Глава 24. Забудь это имя

«Быть королём легко: тебе просто нужно раздавать приказы. Быть хорошим королём сложнее: нужно ещё и брать ответственность за эти приказы».

Дариен Великий, верховный король Мерании (514–542).

Казалось, Большое Новолуние случилось не меньше года назад. Уже давно отгремело буйство огней на улицах города, а беззаботный дух праздника сменился холодной зимней обыденностью. Ещё там, в прошлой жизни, Химера пришёл в Лисий Приют, чтобы уважить былую традицию и пропустить пару кубков со стариками. Тогда же госпожа Гадюка выдала ему листок с именем Серого Провидца и велела мчаться в Баланош, дабы очистить репутацию. С тех пор Варион уже пару раз побывал на краю пропасти и полностью переосмыслил свою жизнь. Всего десять дней семьсот восьмого года от Звездоявления перечеркнули последние четырнадцать лет.

Он шёл среди грязных сугробов и мусора, ограничиваясь лишь редкими взглядами на одинаковых, безликих горожан. Они стали просто фоном. Серым полотном за сценой грядущего спектакля. Они всё так же волочили своё одинаковое существование, выгуливали курей, таскали воду и счищали наледь с нехитрых домишек. Быть может, их волю к жизни извратил и подавил свой собственный Настоятель. Наверное, каждый горожанин видел в своей унылой рутине великое предназначение. Вот только Варион скорее умрёт, чем позволит Лисам надрессировать себя таким же послушным щенком.

Он шёл знакомой тропой в обход Собора и подальше от типичных маршрутов патрулей. Не потому, что боялся стражников. Варион просто не хотел тратить силы на раздумья и выбрал сотни раз хоженую дорогу. Натренированный за Лисьи годы слух всё ещё выхватывал обрывки разговоров прохожих. Старухи жаловались друг другу на ломящие кости, юнцы с вязанкой дров неприкрыто обсуждали соседских девчонок. Кто-то даже упомянул бойню, что разразилась на севере Басселя днём ранее. Всё это было пустым. Сегодня на Большой Земле оставались лишь Лисий Приют и Химера. Два Химеры.

Он шёл, чтобы перевернуть всё. Кранц умудрился поведать свой план так, что Варион по-прежнему не знал о нём ничего толкового. Только свою часть. Только то, что ему предстояло сделать уже совсем скоро. Но и этот фрагмент чудесной мозаики, собранной Родейном за девятнадцать лет, уже радовал павшего Лиса. Он точно знал, что от него требуется и был готов идти до конца.

Ни единый мускул не дрогнул на лице Химеры-младшего при виде заплесневелых стен обители Кваранга. Как в глубоком сне, не задумываясь ни на мгновение, он пробрался через обледенелый жёлоб рва и пробрался в холодное чрево катакомб. Ноги сами несли его сквозь темноту подземных тоннелей, заполненных настойчивым тленным запахом. Разум Вариона оставался чист. Просто он был занят другими мыслями.

— Привет, Химера, — всё так же приветливо говорил Котелок.

— Здравствуй, — гулко отвечал Варион.

Приют был таким же тёмным и гнетущим. Те же редкие лица, тот же низкий коридор с треснувшей плиткой. Остальные Лисы проплывали мимо, и им не было никакого дела до Химеры. Для них он просто вернулся с очередного заказа. Пыль Настоятеля покрывала их глаза, но так будет совсем не долго.

— Химера, — певучий тивалийский говор нарушил кристальную чистоту мыслей. — Ты вернулся.

— Удивлён? — Варион не мог пройти мимо друга. — Ты чего забыл в Приюте?

— Было одно неприятное дело, пришлось уйти от Биальда, — Ладаим смотрел куда-то в пол.

— Это с Верными, что ли? Ну-ну, не у тебя одного. Ни дать ни взять сезон лисьей охоты.

— Что? — Крысолов выпучил глаза и сглотнул тяжёлый ком. — Ты… Ты виделся с ними?

— Скорее, они со мной, — отмахнулся Варион. Всё это было не важно. — Человек пять положил, остальным расхотелось в гляделки играть.

