Последний еврей Багдада

Глава LVI. У сокровищ

Нежданные визитеры были вооружены до зубов. Даже бывший шеф разведки против обыкновения на этот раз носил не гражданскую одежду, а камуфляж и был экипирован ничуть не хуже своих подчиненных.

— Хорошеньких же друзей ты успел завести, любимый, — произнесла Элиз, обращаясь к Дэвиду.

Она сидела на кушетке, поджав ноги.

— Ты цела!? — Дэвид бросился к девушке, — они не причинили тебе вреда?

— Что ты, какой может быть вред. Они такие милые. Всю жизнь мечтала познакомиться с насильниками и убийцами, по которым Гаага плачет[99].

— Да бросьте вы, девушка, чужие глупости-то повторять, — присоединился к разговору Хасан, — знали бы вы сколько раз я уже выслушивал подобное, в том числе и из уст вашего кавалера. Он вам не говорил, наверное, но я тоже приложил руку к вашему освобождению. И рисковал не намного меньше вашего принца и пулю мог получить также, как он.

— Это правда, — кивнул Дэвид в ответ на немой вопрос Элиз, которая испытующе смотрела на молодого человека, — но он мне не друг. Я получал от него информацию, и мы вместе шли по следу Кельца.

— И ведь настигли его, — с наигранной веселостью подхватил Хасан, — ну ты и пошалил у Шакала. А сколько шума наделал на кладбище. Я прям-таки зауважал тебя с новой силой. Ну, правда, не ожидал такого. Прям-таки Давид, поражающий Голиафа. И все из-за возлюбленной. Каффа теперь не скоро оправится.

— Как ты нашел нас? — спросил Дэвид.

Его голос по-прежнему звучал максимально сухо.

— «Дорога на запад. Сто стадиев», — процитировал бывший шеф разведки в ответ, — сами же написали.

Дэвид невольно схватился за голову. Расшифровав текст таблички там, в склепе, он не стер текст на песке. Журналист пытался припомнить, все ли послание Эгиби осталась в склепе или только часть его.

— Получается, что ты следил за мной, — сделал вывод Дэвид.

— Напротив — хотел прийти на помощь, — Хасан потянулся, расправляя затекшие плечи, — ребятки из армии Махди обшарили кладбище после боя и нашли место, где вы укрывались. У меня и среди них есть свои люди. Донесли, встретили, довели до места, показали. А что там дальше-то по тексту было? А то эти слоны натоптали, почти ничего и прочесть-то не удалось. Табличка ведь теперь у тебя? Не по памяти же ты расшифровку делал.

— Она у меня, — с облегчением выпалил репортер, — бери ее и убирайся.

Дэвид достал артефакт и швырнул его Хасану. Разведчик одной рукой подхватил летящий предмет.

— Не будем торопиться, — произнес он, поглаживая пальцами округлые впадины выдавленных в золоте букв.

— Ты страстно хотел вернуть похищенную табличку. Ты своего добился. Расстанемся мирно.

— Уверен так и будет, партнер, но давай пройдем эту дистанцию до конца вместе. Будем откровенны: вы ведь не ради туристических красот приехали сюда. Табличка — это ключ к зарытым где-то здесь сокровищам Эгиби. И вы знаете это. Отыщем клад, поделим его и разбежимся. Вас трое, и нас трое, так что половину вам, а половину нам. Так ведь будет справедливо.

— Скукота-то какая, — ответил Дэвид, — так вот, что тебе было нужно на самом деле — деньги. А сколько было красивых слов о недопустимости разграбления национальных богатств, о патриотах, борющихся за сохранение исторических ценностей.

— Так оно и есть, Дункан. Но ты представь только, что это такое — быть постоянно где-то рядом с троном, лебезить перед сидящим на нем самодуром, выполнять все его прихоти и не иметь возможности жить так, как того требует твой статус. Получать крохи с его стола, с которым не сравнится даже та роскошь, в которой купались императоры древности. Молчать и повиноваться, молчать и повиноваться. А он при этом вечно подозревает тебя в заговорах, в которых ты никогда не участвовал, играет с тобой, как с мышью: захочет — придушит, захочет — помилует. И когда этот недостойный власти полоумный человечишка доводит твою родную страну до краха, ты, который никогда не был согласен ни с его устремлениями, ни с его методами, вынужден скрываться от объявивших на тебя охоту захватчиков. У меня ведь нет ничего. Всю жизнь я только воевал, а братец держал меня на сухом пайке. Деньги Эгиби нужны мне, чтобы скрыться. Для меня это сейчас вопрос физического выживания.

Хасан говорил с убежденностью фанатика. Было ясно, что он много раз про себя повторял этот монолог.

— Лимузин, вертолет, загородный дворец — совсем такой сухой паек, пересушенный, — растянулся в усмешке Дэвид.

— Да брось ты! Это же все игрушки. Настоящих богатств у меня никогда не было. Можно подумать, что вы сами здесь не из-за денег. Никогда в это не поверю.

— Ты можешь верить, во что хочешь, — ответил Дэвид, — но мне они не нужны. Для меня намного важнее, чтобы первым до сокровищ не добрался Кельц, если он выжил, конечно.

В ту самую секунду Абдулла, стоявший возле окна и приглядывавший за дорогой и стоянкой, резко вскинул руку. Хасан подошел к нему и присвистнул.

