– Сама она из Опалихи, это деревушка в пятнадцати километрах от Старой Кущи, но последние пять лет жила на территории пансионата. – Степан Дюков открыл в заборе калитку и перешагнул через поперечную доску. – Осторожно, Ульяна Сергеевна, не зацепитесь.
Он запер калитку и ступил на хорошо утоптанную тропинку. Сосновый бор в этом месте был очень густым, кроны деревьев смыкались над головами, не оставляя проплешин. Здесь было сыро, прохладно и темно.
– Вы сказали, что в последние годы Кружилиха жила на территории пансионата, – заговорила Ульяна, шагая вслед за Дюковым. – Но как она там жила, если год назад здесь был только заброшенный корпус психоневрологического диспансера?
– Работала сторожихой. Какая-никакая собственность «Технопласта», за ней надо было присматривать.
– Неподходящая работа для женщины, – пробормотала Ульяна. – Одной в таком месте можно сойти с ума.
– Кружилиха с ума не сойдет, – рассмеялся Дюков.
– А что она делает в охотничьем домике?
– Так, по мелочам: баню растопит, стол накроет, да потом приберет за гостями. У нее там комнатка отгорожена. Да вы и сами сейчас увидите.
Тропинка закончилась, и они вышли на поляну, которая была не больше детской площадки. Только здесь по периметру стояли не дома, а высокие сосны и закопченная избушка, дровяной сарай и несколько бочек.
– Ух ты! – разочарованно воскликнула Ульяна. – Как все убого.
– Это видимость, – поспешил заметить Степан. – Так сказать, антураж для экзотики. Внутри все устроено по-современному, как в городской квартире. Вода из собственной скважины, канализация, электричество. – Он подступил к двери и заколотил по ней кулаком. – Кружилиха, открывай! Это Дюков!
Тяжелая дверь открылась, из-за нее вышла пышногрудая рыжеволосая женщина лет пятидесяти пяти. Она была в облегающем пестром платье, ее кудрявые волосы рассыпались по плечам, а васильковые глаза приветливо улыбались.
– Степушка! Ну наконец-то зашел! Давненько здесь не был. – Взглянув на Ульяну, она распахнула руки: – А вы, стало быть, сестра Кирилла Сергеевича! Проходите, голубушка, и вам буду рада!
«Старуха» Кружилиха прошла в глубину дома легким невесомым шагом, каким танцуют девушки в ансамбле «Березка». У накрытого стола со вскипающим самоваром она развернулась и гостеприимно повела рукой:
– Милости прошу, угощайтесь. Будто знала, что вы придете.
– А к тебе когда ни зайди, всегда знаешь. – Дюков сел за стол, взял баранку, подставил чашку под носик самовара и открыл краник.
Кипящая струя вырвалась наружу и быстро заполнила чашку. Кружилиха сноровисто подсунула под носик вторую и, вывернув голову, доброжелательно улыбнулась Ульяне:
– Садитесь, милая, угощайтесь. Все – от чистого сердца.
– Спасибо, – присев, Ульяна зачарованно изучала взглядом Кружилиху. От этой женщины исходило нечеловеческое обаяние, которое располагало к ней сразу и безоговорочно. – Не страшно вам здесь одной?
Кружилиха попросту улыбнулась:
– Бывает и страшно. А что поделать? Детей у меня нет, мужа тоже. Одним словом – бобылиха.
– Теперь будет веселей, – сказал Дюков. – Работы тебе прибавится. Пансионат открывается.
– А разве охотничий домик не для своих? – удивилась Ульяна.
– Так и своих прибавится, – крякнул Дюков.
– Всех приветим, всех угостим, для всех баньку растопим, – пообещала хозяйка.
– Хорошая ты баба, Кружилиха. Чаю с тобой попьешь – как в отпуске побываешь.
Она радостно подхватила:
– А ты заходи, Степушка, чаще! Редко заходишь.
– Сейчас мы по делу. – Дюков перевел глаза на Ульяну. – Спрашивайте, что хотели, Ульяна Сергеевна.
Она, не особо мудрствуя, спросила напрямую:
– Позавчера утром Гуров к вам приходил?
– Александр Иванович? – Кружилиха хлопотала, раскладывая по розеткам варенье. – Как же, был. На этот случай для него припасена бутылочка беленькой. Много не наливаю, а так, для души, чтобы посидеть да поговорить.
– Во сколько он к вам пришел?
Замявшись на мгновение, Кружилиха обронила:
– Так он и не уходил…
– Прошу прощения, – в ожидании разъяснений замерла Ульяна. – Что значит «не уходил»?
– Пришел за день до того, переночевал, утром опохмелился и подался в пансионат.
– Во сколько Гуров пришел за день до этого? – спросила Ульяна.
