Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II

Глава 13 "Любовная пятница"

Александр выпустил руку Валентины лишь для того, чтобы запереть дверь, но она уже запрыгнула на кровать и обхватив руками оба столба балдахина, поджала коленки к носу и принялась раскачиваться вперед-назад. Александр сделал от двери всего один шаг, но Валентина, испугавшись, что он сейчас схватит ее, ухватилась за балдахин — ткань не выдержала и с головой накрыла провалившуюся в перину вилью. Она завизжала, и Александр метнулся к кровати, чтобы сорвать с ее лица ткань. Она села и уставилась, мимо него, на дверь неподвижным взглядом.

— Я могла задохнуться, — прошептала она, и граф замер.

Потом тихо присел рядом и позвал:

— Тина…

Она повернула к нему голову, но всего на одно мгновение, но ему хватило этой доли секунды, чтобы увидеть глаза прежней Валентины. Она постепенно вспоминает самые яркие моменты последнего года жизни — ей нужны не куклы, не вещи, а дежавю — ситуации, которые она уже прожила. И все же ему очень хочется, чтобы она приняла от него подарок.

Александр скатился с кровати и, встав на колени, протянул Валентине колье, но она оттолкнула руку и, спрыгнув на пол, начала кружиться по потонувшей в темноте комнате. Граф снова присел на край кровати, все не решаясь спрятать колье в карман. Точно монастырские ножницы, она отвергла подарок трижды — а вместе с сапфирами и его самого. Было дело, он уже насильно приковал к себе узами брака женщину, которую любил, превратив ее в женщину, которая его ненавидела. Неужели возможно войти в одну и ту же реку дважды?

— Расчеши мне волосы!

Валентина запрыгнула на кровать и, свесив ноги, опустила голову ему на колени. Поднятая рука с гребнем оказалась на уровне его носа, он поцеловал прохладные пальцы и, забрав гребень, погрузил его в волосы. Они подросли — пока незначительно, и это значило, что процесс перерождения не завершен, и в вилье память о прежней жизни пока лишь тихо спит, и у него есть еще шанс разбудить ее. Но принесут ли после смерти воспоминания о жизни счастье ей и ему? Он смотрел в бледное лицо — никогда не видел он такой блаженной улыбки у живой Валентины. Никогда он не мог подарить ей счастья, всего лишь прикоснувшись к волосам гребнем. Наверное, даже не стоит пытаться возвращать ей память. Он будет помнить за них двоих, лелеять воспоминания о хрупкой девичьей любви глубоко в своем каменном сердце и наслаждаться нынешней злостью вильи.

— Еще! — приказала та, когда гребень замер на целую минуту.

Он скова начал ее причесывать, и с каждым разом его рука все дальше и дальше уходила по покрывалу в темноту. Волосы росли на глазах. И вот, когда Валентина, потянувшись, села, они, прикрыв вилье всю спину, легли концами ему на колени. Опоздал… Или еще нет?

Валентина со злобой оттолкнула его руку, но Александр все же успел застегнуть на ее шее сапфировое колье. Она схватилась за обрамленный в золото камень, чтобы сорвать его, но замерла, и плечи ее начали мелко вздрагивать.

— Тина…

Александр опустил руку на хрупкое плечо и развернул девушку к себе. Ее глаза блестели от слез. И эти слезы были горячими — он понял это, поймав одну на кончик пальца.

— Александр, зачем вы…

Он услышал это человеческое "вы" и открыл рот, словно хотел вдохнуть полной грудью.

— Надели на меня колье, от которого я отказалась?

— Это мой подарок, Тина, — произнес он тихо, приобнимая ее за второе плечо.

— Но мой подарок будет только на Пасху… — произнесла она и замолчала.

— Какой подарок? — спросил Александр.

И замер, потому что Валентина подняла обе руки у него над головой, заставив откинуться назад, и, растопырив пальцы, загнула большой на левой руке.

— Девять? — переспросил Александр. — Что значит девять, Тина?

Она молча схватила его руку и прижала к своему животу: он чувствовал под пальцами хлопок футболки и холод бляшки ремня — почувствовать ее тело он не мог.

— Неужели? Почему ты не сказала мне это в Санкт-Петербурге? Почему позволила себя укусить? Ты ведь говорила, что не можешь… — он крепко держал ее за плечи.

— Кто отец? Или отца нет… Или ты не хочешь мне говорить?

Она молча подняла руку, выставила вперед указательный палец и ткнула ему в грудь.

— Я? — он хохотнул, нервно. — Этого не может быть, Тина! И… Прошел всего один день, — он с трудом подавил икоту. — Ты ничего не можешь еще знать.

Он погладил ее по волосам и прижал к груди.

