Последний еврей Багдада

Глава LIII. Гавгамелы

Планам Макуты, устроившего, как он считал, все самым лучшим образом, не суждено было осуществиться. Когда он подобрался к столбам и попытался наброситься на одного из солдат, охранявших вторую клетку, его напарник закричал. Еще через секунду на крик сбежались десятки персов. Телохранителя Ферзана скрутили.

Кееек-кееек в этот момент целиком был поглощен наблюдением за Элаем и на поднявшийся шум лишь коротко повернул голову. Грек же, услышав сигнал тревоги, даже не остановился. Он лишь с досадой покачал головой и стал дальше пробираться мимо палаток и телег, туда, где должны были находится гигантские животные.

Сокол взмыл над лагерем и какое-то время кружил над ним, глядя на отца Агнии. На грека мало кто обращал внимания, а те, кто сталкивались с ним, принимали его, видимо, за спешащего куда-то посыльного или гонца.

Девушка тоже была видна зоркой птице. Когда возле столбов был поднят шум, она уже миновала дуб и направлялась куда-то на юг. Кайс, проводив ее до края лагеря, ушел на поиски своего подразделения и быстро потерялся из виду.

Кееек-кееек спланировал вниз, к тому месту, где в наспех сооруженном загоне держали слонов. Вскоре появился и Элай.

Смуглый индус, беседу которого с Ферзаном сокол подслушал днем, сидел под навесом недалеко от костра.

— Что там за крик? — пробормотал он, когда возле столбов раздались истошные вопли.

— Казнят греков, — Элай вынырнул из темноты и направил острие кинжала в бок щуплому махауту.

Если появление вооруженного незнакомца и напугало старшего махаута, то он не подал виду. Парс медленно повернулся к греку и снизу вверх посмотрел ему в глаза.

— Я видел тебя раньше, — спокойно произнес он, — ты один из тех, кого везли в клетке.

— И один из тех, кто, как видишь, из нее успешно выбрался, — грек сделал несколько шагов, так чтобы оказаться в тени навеса.

— Если тебе надо скрыться, то можешь идти, я не стану поднимать шум.

Парс встал и, не торопясь, переместился так, чтобы оказаться чуть ближе к подпиравшей тент сучковатой стойке, на которой среди разных нужных, наверное, в походе мелочей висело в том числе и несколько узорчатых железных колец.

— Только не пытайся схватить эти круглые железяки. Я прекрасно знаю, что это оружие, и знаю, как вы умеете с ним обращаться.

Индус внимательнее взглянул на ночного визитера.

— Драка, в которой такими кольцами были убиты два вавилонских увальня, — продолжил Элай, — была подстроена. Ты не знал об этом?

— Я догадывался, но не понимал зачем.

— Затем, чтобы отдать под суд твоего человека и заманить меня в западню. Ферзан рассудил, что мы, то есть греки, попытаемся выкупить махаута, чтобы узнать от него все о слонах. И он оказался прав. Я едва не попался тогда.

— Но все равно же попался, — на смуглом лице индуса появилась едва заметная улыбка.

Он отошел от стойки с кольцами и уселся на подушки, показывая всем своим видом, что не боится ни грека, ни грозящей ему смерти.

— Ферзану плевать и на тебя, и на твоих людей, — продолжил Элай. — Он немедля казнил бы вас всех, если бы не ваше чудо оружие, если бы не ваши боевые элефанты.

— Кажется, что среди людей разумных это называется взаимовыгодное сотрудничество. Меня оно вполне устраивает.

— Конечно, — кивнул грек, — деньги в обмен на службу. Только всего золота ты так ведь и не получил. И уже не получишь. Что говорит тебе Ферзан? Что нужную сумму вот-вот доставят из Персеполя, что надо еще немного подождать. Открою тебе секрет, у него нет больше денег. В это предприятие царский советник вложил все свое состояние, но все равно остался должен тебе еще половину. Он верит в то, что вы способны опрокинуть греческую фалангу. И он, наверное, даже прав. Проблема в том, что Ферзан попал в опалу, в том числе и потому, что твои слоны повернули назад во время показательного сражения еще там, в Вавилоне.

— Постой-ка, так это…

Парс не закончил фразу, но едва заметная улыбка теперь окончательно исчезла с его лица, а густые брови сдвинулись к переносице.

— Да, это были мы — я и мои товарищи. Мы знаем теперь, как бороться с твоими чудо-животными. И поверь мне, об этом знают все командиры и воины Александра.

— Ты, грек, не видел и сотой доли того, на что способы мои слоны. Тогда мы просто не хотели без нужды убивать и калечить людей. Это же было представление, комедия, едва, правда, не завершившаяся трагически. Так что не надейся на удачу, завтра, точнее уже сегодня, она будет на моей стороне. Ферзан заплатит.