Казалось, тивалиец вздохнул с облегчением, и наступила неловкая тишина.

— Слушай, Ладаим, — продолжил Химера-младший. — Чует моя жопа, что Приюте сейчас начнётся возня. Тебе бы переждать на улице.

— Ты собрался пописать в купальню Лома?

— Ну да, примерно так.

Варион попрощался с товарищем. Сейчас отвлекаться не стоило, когда цель была так близко. Путь его лежал в дальний конец главного коридора, к священным чертогам госпожи Гадюки. С каждым шагом он всё громче слышал все гадости, что терпел с тринадцати лет ради «семьи». Ради высшей цели, что оказалась не более, чем красивой ширмой.

«Слушай старших, Химера. Ты ещё ничего из себя не представляешь».

«Химера, кто тебе слово дал?».

«Так делать нельзя. Это безответственно, это нагло».

«Мы знаем, как лучше. С чего ты взял, что можешь делать по-своему?»

«И почему я должна контролировать каждый твой шаг? Тебе хоть что-то можно доверить?»

«Посмотришь, как тебе жилось бы без нас. Где бы ты был? Очередным подмастерьем сапожника в Застенье или чистил бы доспехи городской страже, вот где!»

«Голод прочищает мысли».

Варион усмехнулся. Его мысли ещё никогда не были столь чисты.

— Мне нужно увидеть распорядителя, — заявил он.

— К госпоже нельзя. Она занята, — отрезал часовой. Тот самый хмырь, что упивался моральной расправой над Химерой после провала с Лейной Броспего.

— Открывай, — Варион протянул руку к тяжёлому кольцу на двери, но хмырь перехватил его запястье. — Открывай, или сам открою.

— Тебе на каком языке повторить? — скрежетал часовой. — Госпожа Гадюка занята и тебя не ждёт.

— Так иди и спроси её, — Варион поднёс губы к самому лицу хмыря. — Зайди в эту комнату и скажи, что Химера хочет её видеть. Посмотрим, что она ответит.

Часовой мялся долго, почти вечность, но всё же открыл дверь в святую святых. Мирфия была там и принимала Вдову за своим чудовищным столом. Она тряхнула космами и уставилась в проём с видимым недовольством.

— Ты что делаешь, Гром? — зашипела Гадюка.

— Госпожа, здесь Химера, и он хочет вас видеть, — виновато объяснился хмырь.

— Что ты сказал?

— Здесь Химера, и он хочет вас видеть.

— Вдова, с тобой позже закончим, — голос Мирфии враз утих, а сама она побледнела. — Пусть заходит. И дверь запри!

Пропустив Вдову, Варион отправился внутрь, но перед этим обернулся на Грома и многозначительно ткнул языком изнутри в свою щеку. Он не ждал приглашения и с размаха упал в просиженное кресло перед столом Гадюки.

Она не решалась начать разговор. Впервые за все эти годы Мирфия сидела перед ним в полном недоумении. Так они и молчали под треск свечей и стойкий запах полыни.

— Ну что? — выдавила-таки Гадюка с видимым трудом.

— Что, что? — Химера-младший сделал вид, что не понял. Настал его черёд упиваться неловкостью.

— Полагаю, новости есть? Хорошие, плохие? Что происходит?

— Ты мне скажи, госпожа, — Варион закинул ногу на ногу и испытующе взглянул на распорядителя. — Ты как будто призрака увидела. Может, тоже Грача тебе в купальню подослать?

— Как ты смеешь? — она старалась негодовать, но на бледном лице не осталось ни одной эмоции. Разве что лёгкий отблеск страха.

— Смею-смею, — заверил Варион. Он не хотел спешить, пусть Кранц и просил не затягивать этот разговор. — Ведь я сделал всё, что должен был. Узнал, всё что надо, там, в Баланоше.

— Серый Провидец? — дыхание Мирфии перебивало её собственные слова. — Ты нашёл его? Убил?

