Последняя битва

9 марта. 1979 года. Ставропольский край. Дача Горбачева

Михаил Сергеевич Горбачев сидел на диване, рядом со своей супругой. Всегда бодрый и лучащийся энергией первый секретарь Ставропольского крайкома КПСС, бывший кандидат в ЦК КПСС сейчас был похож на оживший труп. Под красными от бессонницы и переживаний глазами набрякли мешки, уголки губ трагически опустились, на лице обозначились глубокие борозды морщинок, кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок. Холеные ручки нервически подрагивали. Горбачев пытался держать лицо, играть роль невинной жертвы, оклеветанной неведомыми завистниками, но получалось плохо. Со стороны он выглядел откровенно жалко. Даже буро-красная клякса на лысине, окруженная венчиком уже седеющих волос, смотрелась не как родимое пятно, а своеобразная «черная метка», клеймо, поставленное проходимцу.

Суровые люди в темных и серых костюмах, деловито копошащиеся в доме, ещё больше усиливали общую атмосферу мрачности и безысходности.

— Что же это вы гражданин Горбачев, себе такие барские хоромы отгрохали за народные деньги? — мужчина в синем прокурорском мундире брезгливо скривился. — Прислуга, приборы серебряные. Аристократом себя почувствовали? Как-то не по-коммунистически получается.

— Это не ваше дело! — взорвалась сидевшая рядом Раиса Максимовна. — Михаил Сергеевич — руководитель края. У него ответственная и тяжелая работа. И условия для отдыха должны быть достойные — соответствующие высокому посту.

— Был, — поправил прокурорский работник.

— Что, был? — не поняла Горбачева.

— Был, говорю, руководителем края, — любезно ответил мужчина в синем мундире. — Сейчас он гражданин, отстраненный от работы, и находящийся под следствием, а в недалеком будущем, учитывая имеющиеся доказательства, заключенный, осужденный на длительный срок лишения свободы за взятки, махинации и злоупотребление служебным положением. Это, если к расстрелу не приговорят. Я бы на месте судьи, точно приговорил.

— Это неправда! — заорала Раиса, брызгая слюнями. Сейчас никто бы из её знакомых, не смог бы узнать в этой разъяренной фурии, с перекошенным от ненависти лицом, утонченную и элегантную даму, которую любила изображать супруга первого секретаря крайкома.

— Михаил Сергеевич с утра до поздней ночи работал, край поднимал, — продолжала истерически визжать она. — Сельским хозяйством занимался, города благоустраивал. Семью целыми неделями не видел. Ни копейки лишней себе не взял, все для людей старался. А вам, скотам, придется ответить за клевету и произвол! Я до самого Романова дойду.

— Прекратите истерику, Раиса Максимовна, — затвердел лицом прокурор. — Она вам не поможет. Только положение супруга усугубит. Будете бездумно бросаться обвинениями и оскорблениями, я вас тоже в камеру пристрою.

— Это, по какому такому праву? — язвительно поинтересовалась Горбачева.

— Статья сто девяносто два УК РСФСР устроит? — невозмутимо парировал мужчина в синем мундире. — Оскорбление представителя власти или представителя общественности, выполняющего обязанности по охране общественного порядка в связи с исполнением этими лицами возложенных на них обязанностей. Наказывается исправительными работами на срок до одного года или штрафом до одного минимального месячного размера оплаты труда либо влечет применение мер общественного воздействия. Впрочем, персонально для вас, могу ещё пару статей потяжелее подобрать. Хотите?

Уже набравшая воздуха, чтобы разразиться очередной порцией требований и оскорблений, Горбачева шумно выдохнула и закрыла рот. Михаил Сергеевич поник ещё больше, вжал голову в плечи, будто опасаясь удара, скорбно поджал губы и уставился заслезившимися глазами в пол, обхватив лысину ладонями. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться.

— Чтобы у вас не было иллюзий, что товарищ Романов или кто-то другой вам поможет, — добавил старший советник юстиции. — Генеральный секретарь в курсе всех следственных действий, в том числе обыска на вашей даче. Более того, он лично их санкционировал, в рамках борьбы с взяточниками и махинаторами в партийных рядах.