– Вечером, семи еще не было. – Кружилиха ласково улыбнулась. – У меня на этот случай раскладушечка в кладовке застелена.
– Часто приходит? – нахмурился Дюков.
Ульяна его одернула:
– Это не наше дело, – и продолжила, обращаясь к Кружилихе: – Во сколько Гуров ушел?
– А как опохмелился, утром, часов в одиннадцать.
– Опохмелился или принял на грудь?
Кружилиха согласилась:
– Принял, и хорошо. Но я его меру знаю, больше не налила.
– Значит, в одиннадцать… – Ульяна хлебнула чаю и съела с ложки варенье, потом встала из-за стола:
– Спасибо. Теперь нам надо идти.
Они попрощались легко, Кружилиха не стала их уговаривать.
Пройдя через лес и приблизившись к забору пансионата, Ульяна сказала:
– Какая ж она ведьма?.. Вполне приятная женщина.
– Так ведьмы другими и не бывают, – с усмешкой ответил Дюков. – Будут еще распоряжения?
– Сегодня же просмотрите записи видеокамер за день до убийства. Проверьте информацию Кружилихи о том, что Гуров пришел к ней вечером.
– Сделаю.
– И сразу сообщите мне. От этого многое зависит.
– Понял. – Дюков открыл калитку и, пропустив Ульяну вперед, поддержал ее под руку. – Не зацепитесь, Ульяна Сергеевна.
Впервые за долгое время она ощутила поддержку и поняла, что ей спокойно, когда рядом находится этот по-военному строгий и немногословный человек.
– Хотела вас попросить, Степан.
– Слушаю.
– В последнее время у меня не хватает времени для выполнения своих непосредственных обязанностей.
– Я бы так не сказал.
– И все же попрошу вас… Скоро открытие пансионата, и вам придется быть на подхвате.
– Можете не беспокоиться, подстрахую.
Войдя в главный корпус, Ульяна сразу же направилась к стойке, за которой увидела Рудневу.
– Ольга Францевна!
Та подняла голову и, заметив Ульяну, воскликнула:
– Как хорошо, что вы пришли! Я не смогла до вас дозвониться. Сотовая связь опять барахлит.
– Что-нибудь случилось?
– Гурова увезли на «скорой» в больницу. Врач не исключает инфаркт.
Помолчав, Ульяна осведомилась:
– Видели Богданова?
– Он в кабинете у Кирилла Сергеевича.
Ульяна заглянула туда и увидела следователя в директорском кресле, а рядом с ним Подольского.
– Заняты, Игорь Константинович?
Он дописал несколько слов, развернул протокол и передал ручку Подольскому:
– Пишите: с моих слов записано верно, мною прочитано. Далее – подпись и дата.
Подольский начал писать, а Богданов поднял глаза и обратился к Ульяне:
– Проходите.
Расписавшись в протоколе, Подольский встал:
– Теперь я могу идти?
– Идите, – сказал Богданов, с иронией наблюдая за тем, как продюсер преувеличенно галантно раскланялся с дамой, и после его ухода спросил: – Есть что-то новое?
Ульяна прошла к столу и села на то же место, с которого только что встал Подольский.
– Вот!
Богданов с удивлением наблюдал за тем, как она кладет на стол черно-белые листы с фотографиями.
– Что это?
– Снимки с камер наблюдения, распечатанные на принтере.
– И что сие значит? – Он переворошил листы. – Сосны… крыльцо… чьи-то ноги.
– Ноги принадлежат Гурову. На других фотографиях есть его лицо. – Она ткнула пальцем: – Обратите внимание на время съемки. Траектория движения Гурова такова: в одиннадцать часов тринадцать минут он прошел мимо пятнадцатого коттеджа, в одиннадцать восемнадцать – мимо девятого. У четвертого коттеджа был в одиннадцать двадцать семь, а в половине двенадцатого я видела с террасы, как Гуров шел мимо гримвагена.
– Я понял… – Богданов склонил голову. – У Гурова не было времени на убийство жены. Откуда он шел?
– Из охотничьего домика, который расположен за пределами территории, но принадлежит пансионату.
– Что Гуров там делал?
– Похоже, у него роман с тамошней сторожихой.
– Что? Реально? – Следователь вскинул голову, и в его глазах заплясали чертики. – Так-таки роман? И что? Молодая и красивая? Охотница за генералами?
– Ага… – сдержанно хмыкнула Ульяна. – Лет пятьдесят пять, но до безобразия мила: накормит, напоит, стопочку поднесет, да еще и спать на раскладушке устроит.
– Все, что нужно мужику, – резюмировал Богданов и между делом поинтересовался: – Беседовали с ней?
