После смерча

XIV

Горе не ходит одно, оно, словно бацилла, попавшая в благоприятную среду, ослабляет организм, куда может проникнуть любой микроб.

Семью Валентиков горе подстерегало на каждом шагу. Мало того, что отец в таком тяжелом состоянии, а теперь еще и Вера получила сообщение от начальника штаба части, где служил ее суженый, что майор Михаил Евстафьевич Синицын погиб в Маньчжурии и похоронен со всеми воинскими почестями.

Взволнованное и радостное письмо от Романа Надя никому не показала. У Веры такое несчастье, зачем же радость свою всем показывать. Надя уже несколько раз бралась за ответ, но о чем она будет писать? Про Верины слезы, брань матери, стоны отца? Чем может Роман помочь? О личной жизни тоже писать нечего…

Как-то в воскресенье к Наде зашла дочь учительницы, поселившейся недавно в освобожденном под квартиру классе, и пригласила вместе пойти в парк. Когда они прогуливались по аллее, к ним присоединился мужчина. Ему с виду, наверное, было за тридцать. Надя и думать не думала, что может его заинтересовать. Во всяком случае, ей он вовсе не понравился: невысокого роста, с большим животом, маленьким приплющенным носом, блеклыми, невыразительными глазами. Заговаривал он в основном с Надей, считая, видно, Надину спутницу слишком молоденькой для него. Надя уже хотела сказать ему, чтобы шел гражданин своей дорогой, но он неожиданно признался, что хорошо знает ее и Романа. Мелькнула мысль, что это его знакомый, и она сдержалась. А тот продолжал расточать Наде комплименты.

— Я совсем недалеко живу от вас и часто по вечерам специально выхожу на улицу, сажусь на лавочку, чтобы полюбоваться вами. Раньше вы чаще гуляли по моей улице, а в последнее время что-то не видать, — говорил мужчина.

— Вы знаете Романа? — спросила Надя.

— Да, хорошо знаю.

— И знаете, куда он поехал?

— Да. Он партизанил в наших краях.

Надя посмотрела на него более внимательно. «Он наверное, был с Романом в партизанах», — подумала она.

— Будем знакомы, — предложил он.

— Валя, — вполголоса ответила девушка.

— Надя.

— Раньше, знаете, люди неграмотные были. Вместо того чтобы самим дать имя ребенку, родители в церковь бежали. А поп в книгу с именами глянет и то, что у него на очереди, и назовет. Вот и выпало мне — Исидор.

— Так ведь такого имени нет, — заметила Надя. — Сидор, наверное.

— Это когда я в институте учился, мне там букву «и» приставили. Мама моя рассказывала, что у нее в роду кто-то с большим носом оказался, поэтому девичья фамилия ее — Носова. А по отцовской линии с незапамятных времен все плотниками были. Вот их Косяками и прозвали. Я и есть Сидор Косяк.

Наде хотелось говорить о Романе, и она спросила:

— А как понимать фамилию Зимин?

— Зимин? — повторил Косяк. — Очевидно происходит от холода, чего-то зимнего.

— Ой, чушь это все!

Косяк понял, что не стоит, не пришло еще время, чтобы наговаривать девушке на ее парня. Надо выведать, куда он уехал, где сейчас, тогда станет ясно, как действовать дальше. И он спросил:

— А куда уехал Роман и надолго ли?

— Если он, как вы говорите, ваш знакомый, вы и должны об этом знать, — Надя подозрительно посмотрела на Косяка.

— Мой земляк, учились вместе, но в последнее время мы почти не виделись. Хотел бы иметь адрес Романа, написал бы ему.

Не хотелось Наде говорить, но потом передумала и сказала.

— О, высшее мореходное. Там не менее пяти лет учиться надо, а закончит — поминай как звали. По морям, по волнам, нынче здесь, завтра там, — с усмешечкой произнес Косяк.

— Что это значит?

— А это значит, что семьи у них никогда не бывает. В каком городе остановится, там и жена. Не то что я, инженер, могу на одном месте всю жизнь просидеть.

— Ничего подобного. Он учится на судоводительском отделении. А капитан дальнего плавания имеет право брать с собой и жену.

— Это точно, он парень бравый. У него будут жены и на море и на суше.