— Ферзан мог бы заплатить тебе, получи он сокровища Эгиби, но старик мертв. Царский посланник так и не смог выбить из него деньги. Не помогли ни уговоры, ни угрозы. Он убил его. Судя по твоему лицу, ты не слышал об этом?

— Я тебе не верю. Ты провел всю дорогу из Вавилона, сидя в клетке, а, когда мы выступали, Эгиби был жив и прекрасно себя чувствовал.

— Мне рассказал об этом Макута — слуга Ферзана, а по совместительству мой информатор. Не веришь мне, спроси у любого из тех бессмертных, что вместе с царским советником пытались арестовать Эгиби. Он умер, покончил с собой, а все его богатства исчезли. Все последние месяцы хитрец обращал свое состояние в деньги — золото, серебро, камни, и все это было вывезено куда-то. Естественно, что место знал один только банкир. Эту тайну он забрал с собой.

На минуту под тентом воцарилось молчание. Парс думал, Элай смотрел на него. Нарушил затянувшуюся паузу грек, который вдруг догадался, о чем сейчас размышляет индус.

— Неужели ты оставил то, что тебе уже заплатили на сохранение торговому дому!? Это было бы крайне неосмотрительно.

— А что мне было делать? Тащить золото с собой, чтобы в случае проигрыша Дария лишиться всего?!

— Так ты тоже все потерял. Но можно все и вернуть. Александр щедро платит тем, кто воюет на его стороне. Более того, в твоем случае даже вступать в бой не придется. Просто уходите. Сейчас же.

— Это означало бы предать того, кто меня нанял. Да и как ты себе это представляешь? Пятнадцать слонов просто так промаршируют через позиции всего этого несметного войска Дария, и им никто не попробует помешать?

— Я не имел в виду слонов. Я имел в виду людей. Собирай своих подчиненных, я выведу вас всех из лагеря. Без погонщиков животные не двинутся с места. С ними же ничего не случится. Разыщешь их после сражения.

— Слонов я не оставлю.

— Ты просто не знаешь, что завтра вас ждет, — перешел от уговоров к угрозам Элай, — перед фалангой полководцы Александра разместят доски с вбитыми в них гвоздями. Твои животные попортят себе ноги. Они будут трубить от боли. Их будут обстреливать огненными стрелами из катапельтесов и камнями из баллестесов. Ты, чужеземец, никогда еще не видел подобных машин. Метатели дротиков станут метить животным только в глаза, а специально подготовленные легковооруженные пешие воины с длинными топорами будут рубить им хоботы и ноги…

— Тебе, грек, все равно не напугать меня. Уходи.

— Не бросай своих элефантов в бой. Просто попридержи их. Под любым предлогом. Ни я, ни царь греков тебе этого не забудем. Ты получишь положенную тебе награду, и тогда поступай, как хочешь. Можешь перейти на службу к Александру. Он молод и горяч, он не остановится здесь, он пойдет дальше, до самого края земли.

— Если не будет разбит. Персов больше.

— Посмотри туда, — Элай указал на небо, где все еще отчетливо была видна полоса из миллиардов далеких звезд, — мы называем ее Млечным путем. Греки верят, что это молоко из груди богини Геры, которая кормила ребенка, а когда тот насытился и отвернулся, струя брызнула на небо. Глупое суеверие дикого народа — скажешь ты, и, может быть, будешь прав. Пробовал ли кто-нибудь когда-нибудь разливать молоко: капли и на земле-то едва заметны, а уж на небе… Всем известно, что предметы издалека кажутся меньше, чем они есть на самом деле. Я много изучал своих противников, в том числе и вас — индусов, собирал по крупицам всю информацию, ее ведь так мало пока. Ваша версия мне нравится больше. Вы ведь верите, что сияющая звездная полоса — это стадо пасущихся слонов, которые после смерти возносятся на небо. Мне не очень хотелось бы, Парс, чтобы сегодня к ним прибавилось еще 15 звезд. А все ведь к этому и идет.

— Значит, так тому и быть. Я услышал, грек, твои слова про Александра. Он, говоришь ты, пойдет до самого края земли, а если так, то, значит, дойдет и до Индии. То есть я сам, предав сегодня персов, расчистил бы ему часть дороги к моей родине. Ты пытался последовательно надавить на два довольно сильных чувства — жадность и страх. Да, не скрою, мне и моим людям очень нужны деньги. И да — я боюсь за своих животных, потому как люблю их. Но я также знаю, что жадность и страх — самые отвратительные человеческие качества. Так что не надейся, что я буду служить грекам.

