«Фарахшатаим научила меня защищать близких и никогда их не предавать. Но она же велела мне заботиться, прежде всего, о себе. Ведь если каждый позаботится о себе, все в мире будут счастливы».
— Ты там сдох что ли? — Пастушка беспощадно ворвалась в болезненную дрёму Крысолова. — Бахрей, ты зачем его так приложил?
— Чтоб не брыкался, — прогудел её спутник. — Сама попросила.
Медленно, по капле сознание вернулось к Ладаиму. Он увидел тёмную комнату, уставленную одинаковыми ящиками и одинокую свечу на одном из них. Руки Крысолова были за спиной. Их сковала жёсткая цепь, что, кажется, крепилась к железной петле под низким потолком.
Пастушка стояла прямо над тивалийцем и неспешно раскручивала чарку в костистой руке. Она успела переодеться и предстала перед пленником в мешковатых брюках и стёганке, а на поясе у неё висел знакомый Лисий кинжал. Бахрей же оказался недобрым верзилой с ростом в добрую сажень. Кастеты на обеих кистях никак не исправляли первое впечатление.
— Так ты в сарае живёшь? — нашёл силы ответить Ладаим. — Здорово. Я тоже.
— Ух ты, заговорил, — рот Пастушки открылся так широко, как только мог. — Весь день провалялся. Скажи же, Бахрей?
— Надо доложить, — бугай почесал бритый затылок.
— Успеем, — Верная присела на корточки и поднесла к лицу Крысолова остриё его же кинжала. — Тебе бы стрижку подравнять. Как думаешь, Бахрей, ему же без бровей будет лучше?
— Без бровей всем хуже, — не оценил затею костолом.
— А как же? — Пастушка облизнулась. Она открыто упивалась положением. — Ну что, ещё не страшно?
— Мне угрожали ребята пострашнее, — ответил Крысолов сквозь ком, что сжал горло. — Этим же кинжалом, кстати.
— Майна, давай уже Шелору доложим, — Бахрей переминался с одной лапищи на другую. — Он же просил, а?
— Потерпи, — шикнула Пастушка. — Я столько дней зад морозила, наблюдала за этой смуглой мордой.
— Как знаешь, — громила махнул рукой и побрёл вверх по скрипучей лестнице, что притаилась в тёмном углу.
Серые, почти бесцветные глаза Майны буравили Крысолова. Она медленно водила языком по пожелтевшим зубам. В темноте даже показалось, что из уголка её искривлённого рта капнула слюна.
— Здорово я тебя выследила, да? — не унималась Пастушка.
— Я устал, замёрз и проиграл кучу денег, — не оценил Ладаим. — Найти такого тивалийца в Летаре — не большого ума дело.
— Может, пошалим пока? — говорила она, кажется, серьёзно. — Всё равно заняться нечем.
— Нет, не стоит, — Крысолов успел позабыть, как это делается, но вспоминать с немытой Верной точно не собирался.
— Оставь его уже в покое, Майна.
Лестница заскрипела вновь, и обладатель тяжёлого, чуть грубоватого голоса медленно спустился в невольное пристанище Ладаима.
— Шелор, — без особой радости произнесла Пастушка. — Я как раз хотела за тобой идти…
— Разумеется, — командир Верных кивнул. — Бахрей так и сказал.
Шелор оказался весьма статным мужчиной. Куда моложе, чем ожидал Крысолов. Выглядел он поджарым, но крепким, а на трижды обёрнутом поясе покоилась внушительная сабля. Пламя свечи делало черты его сухого лица ещё более точёными.
— Разве не здорово? — Пастушка подбежала к господину с гордым видом. — Лиса на цепь посадила, как тебе?
— Недурно, молодец, — Шелор опять кивнул. Ему явно нравилось это делать. — Принеси, пожалуйста, ещё свечей. Я не вижу его глаза, это неприятно.
