Последний мост

Глава 2. Мы семья

— Вставай, пьянь! — хриплая ругань прорвалась сквозь тёмную завесу беспробудного сна.

— Разлёгся, гнида, — вторил тонкий юношеский голосок. — Вали отсюда!

Варион с трудом разлепил веки и заскулил от яркого света, тут же ударившего по глазам. Он не сразу разглядел перед собой голенище сапога, что так бесцеремонно сдавливал ноющую грудь.

Двое солдат городской стражи в одинаковых доспехах из варёной кожи стояли прямо над ним. Один был постарше, с пухлыми розовыми щеками без намёка на щетину, второму на вид было не больше шестнадцати, но на его усыпанном оспинами лице уже прорастали мягкие волосики. Оба стражника с презрением смотрели на развалившегося в переулке Вариона и всем видом показывали, что не прочь воспользоваться своими ржавеющими бердышами.

— Зеньки не лупи, — продолжал бурчать малой. — Подъём!

Для пущей резвости он решил ткнуть Вариона древком прямо туда, откуда мгновением ранее его старший товарищ убрал сапог. Зашипев от внезапной боли, убийца потянулся за спрятанным под рубашкой кинжалом. В ножнах его не оказалось.

Клочки воспоминаний минувшего вечера заставили Вариона вскочить, на что затёкшие ноги ответили возмущённым покалыванием. Не обращая внимания на хамоватых стражников, он огляделся по сторонам в поисках оружия и своей вчерашней спутницы, но увидел лишь Рыбный переулок, по которому уже сновали торгаши с ящиками и вёдрами. Каждый из них считал своим долгом бросить колкий взгляд на едва пришедшего в себя убийцу. Пьяные тела, оставшиеся спать на улице до самого утра, были привычным делом для Басселя, но не в этом гиблом месте.

— То-то же, — самодовольно промолвил стражник постарше. — Вали теперь отседова.

Иной раз Варион был бы совсем не прочь вступить в перепалку с мужиком и его юным подмастерьем, но сейчас их интересы совпали, ведь и ему хотелось как можно скорее покинуть зловонный переулок. Бросив на бердышников безразличный взгляд, он заковылял прочь. Рыскать вокруг в поисках кинжала было попросту опасно. Лейна же, скорее всего, ещё вечером вернулась в Купеческое подворье и готовилась к отъезду из Басселя.

— И чтоб я тя тут больше не видел, усёк? — бросил ему вслед щербатый юнец.

Насквозь пропахший несвежей рыбой и весь покрытый грязью, в этот утренний час Варион мало чем отличался от местных нищуков или забредших в город крестьян с окрестных полей Астарильского предгорья. Множество местных и пришлых девушек, что обычно посчитали бы его крайне привлекательным молодым человеком с жёсткими длинными волосами и острым подбородком, сейчас просто проходили мимо или даже морщились с отвращением, учуяв необычную смесь запахов пота, подгнившего мяса и мочи. Этим утром Варион воплощал собой не наёмных убийц Лисьего Приюта, а Рыбный переулок — одну из клоак города.

Памятуя о возможных встречах на центральной площади, Варион решил обойти стороной собор Звёздных прорицателей и его окрестности. Путь его лежал на другой конец города, где когда-то находился старинный монастырь Прорицателя Кваранга. Убийца брёл по утреннему Басселю, держась подальше от бдительной городской стражи и любопытной местной шпаны. Вариона заботила судьба его вчерашней спутницы. Он пытался издали уловить обрывки разговоров горожан, но никто не упоминал молодую русоволосую девушку. Стало быть, никто в округе на неё не натыкался. Ни живую, ни мёртвую.

Утомительный путь по наименее людным улицам вывел Вариона в северо-восточную часть Басселя. Здесь к городской стене и примыкало то, что осталось от некогда величественного монастыря. Ныне заброшенная обитель прорицателя Кваранга была одной из древнейших во всей Летаре.

О самом Кваранге говорили, будто он пришёл пешком с северных берегов, чтобы обратить жителей астарильского предгорья в веру Далёкой Звезды. Поселившись в хижине на берегу Астары, он обращал всё больше язычников в новую религию, пока одно из племён не решило избавиться от назойливого проповедника. Как-то утром они окружили его жилище с факелами, но пламя внезапно взвилось вверх и выжгло глаза самих нападавших. Тогда люди поняли, что Кваранг действительно представлял далёкого небесного бога, и присягнули ему на верность. Варваров же он со временем простил, а Далёкая Звезда вернула им зрение. Так и умер Кваранг много лет спустя в месте, где теперь стоит величественный Бассель.

Варион не раз слышал легенду об основании монастыря. Он едва ли мог назвать себя верующим человеком и считал, что, если какая-то сила и защитила Кваранга той ночью, то это были его собственные чародейские способности. Знакомые верующие не разделяли его мнение. Они, как и весь культ Звезды, относились к магам как к еретикам.