— Я рассказывал тебе историю о мальчике, которого продала собственная мать? Она была пропитой потаскухой, которая разучилась работать и отпугивала любого мужика, который осмеливался остаться с ней дольше, чем на одну ночь. Но сын её любил и надеялся вытащить из ямы, чтобы всё было как у других ребят. Братья, сёстры, папа, тёплый ужин хотя бы по праздникам. Чтобы у них не забрали дом и не отправили работать на герцогские каменоломни. Он старался, верил, что мёртвую семью ещё можно воскресить. Однажды мамаша дала ему сраный медяк и попросила купить рыбы в одной конкретной лавке. Глупый пацан пришёл туда, а оказалось, что покупали его. В рабство, за горстку монет и бочку забродившего пива. Он обиделся, чудом вырвался и убил безнадёжную мамашу. А потом его подобрали добрые люди, которые оказались ничем не лучше.

— Химера, у меня мало времени, давай к делу.

— Этот пацан — я, а ты сделала то же самое, что моя недомать, — Варион поднялся, и Мирфия ответила тем же. — Серым Провидцем был тоже я, да? Важный заказ, в котором я не исполнитель, а цель?

— Чёрт бы тебя побрал, Химера, — Гадюка медленна брела вокруг стола, не спуская острых глаз с пышущего злобой Лиса. — Сейчас же говори, что там произошло. У Сойки рука дрогнула?

— Что ты, она была на высоте, — Варион и не думал пятиться или отводить взгляд. Настал её черёд бояться. — Бешеная и целеустремлённая, готовая на всё, чтобы выполнить приказ Настоятеля. Ты хорошо её натаскала, госпожа. Жаль, что со мной не прокатило.

— Где Сойка? — каждое слово Гадюки становилось громче предыдущего. — Ты убил её? Не поверю, чтобы ты с ней справился, тем более, если она сделала, как ты говоришь, «всё». Говори, как было!

— Сначала расскажи, сколько уже было таких, как я, — теперь голос повысил уже Варион. — Ну же! Сколько казней ты назначила? Сколько раз ты писала имя своих подопечных на этих сраных бумажках?

— Это крайняя мера! — сухой кулак Мирфии обрушился на край облезлого стола. — Для тех, кто не может работать, как надо, и не усидит на месте часового!

— Как надо? Да кто ты такая, чтобы решать, как надо?

— Я одна из тех, кто построил это место и дал шанс пропащим душам хоть что-то из себя представлять, понял? И уж я-то знаю, как делать надо, а как — нет! Таких, как ты, надо останавливать, иначе ваш гонор похоронит всё, что мы строим. Иногда и Настоятель ошибается в людях, увы.

— Он вообще существует, этот твой Настоятель?

— Да как ты смеешь…

— А ведь как удобно, скажи ведь? Легче втирать дерьмо в лицо своим людям, если прикрываться волей Настоятеля, которого никто не видел. Как и травить истории про вездесущих Лис, когда вас даже за межевым камнем знать не знают.

— Довольно, — Варион даже не заметил, как госпожа достала изящный тонкий кинжал, скорее напоминавший иглу. — Ещё одно слово, ещё один мой вопрос без ответа — и ты умрёшь прямо здесь, а остальным я скажу, что ты напился и напал на меня.

— Не выйдет, госпожа, — Химера рассмеялся ей в лицо, как и мечтал последние четырнадцать лет. — Если бы могла, уже бы приказала хмырю за дверью убить меня, как только увидела моё лицо. А ты не приказала, слушаешь меня, терпишь все выходки. Я могу прямо сейчас отлить на твой стол, и ни хрена ты мне сделаешь. А знаешь, почему? Конечно, знаешь. Хрен бы я заявился к тебе, если бы не прикрыл все концы.

— Да что ты? — зубы Гадюки скрежетали так, что вот-вот дали бы эхо. — Давно ты научился видеть дальше своего носа?

— Достаточно давно, чтобы договориться с одним из наших. Если моё прелестное лицо не появится с другой стороны двери в целости и сохранности, он расскажет всему Приюту о твоих изощрённых казнях в Баланоше. Ты не узнаешь, кто это, пока каждая крыса в этом подземелье не будет в курсе всей этой гнили.

— Это всё? — вздох облегчения вырвался из уст Мирфии. — Да кто вам, щенкам, поверит? Хватит, смирись со своей участью. Ты не первый и, боюсь, не последний.

