Последний день лета

Глава 24 Любовь к порядку ни к чему хорошему не приводит

Добравшись до постели, Ульяна растянулась, не раздеваясь, поверх покрывала. За весь день она не прошла пешком и километра, в спортивный зал не ходила да и особо не утруждалась. Откуда тогда взялась эта неимоверная усталость? Вероятно, она копилась все прошедшие дни и только теперь получила выход. В самый неподходящий момент.

Прислушавшись, Ульяна поняла, что в дверь деликатно постучали. Идти открывать не хотелось, но она все же пошла. Открыв, удивилась:

– Вы?

В коридоре стояла Кружилиха. Чувство прекрасного не изменяло ей и теперь. На ней было небесно-голубое платье, шею охватывала ниточка жемчуга, а рыжие волосы огненным водопадом спадали на полные плечи.

– Не разбудила вас, Ульянушка? – обеспокоилась она.

– Я пока не ложилась. – Всмотревшись в ее лицо, Ульяна заметила следы от недавних слез. – Что с вами?

– Мне кажется, он умирает… – Кружилиха достала из выреза на груди носовой платок и вытерла слезы. – Саша очень плох.

– Зачем же его выписали?

– Он сам уехал из отделения.

– Давайте вызовем «скорую».

– Саша не хочет.

– А мы не будем его спрашивать. Проходите! – Ульяна отступила в прихожую, но Кружилиха решительно покачала головой.

– Идемте к нему.

– Зачем?

– Он хочет с вами поговорить. Зовет вас.

– Но если ему плохо… – усомнилась Ульяна.

– Другой возможности может не быть, – грустно проговорила Кружилиха. – Он так сказал.

Ульяна вернулась в спальню за телефоном, вышла в коридор и захлопнула дверь.

– Идемте!

В апартаментах Александра Ивановича было сумрачно. И только в коридоре была приоткрыта дверь ванной, откуда по полу пролегла полосочка света.

В спальне горел ночник. Генерал лежал на высоко взбитой подушке. Заметив ее, сказал:

– Входи, Уля.

– Вы хотели поговорить? – Она подошла к постели и села на стул, который ловко подставила Кружилиха.

– Выйди, Лизавета. И закрой поплотнее дверь.

Кружилиха мгновенно испарилась, оставив их наедине.

– Мне нужно все рассказать… – слабым голосом проговорил Александр Иванович.

– Постойте, – остановила его Ульяна. – Возможно, сейчас не время.

– Другого времени у меня не будет, – твердо сказал он.

– Я знаю, о чем вы хотите поговорить, поэтому включу диктофон. – Она достала телефон и положила его на тумбочку.

– Валяй. – Гуров чуть заметно улыбнулся и продолжил: – Сегодня в Зареченское следственное управление пришло заключение баллистической экспертизы о том, что все три пули, обнаруженные в том гробу, были выпущены из моего личного пистолета…

– Александр Иванович. – Она привстала со стула, но Гуров прикрикнул на нее неожиданно зычным голосом:

– Молчи и сиди на месте!

Вероятно, на этот окрик Гуров истратил все свои силы, и ему пришлось восстанавливаться. Помолчав с минуту, он снова продолжил:

– Богданов пока об этом не знает. До него заключение не дошло.

– И вы… – начала Ульяна.

– Замять это не получится. Завтра ему обо всем станет известно.

– Зачем же вы тогда…

– Помолчи, пожалуйста, Уля, – попросил Гуров. – Иначе у меня не хватит сил договорить.

– Пожалуйста, продолжайте.

– Я знаю, что вы с этим сыщиком многое раскопали. И, конечно же, мы не рассчитывали на это.

– Вы – это кто? – уточнила Ульяна.

– Тягачев, Лена и я. После того как к берегу прибился тот чертов гроб и Лена увидела фотографии на телефоне Богданова, мы собрались втроем и говорили о тебе.

– В каком смысле?

– Надеялись, что ты сможешь прикрыть это дело. Но вышло наоборот.

– На это было глупо рассчитывать, – проговорила Ульяна.

– Уверен, все бы обошлось, если бы не убили Лену, – пробормотал Гуров и устало прикрыл глаза.

– Знаете, кто ее убил?

– Нет, не знаю. Знал бы – сам бы убил эту сволочь.

– Слышали про фартук? Убийца подкинул его в мой номер, а потом оторвал с него тесьму и вложил в руку вашей жены после убийства. Этим он явно хотел что-то сказать.

– Он напоминал про Тыртычную, – тихо сказал Гуров. – Дал понять, что знает, кто ее убил.