История об упадке монастыря звучала на улицах города куда чаще и была она совершенно однозначной. С полвека тому назад в городе разбушевалась оспа и здоровые жители отгородили себя от больных, запершись в храме Кваранга. Как-то ночью началась гроза, молния ударила в крышу собора. В давке и последующем пожаре погибло немногим меньше горожан, чем от самой болезни. Бассельцы решили, что Звезда отвергла монастырь за жестокость к больным людям, и покинули его. Теперь же эти руины приютили одно из самых влиятельных, и в то же время ненавистных, обществ всей Летары.

В старые времена монастырь окружал канал, осушенный после того, как монахи перебрались в новую обитель неподалёку от города. От него остался лишь глубокий ров, поросший шиповником. Убедившись, что никто из гуляк не забрёл поутру на отшиб города, Варион нащупал ногой знакомый уступ и спустился на покрытое грязью дно канала. Врата монастыря были наглухо запечатаны со времён разгула оспы, так что ему приходилось пользоваться одним из трёх отверстий для водостока, откуда уже можно было попасть в сеть тоннелей под заброшенной обителью. Продравшись через колючие кусты шиповника, убийца протиснулся сквозь проржавевшую решетку водостока и оказался в тёмном тоннеле, ведущем в пустоту.

Где-то там, за завесой кромешной темноты, расположился Лисий Приют. Место, где обитали лучшие наёмные убийцы и контрабандисты Летары и, возможно, целой Большой земли. Лисы были известны на весь Запад континента, от Нодемарского Союза до степей Китоноса. Каждый житель Летары, Марабата, Алледана или Анорского царства, наделённый хоть каким-нибудь богатством или властью, не раз ощущал холодок по коже при мысли о том, что может стать следующей целью для Лис. О них слышал каждый горожанин, купец, чародей или вельможа.

Но в то же время о них не знали ничего. Для многих Лисы оставались притчей, страшилкой для повзрослевших мальчишек и девчонок. Они были лучшими в своём деле, и сильные мира сего зачастую сами прибегали к их услугам, а поиски Приюта по всей Летаре стали бы слишком затратным предприятием. Монастырь с его дурной славой, не говоря уж о его катакомбах, люди и вовсе обходили стороной.

Шёл Варион, как и обычно, в кромешной темноте. Спёртый подземный воздух был весь пропитан сыростью, а гниющие останки живности, что так и норовила помереть в монастырских стоках, дополняли смрад. Своим здесь было запрещено разводить огонь, так что чужих сразу бы опознали по отблеску факела на сырых сводах тоннеля. Каждый Лис, посвящённый в тайны Приюта, знал, сколько шагов и в каком направлении нужно было сделать, чтобы добраться до пролома в одной из стен.

В столь гадком состоянии Варион не сразу нащупал края дыры, что вела в параллельно идущий коридор под одним из корпусов монастыря. Отсчитав тридцать восемь шагов, убийца повернул налево и увидел знакомый тусклый огонёк, приветливо мерцавший в дальнем конце очередного тоннеля. Факел, закреплённый на покрытой паутиной стене, обозначал границу Лисьего Приюта. Опасливо покосившись на восьминогих тварей, чьи зловещие тени дрожали на укреплённом досками потолке, Варион переступил эту черту.

— С возвращением, Химера, — раздался приветливый голос часового. В Приюте было принято обращаться друг к другу по прозвищу, данному при посвящении в Лисы.

— И тебе не хворать, Котелок, — отозвался Варион.

Часовыми ставили лишь тех Лис, что со временем стали бесполезны для заказов и иных серьёзных дел, но всё так же не могли навсегда покинуть Приют. Котелок был ещё совсем не стар — ему едва ли перевалило за тридцать — но потеря одного глаза стоила ему статуса убийцы. Настоятель счёл его увечье слишком серьёзным, да и особые приметы Лисам иметь не полагалось.

Низкие коридоры Приюта, в отличие от ведущих к нему тоннелей, освещались редкими факелами. Центральная же его часть, куда Химера держал путь, могла похвастаться настоящими масляными фонарями, что некогда озаряли улицы города. Обычно Варион шествовал по главному проходу Приюта с гордостью за очередное успешное задание. Ему было в новинку шагать по этим неровным плитам с грузом неудачи на ноющих плечах.

За тяжёлой дубовой дверью в конце коридора, которую охраняли самые проверенные часовые, находились чертоги Мирфии, распорядителя Приюта. Настоятель нарёк её Гадюкой, что вполне соответствовало её скверному нраву, пусть она и совершенно не любила это имя.

— Могу я увидеть распорядителя? — обратился Варион к крепкому часовому у двери.

— Она тебя ждёт, — с недоброй ухмылкой ответил тот, снимая с пояса ключ.

Каждый Лис бывал в этой тусклой полукруглой комнате, уставленной стеллажами и ящиками. Здесь Мисфия выдавала заказы, здесь же она каждый раз ожидала хороших новостей об их выполнении. Она не считалась главной в Приюте: был также и полоумный Коршун, занимавшийся безопасностью Лис, и сам загадочный Настоятель, с которым встречались лишь немногие избранные. И всё же было в этой невысокой, но статной даме с чёрной шевелюрой и тяжёлым взглядом что-то пугающе сильное. Варион не раз говорил себе, что предпочёл бы личную аудиенцию Настоятеля очередной встрече с Гадюкой.