— Плохо же вы думаете о своем товарище, — вспыхнула Надя.

— Почему? И я бы на его месте таким был.

— Вы, наверное, по себе и судите.

— Был бы он на моем месте, мог бы стать примерным мужем.

— Это вы — примерный муж? Оставили жену, а сами по парку бродите, — Надя и ее спутница рассмеялись.

— Если бы я был женат, то здесь не бродил бы.

— Боже мой, и до сих пор не нашли себе жену, — притворно вздохнула Надя.

— Представьте, не нашел. Вот уже почти два года знаю вас и уверен, что лучшей не встречу.

Надя не понимала, куда клонит Косяк, но чувствовала, что вяжется он к ней не напрасно. Если правда, что он интересуется ею на протяжении двух лет, значит, ему кое-что известно и о Романе. Она напишет Роману и спросит в письме, знает ли он некоего Косяка.

— Скажите, а вы сами откуда будете? — спросила Надя.

Косяк самодовольно ответил:

— До моего дома отсюда рукой подать, в двадцати километрах от города.

— Роман партизанил в ста километрах от нас.

— Ну и что? — Косяк не понял, к чему она это сказала.

— А я думала — вы с ним в партизанах были?

— Я в партизанах не был.

— А где же, в армии?

— Нигде.

Надя незаметно толкнула свою спутницу, показывая всем своим видом, что ей неприятно общество этого человека.

— Пора домой, — обратилась Надя к ней, — уже темнеет.

— Да и мне пора идти, нам ведь по дороге.

— Мы вас не задерживаем.

— Позвольте мне проводить вас.

— Спасибо. Нам и вдвоем не скучно.

Косяк все же попытался взять их под руки, но девушки, громко рассмеявшись, убежали вперед.

«Ничего, ничего, если надо, подожду еще два года, но своего добьюсь», — думал Косяк, идя вслед за ними. Он знал, что Надя живет в школе. Вот только в какой комнате? Когда девушки вошли в подъезд, подошел ближе. Вскоре в крайнем окне второго этажа загорелся свет.

Назавтра Надя получила еще одно письмо от Романа. Он писал, что их интернат обнесен каменной стеной и что курсантов отпускают в увольнение по специальным пропускам. А ему, поскольку он назначен командиром роты, предоставлено право бывать в городе свободно. На этой привилегией он пользуется мало, так как приходится много заниматься. Как привел утром роту в училище, так до самого вечера оттуда и не выходит. Только на английский язык семьсот часов в год по программе положено.

Сегодня на лекции Надя решила написать ответ Роману. Она расскажет ему о встрече с его лжезнакомым. Но Роман спрашивает о Вере, интересуется, получает ли от Миши письма, просит передать ему привет. И снова не решилась ему написать. Правда, несколько раз начинала, но уже первые строчки казались холодными, сухими, совсем не похожими на те, что пишет ей Роман. Все-таки на лекции она не будет писать. Подругам вроде бы безразлично, а сами нет-нет, да и заглядывают к ней в тетрадь. Придет домой и напишет.

Из института Надя шла не обычной своей дорогой. Решила пройти по тем тихим улочкам, по которым они с Романом часто гуляли. «Откуда же Косяк мог наблюдать за нами? — подумала Надя. — И какая я недогадливая. Если бы он действительно знал Романа, зачем же ему нужно было наблюдать за нами со стороны, взял бы и подошел. Ведь Роман всегда меня знакомил не только со своими друзьями, но и с товарищами по учебе. Где же та скамейка, на которой все это время просиживал Косяк? На тех улочках, где они гуляли, никаких скамеек нет. Он, наверное, откуда-нибудь из-за угла следил. Инженер, солидный человек, а чем занимался. Мы тут с Романом, можно сказать, на каждом шагу целовались, а он подглядывал». Надя улыбнулась про себя и заторопилась домой. Вот сейчас придет, поужинает и сразу же напишет письмо.

Напрасно Надя переживала, не решалась написать Роману из-за того, что не было сил признаться, в каком теперь положении ее сестра. Ведь только люди с нечистой совестью могут использовать в своих корыстных интересах тяжелое положение других.