– Но кто он такой?

– Не знаю. Сама ищи. Вечером за день до смерти жены я был в охотничьем домике. Часов в девять мне позвонила Лена и сказала, что у Тягачева срывает крышу. Он так боялся разоблачения, что учинил скандал и поднял на нее руку. Обвинил в том, что она слишком много мелет языком и подведет нас всех под цугундер. Но я был слишком пьян… До меня тогда не дошло, насколько это серьезно.

– И все-таки вернемся к фартуку, – напомнила Ульяна. – Сам Тягачев мог бы его связать с напоминанием о Тыртычной?

– Конечно, – уверенно заявил Гуров. – Когда мы с Ленкой знакомили его за кулисами Дворца культуры с Сонькой Тыртычной, она была после концерта в этом костюме. Помнится, Ленка в таком же танцевала.

– Теперь я понимаю, почему он так испугался, – прошептала Ульяна. – Тягачев и Тыртычная встречались?

– Несколько раз. У Соньки был жених, и она в конце концов бросила Тягачева. Думаю, во многом из-за этого он ее и убил. – Гуров несколько раз глубоко вздохнул и продолжил: – А насчет тех трех пуль, о которых завтра прочитает Богданов, скажите ему: в Тыртычную стрелял Тягачев из моего табельного оружия. Он нарочно меня подставил, чтобы я потом все зачистил. И я это сделал. Но вы с Богдановым все уже знаете.

Ульяна вся подобралась, как перед прыжком в воду, и ринулась в бездонную глубину:

– Я знаю, из-за чего вы убили Тыртычную, слышала, как вы говорили с Тягачевым за дверью.

– Вот и хорошо, – сказал генерал. – Значит, не надо объяснять. Если хочешь знать, я не хотел тебя убивать. Тягачев настаивал на убийстве, но я приказал своему водителю вывезти тебя на машине и высадить у дороги. Да ты, наверное, помнишь.

– Я все забыла. – Ульяна ответила резко, безо всяких скидок на плохое самочувствие Гурова. – Зачем вы это сделали?

– Зачем? – Александр Иванович помолчал. – Время было такое, хотелось отхватить кусок пожирнее. У твоего отца было девяносто пять процентов акций завода. У нас с Тягачевым всего по два с половиной. Тебя мы похитили по взаимной договоренности с соблюдением всех мер предосторожности. В детали вдаваться не буду, главное, что ты не увидела наших лиц.

– Я слышала ваши голоса, – повторила Ульяна. – Вы сломали мне жизнь.

– Плохого мы тебе не желали, – убежденно возразил генерал. – Спрятали до поры у Ленкиной бабки. Она же присматривала за тобой и кормила? Все осложнилось после того, как Железняк заявил в милицию, и тебя начали искать. А потом эта дуреха влезла к тебе в комнату. – От возмущения Александр Иванович задохнулся. – Не знаю, какого черта Ленка потащила ее к своей бабке!

– Все ради денег… – упавшим голосом проронила Ульяна.

– И все-таки мы сумели убедить Железняка в своей преданности. Сначала отбивались от рейдеров, которых сами же наняли. Потом похитили тебя и делали вид, что ночей не спим, самоотверженно ищем. В конце концов, он сломался – отдал нам сорок процентов.

– Тогда зачем вы его убили?

– Все было не так, – поправил ее Гуров. – Твой отец был не жилец. В этом все дело.

– Поэтому вы решили забрать себе все. Я знаю о махинациях Тягачева.

– Я тоже о них догадывался, но, клянусь, не участвовал.

– Догадывались? – Впервые за весь разговор Ульяна заинтересовалась. – Как вы поняли? Неужели не опасались, что он и вас облапошит?

– Когда он попросил отмазать тебя после твоей стрельбы, я спросил: зачем тебе это надо? И он ответил… – Александр Иванович презрительно улыбнулся. – Чтобы в случае отставки ты не полезла в бизнес. По этой же причине Тягачев разрешил Кириллу потратить деньги на пансионат. Дал игрушку, чтобы тот не лез в финансовые дела производства. И, конечно же, он не собирался уступать Кириллу свое кресло. Россказни про болезнь – вранье, Тягачев просто тянул время, проворачивал свои махинации.

Ульяна импульсивно поднялась на ноги и прошла к окну. Потом вернулась назад и остановилась около кровати.

– Зачем вы мне это рассказали? Боялись, Тягачев расколется раньше?

– Дура ты, Улька… – Гуров с усилием перевернулся на бок. – Душу хотел облегчить. Чувствую, не жилец…

– Я не могу пообещать, что вы не сядете в тюрьму.