— Бедная моя девочка, ты просто вспомнила мою просьбу… Забудь. Это то, о чем не стоит вспоминать…

— Я тебя ненавижу! — услышал он дикий вопль и тут же ударился о столб кровати, с такой силой вилья толкнула его в грудь.

Она сорвала с шеи колье и зашвырнула в дальний угол.

— Не смей! Слышишь? Не смей ничего одевать на меня!

И она принялась срывать с себя всю одежду и швырять в разные углы комнаты. Затем нашла на полу венок и водрузила к себе на голову.

— Выпусти меня!

Она подлетела к двери и принялась неистово барабанить в нее кулаками. Затем схватила стул и принялась колошматить им по задвижке, не догадываясь просто ее отодвинуть. А когда стул сломался, она прижала к груди его ножку и в слезах рухнула на пол. Александр спрыгнул с кровати и присел рядом на корточки.

— Сейчас нам нужно лечь спать, — он протянул руку, но не коснулся венка. — Гулять пойдем вечером.

— Не смей меня трогать! — вскричала вилья и отползла от него, выставив перед собой ножку стула, точно меч.

— Это дуб, не осина, — усмехнулся вампир. — Ложись в кровать. Она мягче воды и травы. А я лягу на полу. Я привык спать на голых досках.

Валентина отбросила в сторону ножку стула и принялась судорожно ощупывать голову. Александр нашел венок и протянул его вилье. Она схватила венок, злобно сверкнув в темноте глазами и, вскочив на ноги, пошла к кровати. Александр внимательно следил за ней: Валентина поставила ногу на прикроватную скамеечку и забралась на кровать, как человек, не умеющий сигать через замковые стены. И даже укрылась одеялом. Но пролежала так недолго. Вылезла и примяла ногами подушки. Александру пришлось запрокинуть голову, чтобы увидеть ее разъяренное лицо.

— У меня будет дочь! — выкрикнула вилья. — Но я не отдам ее тебе! Слышишь?! Не отдам!

— Спи, Тина, спи… — прошептал граф в ответ.

Она камнем рухнула на кровать и замерла. Граф тоже лежал, не двигаясь, и не отводя от кровати глаз. Вдруг Валентина снова села и, глядя ему в лицо, повторила четко:

— Я тебя ненавижу!

— Спи, Тина, спи… — повторил Александр еще тише.

— Я тебя ненавижу! — повторила она громче.

Тогда Александр сел и прошептал одними губами:

— Я люблю тебя.

Она тут же спрыгнула с кровати и пошла к нему. Села рядом и осталась неподвижна.

— Хочешь, чтобы я снова расчесал тебе волосы?

Она отрицательно мотнула головой, и тут он заметил, что она снова потеряла венок.

— Ты куда? — спросила она, когда Александр попытался подняться.

— За твоим венком.

— Он мне сейчас не нужен, — Валентина дернула за штанину, и Александр опустился на пол. — И тебе ничего не нужно.

Она нашла в темноте пуговицы и быстро расстегнула ему рубашку, потом потянулась к ремню, но граф перехватил ее руки.

— Ты же меня ненавидишь?

— И что? — передернула Валентина худыми плечами. — Ты же меня любишь и сегодня пятница.

Она снова потянулась к ремню, и он скова поймал ее руки. Тогда она ткнулась губами ему в грудь и ощутимо прикусила мертвую кожу.

— Ты делаешь мне больно, — сказал он спокойно.

— Я знаю, — сипло отозвалась Валентина и укусила его еще раз.

Пришлось оттолкнуть ее, но упав на спину, она тут же приподнялась на локтях.

— Что я делаю не так? — спросила она зло. — Я только повторяю за тобой!

Александр подполз к ней и усадил к себе на колени, как вчера ночью в горах. Валентина тут же откинула голову, но он поднес к губам ее руку и осторожно тронул языком прохладную ладонь. Валентина тотчас проделала с его ладонью тоже самое. Затем он все так же осторожно коснулся ее губ, и она ответила ему таким же детским поцелуем. Следующей лаской он тронул ее волосы, и она в ответ запустила тонкие пальцы в его шевелюру.

— Ты научишься любить меня… — прошептал Александр ей в ухо, а про себя подумал: " не только в воде, в своей стихии, но и в четырех стенах, как человек — живой человек…"

Он осторожно поднял ее на руки и опустил на мягкую перину. И когда она не отпустила его шею, ему пришлось карабкаться на кровать. Он смотрел на нее — она смотрела на него и ждала, как на стволе поваленной ели, когда же он сделает первый шаг. Но ему нужен был еще один крохотный шажок до нее: избавиться от тесных брюк. Ремень с грохотом упал на пол, и Александр вздрогнул, вспомнив, как падал на пол проклятый серебряный нож.

Разозлившись на промедление, Валентина схватила его руку и запустила себе в волосы. Нет, с ней не получится обычных человеческих ласк — ей придется до вечера расчесывать волосы, чтобы она хотя бы улыбнулась.

