Глава XLII. Табар

Улицы города,

Улицы страшные —

Липкие стены,

Кровью окрашенные…

Гили Абд Ар-Рахман, «Улицы города», пер. В. Луговского


Мимо стражи у дворцовых ворот Кайс прошел, низко опустив голову. Казалось, он не замечал ничего вокруг. Сжимало грудь. Перед глазами стояла белая пелена. Было душно. Неподвижный, горячий воздух как шапкой накрывал бескрайний город. Ночная прохлада с реки не проникала в него. Далеко на востоке собирались тучи.

Юноша пересек пустую площадь и, не сворачивая, побрел по главной торговой улице. Прямая, как натянутая тетива, она вела из центра Вавилона почти до самой юго-западной его окраины.

Ночью город был пуст. Позади остались запертые, но ярко освещенные фонарями ювелирные и оружейные магазины. Пряный коктейль из просушенных и перетертых трав у заколоченных развалов торговцев специями сменился горьким запахом экстрактов и эссенций у аптекарских лавок. Пьянящий аромат свежего солода рядом с погруженными во тьму домами варщиков ячменного вина постепенно вытеснила едкая вонь извести, золы и бараньего жира возле кожевенных мастерских. Затем уже в нос ударил тяжелый и тугой смрад центральной скотобойни. За ней главная улица упиралась в узкий и грязный канал Гадес[94], отделявший благопристойную и в основном законопослушную часть Вавилона от района Табар.

Даже днем жители соседних кварталов старались держаться от него подальше, а городская стража, в обязанности которой входило патрулирование древнего города, в своем хаотичном передвижении по нему возле деревянного моста непременно останавливалась и поворачивала назад.

За столетия существования города Бога его национально-этнический состав неоднократно претерпевал изменения, но сложились некоторые традиции, в соответствии с которыми египтяне предпочитали компактно селиться на севере, строя свои жилища за городской стеной и каналом, окружавшим ее. Эллины — на восточном берегу реки, а евреи — на западном, за большим мостом, который днем превращался в оживленное торговое место. Местная знать и знатные персы покупали дома рядом с дворцом и дорогой Процессий.

Здесь же, в Табаре, как в своего рода межнациональном плавильном котле, жили все подряд. Сюда люди попадали не по собственной воле: разорившиеся ремесленники; потерявшие право аренды земли крестьяне; лишившиеся надежды отдать долги торговцы; беглые рабы, своей ленью или дерзостью заслужившие немилость у хозяев и вынужденные скрываться от неминуемой расправы; лекари, по незнанию или недосмотру убившие или покалечившие своих пациентов. Всех их объединяло одно единственное стремление — скрыться от правосудия.

В притонах почти открыто продавали хаому — наркотический напиток, доступный в других частях страны лишь посвященным в его тайну жрецам. Обитатели Табара устраивали петушиные бои по своим, особенно жестоким правилам. Птицам одевали лезвия на шпоры, и арена всегда была залита кровью. Во всей остальной империи подобное было запрещено, и вовсе не из сочувствия к пернатым. Бывали случаи, когда обезумевшие от боли или страха петухи набрасывались на зрителей, калечили и даже убивали их, если удары попадали в горло.

Жизнь человека в большом Вавилоне стоила дорого. Там действовали законы. За убийство полагалась смерть. Даже самый никчемный раб имел свою цену: его можно было заставить работать или продать. Убивший раба должен был возместить его хозяину ущерб в двукратном размере. В Табаре жизнь даже свободного человека не стоила ничего.

Либо Кайс, совсем недавно приехавший в Вавилон, понятия не имел о том, какая опасность может поджидать случайного человека, оказавшегося ночью в этом районе, либо ему было на это плевать. Даже свое оружие он оставил во дворце. Дойдя до моста юноша, не замедляя шага, пересек его.