– А мне и не надо. Последнее, что скажу, будет полезным: вчера было принято решение о твоей отставке. Будь я на твоем месте, я бы написал рапорт об увольнении. – Гуров закрыл глаза и притих. По его прерывистому дыханию Ульяна поняла, что он спит, и тихо вышла из комнаты.

В гостиной ее встретила Кружилиха.

– Ну как он?

– Кажется, спит.

На этом трудный день Ульяны Железняк не закончился. Выйдя от Гурова, у своей двери она встретила Подольского.

Он высокопарно раскланялся и указал рукой в конец коридора:

– Прошу вас на просмотр отснятого материала!

Ульяна посмотрела на часы.

– Уже девять вечера.

– Что с того? Мы завтра уезжаем, другой возможности не будет. – Задумавшись на мгновение, Подольский выдал альтернативу: – Или, если хотите, приезжайте в московскую студию.

– Ну уж нет. – Она зашагала по коридору. – Лучше здесь.

Просмотр проходил в дежурном помещении возле охранников, где устроили аппаратную. Туда поместилось несколько человек: Ульяна, Подольский, оператор и девушка, писавшая замечания.

При ближайшем рассмотрении киношное дело оказалось рутинным. Ульяна время от времени смотрела на часы и в перерывах размышляла над тем, что услышала сегодня от Гурова. На монитор она не глядела, считая свое присутствие здесь чистой формальностью.

От этих размышлений ее оторвал голос Подольского:

– Стоп! Брак! Там какой-то работяга с телефоном на заднем плане! Пишите: вырезать.

– Что? – Приглядевшись, оператор узнал работягу: – Так это же Герман! Мужик, который вытащил меня из воды. Как он здесь оказался? А может, и ничего? Ну, стоит и стоит.

– Не надо нам здесь рабочих! Вырезай! – приказал Подольский.

– Постойте. – Ульяна подсела к монитору. – Дайте-ка и мне поглядеть. – Через мгновение подтвердила: – Да, это Герман. – Потом осведомилась у продюсера: – Можем прервать просмотр?

– Перекур! – объявил Подольский.

Когда оператор встал и собрался выйти из помещения, Ульяна придержала его:

– Останьтесь, надо поговорить.

Он сел и выжидательно посмотрел на нее:

– Ну?..

– Речь пойдет о той ночи, когда вы чуть не утонули… Вы кричали? Звали на помощь?

– В начале нет, думал, что выплыву.

– А потом?

– Когда свело ногу и пару раз под воду ушел, стал звать на помощь.

– Герман когда к вам приплыл?

– Да как заорал я, так и приплыл. Видать, услышал.

– Может, увидел?

– Была такая темень, что хоть глаз коли – не видно ни зги.

Ульяна покосилась на монитор, где застыл увеличенный Герман, говоривший по телефону, и проронила:

– Все это странно…

– Почему?

– Все дело в том, что он глухонемой.

Оператор ткнул пальцем в монитор:

– А вы разве не видите?

– Видеть-то вижу… – Она покачала головой. – Но вот понять не могу.

Их разговор прервала администратор киношников Светлана Еремина, за плечами которой маячила грузная фигура водителя гримвагена. Она заглянула в каморку и возбужденным голосом вопросила:

– Где Подольский?

– Курит. – Оператор похлопал по сиденью стула. – Садись, подожди.

Подольский вскоре вернулся и, заметив Еремину, осведомился:

– Чего тебе?

– У нас вопиющий случай! – патетически воскликнула та.

– Ну что еще?

– Этот мерзавец. – Она вытолкнула перед собой водителя гримвагена. – Он подглядывал за голыми статистками, когда они переодевались!

– Да ну! – Подольский зареготал.

– Ничего смешного не вижу! Посмеюсь, когда кто-то из них напишет заявление в суд!

Эта перспектива отрезвила продюсера. Собравшись, он посерьезнел.

– И как он это устроил?

– Гримерша заметила глазок. Через него этот проходимец подглядывал за тем, что происходит в фургоне.

– Ай-ай-ай! – Подольский покачал головой. – Как некрасиво.

– Да погоди ты. – Водитель по-хозяйски отстранил его рукой и обратился к Ульяне: – Можем поговорить? Вы в тот раз приходили со следователем?

– Я.

– Но говорить будем не здесь!

– Тогда идемте куда-нибудь. – Она поднялась и вышла из просмотровой.

Пройдя через фойе, они устроились в креслах лобби, неподалеку от бара.