Переступив порог своей квартиры, Надя от неожиданности даже книжки из рук выронила. «Этого еще не хватало!» — она с удивлением воззрилась на Косяка, который, как ни в чем не бывало, сидел подле отца. Нижний конец занавески был заброшен вверх на веревку, чтобы угол, где лежал отец, оставался открытым. Мать в задумчивости сидела у стола.

— Добрый вечер, — Косяк встал со стула и поклонился Наде. — Я к вам в гости.

— Гостям мы всегда рады, но вас, простите, мы, кажется, не приглашали, — отрезала Надя и, собрав с пола книжки, ушла в другую комнатку. Там сидела Вера. Она пальцем подозвала Надю к себе и только хотела ей о чем-то сказать, как из-за ширмы послышался голос Косяка.

— Можно к вам? — и он, раздвинув ширму, вошел. — Ну, что там новенького у вас в институте?

— Какое вам дело до института, а если и есть — сходите туда и выясните. Вас ведь сюда никто не приглашал, как вам не стыдно?.. — поморщилась Надя.

— Ну, как же, ведь я с твоим отцом хорошо знаком, — хотел было сесть на своего любимого конька Косяк.

— Оставьте, вы так же знаете отца, как и Романа. Зачем же вы людей обманываете?

— Да вы сами спросите своих родителей, знают ли они меня?

— Я вас не знала и знать не желаю.

— А я вот билеты на «Свадьбу в Малиновке» взял, думал, сходим.

Надя резко повернулась и, хлопнув дверью, ушла из дому.

— Вы сестра? — обратился Косяк к Вере. — Вы должны повлиять на Надю. Чего она ждет — у моря погоду?

Вера ничего не ответила.

— Ух ты, надо еще в клуб сбегать, билеты продать, — посмотрел на часы Косяк. — Я скоро вернусь.

Косяк ушел. Мать подошла к Вере, села рядом.

— Куда она, дуреха, голодная убежала? Послушай, дочка, мне думается, что не стоит Наде гнушаться таким человеком. Внешность, правда, у него неважнецкая, но ведь мужчина есть мужчина.

Вернулась Надя.

— Ушел женишок… Ну, и слава богу. Я слышала, как от нас кто-то вышел. Если б остался еще торчать здесь, у Вали бы переночевала. Он, оказывается, сперва к ней заходил, спрашивал, где, мол, я живу. Чудак человек.

— И совсем он не чудак, доченька. Человек солидный, и намерения у него серьезные. Сколько же можно тянуть? Война кончилась, а годы проходят. Вот в войну не женился, понимал, возьмут на фронт, убьют, а семья — мучайся потом.

— Он скоро вернется, — сказала Вера. — Пошел в клуб билеты продавать.

— Обрадовала, нечего сказать. Если придет, все равно из дому уйду. Инженер, называется, билетики побежал продавать. Я как-то к семинарским готовилась и не могла пойти, так Роман тут же порвал билеты и в мусорное ведро выбросил.

— Сразу видно человека, — снова завела свое мать, — он знает, что копейка рубль бережет, бережливый, значит. Мне такие качества по душе. К Роману у меня претензий нет, но ты что-то утаиваешь от меня, не говоришь всей правды. А Роман, что и говорить, парень молодой, красивый. Таких, как ты, там в городе сотни и тысячи, выбирай любую.

Надя упала лицом в подушку.

— Отстаньте от меня, — зарыдала Надя, — господи, куда сбежать от такой жизни?..

— Матери хочется, чтоб ее дочке хорошо было. Не зря, видно, говорят: стерпится-слюбится. Одна все убивалась, немного отошла, слава богу, так теперь другая вместо нее слезы в подушку льет. У Веры хоть причина есть, а ты что? Ты ведь даже не знаешь, о чем он тут рассказывал. У него дом девять на двенадцать, и совсем близко от города.

— Ну, конечно, ты там была и измерила, — всхлипывая, проговорила Надя.

— Там у него только старенькая мать живет. А хозяйство, только позавидуешь: корова, свиньи, гуси, куры. Все это он перевезет сюда, и мы к нему жить перейдем. Об этом и отцу сказал.