Воздух по другую сторону водной преграды был полон запахов нечистот. На первый взгляд ночью самый опасный квартал города выглядел таким же пустым, как и все другие его части, но это было не так. Из зиявших черных подворотен раздавалось то пьяное пение, то женский визг, то собачий вой.

Не успел юноша пройти и сотни шагов по кривой и узкой улочке, как дорогу ему перегородили двое: первый — плешивый стоял ближе, второй — гладко выбритый держался чудь дальше за ним. Оба носили засаленную и местами рваную одежду и появились так неожиданно, что инстинктивным желанием было отшатнуться от них. Кайс сделал шаг назад и тут же ощутил, как кончик клинка коснулся правого бока.

— Шевельнешься, печень проткну, — сипло прошипели ему прямо в ухо, а на левое плечо легла массивная, изъеденная язвами пятерня, на указательном пальце которой не хватало двух фаланг.

Плешивый сделал шаг влево, а бритый развязной походкой направился к Кайсу, но не по прямой, а закладывая чуть вправо. Таким образом молодой человек оказался как бы в центре треугольника из бандитов, в намерениях которых сомневаться не приходилось.

— С каких же это озер занесло в наше болото такого жирного гуся? — губы бритого, обнажив гнилые зубы, растянулись в наглой ухмылке.

Делая шаги, он едва заметно приволакивал ногу.

— Мы мальца пух с тебя пощиплем. Не глупи, и цел будешь, — высоким, пискливым голосом обозначил перспективы плешивый.

Юноша молчал, переводя испуганный взгляд с одного на другого, всем своим видом демонстрируя, что вот-вот упадет в обморок.

— Ну, ты покрякай что-нибудь, — помахивая короткой дубинкой с острыми шипами произнес бритый, — хотя можешь и молчать, конечно, но брехало-то отвори. Мы посмотрим, не припрятано ли там чего.

Плешивый, вооруженный удавкой, жестом указал на перстень с изумрудом.

— Снимай, — приказал он.

Кайс не шевельнулся. Видимо, он готов был отдать все, что угодно, но только не это кольцо.

— Давай, а то с пальцем отрежем, — прохрипел стоявший за спиной.

— В этом, вижу, ты знаток, — произнес юноша, приподнимая левое плечо и одновременно наклоняя к нему голову как бы для того, чтобы получше разглядеть отсутствующие фаланги разбойника.

В ту же секунду он затылком нанес удар, пришедшийся беспалому в переносицу. Еще через мгновение нож, который бандит сжимал в правой руке, был у перса. Удавка плешивого со свистом рассекла воздух, но обвилась не вокруг шеи Кайса, а вокруг его левого запястья. Юноша рванул веревку. Головорез полетел прямо на него и напоролся на клинок. Третий нападавший, к которому юный перс вынужден был повернуться спиной, замахнулся дубинкой. Кайс едва успел увернуться, подставив под шипы голову обмякшего бандита. Висок обожгло шипами, но это были лишь царапины. Всю силу удара принял на себя умирающий с распоротым брюхом. На месте темени у него образовалась огромная вмятина.

Лысый взглянул на первого товарища, который лежал, схватившись за разбитый нос, и тихо скулил, на второго, дергавшего ногами в предсмертных конвульсиях, правильно оценил свои шансы, развернулся и бросился бежать. Но быстро скрыться ему не позволяла хромая нога. Он успел сделать только несколько неуклюжих прыжков. Кайс вырвал дубинку из черепа умирающего разбойника и метнул ее. Шипы вошли в позвонки убегавшего чуть пониже шеи. Парализованный, он, рухнул на землю.

Стычка завершилась настолько быстро, что никто из нападавших не успел поднять тревогу. Лишь Беспалый нарушал гробовую тишину своим подвыванием. Судя по щенячьему взгляду, он молил о пощаде.