– Говорите, – распорядилась Ульяна, и водитель заговорил безо всякого усилия. Слова лились так свободно, как будто он давно хотел высказаться, но что-то ему мешало.

– Теперь можно, все равно спалили! В прошлый раз вы спрашивали, не видел ли я кого. Видел, но тогда не мог сказать. Я видел того мужика, который говорил с убитой.

– Опишите его внешность.

– Лет пятьдесят, плотный, высокий.

Ульяна порылась в телефоне и предъявила водителю фотографию Тягачева.

– Этот?

Взглянув на экран, тот кивнул:

– Он самый.

– Слышали, о чем они говорили?

– Ругались. Мужик размахивал перед ней белой тряпкой, но я расслышал только несколько слов.

– Прошу вас припомнить, какие именно слова прозвучали.

– Он обвинял ту женщину в том, что она его шантажирует и пугает.

– А она? – спросила Ульяна.

– Она все время твердила: нет, нет, нет. А потом заплакала.

Ульяна сделала знак бармену:

– Воды, пожалуйста, принесите! – и, взглянув на водителя, проронила: – Совсем пересохло в горле, простите.

Бармен принес ей стакан, и она полностью его осушила. Потом сказала:

– Продолжим.

– Потом в фургон заглянула Еремина и заслонила мне весь обзор.

– Ну а когда Еремина ушла?

– Мужик ругнулся, швырнул тряпку в угол и вышел.

– Вы точно это помните? – Ульяна собралась, понимая, что наступает момент истины. – Он ушел, а погибшая?

– Осталась сидеть в кресле.

– Живая?

– Да. Но потом… – Водитель замолчал.

– Что? – насторожилась Ульяна.

– Я услышал шаги и перед глазком поставили какой-то предмет.

– Он снова заслонил вам обзор? – спросила Ульяна.

– Точно.

– После этого вы что-нибудь слышали?

– Нет вроде. Да я и не прислушивался.

Ульяна зашла с другой стороны:

– Тогда вернемся к моменту, когда в гримваген снова кто-то вошел. Вы точно не видели того человека? Может быть, краем глаза в боковое зеркало или в окно?

Водитель категорично замотал головой:

– Нет, не видел.

– Поговорим о предмете, который заслонил вам обзор, – от безысходности предложила она.

– А что про него говорить? Какая-то деревяшка, покрытая лаком.

– Ее размер? Форма?

– Этого не скажу.

– Вспомните хоть что-нибудь еще! – взмолилась Ульяна. – От этого многое зависит.

– Постойте… Ну да! Там на деревяшке был выжженный домик. Знаете, какие дети на трудах выжигают? Точно такой.

– Вы молодец… – почувствовав нервную дрожь, Ульяна поднялась. – Оставьте нашему администратору свои координаты – понадобятся ваши письменные показания. – Она снисходительно улыбнулась: – А глазок уберите. Подглядывать нехорошо.

Шагая по коридору в сторону своего номера, она позвонила Богданову и заговорила сдавленным, нервным голосом:

– Игорь! Простите, что поздно. У меня есть срочная новость.

– Ну, говорите.

Она осторожно огляделась и предупредила:

– Подождите, сейчас войду к себе в номер. – Войдя, заперла дверь и, не отдавая себе отчета, прошла в ванную. Там продолжила: – В пансионате есть разнорабочий, странный тип, который притворяется глухонемым.

– Что значит «притворяется»?

– Делает вид, но таковым не является. Позднее расскажу все подробности.

– Звонили только за этим? – Следователь недовольно вздохнул. – Послушайте, Ульяна, мне завтра в шесть просыпаться.

Она поспешно предупредила:

– Это еще не все! Герман, так его зовут, побывал в гримвагене после Тягачева. Его видел водитель… Точнее, видел ящик для инструментов. Он очень примечательный, я бы сказала заметный.

– То есть вы хотите сказать… – Богданов помолчал. – Да нет! На кой черт разнорабочему убивать Гурову.

Не сдержав себя, Ульяна выкрикнула:

– Я не знаю! Но я чувствую, что мы напали на верный след!

– Ну, предположим, – задумчиво проронил следователь. – Для начала хорошо бы идентифицировать его личность.

– Срочно приезжайте сюда и захватите с собой Усачева. У меня сохранились его отпечатки.

– Откуда?! – удивленно спросил следователь.

– Сегодня утром он пил у меня кофе, и я не помыла кружку.

Немного помолчав, Богданов произнес:

– А я всегда говорил: любовь к порядку ни к чему хорошему не приводит.