Последний день лета

Глава 8 Дело житейское

В директорском кабинете сидели двое: следователь Богданов и Александр Иванович Гуров. Дверь открылась, и они оба обернулись.

– Здравствуйте. – Ульяна вошла в кабинет и остановилась, определяя, куда лучше сесть. По другую сторону стола, напротив Гурова, – все равно что отречься от него. Рядом с ним – значит, не видеть его лица. Она села наискосок, чуть в стороне, как сделал бы сторонний наблюдатель, который не способен повлиять на ситуацию.

– Здравствуй, Ульяна. – Гуров хмуро кивнул, открыл бутылку с минеральной водой и выпил прямо из горла.

– Вы опоздали, – бесстрастно констатировал Богданов. Его глаза неотрывно глядели в сторону, а пальцы поигрывали карандашом.

– Простите.

– Начали без вас. Повторяться не будем, вникайте.

– При чем здесь Ульяна? – недовольно спросил Гуров. – Я бы не хотел…

Богданов его прервал:

– В свое время вы сами настаивали, чтобы она принимала участие в расследовании.

– Я говорил про гробы.

– Кроме вас есть еще Тягачев. Это его распоряжение.

Гуров склонил голову и горестно покачал головой:

– Просто не верится…

– Продолжим. – Следователь передвинул тяжелое пресс-папье и, словно желая сосредоточиться, взял со стола бронзовую птичку, покрутил ее в руках и посмотрел на Ульяну: – Это зачем здесь?

– Мой брат их собирает. – Она перевела взгляд на стеллаж с коллекцией птичьих фигурок. – Вон их сколько.

– Понятно. – Богданов выдержал паузу и наконец обратился к Гурову: – Итак, вчера в девять утра вы отправились к реке и находились там примерно до половины двенадцатого.

– Да.

– Зачем?

– Дурацкий вопрос.

– Отвечайте!

– У реки я дышал свежим воздухом.

– Два с половиной часа?

– Время летит быстро.

– Когда вернулись к главному корпусу, в фургон заходили?

– Я уже говорил: в фургон не заходил. Вернулся в номер и сразу лег спать.

– Не интересовались, где ваша жена?

– Зачем? – Гуров с иронией взглянул на Богданова. – Я был пьян.

– То есть…

– А то вы не знаете! Сначала выпил на берегу, а вернувшись в номер, догнался.

– Ага… Кто может подтвердить, что все это время вы провели у реки?

– Я никого не встретил.

– Это плохо.

– Да что уж хорошего. Все одно к одному, – крякнул Гуров.

Богданов записал несколько слов в протокол.

– Теперь поговорим о вашей ссоре с женой…

В ответ на эти слова, генерал с размаху стукнул кулаком по столу:

– Не было этого!

– Есть свидетели… – вкрадчиво проронил следователь.

– Александр Иванович… – начала Ульяна, но тот вгорячах ее оборвал:

– Не лезь! Твое дело помогать, а ты меня валишь!

И все же она закончила:

– Вам лучше сказать правду.

– Идите вы знаете куда! – Вскочив со стула, Гуров посмотрел на Ульяну: – Э-э-эх, Уля! И ты туда же! – Он бросился к двери и на пороге столкнулся с Рудневой.

Она протянула ему пакет:

– Александр Иванович, это вам.

– Дайте сюда! – Богданов сорвался с места и, перехватив пакет, прочитал вслух: – Адвокатская контора «Фейгин и сыновья». Посмотрим, что здесь… – Вспоров конверт, он вытащил документ и, пробежав глазами, присвистнул: – Ого! Ну, вот вам и мотив для убийства.

– Что там? – с тревогой осведомилась Ульяна.

– Документы на развод. Елена Петровна Гурова сообщает, что разводится с мужем, Гуровым Александром Ивановичем.

– Чушь! – Генерал выхватил у Богданова листы и сам их просмотрел. После чего повторил с меньшей уверенностью в голосе: – Чушь! Такого не может быть!

Следователь решительно забрал у него документы.

– С этого момента вы под домашним арестом. Прошу оставаться в номере. Слышите меня?

– Слышу, слышу, – понурившись, Гуров вышел в коридор, и Руднева, не заходя в кабинет, мягко прикрыла дверь.

– Не верю… – тихо проронила Ульяна.

– Чему именно? – Вернувшись на место, Богданов швырнул документы на стол.

– В развод…

– Дело житейское.

– Это не похоже на Елену Петровну.

– И чем же? – Богданов деловито собрал бумаги в стопку и сунул их в папку. – А?

– Она держалась за мужа и, как мне кажется, по-своему любила его.