— Садись, — коротко бросила она, указав жилистой рукой на низкое скрипучее кресло перед массивным столом.

Варион молча подчинился. Сама Мирфия садиться не торопилась: она стояла у одной из книжных полок, нервно теребя манжету синей туники.

— Я полагаю, ты не с хорошими новостями, — заключила распорядитель.

— С чего ты взяла? — обиженно спросил Химера. — Я когда-то приходил с плохими?

— В том-то и дело, что нет, — Мирфия прищурилась, не спуская зелёных, словно летний луг, глаз со своего гостя. — И я никогда не видела таким… Паршивым.

— Какой есть, — буркнул Варион.

— И всё же, — Гадюка повысила голос. — Семья Броспего сегодня покидает Бассель. Что там с дочерью?

— Полагаю, у неё всё хорошо, — Химера не торопился выдавать всех подробностей своего провала.

— Это ещё что значит? — Мирфия поджала тонкую нижнюю губу. Так она выражала недовольство.

— Она ушла, — буднично поведал Варион.

— Куда ушла? — женщина опёрлась обеими руками о стол. Она была на голову ниже Химеры, но в этот момент казалась огромной как собор Звёздных Прорицателей. — Что ты несёшь? Где она?

— Я не знаю.

— Твою мать… — она рухнула в кресло напротив Вариона. — Хватит юлить. Говори всё, как было. Что ты натворил?

— Я… — Химера с трудом выдавливал слова. — Я упустил её. Она ушла, и я не знаю где она. Наверное, торопится в свой промозглый Трисфолд. Вот.

— Вот? — негодующе повторила Мирфия. — Вот!? Что случилось, Химера? Где девка? Ты должен был принести мне её грёбанное колье, стража уже должна вовсю искать того, кто прикончил дочь Броспего! Ты хоть знаешь, какой это важный заказ!?

— А что я сделаю? — вспылил Варион.

— А что ты сделал? Какой был твой план?

— Как обычно. Я должен был охмурить её, чтобы она упорхнула на свидание наедине, потом убедить остаться со мной, закончить дело в тёмном переулке у Собачьей ямы, где она якобы прогуливалась вечером и нарвалась на грабителей. Тело бы искали долго и неохотно, потому что в Собачью яму даже псы не ходят гадить.

— Как обычно, Химера, ты пропустил мимо ушей все мои советы и выбрал самый глупый и ненадёжный план. Чем тебя не устроил русалочий порошок или другой яд?

— Что плохого в моём плане? Он всегда работал. Всё шло как надо до самого конца. В первый день в Басселе у них был торжественный вечер в саду Подворья. Я подкупил садовника, чтобы он пропустил меня через ворота для обслуги. Приоделся, расчесался и подловил её вдали от отца и его свиты. Мы поговорили, она в меня влюбилась, я пригласил её на свидание. На третий день она готова была меня оседлать прямо в «Синем фонаре».

— А если бы ты ей не понравился? Не захотела бы встречаться ещё раз или позвала бы стражу?

— Брось. Ты же меня видела…

— Хватит, Химера, — Мирфия вновь вскочила. — Мне неинтересно, что ты там о себе думаешь. Расскажи, что было в самом конце. Почему она ушла?

— Признаюсь, не всё шло как надо. Убегать со мной она отказалась, но у меня был запасной план. Я вёл её домой переулками и ждал момент. Дождался, когда не будет стражи или попрошаек, достал кинжал. А потом упал и провалялся до утра без чувств.

— Чего? — не поверила Гадюка. — Упал? Ты что не знаешь, как держать себя в форме на задании? Напился? Нюхал благодать?

— Чёрт меня дери, нет! — Варион подпрыгивал в кресле при каждом слове. — Я как следует выспался, не пил ни хрена.

— Тогда почему ты падаешь в обморок? Может, заболел? Может, ты не можешь больше этим заниматься? Может, тебе пора в часовые?

— Хера с два! — Химера поднялся на ноги, чтобы она не смотрела на него сверху вниз. — Это был первый раз! И единственный!

— С чего ты так уверен?

— Просто знаю. Подумаешь, впервые облажался!

— Ну надо же, — Мирфия вдруг опустила плечи и улыбнулась. — Признал-таки. Облажался.

— Ты это хотела услышать? Ладно. Я облажался, ошибся, не справился, обос…

— Хватит.

Гадюка тяжело вздохнула и, обойдя стол, подошла к Вариону на расстояние шага. Терпкий запах чеснока и полыни перебил даже смрад Рыбного переулка.

— Не так страшно то, что ты ошибся, как то, что ты всё равно считаешь себя лучшим и не делаешь выводы.

— Это больше не повторится, — смиренно, пусть и не очень убедительно, произнёс Химера.

— Я надеюсь, — Мирфия кивнула. — Как надеется и Настоятель. Ты же понимаешь, что у него на тебя большие планы?

— Ты всем так говоришь.

— Ну уж нет. Он нарёк тебя Химерой. Прошлый Химера был одним из величайших Лис за всю историю Приюта.

— И где он сейчас?