Поведение Кайса изменилось кардинально. От прежних меланхолично-отстраненных повадок не осталось и следа. Действовал юноша чрезвычайно энергично: быстро развязал удавку, стянул ей руки выжившего разбойника за спиной, соорудил на другом конце еще одну петлю и накинул ему же на шею. Связанный таким образом бандит мог держаться на ногах и даже весьма бойко передвигаться, но при этом не представлял ни малейшей опасности.

Кайс вынул нож из убитого противника и только тут смог рассмотреть едва не лишившее его жизни оружие поближе. Это был односторонне заточенный короткий, но широкий клинок с долом и направленными в сторону рукоятки зубьями.

— У тебя есть два варианта, — произнес молодой человек, — либо ты рассказываешь мне, все, что знаешь, либо присоединяешься к своим подельникам.

— Все! Все, что знаю, расскажу, — стуча зубам выдавил из себя беспалый.

— Мне нужен Рыжий Грек. Покажешь, как найти его, будешь жить.

— Я не… не… не знаю, где его искать.

— А кто знает?

— Хромой знал.

Бандит, боясь пошевелить головой, взглядом указал на лежащего подельника, но тот, задрав бритую башку со стеклянными глазами к звездам, уже затих.

— Тогда ты мне больше не нужен, — Кайс коротко замахнулся ножом.

— Не надо! Умоляю! Меня же на ремешки порежут.

— Я сейчас разрыдаюсь. Нашел кого молить о пощаде. У нас очень мало времени, так что, если тебе нечего сказать, то — прощай. И передай там от меня привет своим богам.

— Это здесь, совсем недалеко, — сдался разбойник, — но туда не войти.

— Или ты выкладываешь все четко и без пауз, или я найду другого проводника, — произнес молодой человек, явно теряя остатки терпения.

— Не войти тебе туда. Тех, кто не знает секретного слова, кончают прямо на месте. А его меняют каждый вечер. Пароль сообщают только тем, кто присягнул на верность Рыжему Греку.

— Ну, ты ведь его знаешь?

— Вчерашний знал, и позавчерашний, и до этого, который был и еще. Да все, поди, которые вводили знал. А нового, клянусь всеми богами, не знаю. Хромому должны были сообщить. Он к ноге Грека припадал и нож целовал.

Поняв, что благородный перс перестал его понимать, разбойник пояснил:

— В смысле присягал Хромой ему. Ритуал такой. Большие перемены происходят. Хамид с Рыжим Греком, по слухам, неделю назад разбежались, а сегодня голову царя воров выставили на всеобщее обозрение. Люди говорят, что по наводке Грека главного и повязали. Теперь что-то будет. Все, кто с новый властью нож Греку целуют. Но много и тех, кто против, дескать, совсем недавно он тут и возвысился только благодаря близости к Хамиду. Тот его сделал своей правой рукой, а заслуг у него перед Табаром и нет никаких.

Кайс с трудом вникал во всю эту околесицу, но все же понял, что грядет война в бандитском сообществе. Эка невидаль. Рыжий Грек был заинтересован в гибели начальника и тут же попал под подозрения. Теперь он попытается подмять под себя весь криминальный мир Вавилона, но сделать это будет непросто, так как его авторитет не сопоставим с авторитетом бывшего царя воров.

— В штабе у Грека введены такие меры безопасности, каких и не было никогда, — продолжал беспалый, у которого разбитый нос перестал кровоточить, а боль несколько поутихла. — Он очень боится, как бы чего не вышло. Другие важные и влиятельные руководители группировок должны будут собраться и проголосовать за него. Но кто будет «за», а кто «против», это еще вопрос. Поговаривают еще, что Грек готовит очень крупное и серьезное дело, но какое — никто не знает.

— Плевать на детали, веди к штабу Грека, — Кайс дернул за удавку, и бандит, сидевший до этого на мостовой, вскочил на ноги.

— Я никто, мелюзга, мне не положено знать того, чего не положено. Отпустил бы ты меня, а…

Разбойник скорчил гримасу, показывая, насколько он ничтожная персона в преступном мире.