Двигалась Пастушка нарочито медленно, но и ослушаться командира едва ли могла. Тивалиец проводил её острой усмешкой, которая не осталась без внимания Шелора.
— Рад, что у тебя есть силы улыбаться, — казалось, Верный говорил искренне. — Правда.
— Да ну? — не верил Крысолов. — Заботишься? Чего тогда на цепь посадил как собаку?
— Поверь, Лис, я не хотел тебя унизить. Напротив, мы так поступили от уважения, даже страха. Ты ведь не обычный стукач с рынка, чтобы тебя вязать хлипкой верёвкой, — Шелор прервался и встретил возвращение Майны со свечами кивком одобрения. — Я не собираюсь тебя недооценивать. Я видел, что двое из вас сделали на моём складе у ворот Драуда. Я потерял восемь человек, а потом ещё и половина запаса благодати просто сгорела на радость птицам.
— Складно поёшь, — фыркнул Ладаим. — Развяжи, дай оружие — и посмотрим, как ты меня оценишь. Нет? Вот чего стоит твоё уважение.
— Не в моих правилах. Я же не доблестный защитник престола, — Верный поморщился. — Зачем мне нужен честный поединок с таким большим шансом проиграть? И всё же, для меня большая честь поймать живого Лиса. Наконец-то сможем поговорить.
— Ты же и раньше пытался.
— То был не лучший опыт. Один наелся яда, и мы не смогли ничего вытащить из него. Со вторым пришлось рисковать и убить его прямо на подходе в захудалый кабак. Тут, понимаешь ли, либо мы его — либо он нас. Опасный был детина.
— Так что на цепи ты у нас первый, — влезла Майна под корящий взгляд Шелора.
— Вас всегда было так сложно найти, — продолжил командир. — Мы, собственно, и не надеялись. Меня всегда смущали Сыны Хаммала, а на Лис я не думал замахиваться, пока возможность не представилась. Мы вас правда уважаем.
— Кажется, тебе неплохо помогли, — подметил Ладаим. — Я про свой портрет. Не поделишься, откуда он?
— Подарок, — отмахнулся Шелор. — Достойный подарок от доброжелателя из Трисфолда.
— Получился ты там всё равно хреново, — добавила Пастушка. — Так что не надо думать, что мне было легко.
— К чему всё это, а? — простонал Крысолов. — Зачем мы здесь беседуем при свечах, зачем ты говоришь о каком-то уважении? Всё равно же будете пытать, чтобы высосать хоть какую-то информацию. Вот и сосите.
— Нет, не хочу, — покачал рыжеватой головой Шелор. — Мне кажется, мы и без пыток можем обойтись. Я очень боюсь слишком сильно надавить, потому как видел, на что вы готовы. Ты, вот, тоже запасся на такой случай. Нашли у тебя в сумке.
Меж большого и указательного пальцев Верного появился кусок чёрного камня с алыми прожилками. Красная руда напомнила Ладаиму, каким был настоящий страх, ибо он её разглядывал лишь в моменты крайнего отчаяния. Внешняя оболочка камня была твёрдой, но, стоит его лишь раскусить, как красная сердцевина убьёт любого бедолагу за считанные мгновения. От такого дела легко крошились зубы. Но там, куда отправляет красная руда, они не потребуются.
— Мы бы хотели обойтись без этого, — уверял тем временем Шелор. — Но, если иначе нельзя, скажи слово — и я вложу её тебе в рот. Только не кусаться, хорошо?
— Чего ты хочешь?
— Конечно же, узнать всё, что знаешь ты. Я хочу выяснить, где вы прячетесь и почему вас никто не ловит. В чём ваш секрет? Мне интересно, как вы работаете, где вербуете новичков и ищете клиентов. Кто этот ваш Настоятель?
— А взамен что? — Ладаим постарался дерзко оскалиться. — Ты же сам нашёл руду у меня в сумке. Если не захочу говорить — найду способ замолчать.