— Там, где все мы однажды будем. Но торопиться туда не стоит. Каждая такая неудача приближает нашу кончину. Не только твою, но всего Приюта. Это неслучайно, что за все эти годы ни один из нас не проговорился, не предал других. Мы попадаем сюда совсем юнцами, когда ничего другого у нас нет. Мы вместе растём, вместе учимся. Мы семья, Химера. И каждый её член должен работать на благо семьи. А чтобы хорошо работать, надо признавать ошибки и исправлять их.

— Ты предлагаешь мне броситься за караваном Броспего и убить его дочь прямо там? Меня, конечно, тут же выпотрошат и повесят на ближайшем дереве, но семье же так будет лучше.

— Уже поздно. Девочка, пусть и по твоей глупости, теперь может гордиться тем, что ушла от Лис. Мы потеряем доверие важного заказчика и его деньги. Остаётся надеяться, что она не заговорит о тебе. В любом случае, в Трисфолд тебе дорога заказана. Пока что тебе вообще не стоит покидать город.

Химера нахмурился. Лучшим из Лис доставались заказы и в других городах, даже за границей. Он же оставался заперт в тесном Басселе.

— А теперь расскажи мне, как ты себя чувствуешь, — заботливо продолжила Мирфия.

— Волнуешься?

— За все годы я не видела даже, как у тебя текут сопли, а теперь ты падаешь без чувств посреди задания. Конечно, волнуюсь.

Варион не знал, как описать свои ощущения. Накануне он чувствовал себя идеально, как и всегда, вплоть до последних мгновений. Утром же его состояние было обычным для человека, проведшего ночь на обломках ящиках в холодном переулке.

— Зайди к Грачу, — посоветовала Мирфия, выслушав рассказ. — Пусть осмотрит, даст каких-нибудь трав.

— Всё хорошо, — отмахнулся Химера. — Мне просто нужна горячая ванна, немного браги и девка. Лучше пара. И я готов к новому заказу.

— Никакой выпивки, — Гадюка строго покачала головой. — И с заказами пока повременим. Я хочу быть уверена, что ты готов. Свободен.

— Но…

— Я сказала, свободен.

Холодный тон госпожи Мирфии не располагал к дальнейшим спорам. Угрюмым кивком Варион попрощался с ней и покинул зал распорядителя под ехидный взор часового. Последний явно получил удовольствие от разговора, который не мог не услышать из коридора.

«Радуйся, хмырь, — подумал Варион, — но Химера дважды не промахнётся».

В свободное от работы время Лисы предпочитали находиться вне Приюта. Многие снимали комнаты в постоялых дворах Басселя и его окрестностей, но те, кто не мог себе этого позволить, были вынуждены оставаться в мрачных катакомбах под монастырём прорицателя Кваранга. Варион понимал, что без награды за Лейну Броспего ему предстояло присоединиться к самым неудачливым из них, спящих на неудобных гамаках и проеденных крысами матрасах в одном из крыльев Приюта.

Но сейчас путь его лежал на другой конец катакомб, где бывалый Лис по прозвищу Лом обустроил купальни для уставших соратников. Он покрыл стены и потолки необжитого тупика досками, щели между которыми тщательно забил паклей и мхом. В центре зала он сложил каменный очаг, что обогревал помещение и две небольшие купели по бокам.

Обычно Лом дремал за крохотным столиком у входа, но этим утром Варион его не обнаружил. Услышав шорох в одной из боковых комнат, Химера приоткрыл дверь. Здесь располагалась небольшая плотницкая мастерская. Лом с голым торсом стоял у дальнего верстака и методично распиливал широкую доску. Впервые услышав его прозвище, Химера ожидал встретить настоящего громилу, но Лом оказался гораздо ниже. Тем не менее, он был очень жилистым: казалось, что собственная кожа была маловата для этих плотных мышц.

— А, Химера, — заприметил Лом частого гостя купальни. — Вот, доски пора подлатать. Гниют, собаки.

Когда Варион был совсем юн, имя Лома произносилось с благоговейным трепетом. Он считался одним из лучших убийц Большой земли, пусть Лисы и никогда не делились подробностями своей работы с другими. Никто не понимал, почему Настоятель низложил Лома до часового. Поговаривали, что отец нынешнего герцога Басселя погиб отнюдь не на охоте, а от жилистой руки этого Лиса, и было решено спрятать его подальше от любопытных глаз заказчиков и жертв. Так или иначе, часовым он становиться не желал. Вместо этого Лом занялся небольшой купальней для уставших соратников.

— Я не слишком рано? — поинтересовался Химера.

— Уже всё нагрето, — ответил Лом. — Твоя подруга Сойка заходила, может, ещё там. Кидай один летт и иди спокойно.

— Твою ж мать, — встреча с Таделией едва ли скрасит скверное утро. — Ладно, доброй тебе работы.

Варион достал из опустевшей мошны маленькую медную монетку и оставил её на небольшом столе у входа в мастерскую. У него оставалась лишь одна оплаченная ночь в постоялом дворе «Старик Хемгур», большего он позволить пока не мог. Слишком давно был прошлый успешный заказ.

