сделать вид, что это ваш братик, придумала бы небылицы, в которые бы вы и все другие поверили…
Варя оглядывается, и я по ее глазам вижу, что я зря была с ней честной. Она бы предпочла ложь и иллюзию того, что в нашей семье все хорошо и что будет внезапное пополнение.
И я понимаю ее, потому что сейчас я сама не хочу сидеть за столом, на котором лежит свидетельство о расторжении брака.
Но это есть цена честности и правды.
— Накладной живот? — едва слышно повторяет Варя.
— Да.
— Папа не хотел развода?
Выдерживаю секунду молчания. Какова вероятность того, что в груди Вари сейчас прорастает росток разочарования во мне, как в матери, которая могла спасти ее мир.
— Нет, не хотел, — честно отвечаю я, — но такое предложение, Варь, меня оскорбило, как жену. Как женщину. Как мать. Это его ребенок. И это последствие его ошибки.
Слабо звучат мои оправдания.
Варя могла бы меня понять, будь постарше и будь у нее опыт в отношениях. Сейчас она смотрит на меня с позиции испуганной девочки, которая лишилась отца и младшей сестры, с которой она была очень близка.
После моей исповеди она теперь знает, что я могла предотвратить трагедию ее подростковой жизни. Сыграй я в игру Романа, то Алинка бы была рядом, и они бы даже не подозревали о том, что на самом деле происходит.
— Представь, что мальчик, который тебе нравится…
— Мне никто не нравится, — тихо отвечает Варя и не отводит от меня укоризненного взгляда.
— Ладно, — прячу свидетельство о расторжении брака в папку, — давай попробуем иначе. Представь, что твоя подруга Лена…
— Я с ней больше не дружу.
— Дослушай меня! — повышаю голос. — Не перебивай. Представь, что твоя подруга Лена втайне от тебя пошла гулять с другими девочками! С теми девочками, с которыми у тебя вражда. Лена хорошо погуляла, но наступила в собачье говно! И приходит к тебе и говорит: Варь, мы же такие хорошие подруги. Помой мои туфли о собачьего говна!
Я резко замолкаю, потому что так громко кричу, что сводит голосовые связки. В горле начинает першить.
Я все-таки сорвалась.
Варя молчит.
— Прости, я не должна была так кричать, — прижимаю холодную ладонь ко лбу. — Варюш, мне сейчас сложно, а ты ведь уже девочка взрослая.
— Я хочу сегодня к папе, — голос у Вари бесцветный, — и Алинке.
— Что? — сипло спрашиваю я. Мне словно дали резкую и пощечину. Замираю. — Зачем?
Вот и вторая дочь решила сбежать от истеричной матери?
— Ты же говорила, что я могу видеться с папой, — бесцветно шепчет Варя. — Приезжать в гости. Ночевать. И даже жить.