— Правильно мать говорит, правильно, — послышался хриплый голос отца. — О, доченька, я никогда бы не стал поддерживать мать, если б Роман остался здесь работать. Славный парень. Многих я людей повидал на своем веку и прямо тебе скажу — парень на редкость. Но, как видно, не наше это счастье. Его дочки генералов и адмиралов подхватят. Думал, легче мне будет в землю ложиться, если станет он моим зятем. Но не судьба, доченька…

— Слышишь, что отец говорит, мы ведь не договаривались. А этот человек побывал у нас, посмотрел, как мы живем, и сразу же перешел к делу, сказал, что по отношению к тебе у него самые серьезные намерения, отцу документы свои показал. У него там в распоряжении и машины, и рабочие.

— Вот пусть он ими и командует, а вам-то он зачем? — Надя заметно волновалась. — Главное, что он надумал жениться, а на то, нравится он или нет, ему наплевать. Подождите, может, за какой-нибудь месяц он и вам порядком надоест.

— Не бойся, он парень культурный и не такой уж глупый, как тебе кажется, — сказала Вера.

— И ты за него? Какой же он парень, пень старый, — Надя зло посмотрела на Веру.

— Не такой уж и старый, тридцать два года, — ответила Вера.

— Совесть у тебя есть? Вот напишу Роману. Ты поступила бы так?

— Не знаю, если бы ты оказалась на моем месте, может быть, именно так и поступила. Тут главное, на что можно надеяться. Я не думала, что Миша погибнет, а ты уверена, что Роман через каких-нибудь пять лет приедет и заберет тебя с собой? Ты веришь в это?

Надя немного помолчала, вздохнула и не совсем твердо сказала:

— Уверена.

— А ты уверена, что мы все выдержим такую жизнь на протяжении пяти лет? Только ты имеешь возможность найти выход из этого положения, поддержать всех нас.

Надя очень жалеет отца, мать, Веру и Романа. О, если б она могла поручиться за Романа, что он закончит учебу и приедет за ней! А так что? Закончит, а там практика. Если бы эта практика проходила на суше, а то ведь уйдет на полгода в море. Пока хорошо не устроится, не возьмет ее к себе, оставит в одиночестве на берегу. «Иное дело, если женится на местной девушке, которая живет там со своими родителями. Так, наверное, и будет», — подумала Надя. Оставить институт и пристроиться где-нибудь официанткой, тогда она, пожалуй, сможет поддержать родителей. Эти Надины мысли перебил стук в двери. Опершись руками на кровать, она быстро поднялась. «Нет уж, миленький, скорее кукиш увидишь, чем мои слезы», подумала Надя, поправляя подушку.

— Билеты чуть ли не с руками оторвали, а ваша Надя не захотела идти, — переступая порог, говорил Косяк. — А куда это Надя снова собирается?

— Да вам-то какое дело? — не сдержавшись, резко ответила Надя.

— Ты что, не можешь нормально поговорить с человеком? — вступилась за Косяка мать.

— Вот вы и говорите, а я с ним вчера наговорилась, — уже с порога ответила Надя.

Косяк как будто и не очень пытался задержать ее. Он был доволен и самим собой, и тем впечатлением, которое произвел на ее родителей. Любить можно по-разному. И разница эта особенно заметна в том случае, когда одну любят двое. Нельзя было сказать, что Косяк не влюбился в Надю так же, как некогда Роман — с первого взгляда. Когда он впервые увидел ее, сразу же задался целью жениться на ней. Он не стремился жениться на богатой. Считал себя достаточно умным и опытным, чтобы вести семейные дела. Главным для него было — жениться на красивой девушке. Подобное решение возникло у него несколько раньше, когда привел в дом молодую хорошенькую крестьянскую девушку. И что же? Та оказалась просто дурочкой. О чем бы ей ни говорили — все смеялась в ответ, а когда он или мать называли ее дурой — ревела на чем свет стоит. А потом заладила одно и то же — хочу, мол, домой, к матери. Ну и катись, дуреха…

Теперь ему очень понравилась Надя. Девушка как-никак городская, в институте учится, а уж такая красавица, какой ни в деревнях окрестных, да и тут, в городе, не встречал ни разу. Но мешал ему Роман. Косяк даже отыскал в техникуме парня, который был из того же сельсовета, что и Роман, и подружился с ним. Тот обо всем и докладывал Косяку: сколько Роману осталось до конца учебы, кто его девушка. Но дружок закадычный не всегда все точно знал. Ходили, например, слухи, что Роман женился на прокурорше, но Косяк убедился, что это не так, сам неоднократно видел, что Роман продолжает встречаться с Надей. Ему, крепко уцепившемуся за броню «специалисту», даже хотелось, чтобы война еще продлилась некоторое время. А вдруг все же заберут Романа в армию?