— У моей дочери будут еще длиннее, вот увидишь, — прошептала она, схватив зубами мочку его уха.

— Не кусайся, — выдохнул Александр ей в плечо, и Валентина разжала зубы. — Умница…

И их губы слились в долгом поцелуе.

— Я тебя ненавижу! — выдохнула она ему в губы.

— Когда-нибудь ты научишься говорить: я тебя люблю, — прошептал он одними губами.

— Нет, никогда, потому что ты лжешь, что хочешь их от меня услышать. Я прекрасно помню, что ты просил меня сказать именно это: "я тебя ненавижу".

— Это была шутка.

— Нет. Я знаю, что это была не шутка.

— Что ты еще знаешь?

— Что у нас родится дочь.

— Почему именно дочь? Потому что у меня уже есть сын? — поспешно добавил Александр, чтобы прекратить неприятный разговор.

— Потому что у меня в животе дочь. Я не могу это изменить по-твоему желанию. Потом ты так часто меняешь свои желания. Скажешь, что это была шутка.

— А это шутка, про дочь?

— Нет. Неужели ты не слышишь, как бьется ее сердце?

— Тина, это дождь стучит по карнизу. И невозможно так быстро услышать сердцебиение плода. Какая же ты у меня еще глупая…

— Это ты дурак!

Валентина оттолкнула его с такой силой, что он свалился на пол. Она свесилась к нему с кровати, и ее длинные волосы коснулись пола.

— Хорошо, что у меня не сын. А то бы он был похож на тебя!

Александр закусил губу, чтобы не рассмеяться в голос.

— Зачем же ты выбрала меня в отцы? — еле сумел выговорить он без смеха.

— Я не выбирала тебя. Это ты выбрал меня в матери. И забрал крылья. Отдай мне их, слышишь?

— Слышу, слышу…

Александр встал на колени и зажал ее голову ладонями.

— Только и ты услышь меня. Ты никогда не получишь свою рубаху, так что не смей…

— Рубаху? — она мотнула головой, но не смогла вырваться. — Значит, крылья — это рубаха?

Александр убрал руки, и Валентина тотчас спрыгнула с кровати, но не подошла к нему, а нашла его рубашку, сунула в нее руки и попыталась помахать ими, точно крыльями. Потом задумалась на миг. Вскочила на кровать и спрыгнула, раскинув руки в стороны.

— Глупая моя девочка… — качал головою граф и улыбался.

Валентина повернулась к нему:

— Ты снова обманул меня?

Александр отрицательно мотнул головой. Тогда она рванулась к заколоченному окну и захотела оторвать верхнюю доску.

— Прекрати!

Александр оттащил ее от окна за плечи, но она вырвалась. Пришлось хватать за волосы — теперь это легко было сделать. Валентина с визгом упала на половицы. Он придавил ей грудь ногой и замер: ему не нужны дежавю! Он их не просил!

Она глядела на него со злобой. Эта мертвая девушка. Только злоба ее была куда меньше той, что он видел в глазах живой Брины.

— Нет!

Он подхватил ее с пола и прижал к груди.

— Будь со мной ласковой, пожалуйста… Хотя бы в пятницу, и я не буду подходить к тебе всю неделю.

Валентина уперлась ему руками в грудь и замерла.

— Обещаешь?

Он кивнул.

— А я тебе не верю! Ты лжец!

— Не верь! Я вечность не смогу от тебя оторваться.

Он швырнул ее на кровать и упал сверху, вминая голову в подушку жадным поцелуем. Она попыталась вырваться, потом обмякла, но все крутилась под ним, и он наконец догадался, что она хочет свалить их на пол, но он хотел взять ее на кровати, по-человечески, чтобы хоть на миг усмирить ее дикую природу.

— Тина, не кусайся!

Но она укусила. Очень больно, и он принялся растирать мочку уха двумя пальцами, чтобы хоть чуть-чуть усмирить боль.

— Тогда кусайся ты!

Он поднял голову, но она тут же ухватила его за уши и ткнула носом себе в шею.

— Тина, я не могу… У меня вырастают клыки только на живую плоть. Дай я тебя просто поцелую, можно?

Она ничего не ответила, и он коснулся губами заветной жилки, накрыв две ранки, которым не суждено уже было зажить. Валентина застонала, и он в страхе отпрянул от нее, не поняв сразу, что по ее телу растеклась иная, приятная, боль. Он схватил ее запястье и замер — на нем не было больше следов от зубов. Взглянул на шею — ранки тоже исчезли. Все — все человеческое исчезло в вилье. От Валентины остался лишь внешний вид.

— Тина… — позвал Александр, и она откликнулась поцелуем.

Нет, Валентина исчезла лишь из мира живых. В его мире она навсегда останется Валентиной, даже если для других будет всего лишь вильей.