Входная дверь распахнулась, в гостиную залетел мужчина в темно-сером пальто.

— Товарищ Александров, звонил Сосновский. Он с Кирсановым уже подъезжает.

— Это ещё кто такие? — встрепенулась Раиса Максимовна. Михаил Сергеевич продолжал сидеть, обхватив руками голову и бессмысленным взглядом уставившись в пол.

— Именно те, которые вам нужны для подачи жалоб, — злорадно улыбнулся старший советник юстиции. — Офицеры КГБ. Сосновский — ординарец Ивашутина, Кирсанов — старший лейтенант и одновременно, как мне тут на ушко шепнули, протеже Григория Васильевича. Можно сказать, облечен высоким доверием и является глазами и ушами генерального секретаря. Не знаю почему, но вашему делу придают большое значение. До такой степени, что привлекли такие фигуры. Вы же хотели пожаловаться лично Романову? Можете это сделать прямо сейчас, через Кирсанова. Уверен, он передаст товарищу генеральному секретарю всё до последнего слова.

— Вот видите, — гордо вздернула подбородок Горбачева. — Эти товарищи не зря сюда едут. Готовьтесь приносить извинения. Мы Григория Васильевича давно знаем, он ещё несколько лет назад регулярно в Кисловодске отдыхал. С Михаилом Сергеевичем всегда дружеские отношения поддерживал. Я попрошу, чтобы вам всыпали на полную катушку за клевету и травлю моего мужа. Готовьтесь отвечать за самоуправство.

— Попросите, попросите, — ухмыльнулся прокурорский. — Как знать, может и получится.

В прихожей хлопнула дверь, и послышался шум.

— Приехали, — удовлетворенно констатировал Александров. — Сейчас будете с ними общаться.

В комнату зашли двое. Первый был крепкий сорокалетний, но уже седой мужчина с профессиональным тяжелым взглядом чекиста. Второй — совсем молодой светловолосый паренек.

— Здравствуйте, — первым начал сорокалетний. Шагнул к прокурору и протянул руку. — Товарищ Александров?

— Он самый, — усмехнулся мужчина в синем мундире, пожимая ладонь чекиста. — Вы, как я понимаю, майор Сосновский.

— Так точно, — улыбнулся седой.

— А вы, тот самый Кирсанов, — улыбнулся Александров, поворачиваясь к молодому. — Наслышан, наслышан.

— Если не секрет, откуда? — поинтересовался молодой, отвечая на рукопожатие. — Я вроде не знаменитость. По телевизору не выступаю, песни не пою, как Лещенко и Магомаев. В кино не снимаюсь.

— Земля слухами полнится, — уклончиво ответил прокурор.

— Товарищ Кирсанов, — Раиса Максимовна кокетливо поправила прическу и попыталась изобразить ослепительную улыбку. — Вас Григорий Васильевич прислал, чтобы во всем разобраться и прекратить этот ужас, правильно?

Даже Михаил Сергеевич воспрянул. Поднял голову, поправил съехавшие с переносицы очки и выпрямился.

— Правильно, — подтвердил паренек. — Ужас пора прекращать.

Горбачева самодовольно улыбнулась и с торжеством глянула на невозмутимого старшего советника юстиции.

— Для начала я хочу быть уверенным, что взяточники, аферисты и агенты ЦРУ — супруги Горбачевы не останутся безнаказанными, — ухмыльнулся парень. — По вам обоим даже не тюрьма, пуля давно плачет. Думаю, когда вас к стенке поставят, а потом закопают на каком-то безымянном погосте, на земле гораздо чище станет. И ужаса точно меньше будет.

В глазах Горбачева на мгновение мелькнули растерянность и страх, лицо дрогнуло, он поспешно отвел взгляд.

Улыбка медленно сползла с лица Раисы Максимовны, сменившись злобным оскалом.

— Что за глупости вы говорите? — холодно процедила она. — Хотите снова расстреливать людей по надуманным обвинениям? Как в тридцать седьмом? Ничего у вас не выйдет!