— О, об этом я в курсе, — заверил Варион. — Я даже не первый Химера, кого сослали на смерть в Баланош.

— Что ты сейчас сказал?

— Ты же всё услышала, — он шагал прямо на госпожу, а та пятилась к стене. — Ты не смогла убить его, а теперь облажалась со мной. Видишь, как всё красиво идёт по кругу? Гадюка — змея опасная, но Химеры ей не по зубам.

— Что ты вообще знаешь о Химере? — не верила Мирфия. — Он давно умер, кто тебе это разболтал?

— Умер или нет, ему виднее. Так что пойдём и спросим сами, а то он уже заждался. На вашем месте, в часовне. Говорит о чём-то?

О чём-то это говорило. Кинжал исчез из рук Гадюки столь же стремительно, сколь и появился, а вместе с ним ушла её воля к сопротивлению. Впервые за четырнадцать лет госпожа распорядитель предстала перед ним обычным человеком. Испуганной, запутавшейся девочкой, которая не знала, что будет дальше.

— Что происходит? — бормотала она.

— Честно говоря, я бы тебе этого не сказал, даже если бы и мог, — признался Варион. — Так что передай хмырю объявить общий сбор, а с тобой мы прогуляемся к Химере.

Мирфия потеряла контроль, и роль ведомой она явно успела позабыть. Её руки тряслись всё сильнее, а ноги то и дело оступались. Гадюка провела Вариона туда, где он и не надеялся побывать. Они протиснулись в узкий проход меж её стеллажей. Короткий коридор вёл мимо просторной спальни, где и почивала госпожа вдали от глаз простого люда, но путь их лежал не туда.

В глубине чертогов распорядителя скрывалась неприметная низкая дверь, за которой начинался ещё более тесный тоннель. Гадюка предусмотрительно прихватила подсвечник, что выхватывал из темноты покрытые слизью и плесенью стены. Вскоре щербатый пол перешёл в высокие ступени, по которым Лисы поднимались всё выше. Ужасная смесь сырости и полыни била по ноздрям Вариона, а его макушка так и норовила зацепиться за низкий потолок.

С каждым шагом становилось холоднее. Зимний ветер уже стал весьма ощутимым, когда впереди замаячил конец чудовищной лестницы. Она упиралась в массивную дверь, доски которой стягивали ржавые железные пояса. Гадюка не сразу нашла подходящий ключ в своей массивной связке, но вскоре сумела справиться с замком.

Варион догадывался о месте их назначения, пусть и до последнего позволял себе сомневаться. Он допускал, что Мирфия могла завести его в очередную западню и напасть в заброшенном углу катакомб. Вот только шансов у неё было совсем мало после стольких лет за столом распорядителя.

Когда дверь распахнулась, Варион не успел зажмуриться и на несколько мгновений ослеп, когда свет ворвался в забытые катакомбы. Лисы протиснулись сквозь чудовищно узкий проём, который будто бы предназначался собакам, и оказались посреди белоснежной площади. Их окружали приземистые каменные строения, укрытые тяжелыми снежными шапками.

Но взгляд Химеры остановился на массивном остове полуразрушенного собора с обугленными стенами. Обломки его крыши буграми выступали над снежной равниной площади, напоминая о далёкой трагедии. Варион усмехнулся, оказавшись там, куда уже полвека едва ступала нога человека, будь то Лисы или рядовые горожане Басселя.

Обитель Кваранга. Слухи о чудовищном проклятии, что пало на неё в далёкие годы, отпугивали всех, даже заблудших мародёров. Простым же горожанам хватало указа верховного жреца, объявившего обитель осквернённой и потерявшей благодать Далёкой Звезды. Настоятель следовал его примеру и запрещал Лисам даже думать о том, чтобы подняться на поверхность.

Но распорядителям закон не писан. Гадюка хорошо знала дорогу и уверенно вела Вариона вокруг собора, что сгорел в разгар оспы. Они брели по колено в снегу среди утративших былое величие келий, за которыми притаилась узкая шестиугольная часовня.

