Последний завет

ГЛАВА 11

Иерусалим, вторник, 20:19

Мэгги нежилась в постели гостиницы, которую ей порекомендовал Дэвис. Отель назывался «Цитадель», что звучало довольно уместно для Иерусалима. Номер ей достался вполне приличный — из того же иерусалимского камня, но прекрасно отделанный изнутри, со сводчатым потолком и несколькими неширокими окнами. Насколько она могла судить, в гостинице останавливались почти сплошь американцы, паломники-христиане. В вестибюле она стала свидетельницей довольно любопытной сцены. Группа туристов выстроилась в кружок, люди взялись за руки, запрокинули головы к высокому потолку, закрыли глаза и в таком положении замерли на несколько минут, очевидно размышляя о высоком. Их гид-израильтянин со скучающим видом мялся неподалеку и терпеливо ожидал конца молитвы во имя Христово.

Мэгги была благодарна Дэвису. Гостиница находилась в одном квартале от консульства и выходила окнами все на ту же улицу Агрон. Они с Ли вернулись из Рамаллы уже в сумерках. Дорога, которая и днем-то здесь была пустынна, к вечеру самым натуральным образом вымерла. По пути они почти не разговаривали. Мэгги была погружена в невеселые размышления. Командировка, которая, как она поначалу полагала, имела все шансы вылиться в ее триумфальное возвращение в «отряд астронавтов», теперь все больше напоминала сказочное задание — пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

Джуд Бонхэм, черт бы его побрал, преподнес ей эту миссию чуть ли не как плевое дело — мол, помиришь старых маразматиков, которые ссорятся лишь для виду, заставишь их поставить подписи под мирным договором, который они сами же и составили, и дело с концом. Все оказалось не так просто. И уже здорово попахивало приближением очередного ближневосточного кризиса. Ну что ж, израильтянам и палестинцам-то не привыкать, а вот она тут при чем? Сколько раз уже эти два народа находились в шаге от разрешения большинства своих противоречий, но хоть бы однажды у них это получилось! Так нет же… Все переговоры, какой бы поворот они ни принимали, в конце концов сворачивали на хорошо протоптанную дорожку — навстречу новым вспышкам взаимной агрессии. И каждый раз напряженность во взаимоотношениях между ними совершала очередной виток. И конца этому не видно…

Мэгги даже боялась подумать о том, что будет, если новые переговоры постигнет та же участь, что и все предыдущие. Гибель Гутмана и Нури — более чем тревожные звоночки.

Посидев немного, она поднялась и побрела к мини-бару за крошечной — «одноразовой» — бутылочкой виски и стаканом. Затем Мэгги подвинула кресло к самому окну, села и стала смотреть на улицу. На противоположной стороне все еще работал продуктовый магазин. Вот из него показался человек, прижимавший к груди пакет, из которого торчали горлышки двух бутылок молока. Взглянув на часы, он заспешил домой.

Мэгги провожала его завистливым взглядом. Да, она открыто и остро завидовала этому человеку, у которого есть дом и, наверное, дети. Вот сейчас он придет, напоит их молоком, уложит в постель и будет рассказывать сказки. Кто знает, может быть, это его ежевечерний ритуал — поход в магазин за молоком, ужин, сказка… И плевать он хотел на вялотекущую войну, которая ведется в его стране вот уже несколько десятков лет…

Осушив стакан, Мэгги подумала: а не звякнуть ли Эдварду?.. Интересно, снимет ли он трубку, когда увидит номер? А если снимет, о чем они будут говорить? Может, он все-таки извинится за то, что так обошелся с ее личными вещами? А может, рассчитывает, что это ей нужно извиняться за внезапное бегство?