— Не только выжил, но и уже здесь, — произнес сводный брат беглого диктатора, передергивая затвор автомата, — Шакал тоже с ним. Ну что — закончим начатое тобой, партнер?

— Не называй меня так, — отозвался Дэвид.

Он тоже выглянул в окно. На стоянке остановился покрытый грязью джип из которого выбрались Кельц и Шакал. Третий — водитель — остался за рулем. Навстречу им выбежал хозяин кафе. Бандиты вальяжно направились к стоящим в тени столикам. Следом подъехали еще два внедорожника.

— Три… четыре… семь, — стал считать выпрыгивающих на землю подельников Шакала Дэвид, — плюс этих трое. Итого десять. Что теперь скажешь?

— Теперь все шансы закончить начатое есть у них, партнер.

Находившиеся снаружи услышать их не могли, но Хасан невольно стал говорить тише.

— Вот так же и ваша хваленая гвардия, — Дэвид понизил голос вслед за разведчиком, — позировали перед телекамерами и обещали, что враг умоется кровью. А как до сражения за Багдад дошло, так разбежались, побросав оружие.

Хасан, не произнося ни слова, жестом указал наверх, и напарник Абдуллы быстро, но бесшумно исчез за дверью. Элиз, выглянула из-за плеча Дэвида и посмотрела в окно. В волнении девушка закусила губу. Фарух поглядывал в сторону коридора.

— Надо уходить, — предложил он.

— Ни в коем случае, — отозвался Хасан, — снаружи у нас не будет вообще ни одного шанса. Бой дадим здесь.

Он занял позицию возле второго окна. Стрельбу бывший шеф разведки и его люди начали почти синхронно. Сначала Дэвид увидел, как вокруг группы людей, направлявшихся к кафе, из земли взметнулись фонтаны песка и пыли. Двое из них упали. Журналист едва успел сообразить, что стреляли с крыши дома, в котором они находились, как внутри комнаты раздался оглушительный грохот.

Абдулла метил по машине, в которой остался водитель. Тот распахнул дверь, но выбраться наружу не успел. На асфальт вывалилось уже безжизненное тело, а еще через какое-то время прошитый десятками пуль внедорожник задымился.

— Четыре минус! — радостно закричал бывший шеф разведки по-английски, в азарте схватки путая местами слова.

Элиз забилась в угол кушетки, и закрыла ладонями уши. Фарух держался сразу за Дэвидом, который, присев, по-прежнему выглядывал в окно. Успех был налицо, но достигнут он был прежде всего благодаря эффекту неожиданности. Уцелевшие бандиты попрятались.

— Сейчас очухаются, перегруппируются и будут атаковать, — пояснил Хасан, меняя пустой рожок на новый, — минут пять на то, чтобы сменить позиции, у нас есть.

Но выяснилось, что он ошибался. Как только Дэвид и Фарух отошли вглубь комнаты, взрывом разнесло угловую ее часть. Куски битого кирпича ударили прямо в грудь Хасану. Его отбросило от окна. Спас разведчика бронежилет. Контуженный, он мотал головой, пытаясь прийти в себя. По щеке у него текла кровь. Абдулла достал бинт и стал перематывать голову командиру. Комната стала наполняться едким дымом.

Дэвид схватил Элиз и вытолкал ее в коридор. Фарух последовал за ней. Репортер забрал автомат у раненого и подобрался к пробоине в стене. С конструктивными особенностями такого оружия он уже был знаком. Молодой человек быстро высунулся и тут же юркнул обратно за кирпичную кладку. Разглядеть удалось немногое: столы и стулья взрывной волной расшвыряло во все стороны, внедорожник продолжал дымиться, колеса его были пробиты. Боевиков нигде не было.

Дэвид пополз под окнами в левый, пока еще целый угол помещения, и в ту же секунду вновь началась стрельба. Пули влетали в оконные проемы и пробитую брешь. С дальней стены с треском сыпалась штукатурка.

Сверху тоже ответили огнем. Судя по проклятиям, которые раздались в той стороне, где находился платан, осаждающие снова понесли потери. Но это их не остановило. Часть боевиков смогли обойти строение слева и справа и отрыли стрельбу по крыше уже с трех сторон.

Напарник Абдуллы попытался спрыгнуть вниз, но пули настигли его. Он споткнулся и повис вниз головой, зацепившись обвязкой за торчащий из разрушенной плиты перекрытия кусок арматуры. В следующую секунду тело солдата было насквозь пробито сразу в нескольких местах. Изо рта и носа у него полезла красная пена.

— Стреляй туда, — закричал Абдулла Дэвиду, — попадать не обязательно, просто стреляй.

Телохранитель Хасана, оказывается прекрасно понимал по-английски и мог даже говорить на этом языке.

Репортер выставил ствол автомата наружу и нажал на курок. Отдача была такой, что, казалось, оружие не удастся удержать в руках. Вскоре стрельба с обеих сторон прекратилась сама собой. Почему замолчал «Калашников» в руках журналиста, он догадался сразу же — как и в прошлый раз, неожиданно быстро закончились патроны. А вот почему замешкались осаждающие, репортер понял лишь тогда, когда на стоянку со стороны шоссе на большой скорости влетел бронетранспортер.

Это был «Кугуар». Протаранив пять стоящих автомобилей, включая все еще дымящийся внедорожник песочного цвета, он замер. Затем мотор вновь взревел, и машина дала задний ход. Остановилась она прямо возле пробоины в стене. Дверь заднего отсека распахнулась, и оттуда выпрыгнул Рон Забровски.

