Последний завет

ГЛАВА 64

Иерусалим, пятница, 13:44

Камера выпала из рук, когда Ури в прыжке ринулся к Мэгги. Он упал на нее сверху и тут же попытался определить, куда ее ранило. В следующее мгновение над его головой просвистела еще одна пуля. Он замер, защищая Мэгги своим телом.

Через несколько секунд Ури перехватил взгляд Мустафы, залегшего в двух шагах от него. Тот показывал ему куда-то наверх. Ури поднял глаза и увидел несколько стволов, покачивающихся почти у них над самыми головами — на смотровой площадке. Может быть, люди Миллера решили все-таки вернуться и покончить с ними? Не считаясь с тем, что все происходящее снималось на видео и передавалось в Интернет?..

Кусты, в которых за несколько минут до того прятался сам Ури, зашуршали, и кто-то невидимый крикнул оттуда:

— Аль тира! Не стреляйте!

Над головой Ури почти сразу же раздался короткий приказ:

— Хадель эш! Прекратить огонь!

Ури, сам не зная зачем, сел на земле рядом с неподвижной Мэгги. К ним со смотровой площадки торопливо спускались вооруженные люди… Израильская полиция. Они будто не обращали на Ури и его друзей внимания. Стволы их полуавтоматических винтовок были направлены на двух мужчин, показавшихся из-за кустов.

— Кто вы? — крикнул им командир полицейского отряда.

Те ответили молчанием.

— Считаю до пяти и открываю огонь!

Может, это палестинцы, которым, как и Миллеру с его людьми, удалось проследить за Ури и Мэгги? И они пришли сюда, чтобы покарать неверных? Тот факт, что они знали иврит, еще ни о чем не говорил. Они могли выучить его в тюрьме, как это делали от скуки почти все арабские террористы. Ури понимал, что, если они сейчас не назовутся, полиция и в самом деле откроет огонь. Наученные горьким опытом израильтяне знали, что, если араб ведет себя подозрительно, его лучше сразу ликвидировать, иначе он успеет привести в действие адское взрывное устройство…

Впрочем, на тех двух мужчинах не было мешковатой одежды, характерной для шахидов. Собственно, они и не были похожи на палестинцев. Вот на израильтян — в самый раз.

— Мы «Защитники единого и неделимого Иерусалима»! — крикнул тот, что был постарше, на безукоризненном иврите.

Только сейчас Ури пригляделся к ним и увидел на затылках кипы — символический головной убор всех евреев.

— Стало быть, они тоже пришли сюда по нашу душу, — услышал Ури голос у себя за спиной.

Он быстро обернулся и увидел, что Мэгги сидит рядом и трет ладонью лоб.

— Мэгги! Ты жива!

— А что мне сделается… Стыдно. Господи, как же стыдно…

— Что?

— Я всегда считала себя сильной женщиной. Но не думала, что звук выстрела… всего лишь звук… способен напугать меня до потери сознания.

Следующие несколько часов они провели в полиции. Их допрашивали по отдельности и всех вместе. На каждом из допросов присутствовал адвокат — дальний родственник Ури, — который настоял, чтобы полиция вернула задержанным отнятые при первом обыске личные вещи. И полиция вернула все. В том числе и табличку. Что касается маленького клочка бумаги с переводом завещания Авраама, то его Мэгги прилепила к внутренней стороне блузки.

Когда их наконец отпустили и они показались на крыльце полицейского участка, глазам их предстало зрелище, не раз виденное ими в американских фильмах, но с которым они сами еще никогда не сталкивались, — к ним в едином порыве устремилось около сотни журналистов, десятки фотовспышек ударили по глазам, множество микрофонов потянулось к лицам. Вокруг поднялся невообразимый гвалт.

— Мэгги! Мэгги! Что он сказал? Что сказал Авраам? Что было в завещании?..

Ури и Мустафа встали по бокам Мэгги и стали протискиваться к уже ожидавшей их машине. Таксисту пришлось долго петлять по городу, прежде чем удалось избавиться от многочисленных преследователей-папарацци. К гостинице, где остановилась Мэгги, они подобрались с черного хода, но и там уже дежурили журналисты. Ей стоило немалых трудов прорваться сквозь их кордон и скрыться за дверью.