Мэгги выпила еще одну шестидесятиграммовую подарочную бутылочку, заново переживая их последнюю ссору на кухне в Вашингтоне. Нет, ну что она за человек… Столько времени убила на мечты о нормальной семейной жизни, столько сил потратила на то, чтобы ее начать… А в итоге ей достаточно было всего лишь десятиминутного разговора с этим паршивцем Бонхэмом, чтобы она пошвыряла в чемодан вещи и отбыла на очередную войну. Неужели Эдвард прав — она за все хватается, но у нее никогда не хватает терпения довести начатое до конца?.. Возможно. Очень возможно. Многие, пережив трагедию и позор, нашли бы в себе силы тихо жить по-другому, а ее вот вновь потянуло на подвиги…

Опрокинув остатки виски, она решительно достала из сумочки мобильный и набрала номер Эдварда. Пусть он знает, кто ему звонит. Надо оставить человеку шанс на отказ от разговора, который может ему быть неприятен. И лишь после того как в трубке прозвучал первый гудок, Мэгги догадалась взглянуть на часы — в Вашингтоне было полвторого ночи. Прелестно…

— Мэгги… — Это было не приветствие и не вопрос, а утверждение.

— Привет, Эдвард.

— Ну, как там Иерусалим? Все стоит? — Небольшая пауза, потом: — Надеюсь, ты уже спасла этот мир?

— Еще нет. Я хотела поговорить…

— Ты выбрала чудесное время для разговора, Мэгги.

Ей послышалось в трубке звяканье посуды и музыка. А он не спит. Ужинает. И небось в «Ла Коллин».

— Ты ведь не спишь еще…

— Хорошо, подожди минутку.

Она слышала, как он извиняется перед своими соседями по столику и уходит — очевидно, в какой-нибудь укромный уголок ресторана, где не очень шумно. «Вероятно, мой звонок потешил его самолюбие. Лишний раз продемонстрировал всем присутствующим, что Эдвард — деловой, занятой человек, который кому-то мог понадобиться даже среди ночи. Очень по-вашингтонски…»

— Я слушаю, — наконец вновь раздался в трубке его голос.

— Хочу понять, что будет с нами.

— Что мне сказать по этому поводу? Давай-ка ты для начала придешь в себя и вернешься домой, а потом будем разговаривать.

— В каком смысле… приду в себя?

— В прямом. Да брось ты, Мэгги! Неужели тебе не надоело играть в миротворца? Это все плохо заканчивается, ты же знаешь.

Мэгги прикрыла глаза.

— Ты должен понять, почему я так взбесилась из-за тех коробок.

— Из-за коробок? Слушай, давай не будем тратить время на всякую ерунду!

— А если ты не понимаешь… или не хочешь понять…

— Тогда что, Мэгги? Ну что?

Эдвард повысил голос. Очевидно, на него уже стали оборачиваться.

— Тогда какой смысл…

— Какой смысл? Тогда я тебе вот что скажу: ты все за нас обоих решила в тот момент, когда отправилась в аэропорт.

— Эдвард…

— Я предложил тебе нормальную, достойную жизнь, Мэгги. А она тебе оказалась не нужна.

— Послушай, сколько можно ссориться? Неужели мы не можем поговорить спокойно?

— Не о чем говорить, Мэгги. Мне пора.

И он бросил трубку.

Мэгги настроилась было всплакнуть, но глаза оставались сухими. И даже ком к горлу не подкатил, как бывало раньше. На нее просто навалилась ужасная тяжесть. Наверно, так бывает во время приступов ишемии. Она вновь выглянула в окно. Значит, все кончено. Жалкая попытка пожить «нормальной жизнью» потерпела фиаско. Она мечтала когда-то о семье и доме, сидя в одиночестве на гостиничной койке… И вот сейчас она снова оказалась в том же положении — в одиночестве и на гостиничной койке.

А все из-за того, что случилось год назад. Она-то, дура, надеялась, что Эдвард сотрет из ее памяти этот ужас, но этого не произошло… Мэгги скользила рассеянным взглядом по улице Агрон. Она запросто может просидеть здесь целую ночь. Неподвижно. И не смыкая глаз. Даже не ставя пустой стакан на журнальный столик.

Она вдруг вздрогнула.

