Глава 7. Подумай

— И ты его выгнала? — вопрошает моя мама, а я размазываю слезы по лицу.

Она стоит передо мной с веником и совком. Я так ромашки и осколки вазы не убрала.

После вспышки агрессии у Романа я заперлась в ванной. Дождалась, когда он уйдет, и позвонила маме.

Сейчас я понимаю, что это было не лучшее решение, потому что вижу в глазах мамы совсем не сочувствие, а панику.

— Мам, у него любовница… И он… Мам, — я теряюсь от ее обвинительного вопроса, — он предложил…

— Не надо повторять, — мама хмурится. — Я с первого раза все расслышала.

— Он мне изменял! — Я повышаю голос в желании достучаться до матери хотя бы криком. — Ты меня слышишь? Господи! Мама! Я понимаю, он твой любимый зять, и вообще золотой мужик, но он, — повторяю по слогам, — мне изменял! И шлюха эта залетела!

— И ты его отпустила к этой шлюхе, да?

— Что?

Какой-то день сегодня дурацкий. Либо я отупела, потому что не понимаю ни маму, ни Романа.

— Да пусть катится, — обескураженно шепчу я. — Я не буду с ним после такого.

— То есть я правильно понимаю, что ты его насовсем выпроводила, так? — мама неодобрительно прищуривается.

Недоуменно моргаю. Я, может, не заметила и попала в зазеркалье?

— Лер, — мама откладывает на пол к куче осколков и ромашек вени и совок и садится за стол, — пожури его, помотай нервы, припугни… но не рви окончательно…

— Мам, что ты такое говоришь?

Мама отворачивается, смотрит в сторону и хмурится сильнее, а затем переводит на меня мрачный и тяжелый взгляд:

— Ты сама сказала, что он не хотел уходить, — почти шепчет и будто на грани слез. — Да, он предложил разрулить ситуации по-мужицки, но… Лер, ваш третий ребенок был бы тебе в любом случае не родным. Ведь так?

— Не начинай…

В груди поднимается злость. Вот сейчас я понимаю, к чему мама клонит, и я хочу ее заткнуть. Не просто словами, а кулаками.

Она касается очень больного вопроса, в котором я чувствую свою слабость и уязвимость, как женщина.

— Выбор донора и яйцеклетки и сурогатной матери… — стараюсь говорить спокойно и твердо, но пальцы дрожат.

— Да, есть разница между этим и беременной любовницей, — мама кивает, — но давай будем честными, Лер, мужики часто срываются. И знаешь… Ты о себе подумала?

— Вот я о себе и подумала.

Мама опять молчит. Сжимает губы до тонкой ниточки и многозначительно вздыхает. Пауза слишком затягивается. Вероятно, за не последует очень неприятные слова.

— Лер…

— Мам, ты хорошо подумай, прежде чем говорить.

— Лер, ты же сама должна все понимать, — мама игнорирует мое предупреждение. — Новых серьезных отношений в твоей жизни может теперь и не быть.

— Мама, — цежу сквозь зубы.

— Ты не сможешь родить новому мужчине общего ребенка, — мама даже не моргает сейчас. — И обычно мужчины боятся… Боятся женщин, у которых…

— Прекрати, — у меня дергается лицо в гримасе гнева.

— А Рома ведь принял такой, какая ты есть. Он любит тебя, — продолжает говорить мама. — Да только благодаря ему ты жива, Лера. Это он вытащил тебя. Он тащил тебя, дочек… Да любой другой бы уже сбежал, Лера.

— Это было тогда…

— Это всегда с вами, — мама цепко вглядывается в мои глаза. — Да какому мужику будут приятны все эти разговоры и планы про донорскую яйцеклетку, суррогатную мать? Будь честной, Лер, — делает паузу, — если у тебя будут мужчины, то только на что-то несерьезное.

Смахивает со стола воображаемые крошки и вновь смотрит на меня:

— Поэтому не руби ты так скоро, доча. Нервы помотай, да, приструни.

Калека и пустышка. Вот кто я в глазах матери, и у нее одно беспокойство, что я останусь без мужика.

Если Роман пошел налево, то верить другому я точно не смогу.

— Нет бы меня поддержать, мам, — горько усмехаюсь я. — Обнять, поплакать вместе со мной и согласиться, что Роман козел и урод, а ты меня решила допинать?

— А о дочках ты подумала?

— Обалдеть, — откидываюсь назад и обескураженно взираю на маму, которая поправляет ворот скромного бежевого платья в мелкий цветочек. — То есть ты считаешь, раз я не могу больше рожать, то мне можно изменять.

— Я не говорила этого, — с осуждением качает головой. — Ты не переиначивай мои слова. Я прошу тебя все взвесить на холодный ум, Лера. Я очень боюсь, что если не будет рядом Романа, то ты опять нырнешь в болото. И кто в этот раз будет тебя спасать?

Смеюсь. Вот после таких речей, в которых меня выставили обузой для Романа, я должна воспылать решением понять и принять измену с внебрачным ребенком?

Неужели у Романа были такие же мысли на это счет?

И, может, именно тот факт, что я неликвид на рынке фертильных женщин, и подарил чувство безнаказанности моему мужу?

Проглочу из-за страха остаться одной без мужчины.

— Мам, я зря попросила тебя прийти, — устало поглаживаю лоб.

Все, плакать больше не хочется. Мне противно и муторно.

— Я твоему отцу пока не буду ничего говорить, — мама встает и оправляет подол платья. — Может, вы еще помиритесь. Погавкаетесь, разбежитесь на пару недель, а потом…

— Нет, — поднимаю взгляд. — И одна я не останусь. У меня есть дочери.

— А если они примут сторону отца? Они его любят, Лер, и у них крепкая связь. Младшую так он вообще сам выкормил, — вздыхает. — Поистери, покричи, но держи его на коротком поводке, а то потом, Лер, выть будешь.

Загрузка...