Военный следователь, не теряя ни секунды, по-военному бодро перескочил через подоконник и оказался внутри.

— Кажется, я вовремя? — тряхнул он своей светлой шевелюрой и, увидев Элиз, высунувшуюся из коридора, растянулся в улыбке, — жмурику на крыше уже не помочь, а вам — самое время. Кстати, кто он?

В руках военный следователь держал автоматическую винтовку. Стрельба по дому, часть которого теперь прикрывала броня «Кугуара», так и не возобновилась.

— И кто эта парочка?.. Постойте, постойте, — озадаченно протянул Забровски, разглядев Абдуллу с Хасаном.

— Рада вас видеть, майор. Вы не просто вовремя. Вы наш спаситель. Даже не знаю, как и отблагодарить вас.

— А не надо никакой благодарности. Похоже, я нашел свою пещеру Аладдина. Хасан Валид Афанди аль-Багдади, вы арестованы.

Забровски направил винтовку в сторону арабов.

— Кто бы мог подумать, что ты, Дэвид, и вы, милая Элиз, путешествуете в такой роскошной компании, — произнес он, — эй, вы двое, поднимите руки так, чтобы я их видел.

Вместо ответа Абдулла спокойно направил автомат прямо в голову военному следователю.

— Афанди, — по-военному отчетливо проговорил Забровски, называя сводного брата Хуссена по фамилии, — ты ведь понимаешь по-английски. Последний раз предупреждаю, прикажи своему шуту опустить пушку. Иначе я буду вынужден стрелять. Бросайте оружие, и я вывезу вас всех отсюда. Справедливый суд и тюрьма лучше, чем холмик над безымянной могилкой. На пышные почтительные похороны тебе все равно надеяться не приходится.

Ответить сводный брат Хуссейна не успел. Прямо под окном разорвались две гранаты. С потолка посыпались искры. Забровски упал на колено, но винтовку из рук не выпустил. Абдулла кинулся на него и ударил кулаком в голову. Завязалась рукопашная схватка. Оба катались по полу, усыпанному гильзами и острой битой каменной крошкой. Араб в итоге оказался сверху. Дэвид схватил его сзади за плечи и попытался оторвать от лежащего на спине следователя.

— Остановитесь, идиоты, — закричал журналист, — все же погибнем!

Как ни сильны физически были Дэвид и Забровски, Абдулла даже не шелохнулся. Он держал пальцы на горле противника, готовый в любой момент сомкнуть их.

— Хасан, прикажи ему остановиться, — прорычал репортер.

Раненый шеф разведки произнес несколько слов по-арабски, и его подчиненный тут же ослабил хватку.

— Пусть пообещает, что больше не будет кидаться, — тяжело дыша ответил Хасан.

— Забровски, обещайте сейчас же, — сказал Дэвид.

— Ладно, обещаю.

Абдулла отпустил майора и, грозно поглядывая в его сторону, вновь направился к командиру.

— Но мы обязательно продолжим этот разговор, — без малейших признаков страха ответил Забровски, — и беседа будет долгой.

— Как вы разыскали нас, Рон, — спросила Элиз, которая вновь вернулась в комнату. Девушка мужественно держалась во время всех последних событий и, казалось, ничуть не была напугана завязавшимся боем.

— Не спрашивайте, очаровательная леди, как я это сделал. Я не смогу вам дать развернутый ответ. А в общих чертах… У армейской спецслужбы есть свои возможности, включая прямой доступ к съемкам с беспилотников. Началось все с того, что мы работали на месте взрыва в Дияле. Записи с камер наблюдения много рассказали нам о том, что же там на самом деле произошло.

Забровски присел возле стены.

— Я стал вас разыскивать. Читаю оперативную сводку о происшествиях. Кругом бардак: три подрыва смертников в Мосуле, в Багдаде какой-то Али-баба оставил крытую тележку с ослом напротив «Палестины», а в ней куча НУРСов[100], направленных в сторону гостиницы. Хорошо эти аборигены пока в военном деле ничего не понимают, но, боюсь, скоро обучатся. При первом же выстреле вся хлипкая конструкция опрокинулась, и остальной залп уже в воздух был. Такой фейерверк, скажу вам! Там еще пара-тройка таких же ЧП в сводке. А тут — на тебе — три человека, двое предположительно европейцы, мужчина и женщина, вели наблюдение за вертолетной площадкой. И не где-нибудь, а рядом с развалинами Вавилона. Вас там видели. Связался с частью. А и тут повезло мне в очередной раз. Там как раз сейчас польское подразделение стоит. Мой дед — ксёндз — бежал из Кракова вскоре после прихода фашистов. И связи с родиной все порвал. А тут выясняется, что поляками в Вавилоне руководит подполковник Забровски. Ну, бывают же такие совпадения. Он, оказывается, мой дальний родственник, из тех, что на родине остались и пережили войну там. Никогда в жизни мы с ним не виделись. Как все закончится, надо съездить познакомиться. У них там на позициях тишь да гладь, а сообщать наверх все равно надо что-то. Так что вы в сводки происшествий попали. Этот самый дальний родственник и описал мне вас и рассказал, куда и в каком направлении вы поехали.

— Если все так, то ты должен знать — я не причастен к убийствам, в которых ты меня обвинял, — произнес Дэвид.