– Она подтвердила, что Гуров ушел от нее после одиннадцати, что вполне укладывается в схему. Но вот что важно, – Ульяна сделала интригующую паузу и продолжила: – Пришел он к ней днем раньше…
– То есть за день до убийства жены? – опередил ее следователь.
– В том-то и дело, что, придя в охотничий домик в семь вечера и оставшись ночевать, Гуров не мог одновременно быть в своем номере и ругаться с женой.
– Это подтверждено? – взыскательно осведомился Богданов.
– Подтверждено показаниями Кружилихи, – сказала Ульяна. – Так зовут сторожиху.
– А как насчет записи видеонаблюдения?
– Дюков просматривает и сегодня доложит по всей форме.
– Да-а-а… – протянул следователь. – Это в корне меняет дело. – Он постучал колпачком ручки по столу. – Не знаю, радоваться или печалиться.
– Ну почему же? Гуров не виноват, это радует.
– Другой версии у нас пока нет. Остается предположить, что какой-нибудь сумасшедший гример придушил Гурову за то, что она взяла его пудру.
– Шутите не смешно. – Ульяна почувствовала себя уязвленной. При жизни она не слишком любила Елену Петровну, но смерть изменила все.
– Как думаете, почему Гуров соврал? Почему не рассказал о том, где он был на самом деле?
– Ему было неловко, – предположила Ульяна.
– Невзирая на подозрения в убийстве жены? Неловкость и подозрения в убийстве категории несопоставимые.
– Зная Александра Ивановича, могу в это поверить.
– Ну что ж… Вам виднее. – Богданов ненадолго задумался. – Его увезли в больницу.
Сожалея, она кивнула.
– Все одно к одному. Я бы сказала, что судьба обошлась с ним слишком жестоко.
– Обычно так и бывает, – заметил следователь. – Где одно несчастье, там жди другое. – Он посмотрел на часы: – Ну где там ваш Дюков?
Ульяна взялась за телефон, но позвонить не успела: в дверь постучали, и в кабинет вошел сам Степан:
– Разрешите?
– Входи. – Она в нетерпении спросила: – Ну что там?
Дюков, как и она недавно, выложил на стол отпечатанные на принтере фотографии.
– Слова Кружилихи подтвердились.
– Ну слава богу!
– Вы забыли проверить еще одну вещь, – вмешался Богданов. – Придя в охотничий домик, Гуров имел возможность отлучиться в свой номер, чтобы поскандалить с женой.
– Зачем же… – ответил Дюков. – Я прокрутил записи на скорости. Гуров не проходил.
– Что и требовалось доказать. – Богданов забрал со стола снимки, подровнял их в стопку и сунул в папку. – Будем считать, что Гурова отработали. – Он посмотрел на Ульяну: – Будете навещать его в больнице – скажите, что все подозрения сняты.
– Извинения передать?
– Еще чего. Он сам виноват. Если бы рассказал, что был с женщиной, мы бы его не подозревали.
– Этой темы я касаться не буду, – сдержанно проронила Ульяна.
– Ульяна Сергеевна… – начал Дюков, и в его голосе прозвучала нежданная робость.
– Слушаю. – Она с удивлением уставилась на него.
– Не знаю, стоит ли говорить…
– О чем?
– Возможно, это не относится к делу, – добавил Дюков.
– Если начали, говорите.
– Когда я просматривал записи, то увидел, что вчера из девятого коттеджа вышли двое.
– Кто? – насторожился Богданов. – Коттеджи еще не заселены.
– Флеер и с ним девушка по имени Милана. Я видел ее вчера за столом во время завтрака.
– Ого! – Богданов поглядел на Ульяну и не без сарказма заметил: – Не думаю, что они там перетрясали перины. – Он обернулся к Дюкову. – Когда это было? В какое время?
– Ровно в одиннадцать утра.
– В это время Милана должна была плавать в бассейне, – проговорила Ульяна.
К ней обратился Богданов:
– Если мне не отшибло память, в половине двенадцатого вы видели, как она входила в главный корпус.
– Все так и было, – подтвердила Ульяна. – Ко всему сказанному добавлю: в перелеске между деревьями маячил Вадим Флеер. Мне показалось, что он за ней наблюдал.
– И вот ведь что интересно. – Следователь беспокойно заерзал в кресле. – Ровно в одиннадцать эти двое вышли из коттеджа. Из девятого, говорите? – спросил он у Дюкова и, получив утвердительный ответ, продолжил: – Оттуда до главного корпуса ходу – одиннадцать минут. Девять до четвертого и еще пара минут до главного.
– А я видела их в половине двенадцатого, – повторила Ульяна. – Разница во времени – девятнадцать минут.
– Этого было достаточно, чтобы убить Гурову, – заключил Богданов.