Она сделала театральную паузу и презрительно фыркнула:

— Придумали тоже, сотрудничество с ЦРУ! Ничего, Григорий Васильевич во всем разберется, и правда восторжествует. А всем вам придется отвечать за свои обвинения.

— То есть у вас претензии только к этому пункту обвинения? — вкрадчиво уточнил юноша. — По другим вопросов нет?

— Гражданка Горбачева зачем столько пафоса? Думаете он вам поможет? — усмехнувшись, добавил седой. — Вы не в кино снимаетесь. Если такие обвинения предъявляются, значит, на то есть основания.

Раиса Максимовна гордо отвернулась, не желая отвечать.

— Молодой человек, — наконец-то встрепенулся, пришедший в себя и нахмурившийся Горбачев. — Это возмутительно. Что за гнусные инсинуации о вербовке меня и Раисы Максимовны ЦРУ?

— Николай Борисович, насколько я понимаю, вы занимаетесь этим делом и посвящены во все подробности? — уточнил парень у прокурора.

— Естественно, кивнул Александров. — Даже в нашем ставропольском КГБ подписывал документ о неразглашении.

— Отлично, значит, я могу говорить откровенно, — парень повернулся к недовольно нахохлившемуся Горбачеву.

Молодой человек уселся на стул и вжикнул замком папки:

— Инсинуации, говоришь? Давай разберемся. С самого начала.

На свет появилась соединенная скрепкой пачка листов. Парень пробежался глазами по тексту, перевернул парочку страниц и задал вопрос:

— Итак, в тысяча девятьсот пятидесятом году ты поступил в МГУ имени Ломоносова. Поселился в общежитии, там же и познакомился с чехословацким студентом Зденеком Млынаржом, правильно?

— А что тут, так сказать, плохого? — возмущенно вскинул руки Горбачев, — Вы, молодой человек, это, не перебарщивайте! Зденек в шестнадцать лет вступил в компартию Чехословакии. Был секретарем ЦК. Кто же знал, что он в диссиденты подастся? И вообще, почему вы ко мне, по-хамски, на «ты» обращаетесь? Я вам в отцы гожусь. Имейте совесть!

— Скажи спасибо, что на «ты» обращаюсь сволочь пятнистая, — процедил парень. — Ты и этого не заслужил. Что касается совести. Это ты привык иметь её в разных позах, гнида продажная. И не смей мне больше про совесть говорить. А то не удержусь, и дам тебе от души по мерзкой харе. Давно руки чешутся.

— Позвольте, — растеряно пробормотал не ожидавший такого отпора Михаил Сергеевич, — что же, это такое творится, товарищи? Угроза рукоприкладства?

Он обвел взглядом прокурора и седого, ища в их лицах хоть каплю сочувствия. Не нашел, вздохнул, опустил голову и скорбно сложил руки на коленях.

— А что творится? — развеселился седой. — Хулиганы зрения лишают, как в одном известном фильме? Вас, гражданин Горбачев, и пальцем пока не тронули. Что касается словесного выражения претензий товарища Кирсанова, то он ещё очень мягок и снисходителен. У меня лично первое желание было, когда ознакомился с вашим делом, придушить вас собственными руками. Но, слава богу, пока со своими чувствами справляюсь. А товарищ Кирсанов более молодой и эмоциональный. Ненавидит предателей и воров со всем пролетарским пылом юности. Я его понимаю, и души прекрасные порывы, например, дать как следует по одной мерзкой роже, полностью разделяю.

— И все-таки я вас попрошу товарищи, — вмешался прокурорский — Не оперировать такими… м…излишне эмоциональными выражениями и оставаться в рамках приличий. И желательно, не отклоняться от темы. Время, знаю, у вас ограничено. Давайте, всё-таки используем его более продуктивно.

— Постараемся, — пообещал седой и повернулся к молодому. — Продолжай, Алексей.

— Итак, гражданин Горбачев в пятидесятом году познакомился и подружился с чехом — Зденеком Млынаржем. Зденек уже тогда имел контакты с английской разведкой. В пятьдесят первом он предложил Горбачеву поучаствовать в незаконной сделке — помочь его знакомому иностранцу, поменять валюту. Просто постоять «на шухере» пока будет происходить операция. Это была первая «пробивка» фигуранта. Михаил статьи о валютных махинациях опасался, и участвовать в этом мероприятии отказался. Сколько он там мог получить за участие, Николай Борисович?