– Все течет, все изменяется, любезная Ульяна Сергеевна. Вам ли не знать? – Услышав телефонный звонок, он взял со стола мобильник и приложил к уху: – Ну, говори? Погоди, запишу. – Нащупав рукой карандаш, следователь стал писать: – Пермяков Иван, восемьдесят пятого года рождения, ушел из дома в Зареченске в декабре девяносто седьмого. Кириенко Николай, восемьдесят первого… Нет, не годится, слишком взрослый. В ориентировке рост не указан? Сто восемьдесят? Нет! Точно не он! Кто еще пропал в районе в этот период? Софья Тыртычная родилась в семьдесят девятом, не вернулась домой в Старой Куще. Краснова Елена семьдесят пятого года рождения… Нет, не то! Это все за девяносто седьмой? Тогда спасибо.

– Ну что? – спросила Ульяна, когда он положил трубку.

– Четверо, но ни один не подходит. – Богданов заглянул в записи. – Пожалуй, только Пермяков Николай, но он пропал в декабре девяносто седьмого. А наши трупы захоронили в июле. Остальные трое слишком взрослые.

– Труп ребенка могли привезти из другого района, – предположила Ульяна.

– Согласен. Будем грести шире, но это займет много времени, а у нас его нет.

– Когда придет заключение судмедэксперта?

– Сегодня после обеда. – Богданов посмотрел на часы: – Сейчас уезжаю. Мне к двенадцати в управление.

– Вы в Зареченск?

– Я же сказал, в управление.

– Меня с собой прихватите?

– Едемте, но только по-быстрому. Буду ждать вас в машине.

– Через пять минут буду внизу!

Богданов направился к выходу.

Ульяна заскочила в свой номер за сумочкой. Надежда сидела на диване и со скучающим видом листала журнал.

– Ты куда? – поинтересовалась она.

– В Зареченск. К ужину вернусь. Дождись меня и не вздумай удрать!

Через минуту Ульяна сбежала с крыльца и села в машину к Богданову.

– Едем?

Он запустил двигатель, обогнул фонтан и направил автомобиль к воротам. Выехав с лесной дороги на трассу, спросил:

– Зачем вам в Зареченск?

– Есть одно дело…

Ощутив в ее голосе едва уловимое замешательство, Богданов усмехнулся:

– Конфиденциальное?

– Я бы сказала, личное.

– Ну-ну, не настаиваю.

Дальше до самого города они ехали молча. Ульяна назвала адрес, там он ее и высадил. Прощаясь, осведомился:

– Как собираетесь добираться обратно? До пансионата не близко.

– Есть варианты?

– Приходите в следственное управление. После обеда освобожусь и увезу вас в пансионат.

– Это удобно?

– Да будет вам. – Богданов захлопнул дверцу и тронул машину с места.

В глубине квартала Ульяна отыскала двухэтажное здание с вывеской медицинского учреждения, вошла внутрь и сообщила дежурной в регистратуре:

– Моя фамилия Железняк. Я на прием к Сорокину.

Та заглянула в компьютер.

– Ульяна Сергеевна?

– Да. Направлена из московской клиники в связи с временной сменой места жительства.

– Егор Ильич скоро освободится, пройдите к пятому кабинету.

– Спасибо.

Шагая по коридору, Ульяна хотела лишь одного: чтобы до самого визита к врачу, а также после него ей никого не встретить. Однако за поворотом коридора она увидела очередь из пациентов не самого благополучного вида. Табличка на ближайшей двери гласила, что в кабинете принимает нарколог.

– Боже, боже…

У пятой двери с надписью «Психотерапевт» не было никого. Как только Ульяна притронулась к ручке, дверь распахнулась, и на пороге появился весьма пожилой мужчина профессорской внешности.

– Ко мне?

– Если вы Сорокин, то к вам.

– Проходите. – Он отступил. – Ваша фамилия?

– Железняк. – Ульяна приблизилась к столу и села в кресло.

Сорокин сел на свое место и достал формуляр.

– Мне прислали ваши документы, и, должен заметить, я впечатлен. – Он поднял глаза и посмотрел на нее поверх очков. – Вы бескомпромиссная женщина.

– Вы врач, и ваше дело лечить.

– Этого я не отрицаю. – Сорокин встал, сделал несколько шагов и опустился в громоздкое кресло. – Попрошу прилечь на кушетку. Порядок вы знаете. Напомните, пожалуйста: сколько сеансов прошло в Москве?

– Шесть.

– Значит, у нас впереди четыре. – Он дождался, пока Ульяна расположится на кушетке. – Удобно?

– Вполне.

– Тогда начнем. Давайте вспомним о вашем детстве.

Ульяна быстро отреагировала.

– Мне незачем вспоминать, я помню все.

– Расслабьтесь, – по-отечески посоветовал врач. Он был невозмутим, но в его бесцветных глазах, за стеклами очков, мелькал насмешливый огонек. – Здесь не стреляют на скорость и поражение. Нечего торопиться. Вы родились в полной семье?

– Мать умерла, когда мне было семь лет.

– Тяжело перенесли ее смерть?

– Тогда я еще не понимала, что это навсегда и безвозвратно. Чувство потери пришло позднее, когда чуть-чуть повзрослела.

– Когда, не припомните?

– Где-то через год, может быть, через два.

– Кто занимался вашим воспитанием?

– Номинально – отец.