— Чего и боюсь, — в очередной раз кивнул Шелор. — Смерть тебя не пугает, потому и предлагаю сделать всё по-честному, насколько у нас это вообще принято. Расскажи мне, что знаешь, и уйдёшь отсюда спокойно. Свои обратно не примут, но я помогу тебе переправиться к штольням. Холмами можно уйти в Алледан и спокойно жить там. Что скажешь?
— Спокойно мне уже точно не жить.
Крысолов тяжело дышал, и лязг цепей терзал его слух при каждом движении. Он не знал, кто ещё видел портрет и кому Броспего мог отдать другие рисунки. И всё же Ладаим понимал, что лишь чудо позволит ему вернуться в Лисий Приют и остаться в живых. Последние дни показали, что Фарахшатаим не благоволила тивалийцу, и надеяться на неё было глупой затеей. В такой ситуации побег за холмы, в Алледан, казался не худшим вариантом.
— Поверь, там у меня всё налажено, — продолжал тем временем Верный. — Только кому из наших засветит герцогский каземат — мы его отправляем в Алледан переждать полгодика. У меня пара своих лодочников на лето и один знаток того, где на Сальмене лёд потолще. В тех холмах нет ничего страшного — разве что скальные коты гуляют. Тут тебе не Астарилы перейти — всё давно протоптано лазутчиками с обеих сторон. Там, за холмами, есть шахтёрский город Люведенн, по типу нашего Станбаля. Заплатишь караванщикам, которые известняк возят — и довезут с ветерком до Граденна, а оттуда — хоть в Годаран, как потеплеет. За свежий летт можешь три-четыре аллена выменять. На первое время точно хватит. Что скажешь?
— Скажу, что уже давно бы пил ежевичное вино в Меренфольде, если бы всё было так просто, — тивалиец не мог отвести глаз от дрожащего огонька свечи в руке Пастушки. — Как думаешь, Шелор, мы от хорошей жизни ужинаем красной рудой, когда что-то идёт не так? Содагар, быть может, вас и не найдёт за Алледанскими холмами. А вот Настоятель — очень даже.
— Он даже в Собачьей яме никого найти не может, — Майна рассмеялась так, что свеча чуть не потухла. — Двое ваших в холодной земле, ещё один — на цепи в подвале, а Лисьей кавалерии не видать.
— Она, конечно, преувеличивает, — проговорил Шелор. — Но я тебе правду говорю: Лисам осталось не так долго. Мой друг из Трисфолда всерьёз настроен похоронить вас всех на дне Сальмены.
«Как Химера собирался похоронить его дочь, — подумал Ладаим. — Чудесно».
— И всё же вам придётся непросто, — произнёс Крысолов уже вслух. — Это вы за стену не выползаете, а у Настоятеля люди есть везде. Думаешь, я тебе расскажу, где Лисий Приют, а вы всех по одному перережете? Три Лиса в год — обычные потери. Заденете четвёртого, и тогда Настоятель вмешается. Мы убиваем баронетов, купцов и жрецов Далёкой Звезды со времён герцога Авлара, и никто нас ещё не поймал. Перейдёшь черту — и вас самих побросают в Собачью яму.
— Свежо предание, — Шелор старался держать благодушный вид, но Ладаим заметил, как стиснулась его острая челюсть. — Я даю тебе честный выбор — твоё дело, принять его или нет.
— Мы же оба понимаем, что нет тут никакого выбора. Ты не можешь знать, что я скажу правду о Приюте, а я не верю, что ты меня отпустишь, ещё и поможешь укрыться, раз боишься даже цепи ослабить.
— Упрямый сукин сын, — Верный звучно выпустил воздух через губы. — Ладно, не хочешь, так не хочешь. Потухни тут ещё, а попозже у тебя будут гости. Пойдём Майна, там Клим рёбра закоптил. Нам больше достанется, раз Лис не проголодался за день.