— Пусть так. Но не служи тогда и персам. Если сегодня твои слоны не двинутся с места, обещаю, ты сможешь беспрепятственно уехать вместе с людьми и слонами на родину. Никто не посмеет тебе помешать. Твой дом далеко. Как знать, может до него мои собратья и не доберутся.

Махаут достал из-под подушки, на которой сидел, еще одно стальное кольцо. Он провел по нему пальцем. Казалось, индус размышляет, стоит ли немедленно убить ночного визитера. Сделать это теперь, когда он находится в пяти-шести шагах, не представляло бы труда. Меч и кинжал Элая бесполезны. Грек это понимал.

— Я услышал твои слова, — ответил Парс после паузы, — и приму решение в ближайшее время. А теперь уходи. Сейчас же.

Элай, не произнеся больше ни слова, отступил в темноту.

Кееек-кееек вскоре потерял его из виду. Начинались события намного более захватывающие, чем приключения заговорщиков в ночном лагере. Один за другим начали опускаться столбы. Поднимались они уже с приколоченными к ним людьми. На первых трех были греки, спасти которых Макуте так и не удалось. На четвертом висел он сам. Пятый столб пустовал и вновь устанавливать его не стали.

Вдоль рядов вновь забегали гонцы. Они зачитывали приказ царя. На столбах — сообщили войску — три грека и перс-предатель. Почему самих столбов вдруг стало на один меньше, объяснять никому не стали. Впрочем, простоявшие всю ночь в полном облачении воины меньше всего сейчас ждали подобных пояснений. Многие, похоже, желали лишь одного — поскорее уже отправиться в бой хотя бы затем, чтобы не свалиться от усталости здесь же.

Впереди, в заволакивающей горизонт предрассветной дымке, угадывалось какое-то движение. Там, судя по всему, строилась греческая фаланга. Когда первые лучи солнца разогнали туман, стали видны ряды воинов. Закованные в льняные доспехи они держали перед собой круглые медные шиты и огромные сарисы. Тысячи три, а может быть больше — в ширину и шестнадцать — в глубину — прикинул Кееек-кееек и стал подниматься все выше и выше, чтобы можно было окинуть взглядом все поле боя.

За первой фалангой стояла вторая. Перед ней в рассыпном строю расположились лучники и пращники. Пока еще расстояние между противниками было слишком велико для стрельбы. С персидской стороны перед строем появились колесницы. В каждую были впряжены четыре лошади. Внутри сидело по три воина — два лучника и один метатель дротиков. Защищенные бортами с приколоченными к ним снаружи щитами, они потрясали оружием. Пешее войско восторженно шумело. Колесницы медленно двинулись в сторону греков.

Мелькавшие стальным блеском косы, прикрепленные с обеих сторон к колесам колесниц, начали раскручиваться. По мере набора скорости они вращались все быстрее и быстрее, начисто срезая верхушки росших то тут, то там небольших колючих кустов. Пугающая своим невозмутимым спокойствием лавина набирала ход. Свистели серпы, в такт бившим по земле копытам гремели барабаны. Греческая фаланга запела какую-то песню. Когда между противниками оставалось не более сотни шагов, тяжеловооруженная пехота эллинов расступилась. По сигналу командиров воины с поднятым к небу сарисами сгруппировались, образовав широкие проходы. Колесницы влетали в них. Персидские лучники и метали дротиков вели непрерывный огонь. Но стрелы крайне редко поражали противников, попадая в сомкнутые ими круглые щиты.

Несколько десятков колесниц пронеслось сквозь строй фаланги и оказалось у нее в тылу. Там они попали под град стрел и камней. Вооруженные пиками пехотинцы набрасывались на них и опрокидывали. Хруст ломавшегося дерева и крики раненых доносились даже туда, где летал Кееек-кееек.

А что же слоны? В полной экипировке они стояли в самом тылу персов чуть левее центра. Сокол невольно залюбовался: пятнадцать гигантов были облачены в покрытые металлическими пластинами попоны. Они сверкали и переливались в лучах восходящего солнца. Их бивни также отливали металлом. В специальных корзинах на спинах животных помещались воины. Если слонов и собирались бросить в бой, то видимо, не сейчас, а позже.

Далеко на правом фланге персов наметилось какое-то серьезное движение. Большой отряд всадников обогнул позиции греков и готов был уже выйти им в тыл. Эллины были явно не готовы к этому маневру. Первые их ряды всерьез увязли в стычках с противником. Солдаты, реагируя на крики своих командиров, попытались перестроиться, но ясно было — им не успеть.

