Эмиль вернулся в библиотеку и нашел там Дору перебирающим книги.
— Что ты там ищешь?
— Медицинские трактаты, — серьезно ответил сын графа Заполье. — О том, как вылечить амнезию.
— Дору, ты знаешь такие слова… — хотел улыбнуться Эмиль, но передумал. — Неужели ты думаешь…
— Я уже боюсь что-либо думать! — воскликнул Дору, возвращаясь к столу с выуженной книгой.
— Не надо книг, — уже серьезно сказал Эмиль. — Если мыслить логически, то мертвые болеть не могут, а амнезия все-таки болезнь, но в вас, то есть в нас, в вампирах логике мало что подчиняется, поэтому для начала можно попробовать дать ей какую-то вещь, с которой у нее связаны теплые воспоминания. Послушай!
— продолжил он, воодушевившись. — Она сама взяла с собой летучих мышей. Давай дадим ей кукол — вдруг она что-то вспомнит. Хотя…. — Эмиль замолчал и уставился в пол. — Зачем ей вспоминать? Отец ведь сказал, что это к лучшему…
Дору вскочил.
— Может, отца и устраивает, что она ничего не помнит, а мне как-то жить с Валентиной под одной крышей спокойнее, чем с непонятной вильей!
— Да брось! Вилья как раз понятнее Валентины. Про нее вон в словаре написано. Подари ей гребень, станешь лучшим другом.
— Гребень? — Дору нервно передернул плечами. — Так просто? Что ж… Пойду искать гребень…
— Только не в вещах матери! Я не хочу заниматься еще и призраком.
Дору обернулся.
— Я не дурак. Хоть у меня и нет профессорской степени!
Эмиль вышел следом, но пошел в башню, но сколько ни рылся в шкафу, так и не нашел рюкзака.
— Ты спрятал его куда-то? — обернулся он к двери, почувствовав присутствие в спальне Дору.
— Боюсь, что это сделал отец. Эмиль, ты напоминаешь мне девку, которая не может решить, ей замуж или в монастырь. Что ты хочешь от вильи?
Эмиль выпрямился.
— От нее ровным счетом ничего, но мне бы очень хотелось остаться в замке.
— Так тебя, кажется, никто не выгонял.
— Граф меня ненавидит, — отчеканил Эмиль и прошел мимо брата в коридор.
— Стой! Что мне делать с гребнем? Я нашел свой старый.
Эмиль, не оборачиваясь, пожал плечами. Тогда Дору распахнул ставни и, увидев отца на скамейке, попросил его подняться и еле успел отскочить от окна, когда уже через секунду граф спрыгнул с подоконника в коридор.
— Я не хотел мешать, но…
И Дору вкратце пересказал их с Эмилем план по возвращению Валентине памяти. Граф слушал внимательно, потом поманил сына за собой в кабинет и указал на диван, где спокойно лежал нетронутый рюкзак. Дору вытащил мышей, а граф, осененный другой мыслью, открыл ящик стола и достал сапфировое колье, от которого в Санкт-Петербурге отмахнулась живая Валентина. Может, мертвой она примет его? Он хотел похоронить ее с сапфирами, а потом совершенно про них забыл.
Под удивленным взглядом сына, Александр поднес колье к губам и поцеловал огромный камень. Ну что же, попытка не пытка… Граф положил колье в карман брюк и спрыгнул с карниза в сад — искать Валентину. Нет, пока всего лишь вилью.
Дору выглянул из окна, но не последовал за отцом.
— Удачи! — прошептал он одними губами.
Затем затворил окно, но тут же со смехом снова его открыл: кажется, отец еще долго не будет пользоваться ни дверями, ни лестницами. Схватил летучих мышей и столкнулся в дверях с Эмилем, в руках которого была книга. Он сунул ее Дору под нос, и тот прочитал строчку, на которой стоял палец профессора:
— Русалки любят вешать люльки своих детей на деревья. Зачем ты дал мне это прочитать?
Эмиль переместил палец на словосочетание "своих детей" и спросил:
— Отец не стал со мной это обсуждать. Сказал, что это невозможно именно потому, что оба родителя мертвы. Да, русалки — по всем определениям мертвые девушки. Но в народе легенды просто так не рождаются. Своих детей. Откуда у них могут быть дети? У тебя есть на этот счет какие-то идеи?
— Да, — ответил Дору тут же. — Они их воруют у живых матерей. Вот откуда… Ты думаешь… О, нет!