А зачем?.. Не ей ли выпал шанс наконец сбросить с себя мучительное бремя воспоминаний? Сделать то, что убило бы их навсегда? Ей нужно лишь сосредоточиться на работе, задвинув все прочие мысли на задний план. Она умела и множество раз демонстрировала это в прошлые годы, сумеет и сейчас. Нельзя провалить дело. Нельзя… Иначе воспоминания вернутся и она не сможет с ними жить.

Мэгги поднялась с кресла и на негнущихся ногах отправилась в ванную. Там она долго умывала лицо ледяной водой, приводя мысли в порядок…

С какой проблемой она столкнулась? С внутренней оппозицией, мешающей жить обеим сторонам переговорного процесса. С двумя убийствами, которые, очевидно, были делом рук этой оппозиции — израильской, с одной стороны, и палестинской — с другой. Сейчас принципиально важно до конца разобраться с этими убийствами, выложить перед участниками переговоров неопровержимые улики причастности к этим преступлениям их внутренних врагов и сказать им что-нибудь вроде: «Ребята, да они же просто хотят вас поссорить! Ваша „пятая колонна“! Не покупайтесь на их провокации, ведь вы не на рынке торгуетесь — на вас смотрят ваши народы!»

Мэгги включила компьютер, вышла в Интернет, открыла сайт газеты «Хаарец» и вновь вызвала на экран фотографию Ахмада Нури. У него была очень располагающая, добрая улыбка.

— Что с вами стряслось, доктор Нури? — прошептала одними губами Мэгги. — Вы понимаете, что из-за вас может сорваться величайший мирный договор всех времен и народов?

Она отлично поболтала с аль-Шафи и взяла с него слово, что он не будет подстрекать своих к выходу из переговорного процесса. Она заверила его, что американцы смогут оказать давление на ХАМАС, а израильтяне не блефуют — они действительно готовы дать жизнь палестинскому государству. Мэгги подвела аль-Шафи к мысли об ответственности перед народом и историей. В завершение разговора Мэгги выразительно глянула на висевший в кабинете портрет Арафата.

Она пока не знала, поверил ли он ей. Аль-Шафи проводил ее до машины и пожелал удачной поездки. Он находился в сложном положении: с одной стороны — ХАМАС, агенты которого могли внедриться даже в его ближайшее окружение (поэтому он опасался говорить откровенно с Мэгги в присутствии соратников), с другой — Израиль, которому так трудно верить и за честность которого ручается… всего лишь американка. Кто знает, может, она увлекает его в ловушку? Может, уступив ей, он совершит тягчайшее преступление против своего народа и будет справедливо провозглашен исламистами изменником? И тогда они приберут власть к своим рукам, а его и даже весь ФАТХ отправят на свалку истории… Нет, не для того аль-Шафи отсидел в израильской тюрьме семнадцать лет, чтобы потом пережить такой позор.

Мэгги внимательно, дюйм за дюймом изучала снимок, словно он мог сообщить ей, как именно нужно вести себя, дабы миссия увенчалась успехом. Она понимала: если ей удастся разобраться в тайне убийства археолога, это, возможно, моментально снимет напряженность и взаимное недоверие, из-за которых переговоры в настоящий момент застопорились.

Но фотография Нури не собиралась помогать ей. Вздохнув, Мэгги поискала на сайте «Хаарец» информацию о Гутмане. «Израильские поселенцы требуют от властей завершения расследования дела об убийстве Шимона Гутмана», — гласил один из заголовков. «Раввины готовятся наслать проклятие на всех охранников премьер-министра, обеспечивавших его безопасность на митинге!» — истерично кричал другой.

Она вновь наткнулась на биографию Гутмана, в которой были кое-какие не известные ей сведения. Но и еще кое-что. Мэгги пробежала глазами две трети огромного текста, когда наконец ее терпение было полностью вознаграждено.

Мэгги несколько раз перечитывала этот абзац. Потом отпраздновала свою находку тем, что торопливо откупорила очередную бутылочку виски. Совпадение? Возможно. И все же… Гутман и Нури, как выяснилось, оба были археологами. При этом оба — также и националистами. И обоих убили почти одновременно. Любопытно… Черт, это дьявольски любопытно!