Оказавшись в своем номере, Мэгги без сил повалилась на постель и, нащупав пульт, включила телевизор. Она догадывалась, что там увидит. Первый симптом она почувствовала еще в машине, когда достала свой мобильный и увидела на экранчике мигающее системное сообщение: «Ящик для голосовых сообщений переполнен». Ей звонили буквально все. Представители Би-би-си, Эн-пи-ар, Си-эн-эн, Рейтер, Ассошиэйтед Пресс, «Нью-Йорк таймс»… И все просили об одном и том же — чтобы Мэгги дала им интервью, и как можно скорее. Генеральный директор лондонской «Дейли мейл» прямо предложил ей шестизначную сумму в обмен на эксклюзивный рассказ, как она отыскала завещание Авраама. Несколько сообщений, которые Мэгги не стала читать, поступило и из Белого дома…

Она переключала каналы, но везде видела одну и ту же картинку — как она стоит на фоне игрушечного Иерусалима и демонстрирует в камеру Ури глиняную табличку. «Фокс ньюс» для разнообразия вновь и вновь повторял запись откровений Брюса Миллера, заканчивавшихся словами: «Раскаиваюсь? Я горжусь этим, маленькая сучка!»

В конце концов Мэгги остановила свой выбор на «Би-би-си уорлд».

«— Приветствуем в нашей студии доктора Эрнеста Фронделя, научного сотрудника Британского музея в Лондоне и одного из очень немногих людей на Земле, способных расшифровать клинописное завещание патриарха Авраама, которое, как утверждается, записано на глиняной табличке, найденной в Иерусалиме Мэгги Костелло. Скажите, доктор Фрондель, можно ли верить этим утверждениям?

— Обычно, когда совершается очередное „великое открытие“, самое трезвое отношение к этому — скептицизм. Скептицизм и тщательная экспертиза. Но насколько мне известно, табличку эту нашел и прочитал профессор Шимон Гутман, а он был едва ли не самым авторитетным представителем так называемой библейской археологии. И если он утверждал, что табличка подлинная, я склонен ему верить.

— А как вы отнеслись к сообщению о том, что на этой табличке запечатлено не что иное, как предсмертное завещание самого Авраама?

— Разумеется, табличке придется претерпеть немало проверок. Но я опять же хочу подчеркнуть, что Гутман не был ни авантюристом, ни шарлатаном. Это серьезный ученый, который привык отвечать за свои слова. К тому же не будем забывать, что американцы натворили много разных дел, пытаясь добраться до нее. Одно это обстоятельство говорит в пользу того, что она подлинная и содержит нечто крайне любопытное.

— Вы испытываете эмоциональный подъем в связи с этим открытием? Я спрашиваю вас как ученого.

— Разумеется. Я отдал бы, наверно, все, чтобы увидеть табличку своими глазами, подержать ее в руках, прочитать запечатленный на ней текст… К сожалению, повезло не мне, а другим.

— Как вы оцените значение сделанного открытия?

— Это бесценная реликвия наряду с прочими великими библейскими артефактами. И единственная из найденных».

В комнате показался Ури с включенным ноутбуком. Он сел на краешек постели рядом с Мэгги и показал ей несколько сайтов: «Аль-Ахрам», «Вашингтон пост», «Гардиан», «Таймс оф Индия», «Чайна дейли». Все писали об одном и том же. Наконец Ури продемонстрировал ей главную страницу сайта «Хаареи» с аршинным заголовком: «Израильтяне и палестинцы затаили дыхание в ожидании слова Авраама».

Ниже была заметка, по минутам описывавшая недавние события в музее Израиля. В ней говорилось, что полиция арестовала активиста движения израильских поселенцев Акиву Шапиро, который скорее всего являлся организатором и идейным вдохновителем всех акций «Защитников единого и неделимого Иерусалима». Также в заметке приводились слова одного высокого полицейского чина, который утверждал, что, по имеющимся у него сведениям, за Ури Гутманом и Мэгги Костелло охотились не только американцы и евреи, но также члены радикальной исламистской группировки под началом объявленного в национальный розыск полевого командира Салима Назаля.