— Я понял, что ты не убийца, значительно раньше. Еще тогда, когда ты, убегая, схватил записку со стола. Ты не стал бы этого делать, будь это состряпанная тобой подделка. Так что я сразу же подключился к поискам Элиз. Правда, ни к чему это тогда не привело.

— Раз так, то почему ты примчался сюда один? — Дэвид по-прежнему с недоверием поглядывал на Забровски.

— Не на все вопросы можно ответить вот так сходу, мой юный друг, — произнес майор и посмотрел на Элиз. При этом на его белесых щеках проступил румянец, — да и что мне оставалось делать? Представь только, сколько времени нужно на согласование полноценной войсковой операции. На это ушло бы часов пять, а ехать в ночь по этим дорогам… Ну, уж нет. Так глупо рисковать своими людьми я не имею права. Да и кто же знал, что у вас тут такая заварушка. Пришлось взять машинку без спроса. По шерстке за это, конечно, не погладят, ну и черт с ними. Победителей не судят. Правда ведь, Хасан?

Араб ничего на это не ответил. Было видно, что он постепенно приходит в себя и уже может передвигаться.

— Что-то сучьи дети снаружи попритихли, — продолжил Забровски, — я когда издали осматривал это милое местечко, пересчитал их. Получилась ровно дюжина вооруженных отморозков. Транспорт я им весь попортил, так что улепетывать отсюда им теперь не на чем. Будут штурмовать.

Как бы в подтверждение слов Забровски со стороны автомобильной стоянки, рассекая темноту, вылетел огненный шар. В долю секунды он преодолел расстояние до бронетранспортера и разорвался возле водительской двери. Машина содрогнулась. Там, куда попал снаряд, броня оплавилась.

— Из гранатомета палят, — макаки краснозадые, весело прокомментировал майор, — самое время убираться отсюда. Еще пары попаданий моя железная коняшка может и не выдержать.

Абдулла тем временем осторожно прокрался к окну. Ножом он перерезал прочные, похожие на парашютные стропы, ремни обвязки на своем мертвом товарище, подхватил соскользнувшее вниз тело и втащил его в комнату. Хасан склонился над ним и закрыл погибшему глаза. Совсем тихо он начал что-то нашептывать.

— Хафиз был отличным воином и стоил многих, — произнес наконец разведчик по-английски, — надо забрать его с собой.

— Тогда сами его и тащите, — отозвался Забровски, — Элиз, позвольте, я помогу вам забраться в машину. Обещаю, скоро все это закончится.

— Идите первым майор, — отозвалась девушка, — я справлюсь.

В этот момент по зданию вновь был открыт огонь из автоматов. Основная часть нападавших, судя по вспышкам, успела переместиться влево.

— Приматы подбираются все ближе, — закричал Забровски, — тянуть больше нельзя. Все за мной. Только не сразу, я прикрою.

Майор перепрыгнул через подоконник и нырнул в машину. Менее чем через полминуты его голова в каске вынырнула из люка на крыше бронетранспортера. Башня с пулеметом повернулась влево. Раздался грохот крупнокалиберного пулемета. Майор поливал свинцом окрестности, сбивая под корень небольшие деревца и кусты, в которых могли скрываться осаждающие.

Дэвид последовал за майором. Но едва он запрыгнул в десантный отсек, как справа сбоку по броне ударила сначала одна, а затем и вторая граната. Первая попала почти в самое основание пулеметной башенки. Вторая — в моторный отсек. Журналист тут же оглох. Когда дым рассеялся, он увидел Забровски. Истекающий кровью, он лежал на спине прямо над тем местом, где раньше был люк пулеметчика, а сейчас горели куски обшивки.

Дэвид схватил его за плечи и потянул на себя.

— Нет! Стой! — превозмогая боль закричал следователь, — ноги защемило.

Голос его звучал как сквозь толщу воды.

— Дай, гляну.

Дэвид перегнулся через раненого: обе его лодыжки были раздроблены и зажаты кусками покореженного металла.

— Потерпи немного. Где тут у тебя обезболивающие?

Журналист стал шарить по карманам майора. Снаружи, совсем рядом раздались голоса боевиков. Они приближались.

— Поздно уже. Теперь на машине отсюда не выбраться. Беги сейчас же. Это ваш единственный шанс — уходите как можно дальше. Ночью они вас не отыщут, а днем крысам положено прятаться в норы. Этого аль-Багдади, — если сможешь, конечно, — передай властям. Пусть свершится правосудие. За него тебе и денег дадут. И еще, Дункан… — Забровски сделал паузу. Было видно, что он готов разреветься от боли, но держится из последних сил, не позволяя себе сделать это в присутствии журналиста, — позаботься об Элиз. Обещай мне, что не причинишь ей вреда.

— Клянусь.

— Вот и отлично. Теперь вон отсюда. И бегом, бегом, бегом.

Майор, собрав остатки сил, толкнул молодого человека так, что он буквально вывалился из десантного отсека. Еще через секунду Забровски ударил по какому-то рычагу, и двери захлопнулись.

Дэвид дернул за ручку раз, другой, но все было бесполезно. Боковым зрением он увидел приближающихся боевиков. Они были едва заметны в свете горящего бронетранспортера: один, второй, третий. Двигались осторожно.