Решив на время забыть о денежном вопросе, Варион распахнул дверь купальни и оказался в узком жарком помещении. Белокурая стерва по имени Таделия как раз заканчивала одеваться у дальней стены. Огонь десятка свечей, расставленных по залу, придавал её бледной коже причудливый желтоватый оттенок. Химера с сожалением пробежал взглядом по её круглому, чуть пухловатому лицу, мутно-зелёным глазам, объёмным губам. Он вновь вспомнил о том, как пытался её соблазнить пару лет назад и как она отвергла все его притязания. Редкая роскошь для бассельской дамы. Её Лисьим прозвищем была Сойка, но Варион предпочитал называть её по имени. Во всяком случае, наедине.

— Ваше Высочество, — язвительно поздоровалась дама. — Ну и рожа у тебя сегодня.

— Здравствуй, Таделия, — Лис решил не вступать в обмен колкостями в столь скверном состоянии.

— Чего грустишь, Химера? Никак, дело провалил?

— С чего вы все это взяли? — недовольно протянул Варион.

— Обычно ты просто сочишься самолюбием. А сейчас ты не Химера, а маленький птенчик, которого так и хочется пригреть.

— Так пригрей, чего воздух сотрясать?

— Размечтался, — Таделия потуже затянула ремень и отправилась к выходу. — Лучше расслабься тут как следует. Только не слишком увлекайся: после тебя ещё другим купаться.

Жестом попрощавшись с девушкой, Варион быстро разделся и опустился в купель по самую переносицу. Химера не удержался и застонал, едва его уставшие замёрзшие ноги погрузились в горячую воду. Когда в ней оказалось остальное тело, ему пришлось прикрыть глаза от удовольствия. Разум и ясность мыслей возвращались вместе с воспоминаниями о вчерашнем провале. В опустевшей парилке он вновь предался размышлением о Лейне Броспего. Ему всё больше казалось, будто весь Приют ждал его провала.

Отдохнуть он не успел. Дверь бесцеремонно раскрылась, и в проёме показался сутулый старик в некогда белой робе. Недовольно шмыгнув перебитым носом, он заковылял прямиком к Химере. Последний упорно делал вид, что никого не видит.

— Здравствуй, Грач, — Вариону всё же пришлось поздороваться, когда врачеватель завис прямо над ним.

— Химера, — старик кивнул седой головой с огромной проплешиной на макушке.

Штатный врач и костоправ Лисьего Приюта славился хмурым нравом и любовью к историям об армейских днях. Вытащив с того света не один десяток бассельских солдат во время войны с Меранией, постаревший Грач с больной спиной оказался совсем не нужен новому герцогу и его армии. Зато Настоятель был рад принять его в Приют.

— Тебя Мирфия послала? — Химера всем видом старался выразить недовольство излишней опекой. — Я не ребёнок.

— А что, взрослые болеть не могут? — прошелестел Грач, закатывая широкие рукава в коричнево-багровых пятнах. — Я просто тебя посмотрю.

Варион встал в купели, продолжая сыпать проклятия в адрес Мирфии. Не слишком громко, чтобы Грач не расслышал.

— Так-так, руки подними, — ровный голос врача вгонял убийцу в сон. — Ага, опусти. Боком. Теперь повернись, руки в стороны. Вверх. За спину. Наклонись и раздвинь… Да шучу, не рыпайся. Так, это что у нас?

Химера напрягся и попытался выгнуть шею так, чтобы разглядеть верх спины. Увидел он лишь край розоватого пятна над левой лопаткой, над которым и замер Грач, пытаясь рассмотреть его серыми слезящимися глазами.

— Что это? — опасливо спросил Варион.

— Трудно сказать, — Грач почесал острый подбородок. — Похоже на застарелый ожог. Али лишай. На чуму не похоже… Скорее, ожог.

— Не может там ожога быть! — поспешил заявить Химера. — А что, лишай можно подхватить из-за короткого касания через одежду?

— Это вряд ли. По моей части ты выглядишь здоровым. Есть, конечно, хвори иного рода. Был у нас в отряде один лазутчик лет двадцать назад. Мы тогда как раз давили меранийцев с той стороны Сальмены. Он был шустрый, здоровый детина, а тут свалился. Я ничего сделать и не мог, пока герцог не согласился заплатить одному колдуну. А ты сам знаешь, как они, верующие, к магам относятся. Так вот этот колдун проклятие и снял за один день и кучу денег, а мы голову ломали. Я простой мастер врачевания, не ворожей какой. Скажу госпоже Гадюке, что ты здоров и готов к делу. Пусть там уже сама решает.

— Спасибо, Грач.

— Бывай, Химера, — врачеватель остановился у двери. — Но ты всё же найди кого-нибудь, кто посмотрит на твой ожог другими глазами. Ведуна, там, какого-нибудь. А то ведь тот наш лазутчик чуть дух не испустил. Тебе такого не надо.

Одевался Варион медленно, то и дело замирая в размышлениях. «Хвори иного рода» пугали его. Химера и думать не хотел, что кто-то его проклял, ведь с незримой магией бороться было куда сложнее, чем со вполне материальной городской стражей.

