Последняя тайна Консорциума. Том 2

Глава 1

Михаил Винников. Последняя тайна Консорциума. Том 2

Аннотация:

Всё началось с дела об инопланетных артефактах. Виктору удалось найти и арестовать крупнейший склад. Контрабанде конец, впереди триумф и может быть даже… премия? Что могло пойти не так? Да всё.

Во-первых, мафия потеряла на этом кучу денег и слегка… осерчала.

Во-вторых, контрабанда никуда не делась. Откуда артефакты, да еще в таком количестве — никто не знает. Мафия тоже.

И Виктор получает предложение, от которого нельзя отказаться. Впереди глубокий космос, древние тайны, и худший кофе в галактике. Тридцать дней сроку, отсчет пошел.

— Я не пойму — мы взрываемся или нет? — обеспокоено спросил Виктор. — Чего он сидит как будто призрака увидел?

Хотелось, конечно, верить в умную надёжную технику. Но Вольфрам впился неподвижным взглядом в «таймер стабильности» явно неспроста. Этот лысый хрен — мастер на все четыре своих руки. И что он там понажимал, когда дурёха Юми вернула ему доступ — неизвестно.

Юми, как ни странно, была спокойна.

— Если борткомпьютер разрешил прыгнуть — значит энергии хватит, — объяснила она. — Там дофига блокировок, и даже капитан не может их все отключить.

— Ты уверена? — спросил Виктор.

— Ну, может быть… говорят что как-то оно всё-таки выключается, — Юми хитро улыбнулась сквозь стекло шлема. — Но никто не знает как. И сигнализация бы орала не переставая. Так что всё в порядке.

— Мне бы твою уверенность.

Раньше Виктор как-то не нервничал при прыжках. Но из-за долбанного Вольфрама начал сомневаться.

— Спокойно, дыши ровно, думай о приятном, — продолжала Юми. — Например, о симпатичной секретарше Шульца…

— Ты хочешь, чтобы мне было что терять, да?

— Ну… — Юми откинулась на спинку кресла. — На таймер глянь.

Виктор скосил глаза в угол экрана. Таймер стабильности отсчитывал секунды… осталось три, две, одна… всё. Критически важные полминуты истекли, пространство свернулось, и «Кицунэ» теперь долетит до цели даже совсем без питания.

Юми с Виктором синхронно повернулись к Вольфраму. Он сидел все так же — верхней парой рук вцепился в подлокотники, а нижней будто прижимал к себе что-то. Или кого-то.

А Вольфрам думал о том, каково иметь идеальную память. Какой это великий дар, и какое проклятье — помнить всё. Спустя столько лет снова оказаться там, и заново рассматривать каждую деталь в мельчайших подробностях, будто она и сейчас перед тобой. Вновь пережить все чувства и ощущения с абсолютной точностью…

Он старался не слишком углубляться в воспоминания. Хорошие моменты, коих было немало, легко превращались в наркотик, и приходилось страшным усилием воли себя ограничивать, не ворошить их лишний раз, как бы ни хотелось. И оставались только плохие. Которые предпочел бы забыть. Вольфрам терпел их просто из фатализма — против законов природы человек бессилен. Даже если он не совсем человек. И невольно рассматривал снова и снова. С годами это всё больше напоминало мазохизм. Случалось, что время, место, мельчайшая детальили неосторожно брошенное слово отправляли его разум далеко в прошлое. А в этот раз обстоятельства сложились ну просто хуже некуда. Он снова сидел за пультом. Из боя — в бой, из прыжка — в прыжок. И снова обреченный корабль, который догонят охотники. Рано или поздно.

Бороться с этим бесполезно — будет только хуже. Вольфрам закрыл глаза и стал вспоминать…

Огромный крейсер плыл в пустоте, окруженный полем собственных обломков. Сутки назад он был могуч и прекрасен, восхищал обитаемый космос совершенством инженерного гения и внушал трепет смертоносной эффективностью. Флоты многих планет в панике отступали, даже если он шел в поход один. Спокойная, но неумолимая мощь, заключенная в изящные, лаконичные обводы корпуса. Сплав двух талантов — художника и инженера. Таким он был лишь сутки назад…

Теперь же от былой красоты мало что осталось. Некогда грозный корабль ничуть не походил на себя прежнего. Корпус разорван на части, броня изрешечена автопушками, пробита торпедами и оплавлена ядерными взрывами. Обломки рассыпались вокруг на десяток километров. Корабль был мёртв и дрейфовал в никуда.

Но внутри, в одном из отсеков, еще теплилась искорка жизни.