Журналист запрыгнул обратно в окно, в комнате уже никого не было. Беглецов он нагнал на тропе, по которой они вместе с Фарухом ходили на разведку. Не успели они пройти и сотни метров, как окрестности озарила яркая вспышка. Это взорвался «Кугуар»: позади в ночное небо взметнулись искореженные обломки машины.

— Забровски больше нет, — тихо сказал Дэвид, — еще одна глупая смерть.

— В беде узнаешь брата своего, — ответил Хасан и прошептал что-то, закрыв на несколько секунд глаза.

— Укроемся вон в той расщелине, — продолжил он, — сверху к нам не подберутся, а если пойдут здесь, мы их увидим.

Разведчик показал на уходящий вправо от тропы, заросший кустарником овраг.

Прошагав еще метров триста, они остановились передохнуть. Абдулла остался следить за дорогой. Фарух лег на спину и принялся смотреть на звезды. Дэвид попытался обнять девушку, но та отстранилась.

— Мне надо побыть одной, — произнесла она и отошла от мужчин.

Хасан вынул из разгрузки автоматные магазины.

— Патронов почти не осталось, — прокомментировал он.

— Не похоже это на вас, — зло произнес Дэвид, который вдруг задумался над тем, что многих смертей удалось бы избежать, не окажись он тогда возле музея, — вы ведь опытный боец. Неужели забыли как следует вооружиться.

— Оружия было достаточно. Только все оно осталось в фургоне, который первым протаранил ваш погибший приятель.

— Так это была ваша машина? Значит, это вы сначала плелись за нами там — на дороге, прежде чем обогнать.

— Ну да, повезло нам с вами немного. Да и вам тоже. Одни бы вы давно уже были в руках этих вояк.

Хасан прислонился спиной к склону оврага, закрыл глаза и вздохнул полной грудью.

— Как в молодости, — произнес он, — пахнет травой и порохом. Запах войны, но для меня, наверное, нет ничего слаще его. Часто тоскую по прошлой, армейской жизни, когда можно было вот так запросто спать на земле под открытым небом…

— Убивать и грабить, — подхватил журналист.

— …Просыпаться на рассвете, дрожа от холода, стряхивать с одежды росу и ей же умываться.

— А затем жечь села и деревни, — вновь вставил реплику Дэвид, но Хасан, казалось, не слышал его.

— …Просидев всю ночь в засаде, подставлять лицо первым лучам солнца, — продолжил он.

— И не думать о том, что сейчас оно освещает чьи-то могильные холмы, появившиеся по твоей вине.

— И благодарить Аллаха, что дал силы не отступиться от пути праведного.

Дэвид в ответ промолчал.

— Но ты прав, — продолжил разведчик, — слишком многие отдали свои жизни не понятно за что.

Из темноты вынырнул Абдулла. Он прошептал что-то по-арабски Хасану.

— Быстро же они очухались, — отозвался разведчик, — уже идут.

Втроем они поднялись чуть выше — туда, откуда открывался отличный вид на тропу.

— У них нет выхода, — произнес Дэвид, — им нужно ночью добраться до сокровищ.

— Идут цепочкой по одному. Не дураки, и это очень плохо.

— Почему? — спросил журналист и тут же получил ответ на свой вопрос. Под ногами первого бандита взвился вверх столб земли. Боевик упал, как подкошенный. Остальные бросились врассыпную.

Хасан выстрелил один раз, затем снова. Также одиночными вел огонь и Абдулла.

— Теперь деру отсюда, — закричал разведчик, когда они отстрелялись.

Все трое побежали вниз. Фарух уже был на ногах.

— Уходим, быстро, — сказал ему Дэвид, — где Элиз?

Журналист огляделся. Девушки нигде не было.

— Она пошла вон туда и назад не возвращалась, — сказал Фарух.

Репортер бросился в сторону, указанную помощником. Он бежал, осматривал кусты, и звал девушку, не очень громко, стараясь, чтобы его не услышали боевики. Элиз не отзывалась. Дэвид вскарабкался по склону. Наверху он увидел все ту же степь, изрытую оврагами. Девушка пропала.

— Сокровища ведь спрятаны где-то в этих старых штольнях? — спросил Хасан, когда обезумевший от волнения репортер скатился вниз.

Дэвид лишь кивнул.

— И девушка твоя знала, где это место.

— Примерно, оно на севере от платана. Двенадцать стадиев.

— Две тысячи четыреста метров, — посчитал Хасан.

— Две тысячи триста сорок, — механически поправил его Дэвид.

— Значит она туда и пошла, — уверенно заявил разведчик, — больше некуда.

— Идем и мы тоже. Только, умоляю, скорее.

— Север там, — ответил Хасан, — по оврагу мы пройдем метров пятьсот, затем сориентируемся.

Они шагали настолько быстро, насколько позволяла темнота и ранение сводного брата бывшего диктатора, который теперь больше обычного подволакивал ногу.

— Один подорвался на растяжке, — на ходу стал перечислять он, — еще одного застрелил я, и двоих убил Абдулла. Итого их осталось трое. Но они вооружены до зубов, а у нас семь патронов на двоих. Они ведь тоже должны знать, как добраться до сокровищ?

— Наверняка, раз Кельц привез их сюда, значит расшифровал текст на табличке. И расшифровал его до конца. Там указаны очень четки ориентиры — платан, Полярная звезда — запутаться просто невозможно.

Эгиби действительно выбрал идеальный ориентир. Место, где рос платан было видно из любой точки долины. Через полчаса путники увидели в склоне холма вход в одну из выработок старого, заброшенного рудника.

