На очередной сеанс к психотерапевту Ульяна приехала раньше, чем требовалось. Кирилл отправился в Москву на своей машине, поэтому ее до Зареченска подвезли на служебной.
Заметив Ульяну в коридоре, Сорокин сказал:
– Становитесь дисциплинированной пациенткой.
– Стараюсь, – ответила она и вошла за доктором в кабинет.
– Прошу, располагайтесь. – Сорокин взял блокнот и сел в кресло рядом с кушеткой. Перелистнув листы, спросил: – На чем мы остановились?.. Ага! Девушка во дворе. – Он поднял голову. – У вас появилось чувство, что вы знали или видели одну из девушек.
– Включите метроном. Так мне будет легче сосредоточиться.
– Пожалуйста. – Сорокин запустил метроном и вернулся в свое кресло. – Итак, продолжим.
Ульяна лежала на кушетке с закрытыми глазами и старалась расслабиться. Было очевидно, что странный эффект забытых воспоминаний происходил лишь тогда, когда она была абсолютно расслаблена и слушала размеренный звук метронома.
– Через оконное стекло я вижу картофельное поле. Справа забор и угол соседнего дома.
– Женщин видите?
– Двоих.
– Одна из них вам знакома? – напомнил Сорокин.
– Да.
– Вспоминайте, откуда вы ее знаете.
Замолчав, Ульяна снова сложила губы трубочкой и свистнула, на что Сорокин обратил внимание.
– В прошлый раз у вас была такая же реакция. Что это значит?
– Свисток…
– Откуда он взялся?
– Нет! – Не открывая глаз, Ульяна сделала жест рукой. – Это птичка. Стеклянная, скорее фарфоровая, с нарисованными перышками и длинным хвостом.
– При чем же здесь птичка? – удивился доктор.
– Кажется, что в хвост можно дуть, и она свистит. Это игрушка.
– Откуда у вас появилась эта свистулька? Вы сидели взаперти, и к вам никто не заходил, кроме старухи.
– Не-е-е-т, – тихо протянула Ульяна. – Нет, все не так…
– Вы сами мне об этом говорили.
– Однажды появилась она…
– Кто?
– Та самая девушка. Я сказала ей, что меня украли и я хочу домой. – Ульяна закрыла лицо руками и вдруг зарыдала. – Боже мой! Как же мне страшно!
– Тише… Тише… – Сорокин придвинул кресло и взял ее за руку. – Девушка вошла в комнату, и вы с ней заговорили. Что было дальше?
– Она дала мне птичку и показала куда свистеть.
– Так…
– После я не выпускала ее из рук, даже когда вернулась домой.
– Вернемся к той девушке.
– Она дала мне птичку, – повторила Ульяна. – И вдруг…
– Что?!
– За ее спиной появилась старуха. – Возникла долгая пауза, когда ни Ульяна, ни доктор не произносили ни слова. После чего она снова заговорила: – Дальше – темнота, ничего не помню.
– Как вы себя чувствуете? – справился доктор и, взяв ее руку, посчитал пульс. – Можем продолжать?
– Вряд ли я что-то вспомню.
– Только один вопрос. Кто вам сказал, что подошло время копать картошку? Ведь это было в том самом доме?
– Да.
– Возможно, это была старуха?
– Нет! Она со мной никогда не говорила.
– Может быть, та самая девушка?
– Мы не говорили с ней про картошку. Я плакала и просилась домой. Она меня пожалела. – Ульяна замолчала и спустя мгновение проронила: – Я слышала голоса…
– Чьи?
– Мужские голоса. Один был злой, а другой – добрый. Они стояли за дверью. – Ульяна вскочила с кушетки. – Господи! Откуда все это лезет? Я же ничего не помнила.
– Ложитесь! – приказал ей Сорокин, и она подчинилась. – Закройте глаза и слушайте метроном.
В ближайшие несколько минут ничего не происходило. Ульяна слышала собственное дыхание, стук метронома и, в конце концов, поймала себя на том, что дышит в такт.
– О чем они говорили?
– Злой сказал, что скоро копать картошку и от меня пора избавляться. Он дергал дверь, и я понимала, что, если она откроется, меня обязательно убьют…
– А другой?