Когда сокол подлетел поближе, он мог разглядеть в первых рядах атакующего кавалерийского отряда своего ночного знакомого. С копьем наперевес Кайс несся прямо на врага. Когда всадники врезались в ряды пеших воинов, греки и их союзники дрогнули, а по рядам сражающихся персов пронесся радостный клич. Исход противостояния не был еще предрешен, но казалось, что фортуна вот-вот отвернется от царя Александра. Еще минут десять-пятнадцать и его войска побегут.

На помощь терпящему бедствие правому флангу из резерва выдвинулась шеренга легковооруженных пехотинцев, за ней еще одна, но они тутже уперлись в ряды своих же товарищей, бьющихся с кавалерией.

Греки сражались храбро. Они били пиками по мечущимся всадникам, вспарывали лошадям животы, рубили им ноги. То тут, то там очередной бессмертный падал со своего коня, и это каждый раз ободряло тех эллинов, которые находились в задних рядах и лишь пытались протиснуться к месту схватки. Они радостными возгласами подбадривали своих дерущихся товарищей. Но перед смертью каждый из воинов Дария успевал забрать с собой к богам пять-семь, а то и больше противников.

Копье Кайса, который вместе с тремя сослуживцами, врезался далеко в ряды греков, переломилось пополам. Юноша с размаху метнул обрубок в ближайшего к нему противника и выхватил лук. Один из его напарников схватился за пронзенную дротиком ключицу и готов был свалиться с лошади. Молодой человек ударил шпорами коня, и тот, видимо, прекрасно обученный ожидавшемуся от него маневру, крупом прикрыл раненого всадника от напиравших пехотинцев. Кайс натянул тетиву. Он стрелял почти в упор. Стрелы одна за другой пронзали доспехи врагов. В какой-то момент один из них сзади бросил в юношу дротик. Увернуться юноша не успел. Наконечник пробил закрепленный на спине щит и вошел в спину. Кольцо вокруг четверки персов стало смыкаться. Еще какое-то время Кайс держался на лошади, но затем под ударами напиравших со всех сторон греков упал с нее.

Больше Кееек-кееек его не видел. Между тем положение войск Александра на фланге, где их атаковали бессмертные, стало критическим. Прибывавшие подкрепления не успевали латать бреши. Еще немного, сделал вывод мудрый сокол, и эллины побегут. Но видеть это могли разве что только те, кто находился поблизости от них. Поднятая копытами лошадей пыль почти полностью скрывала эту часть долины.

Сам царь греков также на коне возглавлял атаку в центре. Вместе с несколькими сотнями верных гетайров он пытался опрокинуть передний край персов и пробиться к позициям Дария. Расстояние между двумя полководцами медленно, но сокращалось.

Владыка Персидской империи восседал на колеснице в окружении многочисленной охраны. Участия в битве он не принимал, ограничиваясь лишь тем, что рассматривал поле боя и время от времени отдавал какие-то распоряжения.

Вдруг Кееек-кееек заметил Элая. Расчетливый эллин успел где-то переодеться в форму персидского гонца и, усердно расталкивая толпу, пытался подобраться как можно ближе к тому месту, где находился Дарий. Замысел его стал понятен, когда он стащил у замешкавшегося персидского пешего воина его копье. Сделав еще несколько шагов и оказавшись на относительно открытом пространстве, грек взмахнул орудием и запустил его в сторону колесницы.

Бросок был хорош. Копье со свистом рассекло воздух и готово уже было вонзиться в грудь царя. Но в самый последний момент его загородил один из стоящих поблизости приближенных. Вельможа замертво рухнул под колеса, а Дарий, даже не успев понять, почему он подвергся атаке, хотя до противника было еще очень и очень далеко, и напуганный случившимся, рухнул на дно колесницы.

— Дарий мертв! — что есть мочи заорал Элай по-персидски, — Дарий мертв!

— Убит! Убит! — закричали вокруг него.

Возгласы эти тут же были подхвачены теми, кто находился неподалеку, и за считанные секунды разнеслись по рядам. Еще через несколько мгновений ряды персов и их союзников стали рассыпаться. Армия Дария обратилась в бегство. Сам он не стал дожидаться, пока обезумевшие от страха дезертиры сметут его колесницу. Вместе с сопровождавшими его слугами последний владыка державы Ахеменидов развернулся на сто восемьдесят градусов и пустился наутек.

Сопротивление на правом фланге персов еще какое-то время продолжалось. Бессмертные, которые не могли видеть, что происходит в центре, дрались отчаянно. Но и они вынуждены были обратиться в бегство, когда прямо им в спину ударила кавалерия греков.

Кееек-кееек сделал кувырок и, не спеша, полетел в сторону дома: птенцам, которые должно быть слышали отдаленные звуки этой, безусловно, исторической битвы и которые от любопытства, наверняка, едва не повываливались из гнезда, ему теперь будет что рассказать.