Это была рубка управления. Просторная, на десять человек. Панели облицовки были сорваны, экраны разбиты, искрила проводка, воздух с тихим свистом выходил через пробоины, утягивая за собой капли воды и мелкий мусор. Аварийное освещение, мигая, выхватывало из темноты людей, сидящих за пультами. Забрала шлемов скрывали их лица, но что-то неуловимое в позах явно выдавало — они все мертвы.

Но два кресла по левому борту пустовали. И у последнего целого пульта парили в невесомости два человека. Первый был без скафандра. Он держался одной рукой за пульт, второй за спинку кресла, а еще двумя держал второго. Рук было четыре.

А вторым была девушка в легком скафандре. Она не двигалась, словно была без сознания.

— Ну вот и всё, — тихо сказал четырёхрукий. — Теперь даже я не знаю, что будет дальше. Очень непривычное состояние. Ты права, за столько лет мог бы и придумать что-нибудь на этот случай. Но вот как-то руки не дошли…

Он криво улыбнулся, будто признавая собственную шутку неудачной. Вспышка электропроводки на мгновение осветила побитый осколками скафандр девушки и разбитое стекло шлема.

— Знаешь, я бы мог улететь с тобой тогда. Улететь и остаться, а не тащить тебя обратно. Но… — он погладил рукой по шлему напротив щеки. — Жизнь человеческая состоит из ошибок.

Девушка не ответила.

— Ну вот опять. Ты всегда так морщишься… «Человеческая», да. Знаю, тебе не нравится, но я привык так говорить. За столько лет не нашел подходящего слова. Я очень многого не успел сделать. И сказать…

Один из экранов мигнул и посреди бесконечного потока аварий и отказов высветилось сообщение: «обнаружены корабли противника». Четырёхрукий повернулся к пульту. Лицо его на мгновение стало серьезным. Два корабля, курс догонный, в фазе торможения. Держат дистанцию, но идут явно вместе. Камера видела только факелы двигателей. Четыре пятна тесным пакетом, характерный спектр. Патрульный корабль, скорее всего «Молотов», ранний, до модернизации. Второй покрупнее, шесть двигателей — два в ряд, и вокруг четыре косым крестом. Мало кто так выпендривается. «Облачная» серия?

— Помнишь «Идущего по облакам»? — спросил четырёхрукий. — Конечно помнишь. А уж он как помнит… Вон летит, торопится.

Девушка снова промолчала. Четырёхрукий протянул руку к пульту и нажал несколько кнопок.

Тем временем вражеские корабли затормозили на краю поля обломков и развернулись носом вперед. Тот, что поменьше — это действительно оказался ранний «Молотов» — осторожно пошел вперед на маневровой тяге. Обломков было много, размером от сантиметров до десятков метров, и продолжать сближаться на космических скоростях было бы плохой идеей. Тем временем «Идущий по облакам» занял позицию на краю поля, развернувшись бортом. У обоих явно было в достатке торпед, но стрелять отчего-то не торопились.

— Похоже, будет абордаж, — улыбнулся четырёхрукий. — Оптимисты на подходе.

В поле обломков что-то зашевелилось. Хищные продолговатые тела, укрытые радиопоглощающей обшивкой, черной как бездна космоса, тихонько отработали микродвигателями, развернулись, почуяв цель. Они ждали команды… и дождались. Обломки были отличным прикрытием. Любой, кто рискнёт подлететь поближе, получал торпедную атаку со всех направлений одновременно. На дистанции кинжального огня.

«Молотов» в панике дал максимальную тягу, ослепительно вспыхнули ложные цели, трассы автопушек прочертили космос. Но торпеды… прошли мимо и рванулись к краю облака. К другому кораблю. Он успел увидеть атаку, успел обрадоваться, что стреляют не в него, и тут…

«Идущий по облакам» почти смог. Одну торпеду сбил еще «Молотов», еще одна налетела на что-то в поле обломков. Остальные либо промахнулись, либо были сбиты на подлете метким огнём автопушек. Все, кроме одной. Взрыв полыхнул ярче солнца.

«Цель номер один поражена» — объявил компьютер. — «Полная потеря главной тяги. Частичная потеря боеспособности… Вращение по всем осям. Управляющих воздействий от экипажа не наблюдается. Прогноз — выход из строя.»

«Молотов» успел подумать, что выпрыгнул из-под атаки. Из-за резкого манёвра пилот на мгновение забыл об обломках вокруг, и несколько ударили по корпусу. Ущерб был минимален. И вдруг ожили автопушки на мертвом крейсере. Всего две. Но дистанция меньше десяти километров. Кинжальный огонь, не увернешься. Снаряды рвали обшивку как бумагу. Однако разгон сделал своё дело — изрешеченный патрульный корабль выпрыгнул за пределы дальности орудий. И заодно из поля обломков крейсера.