– Другой его не пускал. – Ульяна снова поднялась и со слезами в голосе попросила: – Пожалуйста, хватит!
– Сейчас я налью вам чаю с душицей и чабрецом. – Сорокин подошел к буфету, остановил метроном и включил электрический чайник.
Ульяна тем временем надела туфли и пересела к столу.
– Если бы мне кто-нибудь рассказал, что такое возможно, я бы не поверила.
– Э-э-э, голубушка! Никому доподлинно не известно, на что способен наш мозг. При благоприятных условиях возможно невозможное.
– Передо мной как будто открылась дверь и я все увидела… Да что там увидела, услышала голос и его характерные интонации.
– Вероятно, эти двое были вашими похитителями. Вас держали у какой-нибудь престарелой родственницы одного из них. Но кто же эта девушка со свистулькой? Вы сказали, что видели у забора двух молодых женщин?
– Скорее девушек.
– Понятно, что одна из них заходила в комнату, где вас содержали. Но кем была та, другая?
– Мне трудно даже предположить. – Ульяна приняла из рук Сорокина чашку с горячим чаем. – В прошлый раз вы сказали, что работали в психоневрологическом диспансере.
– Был и такой период в моей профессиональной жизни. Работал в диспансере вплоть до две тысячи четвертого года, когда его расформировали.
– Фамилия Тыртычная ни о чем вам не говорит? Она попала в диспансер в девяносто шестом, а в девяносто седьмом ее уже выписали.
– Тыртычная… Тыртычная… – Припоминая, Сорокин помешивал ложкой чай. – Шизофрения… Да! Невысокая такая девчушка. Все же профессиональная память!
– Что с ней было?
– Я же сказал – шизофрения. Навязчивые идеи, придуманные воспоминания, галлюцинации. – Он отхлебнул чай. – Если желаете, загляну в свои записи. Я в то время работал над диссертацией и фиксировал все наблюдения.
– Очень желаю! – Ульяна просто взмолилась. – Только, пожалуйста, не затягивайте, мне очень нужно.
Богданову она позвонила, как только вышла на улицу:
– Игорь Константинович, надо бы встретиться.
– Вы на машине?
– Нет, меня до Зареченска подбросили на служебной. – Она посмотрела на часы. – У нас есть два часа. В двенадцать за мной приедет водитель.
– Я сам отвезу вас в пансионат! – безапелляционно заявил Богданов. – Где вы сейчас?
– Там же, откуда вы меня забирали, – ответила Ульяна.
– Буду через десять минут.
Как и обещал, он забрал ее через десять минут.
– Рассказывайте, – распорядился Богданов, не отрывая глаз от дороги. – Я правильно понял? Есть новая информация?
– Речь пойдет про Милану. Вернее, про Тягачева.
– Я так и знал. Говорили с ней? – спросил следователь.
– Да, вчера вечером. Во время ссоры с Гуровой и, возможно, в момент ее убийства Тягачев не был ни с Миланой, ни в своем номере. Однако в то время, когда убивали Елену Петровну, он находился в главном корпусе или вблизи него.
– Из чего это следует?
– Как только стало известно про убийство, он слишком быстро появился.
Богданов нехотя ухмыльнулся:
– Реально подозреваете Тягачева?
– Всего-навсего излагаю факты.
– Жидковато для подозрений.
– Сейчас будет погуще, – пообещала Ульяна. – Милана заметила, что последнее время, после вышеупомянутых событий, Десик стал носить рубашки с длинными рукавами.
– В такую-то жару? Понимаю вас, – деловито заметил следователь. – Она не видела царапин на руках Тягачева?
– Говорит, возможности не представилось.
– Все ясно, – усмехнулся Богданов. – Поиздержалась на Флеера.
– А вот это пошло, – заметила Ульяна.
– Простите.
– А еще Тягачев попросил Милану сказать, что он постоянно был с ней.
– Что ж она так? Проболталась, дуреха. – Богданов резюмировал: – Стало быть, берем Тягачева в разработку. Блин, скачем, как блохи, с одного на другого, а толку нет.