Хасан и Абдулла зажгли фонари. Стены и своды из твердого песчаника буквально через десять метров сменились скальной породой. Следов девушки нигде не было.

— Мы ошиблись, Элиз здесь нет, — в отчаянии произнес Дэвид, — а если она просто заблудилась? Или того хуже — попала в руки бандитов?

— Найдется она, — оборвал его разведчик, — отступать все равно некуда. Хочешь повернуть сейчас, когда мы уже у цели — давай, теперь обойдемся и без тебя.

— Фарух, я возвращаюсь. Ты со мной? — спросил репортер помощника.

Тот заколебался.

— Боевики ведь тоже идут сюда. Пойдем искать девушку — угодим прямо им в лапы.

— Тогда будь осторожен, — произнес журналист и повернул ко входу. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как там, где они только что прошли, заиграли отсветы фонарей.

Дэвид лишь успел упасть на землю, как тут же началась перестрелка. Одиночные выстрелы то и дело ярко озаряли пещеру. Первая вспышка — четыре бандита в проеме, совсем рядом — метрах в пятнадцати. Вторая вспышка — один боевик опрокинулся на спину — руки на рассеченном пулей горле. Третья — его подельник корчится рядом.

Затем темноту рассекла очередь. Свинцовый дождь взрыхлил кусок скалы прямо над головой репортера. Справа что-то покатилось прямо на него. Это был Абдулла. Неуклюже завалившись на бок, он хватал ртом воздух. Бронежилет на груди у него был пробит. Телохранитель Хасана смотрел на журналиста широко открытыми глазами, потом все его мышцы напряглись и тут же расслабились. Абдулла был мертв.

Репортер стал шарить по кармашкам разгрузки погибшего. Должно же быть у него какое-то другое оружие. Вспомнил: тогда, в лодке, во время первой их встречи (как давно, кажется, это было) за поясом араб носил нож. Обвязанная стропами рукоятка — вот она. Дэвид сжал холодное оружие и пополз назад.

Хасана и Фаруха он потерял из виду. Видимо, воспользовавшись минутным затишьем, они ушли еще дальше. Но вот куда — направо, налево или прямо? В табличке ничего не говорилось про ответвления, значит, надо идти вперед. Репортер поднялся и, касаясь одной рукой стены, стал продвигаться вглубь пещеры. Зажечь огонь, означало бы сразу выдать себя. Поэтому двигался он в полной темноте. Показалось, что ход ведет не только вниз, но и немного вправо. Пройдя метров двадцать, он уперся в тупик. Препятствие на ощупь было не гладким, как обработанные кирками стены штольни, а шершавым. Дэвид ничего не видел, но готов был поклясться, что перед ним покрытая штукатуркой кирпичная кладка. За ней — сокровища Эгиби.

— Господин Дункан, хватит играть с нами в прятки. Выходите с поднятыми руками, и я, так и быть, оставлю вам жизнь. Здесь хлипкие потолки. Не уверен, что они выдержат взрыв пары гранат.

Голос Кельца шел сверху, многократно отражаясь от стен.

— А время на то, чтобы разгребать завалы в поисках сокровищ у тебя есть? — громко, так, чтобы было слышно у самого выхода из пещеры, прокричал Дэвид.

— Фаруха и Хасана это тоже касается, — продолжил, как ни в чем не бывало, бельгиец, — задираем лапки повыше и выбираемся на свет божий, дети мои.

«Но откуда? — пронеслось у журналиста в голове, — откуда он мог узнать про Хасана? Кельц ведь с ним никогда не встречался, а сам Дэвид о своей встрече с братом беглого диктатора ему не рассказывал. Неужели боевики опознали оставшееся в разгромленном кафе „У Платана“ тело Хафиза? Нет. Не может быть. Откуда обычным уголовникам знать людей из окружения тех, кто еще недавно правил этой страной?»

Дэвид лихорадочно искал объяснение и нашел его.

— Элиз! — позвал он.

— Я здесь, — отозвалась сверху девушка после небольшой паузы.

— Я выхожу! — немедленно выкрикнул репортер.

Он поднял руки над головой и побрел наверх.

Кельц сидел на камне, держа на коленях автомат. Шакал стоял по другую сторону от выхода и направлял оружие прямо на Дэвида. Элиз держалась за ним. В руках у нее был маленький дамский пистолет.

Репортер замер, потрясенный увиденным. Главарь Каффы подошел к нему и затянул на руках сзади пластиковый ремешок. Затем бандит толкнул журналиста на землю с стал бить его ногами по животу.

— Это за то, что посмел ударить меня, — прокричал он более менее связанную фразу по-английски, — а за дом и люди мои столб повешу сегодня.

Дэвид не обращал внимание на боль. Корчась от ударов он сквозь застилавшие глаза слезы все пытался посмотреть на Элиз.

Девушка глядела на происходящее безучастно. Кельц поднялся с места и подошел к провалу.

— Даю остальным минуту, — крикнул он, — затем полетят гранаты.

Не прошло и двадцати секунд, как наверх вышел Фарух. Шакал связал и его. Последним поднялся Хасан.

— Теперь все, — кивнула Кельцу Элиз.

— Почему? — задал ей вопрос Дэвид.

— Потому, что ты просто дурак. Другой бы уже после «Канал-Отеля», когда я не сразу поехала с вами, а пошла переодеваться, обо всем догадался. Мне надо было предупредить мужа.