«Цель номер два поражена. Частичная потеря хода, ограничения по маневрированию. Прогноз — дальняя торпедная атака.» — доложил компьютер. Чуть помедлил и добавил — «Фиксирую активность в радиодиапазоне. Прогноз с учетом тактической ситуации — вызов подкрепления».

— И всё равно неплохо, — прошептал четырёхрукий. — Всё равно неплохо.

Мигало аварийное освещение, воздуха в отсеке оставалось всё меньше, сообщения на уцелевших экранах обещали скорый отказ всего и вся. Боеприпасов не осталось, торпеды закончились. Мертвый крейсер дал свой последний бой.

«Обнаружены корабли противника. Пять… поправка — шесть бортов. Курс догонный, в фазе торможения,» — снова объявил компьютер. — «Внимание! Обнаружена сигнатура двигателя корабля линейного класса!»

Его было почти не слышно — воздуха в рубке оставалось всё меньше.

— Класс «Армстронг», я вижу. Не знаю, который из них. Но дай мне три попытки, и я угадаю со второй.

«Армстронгов» было всего три, и один точно стоял в ремонте. Упустить корабль такого размера трудно.

— Серьезно они за нас взялись, — тяжело вздохнул четырёхрукий. — Но ничего, мы справимся…

Он осторожно снял с девушки разбитый шлем и отбросил в сторону. Показалось красивое, но застывшее как у статуи лицо, из-под подшлемника выбилась прядь белокурых волос, широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в потолок.

— … они нас не получат… — бормотал четырехрукий, гладя девушку по щеке. — Не того полёта птицы.

«Инициализация прыжкового двигателя» — написал компьютер на экране. — «Приёмный тракт готов… сигнал устойчиво повторяется… Ошибка! Энергии недостаточно, прыжок запрещен! Необходимое время стабильности — пять минут, расчетное — четыре минуты семь секунд.»

— Ничего, меня сложно остановить. Нас. Не думал, что когда-нибудь понадобится, но ради такого случая…

Длинные пальцы одной из свободных рук забегали по пульту управления. И тотчас во всех уцелевших отсеках корабля загудела сирена:

«Внимание! Прыжковый двигатель в небезопасном режиме! Введен уровень доступа — наладчик завода-изготовителя, все защитные цепи отключены!».

— Мы полетим с тобой далеко-далеко… — бормотал четырёхрукий. — Дальше, чем когда-либо, дальше чем кто угодно…

Тридцать секунд до прыжка.

На экране один за другим гаснут факелы двигателей — враги затормозили у края поля обломков и разворачиваются носом вперед.

— … во все концы видимой вселенной, от края до края…

Гаснут экраны, в последний раз моргнуло и отключилось освещение — борткомпьютер в панике выключает всё подряд, пытается наскрести энергии на прыжок. Но её всё равно мало, слишком мало. Десять секунд…

— … но какая разница, куда лететь? — одними губами пробормотал четырёхрукий. — Главное, что мы вместе.

Он медленно провел пальцами по лицу девушки, закрывая её глаза. Три, два, один… прыжок.

Виктор так и просидел в рубке весь прыжок. Вышло почти ровно сорок минут. Трясло в этот раз редко, но метко — минут пять невесомости, а потом внезапная болтанка секунд на тридцать. По ощущениям — как причаливание к станции, когда Юми работает маневровыми во все стороны. Так что Виктор остался за правым пультом, пристегнув ремни как следует. Решил поберечь рану, или просто устал… а скорее все вместе. Да и за Вольфрамом надо было присмотреть.

Как только «Кицунэ» вывалилась в обычный космос, Вольфрам тотчас развил бурную деятельность. Всеми силами показывал, что он в порядке, бодр и даже немного весел. Виктор от этого насторожился еще больше.

— Вижу маяк, — бормотал Вольфрам. — Дистанция миллион сто.

— Далеко вынесло, — фыркнула Юми.

— У семерых нянек дитя без глазу. В данном случае — у трёх. Маяк нужно обслуживать, а тут всё на самотёк пущено. Работает — и ладно.

— Нам же лучше. Если радар где-то и есть, то рядом с маяком, — ответила девушка. — А так может быть не заметит.

— Если свой включим — заметит сразу же, — напомнил Вольфрам.

— Ой, да не учи учёную! — отмахнулась Юми.

— Степенью учености дамы интересоваться неприлично. По крайней мере в некоторых вопросах.

«Он еще и с ней флиртует» — зло подумал Виктор. А вслух спросил:

— Значит, случалось прятаться от радаров?

