— Какая прекрасная музыка, — сказал капитан.
Ивонна завершила длинный пассаж на саксофоне и выпустила мундштук изо рта.
— Ты разговариваешь со мной или с Фудзикавой?
— С тобой. Каждый раз, когда я произношу слово «прекрасный», оно относится к тебе.
— Это уже лучше.
— Ты и представить себе не можешь, насколько фаллически выглядит этот инструмент, когда на нем играешь ты.
Она усмехнулась.
— Пускай другие девушки учатся играть на скрипке. Но это совсем не то. В символическом плане, я хотела сказать.
Она подошла к постели и легла. Он приподнялся, чтобы поцеловать её в правый сосок. Потом сказал:
— Этот тактический макет — совсем не игрушка, как ты думаешь. Он помогает мне думать.
— Ну, и что же ты надумал?
— Пока что — только то, что я должен Брайсону двести тысяч фунтов, а если я отдам ему всю свою недвижимость, плюс виноторговую компанию, как я обещал ему, то буду должен двести тысяч своей жене.
— Я иногда даже восхищаюсь, как ты легко наживаешь себе неприятности. Но это — такая огромная неприятность, что ты из неё едва ли выкарабкаешься.
— Просидев у своего макета последние полчаса, я, кажется, нашел выход.
Она резко села, её груди колыхнулись.
— Нет!
— Да!
— Каким образом?
— Сначала я должен рассказать тебе о ходе своих мыслей. Это выглядит несколько старомодно, но такой уж я человек.
— Расскажи!
— Я начал думать о Клируотер-Хаус, стоящем над глубокими водами Глэндора. Об этом замке говорят, что в нем живет привидение его первой владелицы, леди Джейн Хеллер-Уиникус, которое является каждую ночь любому гостю, который имеет отношение к строительному бизнесу в Ирландии.
— Какое все это имеет отношение к…
Он поднял руку.
— Я думаю, люди до самой смерти помнят то, что оказало на них самое сильное впечатление в жизни. Это навело меня на мысль о моем бывшем офицере разведки, Гэсе Шутте. Как-то раз мы проводили совместные учения с австралийцами в районе Большого Барьерного рифа — чертовски красивые места! Пока мы ждали сигнала, решили немного порыбачить. Джон Моуди — мой старпом, Гэс Шутт и я с утра сели в шлюпку — одни, без матросов, и отправились к коралловым рифам. Вода была так прозрачна, что можно было видеть эту чертову рыбу, как в аквариуме. Шутт показывал нам золотой соверен, которые он собирал, и вдруг монета выскользнула из его руки. У него была очень быстрая реакция, особенно когда дело касалось денег. Его рука мгновенно оказалась в воде, и в это время тигровая акула примерно четырнадцати футов длиной выскочила из-под шлюпки и отхватила ему её по локоть.
Ивонна охнула.
— Гэс вывалился в воду, истекая кровью. Джон Моуди бросился его вытаскивать, а я лупил веслом проклятую тварь, пока она не убралась.
— О, Колин!
— Руки Гэс, конечно, лишился, но остался жив.
— О, мой дорогой, ты восхитителен! — она попыталась заключить его в объятия, но он отодвинулся.
— Дело вот в чем: Гэс обязан мне жизнью. Тебе это понятно? Если ты не против, я расскажу тебе кое-что о Гэсе Шутте. Я никогда не знал никого, кто любил бы деньги больше, чем он. Это — необычное качество для офицера флота. Из-за потери руки ему пришлось уволиться, и он основал «Кембридж Корпорейшен», которая стала главным мозговым центром западного мира.
— А что такое «мозговой центр»?
— Это — собрание самых отборных мозгов в мире, предназначенное для разработки сценариев и планов для правительства. Ты говоришь, что я инфантилен. Это не так — есть инфантильные правительства, которые бьют в барабаны, воображая себя пупом земли, но неспособны решить свои собственные проблемы, когда дело касается реальной жизни. Чтобы решить их, они обращаются к «мозговым центрам», этим современным кондотьерам. Они планируют войны и перевороты, экономические «чудеса» и другие «морковки на палочке» — за деньги, естественно. А в это время политиканы могут спокойно заниматься теннисом, яхтами или футболом. Или встречаться на высшем уровне — это тоже работа, но только для дураков. Мой друг, Гэс Шутт, думает за семь правительств. Его не интересует результат — лишь бы платили. Он наемник. Он всего-навсего вырабатывает логические решения для возникающих проблем, а уж дело правительств — принимать решения или нет.
— Значит, ты хочешь обратиться к нему, чтобы он решил это за тебя? Лучше всего будет, если ты ему за это заплатишь.
— Нет, ты не поняла. Я пока даже не знаю, о чем должен спросить его, и мне не хотелось бы подталкивать его к какому-либо решению. Он никогда не откажется от денег, они составляют главное в его жизни. Я его понимаю и не могу упрекнуть в этом. Но в глубине души он признателен мне за эту историю с акулой. Я объясню ему суть дела, и он что-нибудь для меня придумает.
— Но ему же, наверное, платят сотни тысяч за то, что он придумывает.
— Конечно.
— Значит, ты должен будешь заплатить ему кучу денег. У тебя не хватит. Тебе придется украсть все вино Франции, чтобы расплатиться с ним.
— Если бы мне это удалось, его услуги мне бы не понадобились, — и в это время его осенило: украсть вино — это совсем не то, что украсть деньги или драгоценности. Если украсть вино, то его сделают еще, даже больше, чем было.
— Он тебе все равно понадобится, — словно прочитав его мысли, сказала Ивонна.
— Зачем?
— Чтобы научить тебя, как украсть все вино Франции.
— Да, — согласился капитан, — ты права.