Варион не мог отделаться от чувства, что стал жертвой чьего-то гнусного замысла и намеревался раскрыть правду. Вот только без помощи ему было не справиться.

Ладаим в полголоса пробормотал старую тивалийскую молитву и крепко сжал кости. Противник, не моргая, таращился на него, словно ожидал какого-то подвоха. Ведущий уже выложил в центре стола три брошенные им общие кости: тройка и две пятёрки. Теперь же возбуждённая толпа в игорном зале «Свиного кабака» ждала бросков самого Ладаима и его чересчур толстого соперника. Ставки были высоки.

— Кидай уже, губастый, — нервно потребовал один из зрителей. — Не до утра ж тут торчать!

— Удача любит терпеливых, — спокойно ответил Ладаим, перекатывая две деревянные кости на смуглой ладони.

Резким движением кости отправились на стол. Некоторые из зевак от неожиданности вздрогнули, но Ладаиму было не до них. Не в силах даже вдохнуть, он наблюдал за полётом двух небольших костяшек, способных обогатить его. Или лишить всего, что он успел вложить в игру.

— Три и шесть, — громогласно объявил ведущий. — Итого, двадцать два с одной парой.

Две последние кости он положил рядом с предыдущими тремя. Ладаим покачал головой. Результат был не лучшим, и он мог сходу назвать несколько вариантов своего проигрыша.

— Бардон, твой черёд, — продолжил ведущий.

Толстяк Бардон каким-то образом дослужился до десятника городской стражи, хотя едва влезал в свою стёганную кожанку с двумя скрещенными мечами на груди. Клинки на гербе символизировали слияние двух важнейших летарских рек — Сальмены и Астары.

— Готовься целовать мою жопу, — просвистел Бардон, отправляя кости на стол.

Ладаим прищурил один глаз, но второй всё же оставил открытым. От крошечных точек на этих деревянных кубиках зависело слишком многое.

— Два и два, — буднично провозгласил ведущий. — Итого, семнадцать с одной парой.

— Сучий хвост… — Бардон уткнулся широким лицом в потные ладони.

— Стало быть, без поцелуев сегодня? — задиристо уточнил Ладаим, протянув руку за выигрышем.

Ведущий положил ему на ладонь лишь одну монету. Один серебряный летт, за который у хорошего торгаша можно было выменять больше, чем за несколько сотен обычных медяков. Это стоило ему полторы луны удачи в игорной комнате после выполненных поручений Лис. Выходя из «Свиного кабака» под завистливые взгляды остальных игроков, Ладаим мысленно поблагодарил паромщика, за жизнь которого он и получил достаточно леттов для большой игры с Бардоном.

Хмурые улицы Мясницкого квартала казались зловещими в вечерних потёмках. Детство Ладаима прошло в куда более солнечном и радушном месте, чем Бассель: Идалл, столица прекрасной Тивалии, был полон благоухающих садов и добрых людей. Судьба же закинула тогда ещё четырнадцатилетнего паренька в далёкую Летару. Яркие кирпичные домики у лазурного моря уступили место однообразным постройкам из серого камня и тёмных досок вдоль Сальмены, а бескрайние виноградники и оливковые сады — полям пшеницы и репы.

Бассель был городом рабочих и торговцев, а в штольни по ту сторону реки ссылали преступников со всей Летары. В этом городе было не принято доверять другим. Со временем Ладаим сам пропитался духом настороженности и стал ходить с оглядкой даже ясным днём. Жизнь в Лисьем Приюте научила юного тивалийца видеть опасность даже в играющих в луже детях или старушке с охапкой опавших листьев.

Скверный нрав Басселя проявлялся сильнее всего по осени, когда последние намёки на летнее тепло уходили далеко на юг. Ладаим шёл мимо неприветливых мясных лавок, ощущая на себе взгляды мясников и торгашей. Одна-единственная монета сейчас казалась тивалийцу невыносимо тяжёлой, будто бы каждый прохожий знал о его выигрыше и норовил запустить лапы в его кошель.

Краем глаза Ладаим уловил движение в соседнем переулке: чья-то тень бесшумно скользила меж старых покосившихся домишек. Ускорив шаг, тивалиец поспешил прочь из Мясницкого квартала к улице Звёздных Прорицателей, ведущей от собора к главным воротам Басселя. Домик, где милая семья радушно предоставила ему целый сарай за тридцать леттов раз в Луну и помощь по хозяйству, располагался прямо по ту сторону городской стены. Ладаим зашагал ещё шире, но и тень не отставала. Широкая улица Звёздных прорицателей уже показалась в сотне метров впереди, когда на пути тивалийца возникла знакомая массивная фигура.

Вспотевший Бардон, чей живот уже проглотил не только пояс, но и добрую часть паха, недобро улыбнулся. Ладаим замер и оценил обстановку. Один обрюзглый мужик, расстроенный проигрышем в кости, не был проблемой для умелого Лиса, но в переулке могло ожидать подкрепление. Да и тень, что скользила в подворотне минутой ранее, была куда изящнее и проворнее, чем толстый десятник городской стражи.

— Постой-постой, — Бардон едва выдавливал слова сквозь тяжёлое дыхание. — Дело есть.