– Обычная работа, в ней нет ничего нового, – проговорила Ульяна.
– Ну, вы-то знаете, – протянул Богданов.
– Опять заедаетесь? – Ульяна в упор посмотрела на него и добавила тоном, похожим на приказной: – У вас самого есть какие-то новости?
Богданов выдержал несколько минут для демонстрации собственной независимости, потом обронил:
– Есть кое-что.
– Клещами тянуть надо?
– Я позвонил сестре Тыртычной в Ярославль и выяснил, что подруга с куриной фамилией у погибшей была, и звали ее Алена Курочко, с буквой «о» на конце. А жених Тыртычной, Ваня Божуков, после ее исчезновения избил какого-то мента и сел за решетку. Говорят, любил ее сильно.
– По базе пробили? – поинтересовалась Ульяна.
– Еще нет, времени не было.
Немного помолчав, Ульяна поглядела в окно и снова заговорила:
– Ведь мы едем не в пансионат. Верно?
– Верно, – коротко обронил Богданов.
– В таком случае куда? Говорите.
– Я разыскал водителя, который перевозил гроб на кладбище. В девяносто седьмом году в том гараже на бортовых машинах работали два Николая. Один из них умер. Ну а другой… – Следователь сделал эффектную паузу. – Другой оказался тем самым.
– Где он?! – воодушевилась Ульяна.
– Сейчас мы едем за ним.
Николая они заметили издали. Это был крупный головастый седой мужчина с изрядным пивным животиком. Он сел в машину и, поздоровавшись, назвал свое имя, что было излишним.
Ульяна и следователь представились, и Богданов распорядился:
– Расскажите нам все, что помните.
Мужчина покачал головой:
– История была занимательной. Другую бы не запомнил.
– Вот и расскажите в подробностях.
– Могу здесь курить? – спросил Николай.
– Нет! – Богданов кивнул на Ульяну. – Не видите, что с нами дама?
– Прошу прощения, потерплю. – Здоровяк поерзал на сиденье и продолжил: – Нанимал меня какой-то парень, организатор похорон.
– Именно он про вас рассказал.
– Мы еще пошутили: Николай везет Николая. Покойника тоже звали Николаем.
– Дальше рассказывайте.
– Гараж, в котором стояла моя машина, в аккурат рядом с моргом и ритуальными залами, но чтобы кто-то нанимал гробы перевозить, такого не вспомню. Обычно ритуальщики сами справлялись. А тут…
– Дальше, дальше давайте.
– Ну, значит, нанял он меня, заплатил. В аккурат ко времени я сдал назад к крыльцу ритуального зала. Пока выносили гроб, ко мне в кабину мужик заскочил. Я, говорит, родственник усопшего, с вами поеду.
– Знали его? Раньше видели? – спросила Ульяна.
– Погодите, – остановил ее Николай. – До этого мы дойдем. Ну, значит, поехали мы на Старокущинское кладбище, гляжу, деньги сует. Да не просто деньги – деньжищи. «Зачем? – говорю ему. – Мне уже заплатили». А он объясняет: у покойника в Старой Куще крестная живет, старушка неходячая. Надо бы к ней завернуть, дать попрощаться с крестником. Ну, я подумал: чего бы не заехать, если родственник просит. Как добрались до поворота в Старую Кущу, так и свернули.
– Помните, у какого дома останавливались?
– На окраине, рядом с картофельным полем.
– Если сейчас поедем, найдем?
Николай поскреб пятерней в затылке.
– Не знаю. Там многие дома развалились, жители разъехались, остались одни дачники, в основном москвичи.
Богданов тронул машину:
– Едем в Старую Кущу. А вы заканчивайте вашу историю.
– А что там заканчивать? Подъехали к дому, слышу, гроб потащили. Спрашиваю: это еще зачем? Родственник отвечает: крестная неходячая. Ну, думаю, ладно. Минут пятнадцать прошло, не больше – гроб вынесли из дома, поставили в кузов. Родственник подошел, постучал по кабине, дескать, езжай!
– С вами не поехал? – спросила Ульяна.