Мэгги переходила от сайта к сайту. Все уже вовсю обсуждали предполагаемое содержание завещания Авраама. Многие говорили, что это «величайшая подделка всех времен и народов».

«Особенно если выяснится, что Авраам отдал всю землю арабам», — писали в Интернете евреи. «Особенно если выяснится, что Ибрагим отдал всю землю сионистам», — не отставали от них арабы.

Приключения Мэгги были главной темой и в блогосфере. Здесь было особенно много тех, кто говорил, что табличка «всплыла» в самый драматичный момент — когда евреи и арабы уже почти свернули мирные переговоры, — и это скорее говорит в пользу того, что табличка является умело сфабрикованной фальшивкой. Мол, так не бывает, чтобы великие открытия совершались именно в тот момент, когда человечество особо остро в них нуждалось.

— Знаешь, Мэгги, по-моему, тебе пора наконец познакомить общественность с содержанием завещания. Ты же видишь, все ждут этого не дождутся.

Мэгги перевела взгляд с экрана ноутбука на Ури, а потом опять на телевизор. Шел репортаж из Лондона. Британский премьер, расположившись у стойки микрофона на Даунинг-стрит и глядя Мэгги прямо в глаза, сказал: «На эту женщину сейчас смотрит весь мир».

Она вздохнула:

— Я знаю, Ури, я знаю… Я пока лишь не придумала, кто именно должен познакомить общественность с содержанием завещания…

Ей вспомнился допрос у Миллера. Они много о чем болтали, но в памяти Мэгги накрепко застряла одна его фраза. Вроде бы проходная и ничего не значившая. «Есть еще консультации, закрытые встречи. Они еще разговаривают между собой, поверь мне. Это лучше, чем ничего…» Именно так он и сказал. Дословно. На ее месте никто бы не обратил внимания на эти слова или счел их пустой болтовней. Никто, кроме профессионального дипломата. А Мэгги как раз и была профессиональным дипломатом. И словосочетание «закрытые встречи» резануло ей слух словно бритвой. Перед этим ее чуть не изнасиловали, после этого над ее головой свистели пули, но ничто, ничто не могло заставить ее забыть об этих словах Брюса.

Она отлично знала, что даже самые заклятые враги обычно не порывают контактов друг с другом до конца и всегда сохраняют за собой возможность для общения — либо при посредничестве частных лиц, либо нейтральных государств. И она подозревала, что, помимо официальных мирных переговоров, израильтяне и палестинцы общаются между собой и на другом уровне.

Она лежала в постели, размышляя об этом, и изо всех сил старалась не заснуть, чтобы не потерять нить мысли, но все-таки заснула. Ей приснилось, что она парит над улицами Иерусалима — не в своем теле, а в теле компьютерного аватара, созданного ее сестрой Лиз. Она пролетела над Куполом Скалы и зависла над Западной стеной, разглядывая молящихся. А те — бородатые мужчины в широкополых шляпах и черных пальто, в белых молельных шалях, — все как один, задрав головы, пораженно следили за ее полетом…

Мэгги резко села на постели. Черт возьми, а вдруг?.. Господи, ну а вдруг?.. Она бросилась к компьютеру, вошла во «Вторую жизнь» под именем Саеба Настаиба и телепортировалась прямиком на факультет изучения Ближнего Востока Гарвардского университета. Она стрелой неслась в ту комнату, где проходил семинар — симулятор мирных переговоров, и молилась про себя, чтобы она не оказалась пустой.

Мэгги застала в комнате все тех же двух аватаров: Якова Ярива и Халиля аль-Шафи. Она приблизилась к круглому столу, нажала кнопку «Чат» и набрала на клавиатуре: «У меня есть информация, которую ждет весь мир».