— Мужа? — сознание Дэвида все еще отказывалось поверить в очевидное.

— А кого же еще?! Ты меня чуть с ума не свел, доказывая, что наш брак был фиктивным. Думаешь, почему они оказались сегодня здесь? Это я их вызвала, взяв у хозяина кафе телефон.

Девушка подошла к Кельцу и обняла его за плечи.

— Но ты же нашла Дорона Дарвиша, — все еще не сдавался Дэвид.

— Правильно. Я сделала это только затем, чтобы он дал нам ключ к расшифровке. Мы были в тупике.

— Шифр оказался сложнее, чем я думал, — стал пояснять бельгиец, — первая ваша встреча с Эльзой, то есть Риттой была случайностью. Но когда мы узнали, что ты именно тот европеец, который был у музея, и мог что-то видеть, она получила задание выяснить, что именно. В сущности твоя персона не представляла для нас никакой угрозы, пока ты не начал копать. Пришлось заметать следы. Смерть девушки Латифа, министра культуры, да даже и самого Дарвиша — на твоей совести. Старик ведь мог рассказать все при ней, но предпочел почему-то дать ключ к решению загадки именно тебе. Он был очень умен, этот старый еврей. Возможно, почувствовал, что Ритта играет, что она не та, за кого себя выдает. Дорон Дравиш в отличие от тебя не был ослеплен похотью. Ты же, несмотря на свое помешательство, отказался поделиться услышанным с той, которая вскружила твою глупую башку, поэтому и понадобился трюк с похищением. Впрочем, хватит разговоров. Ритта, останься с ними. Журналиста я возьму с собой. Уверен, что дорогу ты уже разведал, так что покажешь. Шагай.

Шакал пинком заставил Дэвида подняться. Бандит постоянно держал его на прицеле. Кельц, напротив, закинул автомат за спину, и зажег осветительную шашку. Ослепительно белое пламя вырывалось из длинного картонного патрона, образуя факел, ярко освещавший все вокруг. Они стали спускаться вниз. По пути перешагнули через тело Абдуллы. Когда подошли к тупику, бельгиец присвистнул от восторга.

— Это здесь. Те, кто прятали сокровища, пытались придать стене вид обычной скалы. Издалека она по-прежнему на нее похожа. Но только не вблизи. Годы сделали свое дело. Видишь эти трещины. Сокровища, наверняка, там. Спасибо тебе Дункан. Ты внес свою лепту и я тебе благодарен, так что прими это как милость, сын мой.

Кельц толкнул Дэвида к стене, разорвал рубашку на его груди, вынул из кармана штанов шприц и вколол его содержимое в правую ключицу репортера. Все это он ловко проделал одной лишь рукой.

Дэвид почувствовал сначала жжение, а затем нестерпимую боль. Кожа вокруг места укола тут же покраснела, а затем вокруг образовались несколько пузырьков, наполнившихся прозрачной жидкостью.

— Придется помучиться, — улыбнулся бельгиец, — но не сильно, не так как на столбе. Умрешь быстро. Это моя тебе благодарность.

Дэвид почувствовал тошноту. Сердце стало бешено биться, а голова закружилась.

Первая шашка догорела, и Кельц зажег вторую. Шакал рукоятью ножа сбил толстый слой штукатурки. Под ней действительно оказалась кирпичная кладка. Он выбрал один кирпич и начал выковыривать застарелый раствор из проемов вокруг него. Работа продвигалась быстро.

— Поверь мне, — обратился Кельц к репортеру, я имею больше прав на эти сокровища, чем кто-либо другой.

Дэвид ничего не ответил. Его бил озноб. Руки и ноги вдруг стали невыносимо тяжелыми.

— Дорон Дарвиш был прав, когда сказал тебе, что у Эгиби был сын. Будь я чуточку прозорливее, нашел бы разгадку и сам. Старый еврей докопался до этого факта, но не знал, что случилось с десятилетним мальчиком дальше. Хочешь я расскажу его историю? Впрочем, тебе только и остается, что слушать. Ты ведь уже не можешь пошевелиться. Ты парализован ядом. Не бойся, скоро все это закончится.

Журналист почувствовал, что веки его отяжелели. Его невыносимо клонило в сон.

— Мальчик жил в Газе, — продолжил Кельц, — в большом поместье на берегу моря. Денег, что оставались в его распоряжении, надолго не хватило. Когда они закончились, прислуга и учителя разбежались. Дом продали за долги. В 12 лет сын богатейшего человека империи оказался на улице. Никто не знал его настоящего имени. Он вынужден был скитаться и нищенствовать. В конце концов попал к пиратам, стал одним из них, только лучшим. Он ведь был талантлив, как и все в роду Эгиби. В конце концов юноша перебрался на Сицилию, в Сиракузы. Завел семью. Он сохранил документы о своем происхождении и перед смертью передал наследникам. Когда, спустя столетия пришли норманы, потомки Эгиби смешались с ними. Мне записи о происхождении сына Эгиби с его личными комментариями на старых, почти истлевших кусках папируса, передал мой родитель. Он понятия не имел, о чем в них речь. Для меня же это стало стимулом: пришлось выучить древнегреческий. Это изменило всю мою жизнь. Я, Дункан, прямой потомок древнейшего рода. Я — тоже Эгиби.

— Ты мерзавец, — с трудом разжав зубы прошептал Дэвид.