Внутри горел свет, а на паперти уже поджидала сгорбленная фигура Таделии. Сойка неуверенно держалась на ногах, словно боль всё ещё прорывалась даже сквозь магию Альхиора. Она оживилась при виде гостей, вот только Гадюка явно не обрадовалась.

— Сойка? Это ещё что такое? — Мирфия остановилась у самой паперти и положила руки себе на давно пропавшую талию. — Вы сговорились, да? Так я и думала…

— Госпожа, простите меня, — каялась Таделия, медленно спускаясь по лестнице. — Вы поверили мне, а я не справилась.

— Очевидно, — холодно ответила та. — Ты не просто не справилась, а ещё и сговорилась с Химерой. Этим безнадёжным, пропащим, заносчивым идиотом, с чем ты, кстати, согласилась!

— Вот как? — фыркнул Варион. — Ещё будут обидные слова?

— Теперь я вижу, откуда ноги растут, — не унималась Мирфия. — Не знаю, откуда взялись эти россказни о Химере и нашем месте, но клянусь, что узнаю. А для вас двоих всё кончено, ясно? Как у вас ещё наглости хватило осквернять память давно погибшего Лиса?

— С ума сойти, — Кранц Родейн торжественно вышел из заброшенной часовни. — Ты говоришь о наглости, когда сама врёшь в глаза всем, кого видишь каждый Чёртов день. Потрясающе, Гадюка, бесподобно. И, надо сказать, удивительная забота о памяти того, кого ты так вероломно убила. Ну, думала, что убила.

— Арброк, — лицо госпожи побледнело, почти слившись с окружением.

— Забудь это имя, как забыл я, — велел Химера-старший. — Этот человек давно мёртв благодаря тебе. Но сам я живее, чем когда-либо.

— Как ты можешь здесь сейчас быть? — бормотала Гадюка. — Ты не мог выжить, как… Как это возможно?

— Дорогая моя, — Кранц снисходительно улыбнулся. — Ты веришь, что какой-то там звезде на небе есть дело до людей и она вершит их судьбы. Чёрт подери, у меня самого есть подручный маг, который вытащил вот эту вот птичку с того света, а ты спрашиваешь, как что-то вообще возможно? Мир полон чудес, Гадюка. Жаль, что из твоего подвала этого не видно.

— Я тебя убила!

— Но вот я здесь, на нашем месте. Помнишь, как мы летом любили лежать на паперти и смотреть на звёзды? — Кранц неспешно шагал по ступеням, успев потрепать раненую Сойку за плечо. — Тогда мы ещё не разучились мечтать и думали о том, как сбежим за холмы. Я до сих пор вспоминаю о наших планах и пытаюсь представить, как бы всё сложилось. Но ведь это уже не важно.

— Ты думаешь, я хотела тебя убивать? — Мирфия вскинула руки. — Он приказал мне, понимаешь?

— Настоятель? — каждый слово Химеры-старшего было наполнено презрением. — Неуловимый и незримый, но так часто вспоминаемый…

— Скажи, госпожа, — встрял Варион. — Он хоть когда-нибудь существовал? Потому как мне кажется, что ты либо его выдумала, либо давным-давно убила, чтобы забрать власть на пару с Коршуном. И, Чёрт меня дери, не знаю даже, что хуже.

— О, он существует, поверь, — испуг и злость боролись за власть над лицо Гадюки. — Видел бы ты его хоть раз — и не стал бы так неуважительно отзываться.

— Девятнадцать лет, Гадюка, — Кранц остановился в половине сажени от бывшей возлюбленной. — Пока ты думала, что рыбы доедают меня на дне Баланоша, я искал, я копал, я вынюхивал всё, что мог. Я узнал не меньше дюжины новых Лис и где они живут. Я выяснил, что ты теперь распоряжаешься Приютом на пару с этим полудурком Коршуном, а Лом, последний достойный Лис, парит ваши задницы в купальне. Я узнал и про закоулок у пристани, где твой человек встречается с заказчиками, и про лавку в Замковом квартале, где передаются деньги. Я нашёл все забытые ходы под этим проклятым монастырём. Но ничего — о твоём неуловимом господине. Потому что его нет.

— Он есть и будет очень недоволен.