Шелор оставил дверь в подвал приоткрытой, чтобы Ладаим мог сам убедиться, насколько ароматными получились яства. Его живот ответил гулом и словно пытался вырваться из скованного тела. Тивалиец отгонял мысли об измене Приюту, но те находили лазейку и проникали в его ослабший разум.
Он бы соврал, если бы сказал, что не задумался над предложением Шелора. Теперь путь к обители Кваранга превратился для него в тропу к эшафоту, дорогу в один конец. Разговоры о безграничном влиянии Лис на всей Большой Земле он слышал с того момента, как молодой вербовщик впервые привёл тивалийца в сырое подземелье. Наверняка, обиженный Настоятель, будь он Кранцем или кем-то ещё, мог найти его и в шахтёрском приграничье Алледана, но едва ли его хватка там была столь же сильной, как в Басселе. Вот только туда ещё нужно было добраться.
Беспокойная дрёма сменялась ещё более тревожной явью. Шелор забрал все свечи с собой, так что Ладаим не мог и гадать, сколько времени прошло с их разговора. Он продолжал ждать обещанных гостей. В мыслях сами собой проявились образы бывалых палачей, знающих, как вытянуть любую информацию из пленника. Вот только и к такому раскладу Приют готовил своих подопечных.
Крысолов не любил вспоминать эти уроки, но даже спустя годы они всплывали в его снах. Коршун ответственно подходил к пыткам, и каждому ученику пришлось испытать их на себе. Ещё не окрепших Лисят кололи и щипали, резали и подвешивали за ноги. Со временем учителя переходили к более серьёзным инструментам, чтобы показать молодёжи, как ощущается сломанный палец. Чаще всего Ладаим вспоминал весенний урок, после которого его ноготь едва смог отрасти к Жатве.
К приходу гостей тивалиец был готов, но они всё равно смогли его удивить. Ещё одно забытье спустя дверь подвала с грохотом распахнулась, ослепив его резким потоком света. Бахрей с ещё одним верзилой не без труда спустили по крутым ступеням деревянное кресло. На нём, словно царь Анорский на паланкине, восседала измученная женщина. Когда-то она, наверняка, была красивой, но сейчас её худая фигура с мешками под грустными глазами внушала лишь жалость. Ноги дамы были крепко привязаны к ножкам кресла и подложенным под них доскам.
— Это Арема, — объявил вошедший следом Шелор. — С ней такое сделали твои друзья. Она очень недовольна, поверь, пусть сама больше и не разговаривает. Сломали разом и спину, и разум, но кое-что она ещё умеет. Из мёртвого Лиса ничего вытянуть не получилось, но с живым дело должно пойти бодрее.
— Рад знакомству, — прохрипел тивалиец.
— Ненадолго, — глаза Шелора зловеще сверкнули во мраке подвала. — Оставим вас наедине.
Верзилы усадили Арему точно напротив Крысолова и подали ей пару причудливых статуэток. Вокруг дамы они резво начертили круг из непонятных символов. Сама искалеченная колдунья сопровождала их действия лишь редкими постанываниями, а её лицо пересекла недобрая улыбка, едва Верные покинули подвал.
— Тебе, наверное, больно, — заметил Ладаим. — Вот только я тут ни при чём. У меня своя дорога.
В ответ раздалось шипение, переходящее в свист. Худые пальцы Аремы стиснули глиняные фигурки, и символы на полу охватил бледный голубой свет. Крысолов почувствовал тысячу иголок по всему телу, словно маленькие остролапые пауки пробрались под потную одежду. Словно терновые ветви, они сдавили его шею, вынудив тивалийца застонать.
— Тебе так же больно, я верю, — с трудом выговорил он.
— Даже не близко, — губы Аремы не двигались, а её слова сами собой возникали в мыслях Ладаима.
Символы разгорелись ещё ярче, и их свет поднялся к потолку. Вихрь голубых искр взвился в тёмном подвале и окружил тивалийца с колдуньей. Свет становился всё ярче, пока не заполонил собой всё сознание Крысолова.