— В зависимости от суммы, — усмехнулся прокурор, — наказание варьируется от трех до восьми лет с конфискацией имущества или без таковой, либо от пяти до пятнадцати лет с конфискацией, или смертной казнью с конфискацией. Статья восемьдесят восьмая.

— Вот, — молодой назидательно поднял указательный палец. — А Михаил ещё с юности был трусом. Поэтому отказался. Но жадным трусом. Удержаться всё-таки не смог, и предложенную за молчание сумму, взял. И тогда специалисты «Интеллижент Сервис», если по-простому «МИ-6» поставили галочку в графе «перспективная разработка» на будущее. С подачи Зденека они начали собирать материалы и вести досье на Горбачева.

В шестьдесят шестом году Миша вместе со своей супругой Раей, находясь с вояжем по социалистическим странам, на несколько дней выезжают во Францию. «Друг» Зденек об этом знал, и по своим каналам передал информацию кураторам. Горбачевы берут напрокат машину, и попадают в подстроенное западными спецслужбами ДТП. Врезались в «рено», хозяйку в бессознательном состоянии забрали медики.

— Это, естественно, был спектакль? — с интересом спросил внимательно слушающий прокурор.

— Конечно, — ухмыльнулся парень. — Под угрозой огласки и помещения четы Горбачевых в тюрьму, Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна согласились сотрудничать. Бумаги им хватило ума не подписывать, но в протоколе полицейского допроса, они шокированные произошедшим, расписались. И само общение с местными правоохранителями и сотрудниками спецслужб было снято на камеры, замаскированные в помещении. Причем, ребята из ЦРУ, которым МИ-6, передало папочку, пообещали до поры до времени, чету Горбачевых не трогать. Оставить как «спящих агентов» и использовать в будущем.

— Что за идиотские фантазии? — не выдержала Раиса Максимовна. — А доказательства у вас есть?

— Есть, — кивнул молодой. — Дойдем и до них.

— Не ври пацан, — побагровел Горбачев. — Их нет и быть не может. Допустим даже, что этот бред является правдой. Кто бы тебе их в таком случае дал? Тот протокол давно уничтожили.

— Миша! Ты что такое говоришь?! — вскричала Раиса, повернувшись к мужу и делая страшные глаза.

— То есть, я хотел сказать, давно бы уничтожили, если бы он был, — промямлил осознавший, что сказал, первый секретарь крайкома.

— Не придуривайтесь, Михаил Сергеевич, — улыбнулся седой. — Разволновались и выпалили что думали, бывает. Не нужно оправдываться. Лучше чистосердечно сотрудничать со следствием. Глядишь, пару лишних месяцев, проживете.

— Но всё-таки где доказательства? — язвительно напомнила Раиса Максимовна. — Таких глупостей я сколько угодно рассказать могу. Хотелось бы услышать и увидеть, что-то существеннее пустых слов.

— Ладно, раз гражданка так просит, будут доказательства, прямо сейчас, — зловеще пообещал парень и достал из папки ещё один листик. — Вот копия допроса в полицейском управлении. Она, естественно, была изъята, но не уничтожена как вам сказали, а аккуратно подшита в соответствующую папочку на всякий случай. Операцию по вербовке и дальнейшему продвижению Горбачева по вертикали власти совместно с ЦРУ разрабатывали сотрудники отдела Стратегического планирования Государственного Департамента США, поэтому круг посвященных лиц был достаточным, чтобы наши агенты смогли выйти на след. Им также удалось найти случайных свидетелей ДТП в департаменте Ивелин. Они по фотографиям уверенно опознали Горбачева и его супругу.

Парень показал копию протокола побледневшему Михаилу Сергеевичу и поджавшей губы Раисе.

— Ну и что? — презрительно скривилась Горбачева. — Да, мы врезались в машину. Заплатили почти все деньги, которые у нас были, чтобы уладить вопрос. Виноваты, промолчали о происшествии, боялись неприятностей. Готовы понести за это наказание. Но как это доказывает нашу вербовку ЦРУ?