— Так позови его, — Варион встал подле старшего тёзки и сложил руки на груди. — Пусть сам придёт и расскажет, как же сильно я его возмущаю. Пусть посмотрит мне в глаза и убедит, что я не достоин жить.

— Настоятеля нельзя позвать, — истерический смех вырвался из Мирфии. — Это работает только в одну сторону, и, упаси вас Звезда, лучше вам этого избежать.

Кранц протяжно зарычал и отправил тяжёлый снежок в давно выбитое окно часовни. Пусть Варион знал его недолго, лже-Настоятель впервые утратил стойкость духа при нём.

— Гадюка, послушай меня, — Химера-старший обдал её потоком пара изо рта. — Я стою здесь, перед тобой, как и тот, кому вы отдали моё имя. Живые памятники ущербности Лисьего Приюта. А ты всё ещё трепещешь перед этим своим Настоятелем, почему? Объясни мне, я правда не понимаю. Есть он или нет, я уже доказал, что он — ничтожество и трус, который удерживает людей на цепи враньём и предательством.

— Непослушание — худший грех, — только и сказала госпожа.

— И всё же предательство хуже, — поправил её Варион.

— Посмотри мне в глаза, Гадюка, — продолжил Кранц. — Посмотри и скажи, как тебе жаль того, что ты сделала тогда. Я не поверю, что у тебя не было выбора, но ведь ты предпочла подлизываться к Настоятелю. Отвергни его сейчас и увидишь, каким будет настоящее будущее Лис.

— Ты прав, Арброк, — молвила госпожа. — У меня и правда был выбор, и я решила подчиниться. Приют дал мне всё, а то задание в Баланоше помогло мне стать его распорядителем. Я живу лучше, чем когда-либо смогла бы, благодаря этому. Потому что выбрала долг, а не наивные мечты с тобой. Настоятель дал мне всё, и даже сейчас я бы сделала то же самое.

— Жаль слышать, Гадюка, — взгляд Кранца похолодел. — Тогда твой урок окончен.

Движением небывалой плавности Химера-старший обнажил своё оружие. Это был уже не кинжал, но ещё и не меч. Короткий клинок с треугольным сечением блеснул на мгновение и безжалостно погрузился в грудь госпожи.

Гадюка даже не успела вскрикнуть или попытаться уйти от удара. Кровь хлынула из побледневших губ, и могучая распорядительница Лисьего Приюта упала на колени. Её руки загребали снег в чудовищной агонии, но сил у неё уже не оставалось. Мирфия завалилась на бок прямо у ног Химеры-старшего.

Кранц смотрел на неё с выражением полного безразличия. Лишь сделал шаг назад, чтобы не заляпать кровью дорогие ботфорты. Варион глотал ртом воздух, пытаясь понять, что он чувствовал. Он жаждал мести, но всё же остался обескуражен гибелью самоназванной матери. Сойка же и вовсе побледнела, и была вынуждена осесть на холодные ступени часовни.

— Видите, детишки, кому вы служили? — Химера-старший присел на корточки над телом своей забытой любви. — Видите, куда они вас вели?

— По-моему, она бы нам пригодилась, — выдавил Варион.

— Я сразу сказал, что убью её без лишних раздумий, так что обойдёмся без поучений, — Кранц усмехнулся. — Не надумал сделать то же самое?

Сойка только поднялась, но тут же попятилась обратно к часовне.

— Ладно-ладно, — Химера-старший облизал губы. — Мы ещё многому научимся. Например, учиться на чужих ошибках, а не своих.

С ледяной решительностью он провернул клинок в груди госпожи и нанёс удар ей в шею. Лже-Настоятель делал всё нарочито чётко и неторопливо, словно Гадюка была для него не больше, чем мелким препятствием. Он вытер лезвие полами её плаща, выпрямился и глубоко вдохнул морозный воздух.

— А дальше-то что делать? — Варион переминался подле него.

— Вы, наверное, замёрзли, — Кранц медленно встал. — Вот сейчас и согреемся. Дальше поводья беру я, а вы не лезьте под ноги и наслаждайтесь зрелищем.

Загрузка...