Ржавая цепь Верных будто сдавила его душу. Ладаим чувствовал, как свечение Аремы бурной рекой несёт его сквозь гущу мыслей. Знакомые образы мелькали вокруг. Он вновь увидел игорный стол в Мясницком квартале и потное лицо десятника Бардона. Затем перед ним возник пушистый ковёр в Купеческом подворье и массивный живот Касилиама Броспего под фиолетовым камзолом.
Поток унёс Крысолова ещё дальше, и он оказался в зеркальном зале, где на него уставилось сразу с дюжину Химер. Он увидел все лики своего приятеля, от улыбчивого ловеласа до безрассудного упрямца, готового рискнуть жизнями всех, кто был рядом. Варион разом смеялся, кричал и даже плакал, а одно из отражений обнажило сверкающий кинжал, с острия которого капала тягучая кровь.
Ладаим попятился и ощутил спиной холодное касание стекла. Зеркала задрожали. По оглушительный звон поток вырвал Крысолова из этой иллюзии и толкнул его дальше. Он оказался на тёмной улице, единственным светлым пятном которой было крыльцо невзрачного кабака. Нималия стояла к Крысолову спиной, а лёгкий ветер колыхал её рыжие волосы, что сливались с огнём одинокого факела.
Он хотел шагнуть в её сторону, но на пути встали толстые ржавые прутья. Они появились со всех сторон, оставив Ладаиму лишь маленький клочок земли, на котором он едва умещался. Вместе с этим растворилась и ночная улица. Её сменило тесное нутро грохочущей телеги, что волочилась по темному тракту. Крысолов помнил её. Словно посланная Тьмой змея, повозка нодемарских работорговцев уволокла его из старой жизни.
Ладаим обхватил стёртые колени и качался в тесной клетке, внутри которой он даже сидя не мог распрямить шею. Ему словно вновь был одиннадцать, и почти забытый страх напоминал о себе цепкой хваткой. Вот только рослых громил из Нодемарского Союза перед клеткой не оказалась. Лишь красивая дама, коей некогда была Арема.
— Какие спутанные мысли, — не оценила колдунья, поджав на редкость объёмный губы.
— Много чего пережить пришлось, — безразлично ответил Ладаим. — Не тебе одной тяжело.
— Думаешь, это сравнится с моей жизнью? С тем, что от неё осталось?
— Ты права, ещё неясно, кому было тяжелее, — Крысолов поднялся, насколько позволила эфемерная клетка. — Мне было одиннадцать лет, когда всё пошло под откос. Знаешь, как всё случилось? Я поясню, если мои мысли тебе показались спутанными. Я жил в месте, где в самый холодный день мог обойтись лёгкой накидкой, а дождь видел раз в луну. Там, где фрукты, которые вы едите на большие праздники, растут как сорняки. А потом меня оттуда вырвали. Схватили прямо под пальмой, пока я нёс домой верблюжье молоко, засунули в клетку и увезли. Сначала на корабле до Анора, потом — вот в эту развалюху. Нас тут было человек десять. Маленькие пацаны, из которых хотели вырастить покорных рабов для щедрых покупателей. В соседней повозке, вроде как, были и девчонки. О них и думать не хочу, что там делалось.
— Ну и ну, — Арема не скрывала иронию. — Где же это видано, да?
— Мною не видано, — огрызнулся Ладаим. — Повезло, что до Тивалии тогда не дошли новости, что Мерания сцепилась с югом Летары. Заехали прямо меж двух лагерей. Уж не знаю, кто из солдат тогда напал на повозку, но резня была знатная. Я тогда вылез из-под обломков, плюнул в залитое кровью лицо главаря и пошёл. Своими ногами добрёл до Басселя, по дороге жрал только какие-то горькие стебли и скисшие ягоды. Я выжил, пусть и сломался навсегда.