— Имеется кассета, на которую записан ваш разговор с цэрэушником и его местным коллегой из «Сюрте», — спокойно ответил молодой человек. — Вы сможете прослушать и прокомментировать её на допросах.

Он демонстративно отвернулся к старшему советнику юстиции и продолжил:

— Но это ещё не всё. В семьдесят четвертом чета Горбачевых совершила турне по Италии. Официальная причина — изучение сельского хозяйства. Горбачев плотно занимался этим вопросом. Предполагалось, что после избрания в ЦК, он будет курировать эту отрасль.

Супруги побывали в Венеции, Палермо, объездили всю Сицилию. Там состоялись очередные контакты с американцами. Они даже помогли купить Раисе парочку ювелирных украшений. Михаил обнаглел настолько, что фотографировался с одним из «бизнесменов», бывшим на самом деле сотрудником ЦРУ. После этого, супруги окончательно сели на крючок. Дальше было ещё интереснее. На Ставрополье потянулись иностранцы. Большинство с деловыми целями. Началось строительство химического завода, и Горбачев плотно общался с представителями американской корпорации «Юнион Карбайд», английской фирмы «Джон Браун» и германской «Линде». Нам удалось выявить нескольких сотрудников ЦРУ и МИ-6, среди этих так называемых «бизнесменов». Все они стали приятелями четы Горбачевых. Супруги сливали им информацию о членах Политбюро, посещавших Кисловодск, характерах, привычках, компромате на них. ЦРУшники, в свою очередь, помогали им выстраивать стратегию продвижения во власть, подсказывали Раисе, занимавшейся «дрессировкой» мужа, способы завоевать доверие у высоких руководителей, с учетом их психологических черт и особенностей характеров. Они же, через Питовранова, порекомендовали Андропову обратить внимание на Горбачева, как перспективного кадра и будущего преемника. Теперь о доказательствах. Наши сотрудники проделали большую работу, и нашли убедительные факты, подтверждающие всё вышесказанное: фотографию четы Горбачевых с сотрудником ЦРУ на Сицилии, владельца ювелирного магазина, рассказавшего, как мадам покупала колье и сережки, и кто за это платил, и ещё одного человека, давшего показания.

Парень помолчал, усмехнулся и добавил, глядя на перепуганную парочку.

— Вы, моральные уроды, не учли одной важной вещи. На вашем любимом и втайне обожествляемом Западе, продается всё. В том числе секретная информация. Если откажутся продать за солидные деньги, это не говорит о каких-либо принципах и морали. Только о том, что сумма недостаточна. Значит надо предлагать намного больше. И вас радостно сольют за домик на Канарах и круглый банковский счет на тайном оффшоре. Что поделать, капитализм, к которому вы так стремитесь. Так что, доказательствами нас обеспечили. И кстати, продали их гораздо дешевле, чем мы рассчитывали. Видимо за таких гнид постеснялись брать много денег.

— Товарищи, это какая-то чудовищная ошибка, — пробормотал Михаил Сергеевич, вытирая дрожащей ладонью вспотевший лоб. — Я просто в шоке, конечно, от этого… Ну вы меня понимаете…

— Мы таких мразей, как ты, не понимаем, и никогда понимать не будем, — перебил молодой человек.

— Дайте, я скажу, что сказал, — дрожащим голосом попросил Горбачев. — Или хотя бы напишу записку товарищу Романову. Он во всем разберется.

Его супруга уже все поняла и осознала. Гордо расправленные плечи согнулись, лицо моментально постарело и осунулось. Перед комитетчиками и прокурором сидела усталая женщина в возрасте с погасшим взглядом. Вся злость и агрессия Раисы Максимовны куда-то улетучилась.

— Уже разобрался, — вступил в разговор седой. — Как вы думаете, кто нас сюда послал?