– Что значит «номинально»? – спросил Сорокин.

– Был слишком занят.

– Работой?

– Он был директором завода «Технопласт».

– Ах вот как! – Сорокин несколько оживился. – Я хорошо помню эту историю.

– А я не помню совсем, – жестко обрубила Ульяна.

– Не будем ее касаться. – Доктор миролюбиво улыбнулся. – Вы единственный ребенок в семье?

– У меня есть младший брат.

Сорокин беспокойно заерзал в кресле, как будто ему что-то мешало, и спустя мгновение заметил:

– У меня такое впечатление, что вы экономите на словах или куда-то спешите. В нашем распоряжении целый час, и мы обязаны употребить его в дело.

– Прошу учесть, что я здесь не по своей воле, – проговорила Ульяна. – Задавайте свои вопросы.

– Кто еще был рядом с вами после смерти матери?

– Бабушка со стороны отца. Но ее участие было фрагментарным. Она к тому времени вышла замуж.

– Ага… Бабушка это хорошо.

– Еще были няньки. – Ульяна раздраженно покачала головой, но это выглядело так, как будто она чесала о подушку затылок. – Давайте заканчивать с детством!

– Давайте, – согласился Сорокин. – Но сначала сделаем вывод: у вас было ординарное детство без каких-либо потрясений или чрезмерного вмешательства взрослых. – Умолкнув, он внимательно вгляделся в лицо пациентки. – Или нет?

Ульяна резко поднялась и, посидев на кушетке, снова легла.

– Нет. Это не так.

– Ага… – заинтересовался Сорокин. – Рассказывайте!

– В восемь лет меня похитили.

От удивления у Сорокина вытянулось лицо. Совладав с собой, он подобрал отвисшую челюсть.

– Как это случилось?

– Я вышла из школы, меня схватили, затолкали в машину и увезли.

– Та-а-ак… – Врач замолчал. Было видно, что он подбирает нужные слова. – У похитителей была конкретная цель? Или же…

Она поспешила заметить:

– Сексуального насилия не было. У отца в это время отжимали завод. Рейдерский захват не удался, и преступники решили действовать по-другому.

– Долго вас продержали взаперти?

– Около двух недель.

– Расскажите подробнее об этом периоде.

Ульяна закрыла глаза и заговорила тише и медленнее:

– Запомнила чью-то руку с вонючей тряпкой у моего лица. Еще – машину, светлый пикап. После того как меня закинули в салон, я потеряла сознание. Очнулась в комнате с зарешеченным окном. Оно выходило на огромное картофельное поле. Был сентябрь, но картошку почему-то не копали.

– Последнее замечание выпадает…

– Что?

– Вы были слишком малы, чтобы это знать.

– Про то, что в сентябре копают картошку? – не открывая глаз, Ульяна дернула плечиком. – Возможно, я слышала это от кого-то из взрослых.

– В том доме, где вас содержали?

– Вряд ли… Скорее всего когда меня расспрашивали после освобождения. Конечно же, я знала, как выглядит куст картошки, еще до похищения.

– С вами хорошо обращались? Вы кого-нибудь видели?

– В комнату приходила старуха, но она не говорила со мной. Просто забирала ночной горшок и приносила еду.

– Сами пробовали с ней заговаривать?

– Много раз. Спрашивала, когда меня отпустят домой, но она никогда не отвечала.

– Как вас освободили?

– Привезли на окраину Москвы и поставили у дороги… – Лицо Ульяны застыло в мучительной гримасе. – Послушайте… Еще ребенком я убедила себя, что похищения не было, и потом никогда ни с кем об этом не говорила.

– Вероятно, вы были умной девочкой, – сказал Сорокин. – Это наилучший способ сберечь свою психику. Или же вам кто-то посоветовал? С вами работал специалист?

– Не помню.

– Преступников отыскали?

– Их не нашли. – Ульяна встала с кушетки и посмотрела на часы: – В этом кабинете мучительно долго тянется время.

– Ну что ж… – Сорокин тоже поднялся и подошел к столу. – Для первого раза достаточно. Куда-нибудь спешите?

– Об этом вы меня уже спрашивали. – Она взяла сумочку и надела туфли. – Впрочем, и на этот вопрос я отвечу: мне нужно вернуться в пансионат.

– Ага! Я, кажется, догадался… Пансионат называется «Орион»?

– Да. Он принадлежит «Технопласту».

– Из чего следует, что ваш отец отстоял завод.

– Отстоял, но его уже год нет в живых.

– Прискорбно… – Сорокин выдержал подобающую паузу и продолжил: – А ведь я когда-то работал там.

– На заводе? – не сообразила Ульяна.

– Боже упаси! – взмахнул руками Сорокин. – Когда-то на месте пансионата стоял психоневрологический диспансер. Я лечил там больных целых пятнадцать лет.

Единственным желанием Ульяны было уйти, но она спросила:

– Когда следующий сеанс?

– Это в регистратуру, – сказал Сорокин и попрощался: – До встречи!