— И всё же, вот ты здесь, передо мной, — колдунья раздула ноздри. — Две ноги, две руки, болтаешь без умолка. Ты живёшь. Ты ходишь, бегаешь, трахаешься и ешь от пуза. А вот я сломана. Буквально. Сейчас покажу, каково это.
Новая вспышка пронзила разум Крысолова и затухла столь же резко, как и появилась. Свет растворил ржавые прутья, а вместе с ним и земля ушла из-под ног Лиса. Его пальцы стиснули скользкий конёк обледенелой крыши, а болтающиеся ноги словно ощущали прикосновение зияющей бездны. Ладаим чувствовал, как руки готовятся сдаться и отдать его на растерзание неизвестности.
Крысолов попытался вытянуть себя наверх, как делал не раз во время тренировок. Вот только мышцы будто бы не помнили, как это делается. Преисполненный ужаса, он поднял глаза, ожидая увидеть надменную ухмылку Аремы.
Но перед ним вырос Химера. Варион выглядел взволновано, но беспокоила его явно не судьба товарища. Он то и дело оглядывался на стоящего чуть поодаль Сеймора, готового запрыгнуть на соседнюю крышу.
Химера всё же протянул другу руку, но Живодёр тут же вмешался и перехватил запястье Ладаима. Мимолётное облегчение сменилось новой волной ужаса, когда Сеймор подтянул спасённого Лиса к себе, но тут же оттолкнул с небывалой силой. Надежда ухватиться за очередной выступ осталась где-то наверху, растворившись в морозной дымке вместе с крышей и двумя Лисами. Падение казалось Крысолову целой вечностью, преисполненной леденящего страха неизбежного. И всё оно оборвалось, погрузив тивалийца в вихрь небывалой боли.
Он ещё бился в чудовищной агонии, когда иллюзия распалась в последний раз и вернула Ладаима в подвал Верных. Когда остатки магии растворились в затхлом воздухе, Арема вновь предстала сломленной тенью в кресле. Лишь глаза колдуньи источали жизнь, и в них ещё оставалось лёгкое голубоватое свечение.
— Теперь понимаешь? — скрежет её голоса проник в тлеющие мысли Крысолова. — Мне терять нечего.
— Зато мне — есть, — прохрипел Лис. — Думаю, мы сможем договориться.
— И как же? — доселе незримый Шелор выглянул из тёмного угла. — Мне не терпится услышать твоё предложение.
— Ни в какой Алледан я бежать не буду. И Приют тебе не сдам.
— Начало удручающее, мне пока не нравится.
— А это не для тебя, а для Аремы, — Крысолов усмехнулся. — Я знаю тех, кто столкнул тебя с той крыши. До одного, как я понимаю, вы уже добрались. А я знаю, как вам найти второго.
— Один Лис погоды не сделает, — отмахнулся Шелор. — Хрен на хрен менять.
— Непростой Лис. Химера точит зуб на Приют и продаст всех и вся, если надавить побольнее.
— Тогда зачем эти лишние шаги? — раздражённо спросил Верный. — Конец-то всё равно один.
— Затем, что на себя я этот грех не возьму. И уйду из Басселя своим путём и на своих условиях. Так что выбирай, Шелор. Прими моё предложение, сними цепь и проводи меня отсюда, можешь даже с мешком на голове.
— А если не приму?
— Тогда верни мне красную руду и не поминай лихом.
Крысолов соскучился по свежему воздуху и совсем не торопился домой. Он даже не знал, куда ему возвращаться, ведь после визита Верных делянка Биальда едва ли могла стать достаточным убежищем. Оставалась лишь «Песья Морда», манящая его в темноте огненными волосами Нималии из иллюзии Аремы. Ладаим хотел её видеть, как никогда прежде, и наконец рассказать всё то, что скопилось в душе.
О Химере он старался не думать. В конце концов, Вариону не впервой выбираться из засады.
«Вот тебе и ответка за Броспего, — подумал Крысолов. — Но ничего. Ты же живучий».