Косяк очень обрадовался, когда увидел, в каких условиях живут Надя и ее родители. Более подходящих условий, где он, наладив относительно обеспеченную жизнь для Нади, сможет почувствовать себя хозяином положения, пожалуй, и не сыщешь. И никуда она не денется. Оденет ее, как королеву, и она будет украшать его жизнь. А средств у Косяка на это хватит. Он в партизаны не пошел, сидел тихо и спокойно, даже бородку себе отпустил. Пусть попробует кто сказать, что он не чистейшей души человек, что он, как и все, не ждал освобождения. Его даже теперь проверяли, но никто ничего дурного о нем не сказал.

У него и огород, и дом, и скотина — все уцелело. Когда наши турнули немцев, те промчались мимо деревни на такой скорости, что Косяк их даже и рассмотреть не успел. Теперь ему только и жить. Женится, и сразу горисполком квартиру даст. Ему уже обещали.

Вот только одна заноза сверлит мозг, бередит душу Косяку — это жена бывшего начальника полиции. Его, собаку, партизаны казнили, а ее не тронули. Она, конечно, ничего плохого никому не сделала, но все-таки лучше, если бы и ее прибрали. Ведь она, единственная, знает, что Косяк помогал начальнику полиции. И денег у них, врагов лютых, хватанул тогда немало.

Мать Нади рассказывала о жизни во время войны, а Косяк неотступно думал о своем. Наконец он высказал мнение о предстоящей женитьбе:

— Надя, наверное, думает, что я буду к ней относиться иначе, чем Роман. Она просто привыкла к нему. И поймите меня правильно и Наде объясните, что Роман ничем свою любовь подкрепить не может. Одними поцелуями семейную жизнь не наладишь.

Надя сидела, сидела у соседки и не выдержала. Тихо вошла и прошмыгнула между матерью и Косяком за ширму. А Косяк продолжал:

— Материальная основа — венец всему, как отдельной семье в частности, так и обществу в целом. Нет материальной основы, нет и государства, а не только семьи. Материальная основа — это базис, а любовь — надстройка.

Надина мать хоть и не все слова понимала, но суть, смысл ухватила и потому согласно кивала головой. Косяк замолчал, прислушиваясь к тому, что происходит за ширмой. Неужели Надя не выйдет, не поговорит с ним? Правда, уже двенадцать часов ночи, она уже спать легла. Вот и пружины кровати заскрипели. Косяк встал со стула, прошел за ширму и упал на колени возле кровати. Из передней сквозь ширму тускло сочился свет. Вера спала с краю кровати, положив поверх одеяла оголенную руку. Косяку показалось, что это Надя, и он, схватив руку Веры, стал лихорадочно целовать ее.

— Надя, я прошу твою ручку…

— Кто это, что такое? — вырвала руку Вера.

Надя, прикрывая грудь одеялом, села на кровати.

— Мама, проводи этого человека и ложись спать.

— Прошу извинить меня, хорошо, хорошо, я уйду. — Косяк отскочил от кровати. — До свидания…

Ответила ему только мать.

В эту ночь Надя долго не могла уснуть. Неужели и вправду можно привыкнуть к человеку, который тебе безразличен, даже внешность которого противна тебе? Но ведь многие выходят замуж за некрасивых и нелюбимых, а потом, говорят, вроде неплохо живут с ними. Надя даже попыталась расспросить у Веры, что та чувствовала, когда Косяк поцеловал ей руку выше локтя. Но та ничего не ответила, только пробубнила, чтобы спать ей не мешала. Но Надя проявила настойчивость, и Вера сказала:

— Ничего, смерть страшней. Ради того, чтобы Миша в живых остался, я бы за другого замуж вышла. Вот и ты выходи за Косяка, всем легче жить станет.

Надя умолкла, задумалась.