– Нет, не поехал. Я когда отъезжал, видел в зеркало, как он рассчитывался с мужиками, которые гроб таскали.
– Как они выглядели?
– Обыкновенные, деревенские, пьющие. Видать, в деревне их подрядил.
Вскоре на обочине дороги показался указатель «Старая Куща». Богданов убавил скорость и аккуратно свернул на неширокую дорогу.
– Теперь давайте поговорим про того родственника, который ехал с вами в кабине. Видели его раньше? Знали?
– Знать не знал, а года через два в милиции встретил.
– Гражданский?
– Нет, в милицейской форме. Звания не припомню.
В разговор с жаром вмешалась Ульяна. У нее был такой вид, как будто она гонится за преступником, даже дыхание участилось.
– Можете описать его внешность?
– Ну вы даете! – воскликнул Николай. – Прошло двадцать пять лет. Я и друганов своих тогдашних в лицо не помню, фамилии напрочь позабывал.
– А поездочку ту запомнили, – подколол Богданов.
– Так то ж случай неординарный. Такое не забывается.
При виде первых домов Ульяна беспокойно заворочалась в кресле:
– Кажется, подъезжаем.
– Ну, Николай, не подведи, – предупредил Богданов. – Смотри в оба!
– Смотрю, э-хе-хе… – крякнул тот и от чрезмерного старания подался вперед, так что его огромная голова оказалась вровень с Богдановым и Ульяной.
Картина, которая явилась им в деревне Старая Куща, была весьма и весьма печальной. Бо́льшая часть домов стояла с провалившимися крышами в безумных зарослях зелени. Всеобщую разруху изредка скрашивали ухоженные летние домики дачников.
Они медленно проехали через всю деревню, состоявшую из одной длинной улицы. Потом, ввиду отсутствия результата, Богданов развернул машину и направил ее назад.
– Да нет, я же помню! Дом стоял на окраине, возле картофельного поля, – будто извиняясь, проговорил Николай.
– Смотрите. Смотрите внимательнее.
Добравшись до околицы, Николай вытянул руку и скомандовал:
– Туда! Сверните туда!
Богданов свернул и затормозил у развороченных ворот, за которыми стоял бревенчатый дом с заколоченными окнами.
– Здесь! – решительно заявил Николай. – Точно здесь!
Богданов открыл дверцу и посмотрел на Ульяну:
– Идемте! – Потом оглянулся на Николая. – Вы ждите нас здесь.
Через заросший кустарником двор они пробрались к дому и поднялись на ветхое крыльцо. Богданов постучал кулаком в дверь, но ему не ответили.
– Зачем стучать? – проговорила Ульяна. – Совершенно очевидно, дом нежилой.
Он огляделся, поднял с земли ржавый металлический прут и, всунув его в щель, вырвал дверной замок из прогнившего косяка.
Богданов первым вошел в сени, затем по коридору в одну из комнат. Ульяна шагала за ним, и с каждым шагом сердце ее билось все чаще.
Стены в доме были обшарпанные, мебель – полуразвалившаяся. Дойдя до комнаты, Ульяна обвела ее взглядом, прошла к окну и увидела через доски, прибитые крест-накрест, большое картофельное поле. Справа – покосившийся забор, за ним угол соседнего дома.
Перед глазами полетели «белые мухи», ноги подкосились, и она упала на грязный пол.
Голос Богданова прозвучал будто издалека:
– Что с вами?! Ульяна!
Следователь бросился к ней, но, не сумев поднять, выбежал на крыльцо:
– Николай! Быстро иди сюда!
Тот непонимающе прокричал:
– Чего?!
– Сюда, говорю, иди! Быстрее! – Не дожидаясь, он быстрым шагом вернулся в комнату и увидел, что Ульяна пришла в себя и уже сидит на полу. – Как ты?
Она вытянула руки перед собой, давая понять, чтобы ее не трогали.
В комнату вошел Николай.
– Чего звал-то? Что надо делать?
– Уже ничего. Иди.
Оставшись наедине с Ульяной, Богданов присел перед ней на корточки.
– Что случилось?
Она помотала головой и сквозь слезы пробормотала:
– Все дело в комнате… Я узнала бы ее через сотню лет.