— Я уже сказал об этом. Как вы просили, чтобы не питал никаких иллюзий, — улыбнулся старший советник юстиции. — Но очень уж скользкий фрукт. И супруга такая же. Пытаются хоть ужом, но пролезть к генеральному и вымолить себе прощение…

— Не получится, — авторитетно заявил молодой. — Он же ещё, с подачи женушки, взятки брал направо и налево. Деньги у колхозников и теневиков вымогал. Государственными фондами и средствами распоряжался как собственными. Привык барином жить, а деньги как наркотики, без них уже не может. Махинациями занимался, отчеты завиральные в Москву писал. Все материалы собраны, доказательства задокументированы. На этой парочке преступлений, больше, чем блох у Барбоски. Никто его уже никуда не выпустит. Жене может быть ещё лет пятнадцать дадут. А этому гарантированно расстрел корячится.

Михаил Сергеевич хрипло выдохнул и открыл рот, как рыба, выброшенная на берег. Схватился рукой за сердце, и откинулся с закрытыми глазами на спинку дивана. Раиса Максимовна, похоже, уже ничего не слышала, глядя погасшим взглядом куда-то в неведомую даль.

— Врача вызвать? — озабоченно спросил прокурор. — Если инфаркт может до суда не дожить.

— Сдохнет, никто плакать не будет, кроме родственников, — криво усмехнулся молодой. — Но вы ошибаетесь. Здоровье у этой сволочи богатырское, вон какую ряху во власти наел. Если бы не расстрел, лет до девяноста точно бы дожил. Так что ничего с ним не будет. Михаил, мать твою Сергеевич, заканчивай придуриваться, и на жалость давить. Уехать в больницу не получится, тебе одна дорога — в тюрьму, а потом на погост. Шампанского и черной икры больше не будет. Этот этап уже пройден.

Горбачев открыл глаза, горестно вздохнул и выпрямился.

— Кстати, как обыск прошел? — поинтересовался седой. — Много нашли?

— Да так, — неопределенно качнул головой прокурор. — Рублей тысяч тридцать-сорок. Пару цепочек и сережек. Кучу бабских шмоток зарубежных. И костюмов. Вроде бы всё.

— Возле гостевого домика поленница. Отправьте оперов разобрать дрова с правой стороны. За ними спрятаны два дипломата и огромная сумка. В них два миллиона рублей. Эти дипломаты Горбачев из своего сейфа успел забрать, когда по нему следствие началось. Много сотрудников крайкома могут их опознать. А сумка у него в доме всегда лежала. Он в неё полученные взятки складывал, — заявил молодой. — Но это ещё не всё. В гостевом домике — спальня. Отодвиньте кровать в сторону. Под половицами паркета ближе к стене, тайник. В нем большая шкатулка с золотом и бриллиантами мадам Горбачевой. Горничная и кухарка её периодически видели. Сейчас они молчат, но если ваши ребята на них надавят, расколются. Только пусть ребята грамотно всё изымают. Там отпечатков пальчиков хватает.

— А вы откуда это знаете, товарищ Кирсанов? — удивился прокурор.

— Да так, — ухмыльнулся парень. — Сорока на хвосте принесла.

— Понял, — уважительно кивнул Александров. Прокурор выглянул в коридор и крикнул:

— Гриценко, Самсонов, Горобец вы там закончили? Сюда идите…

Когда шкатулку, дипломаты и сумку внесли в гостиную, внезапно очнулась сидевшая в прострации Раиса.

— Сволочи, гады, подонки, — истерически взвыла она. Даже попыталась броситься на оперов, но была моментально скручена и окольцована наручниками.

Через пять минут, чету Горбачевых повели к выходу. Когда поникшего Михаила на подгибающихся ногах потащили к двери, молодой не удержался. Шагнул вперед и влепил смачный пендель по жирной заднице.

— Ай-яй, — Михаил Сергеевич вскрикнул неожиданно тонким голосом, по жабьи подпрыгнул вверх, но обернуться побоялся. Только ещё больше съежился и втянул голову с темно-красной кляксой на лысине в поникшие плечи. На выдающейся филейной части брюк Горбачева позорным клеймом опечатался рельефный след ботинка.

— Алексей, — укоризненно качнул головой седой. — Это лишнее.

— Виноват, товарищ майор, — молодой извиняюще развел руками. — Не удержался.