— Мне некогда, — отмахнулся Ладаим, пытаясь удержать взгляд и на собеседнике, и на ближайших переулках.

— Помощь нужна, дружище, — десятник протянул скользкую руку. — Я ж, это самое, проиграл тебе сегодня последние деньги. Довольствие порезали, так что сейчас совсем туго. Не подкинешь монет? А то ведь с голоду помру.

— Сомневаюсь, — тивалиец скривил лицо, и попытался обойти толстяка, но тот неожиданно резво перегородил ему дорогу.

— Не торопись, — от приторной вежливости в голосе Бардона не осталось и следа. — Все там будем.

— С дороги, курдюк…

— Не надо всё усложнять, губастенький. Со стражей у нас принято делиться.

— А вот этим с тобой не поделиться? — Ладаим слегка прихлопнул себя по промежности.

— Эх, малой-малой… Мужики, давайте!

Смутный силуэт вывалился на Ладаима из полумрака подворотни, но к этому он был готов с того момента, как завязался разговор. Тивалиец метнулся в сторону и перехватил кулак нападавшего. Сжав его запястье, Ладаим выкрутил руку тени до хруста и швырнул тело через плечо, прямо под ноги Бардона. Тот весь трясся от гнева и с недоумением поглядывал в один переулков, но вместо подкрепления лишь услышал гулкий удар и звук падающего в грязь тела.

— Эй! — тонко завопил Бардон. — Чего ждёте, дармоеды?

— Ой-ой, — ответил ему голос из темноты.

Та самая тень в плаще до колен, что преследовала Ладаима сквозь Мясницкий квартал, медленно появилась из сумрака подворотни с кинжалом в костистой руке. Лицо человека скрывала тряпичная повязка, но Ладаим сразу узнал широкие выступающие скулы, тёмные раскосые глаза и пряди чёрных волос на широких плечах.

— Ты не из наших, — испуганно подметил Бардон. — Где они?

— Лежат, — спокойно поведал Химера, показав пальцем себе за спину. — Подустали что-то. Хочешь, отведу к ним?

— Гнида, я десятник городской стражи! — горячая слюна Бардона попала даже на лицо Ладаима.

— А по мне — обычный головорез.

— Тебе конец, губастый, — угрожал Бардон, медленно удаляясь прочь от Лис. — Лучше бы ты поделился со мной без лишней возни. Я тебя, шмару такую, найду и закопаю, понял? Выпотрошу и скормлю волчарам на том берегу… Сука!

Ладаим лишь молча помахал десятнику, поспешившему прочь, к Мясницкому кварталу. Тивалиец убедился, что туша Бардона исчезла из виду, и жестом позвал своего спасителя за собой. Они пересекли улицу Звёздных прорицателей и укрылись в одном из тёмных дворов.

— Ты чего тут делаешь? — полушёпотом выпалил Ладаим, усевшись на сырую после вечернего дождя колоду.

— Уж очень тебя найти хотел, — Химера стянул повязку с острого лица и усмехнулся. — Для начала, не за что. А вообще, нам поговорить надо.

— А в Приюте никак?

— Дело личное, — Химера замялся. Ладаим впервые за долгие годы увидел волнение на его лице. — У меня нарисовались проблемы.

— И я должен их решать?

— Ты один из немногих, кому я доверяю в этом крысятнике. Не зря же тебя назвали Крысоловом.

— Я по-прежнему ненавижу это прозвище, — Ладаим вздохнул. — Но…

— Да-да, — кивнул Химера. — Имя, данное тебе Настоятелем, поменять нельзя. Знакомая песня.

— Тебе-то что? — фыркнул тивалиец. — Тебе отличное имя досталось.

— Химера-то? Чем оно отличное? Они у нас вообще не водятся. А вот крысы — ещё как.

— Давай по делу, я устал.

— Не здесь, — Химера окинул взглядом сонные домики вокруг. — Пойдём в «Морду», там перетрём.

— Святое Солнце, — Ладаим провёл рукой по коротким жёстким волосам.

— Шевелись.

Лисы отправились прочь от центральной части Басселя по одной из скудно освещённых улочек. Редкие стражники, попадавшиеся на пути, не обращали внимание на двух товарищей, мирно плетущихся в сторону городской стены. Ладаим выискивал среди прохожих грузную тень Бардона, но на сей раз никто не норовил напасть на них из подворотни.

Заведение «Пёсья морда» расположилось меж старых деревянных домов неподалёку от стены. Хозяин заведения хотел окрестить его «Волчьим логовом» и сварганил вывеску с изображением сурового лесного хищника, но местные выпивохи разглядели в изображении лишь морду грустного пса. Имя это прижилось в народе, а хозяину оставалось только смириться.

В кабаке на первом этаже «Морды» собирались в основном небогатые люди, живущие неподалёку. Пьянчуги с более увесистыми кошельками предпочитали заведения на набережной Сальмены или в купеческой части города. Запах дешёвого пива и забродившего вина навалился на Ладаима прямо с порога. Вечер только начинался, и в кабаке ещё оставалось немало свободных мест, но немногие завсегдатаи уже успели приступить к своим ритуалам и вовсю горланили похабные песни. Никто из них не обратил внимание на двух новых гостей.