– Давай помогу. – Он протянул руку и поднял ее. – Тебе уже лучше? В автомобильной аптечке есть нашатырь.
– Не надо нашатыря. – Ульяна повела взглядом по стенам и остановила его на грязном, продавленном диване: – На нем я спала, и у меня не было простыни. – Она развернулась и посмотрела на дверь. – Перед тем как войти сюда, старуха громыхала задвижкой.
Богданов выглянул за дверь и подтвердил:
– Она до сих пор здесь стоит.
– Вон та половица скрипела… – Ульяна сделала шаг и вздрогнула от резкого звука. – Она и сейчас скрипит!
– Послушайте! – Богданов схватил ее за плечи и развернул к себе: – Если хотите, чтобы я хоть что-нибудь понял, расскажите все с начала до конца!
Ульяна склонила голову, соглашаясь. Она заговорила, и ближайшая четверть часа прошла очень быстро, словно пролетела.
Выслушав ее, Богданов подвел черту:
– Вам надо было рассказать мне об этом раньше. Поэтому вы посещаете психолога?
– В том числе. Но в большей степени по решению дисциплинарной комиссии.
– Знаю. Слышал.
– Вот только не думайте, что я беспредельщица!
– Ну, слава богу! Очухалась. Идемте отсюда. – Он взял ее за руку и вывел в коридор. Там сказал: – Что касается вашего проступка, или, как говорят, дисциплинарного нарушения, я бы сам перестрелял этих подонков. И уж точно не стал бы стрелять в воздух.
Ульяна послушно шагала за ним и только однажды виновато заметила:
– Я не могла не нажать курок.
– Понимаю. – Богданов был подавлен рассказом Ульяны и, демонстрируя ей уверенность, на самом деле расстроился.
Проследовав до машины, они увидели, что Николая там нет. Оглядевшись, следователь заметил его в стороне, рядом с какой-то старухой.
– Вас спрашивают! – Николай отступил назад с видом случайно оказавшегося здесь человека.
– В чем дело? – Богданов подошел к старухе, и та спросила:
– Вы по объявлению? Дачники?
– С чего так решили?
– Вы смотрели дом, а он продается.
Чуть помедлив, Богданов проронил:
– Ну, предположим.
– Ежели хотите о чем-нибудь спросить, я расскажу. – Старуха с готовностью подалась вперед.
– Вы хозяйка?
– Живу по соседству. А дом уж лет пять продается. Как только хозяйка Катерина Ивановна померла, Ленка и начала его продавать.
– Ленка – это кто? – уточнил Богданов.
– Ейная внучка.
– Ага… Значит, хозяйка была преклонного возраста?
– Восьмидесяти девяти годков померла. Да и Ленка уже не девочка – лет пятьдесят ей, не меньше.
– Катерина Ивановна долго здесь жила?
– Да всю свою жизнь, как родилась.
– Ее фамилию знаете?
Старуха затянула концы платка и, прежде чем ответить, вытерла ими губы.
– Катерина Ивановна Курочко. С «о» на конце.
Ульяна и Богданов обменялись тревожными взглядами, и Ульяна спросила:
– А дом продает ее внучка?
– Ленка продает, я же сказала.
– О ней что-нибудь знаете? Она сама жила в этом доме?
– Ну уж нет! – Возмутившись таким предположением, старуха замахала руками, будто напрочь отметая такую возможность. – Она с родителями в городе жила, сюда приезжала редко. Обычно с хахалем своим на милицейской машине.
– Ее хахаль был милиционером?
– Ну да. Потом, когда они поженились, Сашка в большие чины вышел. Говорят, генералом стал.
Снова переглянувшись, Богдан и Ульяна замолчали. Со стороны могло показаться, что у них происходил телепатический обмен мыслями.
В конце концов Ульяна перевела глаза на старуху и спросила:
– Телефончик не дадите?
– Чей? – Старуха оказалась на редкость сообразительной. – Ленкин, что ли? Записывайте. – Она достала из кармана передника четвертинку тетрадного листа, продиктовала номер и в конце добавила: – А зовут ее Елена Петровна Гурова.