Дору метнулся к окну: граф и Валентина сидели под яблоней и ворковали, как самые настоящие голубки.
— Я не думаю, что она может добежать до города… — прошептал обреченно Дору.
— Не может же она потребовать от отца самому красть ребенка?
Эмиль поднял оброненных кукол и положил на раскрытую книгу. Он не думал отступать от задуманного.
— Воруют, говоришь. Развивай мысль дальше. Зачем они воруют детей?
— Откуда я знаю, зачем им дети! Я в русалок, этих самых вильей, до сегодняшней ночи не верил. Может, им нянчиться с детьми нравится, им ведь не хочется их укусить! Слушай, может от греха подальше, из приюта ребенка взять? Вот и сбудется мечта отца о ребенке законным путем. Только для начала надо убедиться, что Валентине действительно нравится нянчиться — ей же не надо днем спать, она может заботиться о младенце сама без всяких нянек. Без живых людей в замке нам будет намного проще. Но сначала попросим ее позаботиться о котенке…
Эмиль рассмеялся и сунул книгу вместе с куклами подмышку.
— Отец не дурак, сам разберется. Нам с тобой стоит прекратить устраивать личную жизнь Александру Заполье. Тебе так не кажется? — и когда Дору ничего не ответил, добавил с усмешкой: — И все-таки нигде не сказано, что детей русалки воруют.
— Это же краткий словарь. Места не хватило! Ну чего ты вылупился на меня?
Эмиль покачал головой:
— Завтра пятница. Надо исчезнуть из замка, чтобы не мешать им…
— Я готов не мешать им хоть целый год! — и Дору метнулся к столу за брошенным гребнем, но потом решил оставить его отцу.
Но Эмиль взял гребень и протянул брату со словами:
— Ты же хочешь с ней подружиться, так что подари гребенку лично.
— Как же меня достали твои теории!
И Дору бросился по коридору в свою комнату и, по старой живой привычке, повернул в замке ключ, чтобы Эмиль не зашел к нему — тоже по старой человеческой привычке не ломиться в закрытые двери. Но тот и не думал идти к обиженному брату, потому что увидел, как по лестнице медленно поднимается Валентина, придерживая на голове венок из крапивы, точно корону. Нет, она не поднималась, она танцевала на широких ступенях лестницы, и граф вел ее точно в вальсе и лишь подле двери в комнату сына выпустил ее руку из своей.
— Как у вас получилось заманить ее в замок? — воскликнул Эмиль в восхищении, но граф прижал к своему улыбающемуся рту палец. — Да что произошло? — не сдержался Эмиль, но задал вопрос все же шепотом.
На этот раз граф погрозил ему кулаком и крикнул Дору отпереться. Сын тут же возник на пороге, но сразу отступил вглубь комнаты, впуская к себе вилью. Та первым делом нашла зеркало и замерла перед ним — ни поворота вправо, ни поворота влево, ни взмаха руки — вилья просто смотрела на отражение и молчала. Затем резко присела на корточки и потянулась к брошенному на пол гребню, но так и не решилась поднять его. Дору опустился на колени и протянул ей черепаховый гребень со словами:
— Бери его. Он — твой.
Валентина тут же схватила гребень и провела им по своим волосам — один раз, второй, третий. Потом замерла, как бы задумавшись о чем-то, подняла глаза на дарителя и сказала совсем тихо:
— Спасибо тебе, — Маленькая заминка и вопросительная нотка в ее голосе заставила всех насторожиться. — Дору?
Он кивнул и хотел подать ей руку, чтобы помочь встать, но Валентина резко вскочила на ноги и вернулась к расчесыванию волос. Все молчали. Вдруг она обернулась и ринулась к Дору, но в шаге от него замерла и осторожно коснулась груди, чтобы стиснуть пальцами ткань футболки. Потом ее взгляд скользнул вниз, и пальцы ухватили шлевку джинсов. Дору беспомощно смотрел на отца через плечо Валентины, но лицо графа ничего не выражало, кроме растерянности. А на Эмиля Дору взглянуться не успел, так как Валентина вдруг отскочила от него, рухнула на пол и, спрятав лицо в голых коленях, разрыдалась.
Эмиль ухватился за свой джемпер и потряс его на груди. Дору кивнул и, стащив через голову футболку, протянул ее вилье. Та подняла на него заплаканное лицо.
— Если тебе нравится, бери!
Она кивнула и протянула за футболкой руку, но Дору не отдал футболку, а помог ей одеться. Но встать у него не получилось — она цепко держала его за ремень.