— Перечисляй пароли, которые знаешь, — приказал юный перс.

— «Скорпион» сначала. Потом «орел». Затем «змея», а накануне, стало быть, «лев». Чудные слова. Все животины какие-то, — проблеял беспалый, — Хромой говорил, что тех, кто не знает нужного слова, убивает тут же хитроумная машина. Уж больно изобретателен будущий царь воров. Одно слово — грек.

Кайс улыбнулся.

— Шагай. Войдешь первым. Новый пароль — «единорог», — сказал он и подтолкнул разбойника в спину.

Оставшийся путь проделали без приключений. Сначала петляли по кривым улочкам и подворотням, затем вышли к небольшой площади, на противоположном конце которой возвышалось похожее на небольшую крепость кирпичное здание. Первый этаж был глухим. Вдоль второго и третьего тянулись небольшие бойницы. Здание было окружено рвом, который когда-то, видимо, был частью общей системы водоснабжения. Все прочие каналы в Табаре давно пришли в упадок: заросли донными растениями и забились илом, но за этим следили. Вода в нем была проточной. К дому вел широкий деревянный мост, треть которого занимала построенная прямо на нем кирпичная сторожевая башня. Она стояла над водой, и только минуя ее можно было пройти внутрь.

Кайс подтолкнул беспалого, и тот нехотя засеменил через открытое пространство. Юноша мягко и бесшумно побежал за ним. Остановились около массивной, обитой бронзой двери. Вряд ли в темноте их могли заметить, да и при такой мощной защите, рассудил перс, обитателям крепости не было нужды постоянно следить за площадью и прилегающими улочками.

— Дальше не пойду, — прошептал разбойник, — убьют, машина убьет.

— Останешься здесь, убью я. Вперед, — Кайс подвел связанного к двери и трижды сильно постучал рукоятью кинжала по бронзе. Едва слышно проскрипел какой-то хитроумный механизм. Щелкнула задвижка. Створ распахнулся, а когда беспалый, дрожа всем телом, протиснулся внутрь, вновь закрылся.

— Говори, — громко и требовательно прозвучало изнутри.

— Единорог, — провизжал несчастный, и в ту же минуту пришли в действие какие-то невидимые снаружи рычаги, заскрежетали металлические детали адской машины. Обреченный и закричать-то толком не смог. Были слышны лишь булькающие хрипы. Впрочем, продолжались они недолго. Когда разбойник умолк, распахнулся люк, и тело его плюхнулось в воду. Течением его стало сносить в сторону. Все оно было покрыто круглыми колотыми ранами, отстоящими друг от друга на расстояние не более ширины ладони.

«Значит не единорог», — пробурчал юноша и закусил губу.

Он вдруг понял, что ощущает не только досаду из-за ошибки с паролем, но и чувствует нечто похожее на угрызения совести. Вдалеке вновь раздались раскаты грома. Надо было спешить.

Перс трижды решительно ударил кулаком по двери. Все произошло ровно также, как и в первый раз. Створ распахнулся, а когда юноша шагнул внутрь, также стремительно захлопнулся. Он стоял на гладкой деревянной поверхности запертого люка в узкой и тесной будке. Было темно. Юноша быстро ощупал боковые поверхности. Они были липкими от крови, и в них располагались отверстия шириной с большой палец. Именно оттуда выходили штыри. Увернуться и спрятаться здесь было некуда. Раскрылось узкое оконце и тот же голос, что и в первый раз, произнес:

— Слушаю.

— Бык, — выпалил юноша.

Больше всего на свете он хотел сейчас, чтобы просто распахнулась дверь перед ним. Впервые в жизни Кайс боялся умереть. Не потому, что будет больно и не потому, что ему хотелось жить, а потому, что уйди он сейчас из этого мира, дело, ради которого все затевалось, не будет завершено. Но времени обдумать все это и подготовиться к неизбежному не было. Механизмы жуткой машины пришли в движение.

Загрузка...