Они отреагировали не сразу. Ей пришлось запастись терпением и подождать. Позже выяснилось, что представители израильских и палестинских властей держали этих аватаров в последние дни больше в «законсервированном» состоянии. На всякий пожарный. Это был всегда открытый канал переговоров. Двадцать четыре часа в сутки. Амир Таль, личный помощник израильского премьера, игравший за Ярива, заглядывал в эту комнату каждый час днем и пару раз за ночь. Его палестинский коллега поступал точно так же. Сама идея проведения этих «закрытых встреч» принадлежала Халилю аль-Шафи. Он увлекся компьютерными стратегиями, пока сидел в тюрьме, а когда узнал, что существует симулятор мирных переговоров на Ближнем Востоке при Гарвардском университете, стал его участником под собственным именем. После этого ему оставалось лишь отыскать партнера по переговорам с израильской стороны, что оказалось делом не таким сложным. И в итоге у них появился запасной канал для общения. И не надо было тайно летать в Осло или запираться в лесных избушках в шведских лесах. Достаточно, не сходя с места, зайти во «Вторую жизнь» — и тут же встретиться лицом к лицу с оппонентом. Никому даже в голову не приходило, что Яков Ярив и Халиль аль-Шафи вовсе не американские студенты, упражняющиеся в риторике перед экзаменационной сессией, а действительные политические противники.

Первым отозвался аль-Шафи. Она попросила набрать ее телефонный номер, чтобы удостовериться в том, что он действительно он… Уже через минуту она услышала на том конце провода знакомый голос. Точно таким же образом Мэгги проверила и Амира Таля. После этого они договорились встретиться очно.

Они увиделись на вилле одного американского бизнесмена. Мэгги решила не тратить время на любезности и сразу перешла к делу:

— Как вы знаете, табличка у меня. Сегодня я хотела донести ее содержание до всего мира. Я очень хотела это сделать и всерьез опасалась, что, если не успею, мне уже никогда не представится такая счастливая возможность. Табличку отнимут, упрячут в надежный сейф, и мир так и не услышит слова Авраама. Мне помешала полиция. Но теперь я даже благодарна им за это.

Мэгги подчеркнула, что саму табличку покажет только лидерам двух государств — израильского и палестинского, но содержание ее передаст уже сейчас. Она зачитала текст по-английски, а потом дала возможность каждому сверить переводы завещания на иврит и арабский. Оба сидели перед ней бледные и потрясенные…

— Разумеется, табличке еще предстоит пройти независимую экспертизу. Конечно, с участием обеих сторон. Но это будет потом. А пока необходимо сделать кое-что другое.

Мэгги взяла паузу, давая им возможность переварить услышанное.

— Что другое? — наконец спросил ее Халиль аль-Шафи.

— Завещание необходимо обнародовать. И сделать это должны представители обеих сторон. Было бы неправильно, если бы это сделала я. Ведь я по большому счету здесь чужая. Нужно завтра же созвать пресс-конференцию и озвучить то, что зафиксировано на табличке. Будут присутствовать Ури Гутман и Мустафа Нури.

Мэгги смотрела пресс-конференцию по телевизору, находясь в своем гостиничном номере. От идеи личного присутствия она отказалась сразу. Во-первых, ей не хотелось снова спасаться от журналистов. Во-вторых, сама ее профессия не предусматривала статуса «первой скрипки». Она всегда должна находиться за кулисами и делать все, чтобы представление шло своим чередом.

Ей было интересно, как именно все пройдет. Кто зачитает свой текст первым? Ярив или аль-Шафи?

Они ее удивили. Первым взял слово аль-Шафи и прочитал начало завещания по-английски:

— «Я, Авраам, сын Тераха, пред лицами тех, кто собрался вокруг меня, свидетельствую. Земля, в которую я отводил сына своего для предания его в жертву Всевышнему, — гора Мория…»

Затем он глянул на Якова Ярива, и тот продолжил читать вслух:

— «…эта гора стала причиной раздоров между двумя сыновьями моими, нареченными Исааком и Измаилом. Пред лицами тех, кто собрался вокруг меня, завещаю я, что гора Мория да будет отдана…»

Ярив и аль-Шафи вновь переглянулись, а потом продолжили в один голос:

— «…им обоим и потомкам их. Да узнают они и потомки их, что земля эта принадлежит не одному, но всем, отныне и во веки веков. Да будут они хранить и лелеять ее, и защищать во имя Всевышнего создателя, властителя над ними и нам всеми нами. Да будет так не по воле моей, Авраама, уроженца Ура, но по воле Всевышнего. Я, Авраам, сын Тераха, скрепляю свидетельство свое печатью своей, в Хевроне, сегодня, в присутствии обоих сыновей своих».