— Снимай! — махнул рукой граф.
Эмиль выступил вперед с трусиками, за которыми успел сбегать в башню, но Александр перехватил их и самостоятельно закончил одевать вилью. Но не успел затянуть на ней пояс, как она уже снова была у зеркала. Она стояла и искала что-то на голове. Дору догадался и вернул ей на волосы венок из крапивы. Вместе с ним на лицо Валентины вернулась улыбка.
— Обувь принести? — спросил Эмиль.
— На сегодня хватит, — ответил граф, и Эмиль успел заметить, как тот спрятал обратно колье, которое было достал из кармана, и потому спросил:
— Как это получилось?
Граф пожал плечами. Рассказывать было нечего. Он пришел под яблоню, сжимая в кармане заветное сапфировое колье. Валентина не изменила позы, будто и не заметила его прихода. Она подняла руку к ветке, сорвала яблоко, надкусила и швырнула в кучу уже таких же один раз надкусанных.
— Если тебе не нравятся зеленые яблоки, — сказал Александр, бесшумно садясь рядом с ней, — попробуй другой сорт.
— Я не хочу яблок. Я хочу молока.
Граф тут же поднялся на ноги и молча удалился в замок. Совсем скоро он вернулся с большой керамической кружкой. Валентина недоверчиво взглянула на белую жидкость, налитую в нее, принюхалась и отрицательно замотала головой.
— Что это? Я не знаю, что это. Молоко не так пахнет.
— Завтра я принесу тебе парного молока, а сейчас пей магазинное.
Она сделала малюсенький глоток и вернула ему кружку, вскочила на ноги и исчезла за деревьями. Он вылил остатки молока на траву, достал из кармана колье и принялся крутить его в руках. Валентина вернулась достаточно быстро и бросила ему на колени охапку крапивы. Уселась на свое прежнее место и стала умело плести венок.
— Тебе нравится?
Граф покрутил украшением перед сосредоточенным лицом девушки. Та бегло взглянула на сапфиры и вернулась к работе.
— Хочешь, я застегну колье у тебя на шее?
Она еще раз взглянула на драгоценные камни и отрицательно мотнула головой, водрузила себе на голову готовый венок и блаженно вздохнула.
— Ты почистил пруд? Я хочу посмотреть на себя.
— Нет, извини… Но в замке есть зеркала. Пойдем в замок?
— Что такое эти твои зеркала?
Вместо ответа граф протянул руку, и Валентина вложила в его ладонь свою, но тут же ойкнула, с такой силой Александр стиснул ей пальцы. Секунду они смотрели друг другу в глаза, затем поднялись, и граф заискивающим тоном предложил вилье потанцевать, и Валентина согласилась.
— Она останется на ночь в замке? — поинтересовался Эмиль.
— Если я сумею запереть ее в башне, — ответил граф.
— Почти пятница, — усмехнулся Эмиль. — Запритесь там вместе.
— Эмиль, я не собираюсь проверять очередную твою теорию.
— Оно у вас получится само собой. Я не буду вас ни о чем спрашивать. Живот скрыть не получится.
— Если бы это только было возможно…
— Вы сами говорили, что главное верить.
— В этом деле, Эмиль, главное — любить. А она пока не умеет любить.
— Так в чем дело? Научите, — усмехнулся профессор Макгилл.
— На замковой стене я послал тебя к учебнику анатомии, а сейчас посылаю к томику Шекспира. Уйди, Эмиль.
Тот по-прежнему улыбался.
— Уходите сами, отец, вместе с женой — в башню, а мы с Дору спустимся в склеп, чтобы вас не смущать.
Граф толкнул его в плечо, а потом и в спину, пока его руку не перехватила вилья. Она прильнула к его груди всего на миг, а потом опустила вторую руку ему на плечо. Он смотрел вниз, минуя венок, и видел под тканью футболки очертания худой груди
— если бы она сейчас не полнилась желанием, ее хозяйка легко бы сошла за мальчика, но при всем при том в джинсах и футболке она выглядела прежней — живой Валентиной.
— Я хочу танцевать! — выкрикнула Валентина недовольно и наступила босой ногой ему на ботинок.
— Я буду танцевать с тобой хоть целую вечность, — проговорил граф и вытанцевал Валентину в коридор.
Три шага к башне, два назад и снова вперед — какая же узкая у них галерея. Три вперед, два назад… Пусть медленно, но каждый раз они становятся на один шаг ближе к заветной цели — к кровати с самой мягкой периной. И к пятнице, дню любви.