— Видишь Ним? — тихо спросил Химера, рыская взглядом по помещению.

— Вон, в углу, — ответил Ладаим.

Невысокая девушка с тёмно-рыжими волосами стояла у дальней стены, обсуждая что-то с хмурым вышибалой. Отец Нималии был хозяином этой забегаловки, а она всячески помогала ему вместе с братьями. «Пёсья морда» оставалась одним из немногих мест, где о Лисах говорили без страха в голосе, ведь старик Бертольд и его дети не раз выручали Приют едой, кровом и информацией.

— Милости прошу, — с ухмылкой произнесла Ним. — Вам одну комнату с большой кроватью?

— Шутки у вас ещё свежее мяса, да? — парировал Ладаим.

— Чем обязаны? — поинтересовалась хозяйская дочь, жестом попросив вышибалу удалиться на другой конец кабака.

— Дело есть, — хмуро ответил Химера. — Отойдём?

— Я бы рада уединиться с вами двумя, но у меня работа, — отмахнулась Ним. — Что-то серьёзное?

— Ты посмотри на его рожу, — Ладаим похлопал товарища по спине. — Ни дать ни взять короля убили.

Под тяжёлый взгляд Вариона они всё-таки проследовали в крохотную каморку возле кухни, где хранилась всевозможная старая утварь. Ним зажгла свечу и уселась на большой ящик.

— Говорите.

— Мне нужна ваша помощь, — обратился Химера.

— Тебе? Шутишь? — фыркнул Ладаим. — Непобедимому и…

— Да, мне, — Варион и не думал улыбаться. — Я завалил последний заказ и уверен, что меня кто-то подставил.

— Вот это новости, — Ним покачала рыжей головой. — И кто же тебя подставил?

— Знал бы, не напрягал бы вас, — слова давались Химере с трудом. — Я должен был убрать одну девку, которую герцог Трисфолдский собрался женить на своём сыне. Видимо, кто-то хочет освободить дорогу для своей дочери, не знаю… В общем, она ушла. Я уже почти довёл дело до конца, но рухнул прямо в переулке и встал только утром. Девка ушла, я не знаю, где она сейчас. Думаю, уехала из Басселя, как и планировал её отец. Всё плохо.

— Херово, да, — согласился Ладаим. — Госпожа-то в курсе?

— Да. И она пока не хочет давать мне новых заказов, а я на мели.

— Ты завёл нас сюда, чтобы попросить в долг? — удивилась Ним.

— Чтобы очистить своё имя, — поправил её Химера. — Мне кажется, что меня кто-то подставил, кто-то из Приюта. Все как будто ждали, что я облажаюсь. Мне нужна ваша помощь, чтобы довести дело до конца.

— Какое дело? — не понял Ладаим. — Сам же сказал: девка свалила из Басселя, Гадюка знает, что ты навалил в штаны. Может, тебе надо-таки отдохнуть?

— Дружище, — Варион тяжело вздохнул. — Ты меня знаешь четырнадцать лет. Мы, сука, вместе учились в Приюте. Думаю, ты понимаешь, что мне сейчас нужно. Никак не отдохнуть.

— То есть ты хочешь её выследить и…

— Именно. Но я не знаю, как она возвращается в Трисфолд, по реке или по тракту. Когда они выехали, заедут ли ещё куда по дороге?

— И кто же это знает?

— Её отец, Касилиам Броспего, останавливался в Купеческом подворье. Кто-то оттуда должен знать, как он отправился в столицу. Засада в том, что я ходил в их сад, меня там видели и могут опознать. А девка-то наверняка рассказала отцу о придурке с кинжалом.

— То есть я должен всё узнать за тебя, так?

— Не должен. Но я был бы признателен. Как друг. Единственный настоящий друг во всём Приюте.

— Собака ты, а не Химера, — Ладаим потёр лоб, гудящий после напряжённой игры в кости. — Ладно, схожу и узнаю завтра. Дело вроде недолгое.

— Отлично, спасибо.

— А я тут зачем? — устало протянула Ним.

— Я не просто так свалился во время задания, — продолжил Варион. — Грач сказал, что я не болен. Значит, меня кто-то проклял. Я хочу знать кто и как это сделал, но единственный маг, которого я знаю, уехал из Басселя.

— Я похожа на чародейку?

— Ты похожа на того, кто знает магов и может меня к ним отвести. Помнишь, ты рассказывала?

— Допустим, знаю одного такого. Недалеко от города. Но ты будешь мне должен!

— Чудно, — Химера наконец улыбнулся. — Тогда завтра этим и займёмся.

Ладаим кивнул. Ему безумно хотелось отдохнуть до следующего задания, но и товарища он подвести не мог. В конце концов, Варион стал его первым настоящим другом после вынужденного переезда в Летару. Они вместе тренировались, чтобы стать настоящими Лисами, частью семьи, а семья всегда выручает друг друга.

— Уговорил, Химера, — произнёс Крысолов. — Очистим твоё недоброе имя.