Юми удивлённо повернулась к нему.

— С чего ты взял?

— Полицейское чутьё. Я же контрабандистов ловил в основном.

— Ну как тебе сказать?.. — задумалась Юми, подняв глаза к потолку.

Прозвучало это как женская отмазка, вроде «у моей подруги с её парнем…».

— В общем, — наконец сформулировала девушка. — Мне всегда платили легально, со всеми налогами. Документы были в порядке. Но в паре грузов я… сомневалась. И потом попросила кое-кого забыть ко мне дорогу и больше работу не предлагать. На всякий случай.

— И пистолет тогда же купила?

— Да. Тоже легальный абсолютно. С комиссионки.

Похоже было, что сомнительные рейсы Юми в поле зрения коллег Виктора вряд ли попали бы. Или всё шито-крыто и кто надо прикормлен, или ничего серьезного в тех грузах и не было. Судя по тому, что девочке дали соскочить — скорее последнее. Вляпалась бы во что-то поинтереснее — до сих пор возила бы контрабас для серьезных дядь. А потом вместо них бы срок мотала.

И пистолет у неё просто ужасен. Про цену лучше не спрашивать — наверняка втридорога заломили, впарили мусор по цене нового. Надо будет его хоть разобрать, проверить…

Тем временем, появилась тяга. Где-то ноль пять, не больше.

— Докладываю, — заговорил Вольфрам. — Радар дальнего обнаружения есть, работает.

— Нас видит? — спросил Виктор.

— Не уверен. Поэтому начинаем увеличивать дистанцию…

— … но по касательной, чтобы сопряженная с радаром оптика не увидела факел двигателя, — закончила Юми.

— Гражданских пилотов такому не учат, — заметил Вольфрам.

Юми хитро улыбнулась и вздёрнула носик.

Вольфрам потянулся сначала одной парой рук, потом другой, откинулся в кресле и продолжил:

— Предлагаю следующее. Я на вахте, остальному экипажу — подняться в бытовой отсек, убедиться в его герметичности и исправности. Если всё в порядке — снять скафандры, обед и отдых. В грузовой отсек пока не ходить — падение давления продолжается.

— Сильное? — уточнила Юми.

— На грани погрешности приборов, но фиксируется. Заниматься ремонтом будет удобнее на грунте и в спокойной обстановке.

— Тогда, эм… возражений не имею, — Юми отстегнула ремни. — Виктор, пойдём.

Жилой отсек на этих кораблях почему-то самый верхний, над рубкой. По идее, в бою он должен был первым и получить — пилот держал «Кицунэ» носом к противнику. Однако «ведро гаек» из рельсотрона просто шоркнуло по борту, и пострадал трюм — хотя он самый задний, дальше только машинное отделение.

Давление во всех четырех каютах держалось ровно, в центральном помещении тоже. Вывалился из потолка один плафон освещения, экран медиасистемы перестал включаться — и всё. Юми, конечно, ворчала себе под нос, но в целом жилой отсек легко отделался.

Виктор со вздохом снял шлем, стянул с головы пропотевший подшлемник и начал расстёгивать комбинезон. Он прилипал к телу, приходилось понемногу оттягивать, чтобы внутрь зашел воздух. Отчего-то вспомнилось, как они надевали скафандры по тревоге. особенно врезались в память мелькнувшие на пару секунд обнаженные груди Юми — маленькие, твёрдые, задорно торчащие…

Виктор повернулся к девушке, но та вдруг смерила его ледяным взглядом, громко фыркнула — и скрылась за дверью капитанской каюты. Демонстративно. Как будто поняла, о чем он думает.

Наученный горьким опытом, Виктор сложил скафандр в шкаф — а то начнёт летать по каюте, если вдруг невесомость. Проходили уже. Натянул штаны с ботинками и мятую рубашку навыпуск, куртку оставил в шкафу — пора уже привыкать, что на корабле тепло. Вышел из каюты и отправился помогать Юми с уборкой. Девушка опять надела свои штаны с карманами и нарочито мешковатую футболку. Специально повыше за пояс заправила, чтобы пузырь висел. Будто издевалась.

Посуду на кухне не успели закрепить перед боем, и теперь она валялась по всему отсеку. Содержимое одной из консервных банок обнаружилось на потолке. И явно успело присохнуть. Надо будет принести стремянку, с которой Юми лампочки меняла — всё равно плафон на место вставлять. Но Виктор понятия не имел, где девушка её хранила.

Только хотел спросить, как вдруг из динамиков раздался голос Вольфрама:

— Внимание экипажу! Характер излучения РЛС изменился. Нас ведут другой станцией. Мы обнаружены.