Два старика. Два заслуженных ветерана. И оба без устали копаются в этой земле, для того чтобы доказать — она всегда принадлежала их народам. Гутман копает ради евреев, Нури — ради палестинцев. Бред. Но в то же время так оно и есть. Убийство Гутмана спровоцировало в Израиле острое противостояние между властью и правыми экстремистами. Убийство Нури вот-вот грозило обернуться расколом политической верхушки Палестины. Оба происшествия при этом несут в себе явную угрозу для мирного переговорного процесса, который — в кои-то веки — был так близок к успешному завершению.

Мэгги бросила тоскливый взгляд в сторону мини-бара, но заставить себя отойти от компьютера не смогла. Она вызвала на экран главную страничку «Гугл» и набрала в поисковой строке: «Археолог Шимон Гутман».

Страница перегрузилась и выдала несколько ссылок на сайты, где встречалось это словосочетание. Мэгги открыла первую ссылку — это был десятилетней давности номер газеты «Иерусалим пост», в котором было помещено интервью Гутмана канадским телевизионщикам в одном из израильских поселений на Западном Берегу реки Иордан. Надо сказать, что в разговоре с журналистами Гутман не стеснялся в выражениях, называя палестинцев «жалкими выскочками» и «дутой нацией». В этом же интервью Гутман признавался, что производит раскопки на палестинских землях в стремлении доказать историческое первенство еврейского народа.

Следующим сайтом стала «Минерва» — международный альманах, специализирующийся на искусстве античных времен и археологии. Гутман был соавтором небольшой статьи, посвященной находке необычной ритуальной чаши в библейском городе Ниневия.

Мэгги рыскала глазами по статье, пытаясь натолкнуться на что-нибудь… Она сама не понимала, на что… Материал был перегружен специальными терминами, от которых у Мэгги скоро разболелась голова. В конце концов она вздохнула и сдалась, признав, что зашла в тупик, щелкнула кнопку «Закрыть» в своем браузере и приготовилась вновь лечь в постель.

Но компьютер отказался выключаться. Вместо этого на экране появился запрос: «Вы желаете закрыть все окна?» Мэгги стала закрывать их одно за другим, пока вдруг снова не наткнулась на имя Гутмана. И вновь оно сопровождалось другим. На сей раз Мэгги дала себе труд прочитать его — Ихуд Раман.

Может быть, этот человек что-то знает интересное о своем коллеге? Мэгги для очистки совести попыталась отыскать это имя в «Гутле», и поисковая машина выдала ей только три сайта — все ту же «Минерву» и еще два, где Раман упоминался в непременном соседстве с Гутманом. Само по себе это имя нигде не встречалось.

Мэгги нахмурилась. Это выглядело странным. Она отыскала в Интернете базу данных Израильского археологического общества и набрала в строке поиска: «Ихуд Раман». Сайт выдал ей множество «Ихудов» и несколько «Раманов», но «Ихуда Рамана» не нашлось ни одного.

И вдруг в голове мелькнула мысль, заставившая ее похолодеть и воскликнуть в тишине комнаты:

— Тысяча чертей!.. Три тысячи чертей!..

Она рывком распахнула верхний ящик стола, вынула лист бумаги и ручку и крупными буквами вывела: «ИХУД РАМАН». Имя было явно еврейское. И в то же время не было и не могло быть ничего более далекого от еврейского, чем это имя…

Мэгги откинулась на спинку стула, не спуская пораженного взгляда с лежавшего перед ней листка бумаги. Анаграмма. Обычная анаграмма. Простейший способ криптографии, основанный на перестановке букв в шифруемом слове. Это была одна из любимейших игр, которой они предавались с девчонками в дублинском монастырском интернате долгими и скучными воскресными вечерами.

Не было, никогда не существовало ученого-археолога Ихуда Рамана, коллеги и верного соратника Шимона Гутмана, который, в свою очередь, являлся ультраправым израильским экстремистом и ненавистником всех арабов.

Ведь имя «Ихуд Раман» было не более чем анаграммой имени «Ахмад Нури».