— Сим-сим, откройся, — произнес Кельц, отодвинул главаря Каффы от стены и с разбегу ударил по ней.

Кирпичная кладка посыпалась. Еще несколько ударов расчистили проход, достаточный для того, чтобы в него можно было протиснуться. Кельц вошел первым. Шакал схватил едва стоящего на ногах журналиста, у которого уже начались судороги в мышцах рук и ног, и затолкнул его в проем вслед за бельгийцем. Они оказались в помещении метра три в длину и столько же в ширину. В его центре на возвышении, имевшем вне всяких сомнений искусственное происхождение, стоял деревянный, обитый потемневшими бронзовыми пластинами, ларец.

Кельц откинул крышку. Внутри был черный, слежавшийся от времени порошок. Бельгиец пятерней зачерпнул крупные, хрустящие гранулы.

— «Селитра, сера, уголь», — прочитал он на внутренней стороне крышки.

Дэвид натужно, превозмогая боль рассмеялся.

— Что это? — обескураженно спросил Кельц.

— Средство для покорения мира, — тихо произнес Дэвид, чья кожа стала покрываться холодным, липким потом, — то, чего был лишен твой мифический предок. Эгиби не соврал. Достанься это его сыну, он смог бы получить все, чего пожелает. Возможно, даже стал бы самым могущественным человеком своего времени.

— Я не понимаю, — проревел Кельц, — говори яснее!

— Это самый древний из известных на сегодняшний день рецептов пороха, — четко, почти по слогам произнес репортер и, собрав весь остаток сил, всю свою волю к жизни, с размаху ударил ногой по руке Кельца, в которой он держал осветительную шашку.

Патрон взмыл к потолку, ударился о него, и разбрасывая во все стороны яркие желтые искры, полетел вниз.

Шакал задрал голову, провожая взглядом шашку, а журналист, воспользовавшись замешательством противников, прыгнул в пробитый недавно проем. Едва он скрылся в нем, как прогремел взрыв. Спину журналиста обдало жаром. Он упал на землю. Огненный вихрь пронесся по пещере, и следом тут же повалил черный дым.

— И не отсырел ведь за столько столетий, — выдохнул Дэвид и закашлялся.

— Руди, что происходит!? — закричала сверху Элиз.

Он полз вверх из последних сил, готовый в любой момент упасть замертво и больше никогда не подняться. Из глаз лились слезы, а изо рта — кровь. Дышать было невыносимо тяжело. Сердце билось неровно, как бы с перерывами. Пальцы вокруг ногтей кровоточили, но журналист продолжал впиваться ими в камни. Когда сознание готово было окончательно покинуть умирающего, чьи-то руки подхватили его и понесли.

Фарух с Хасаном вытащили репортера на поверхность. Разведчик осмотрел рану на ключице Дэвида и впился в нее ртом. Затем сплюнул яд, смешанный с кровью на землю, прополоскал род водой из фляжки и вновь повторил всю процедуру.

— Где Элиз? — прошептал Дэвид.

— Сбежала. Как только прозвучал взрыв, пустилась наутек. Теперь уже не догнать. Мы пришли на помощь, как только смогли развязать руки. Что с сокровищами?

— Там был порох, — Дэвид неожиданно почувствовал себя легче, — просто порох. И рецепт его приготовления. Эгиби каким-то образом узнал его на полторы тысячи лет раньше, чем европейцы.

— Порох? — удивился Хасан, — получается что все эта гонка была за порохом?

— За веществом, перевернувшим мир, — еле слышно произнес Дэвид, — за веществом бесценным для того времени, но само время, прошедшие столетия, обесценили этот дар Эгиби его сыну.

Разведчик выглядел обескураженным, но запах дыма, поднимавшегося на поверхность из глубины пещеры, не оставлял никаких сомнений в правоте журналиста.

— Судя по симптомам тебя отравили каким-то ядом, возможно, змеиным, — произнес Хасан, вспомнив, что по первой профессии он врач, и надо позаботиться о пострадавшем.

— Это яд скорпиона.

Хасан надавил пальцами на ранку. Из нее вновь пошла кровь. Он вытащил бинт и стал перевязывать плечо журналиста.

— Откуда такая уверенность?

— Мушрушу, — прошептал Дэвид.

— Что?

— Кельц спятил. С самого начала. Он воображал себя мифическим животным, способным превращаться в хищную птицу, единорога, змею, льва и скорпиона. Так он совершал свои убийства. Змея уже была. Министра культуры Кельц раздавил. Остался скорпион.

— Если так, то дело плохо. Тебя надо срочно доставить в больницу. Главное продолжай дышать.

— Мне лучше.

— Это ненадолго.

И действительно Дэвид вдруг почувствовал жгучую пульсирующую боль в месте укола. Мышцы лица стали непроизвольно подергиваться.

На востоке, где занималась заря, показалась пара вертолетов.

— Пои его водой, — сказал Хасан Фаруху, — вот фляга. Как можно больше жидкости. И пусть не двигается. Мне надо уходить. Прощай, Дункан, теперь уж вряд ли где свидимся.

Бывший шеф разведки поднялся и быстрым шагом, по-прежнему немного подволакивая ногу, направился к огибавшей долину дороге. Дэвид с Фарухом остались одни. Последнее, что запомнил журналист, были десантники, выпрыгивающие на землю. Один из них нес носилки. Когда журналиста положили на них, он потерял сознание.