Потусторонний. Книга 4

Глава 23

Разумовский выглядел так, будто бы прошёл эту жизнь до конца, и хотел было посмотреть титры, но его просто заставили в ней остаться. Он остался, а потом ему, неожиданно, понравилось. И дело не в возрасте, а во внешнем виде. Так-то это был мрачный, покрытый шрамами мужчина на рубеже шестидесяти лет. Властные уголки губ, волевая челюсть, лысый череп. Взгляд смелый, прямой! Прямо герой-герой. Вот только очень сильно уставший.

Выступал князь эмоционально. Он стоял на высокой трибуне, построенной на Дворцовой площади, потрясая руками и обращаясь к собравшейся толпе. Несколько цепей охраны отделяли оратора от собравшихся людей, и вид у стражников был суровый.

Однако никто и не пытался лезть на предстателя Временного Правительства. Все внимали словам нового лидера Российской Империи. И после каждой речёвки толпа восторженно ревела.

— Он верил этим низменным предателям всего человеческого! — кричал раскрасневшийся Разумовский. — Он слушал сладкие речи тех, кто посвятил свою жизнь разрушению нашей нации. Из-за них мы забыли об истинной природе дара!

Он упёрся в трибуну руками, на виске пульсировала жилка.

— Мы продали себя демонам. Вплели их в свою жизнь, сделали частью её! Неотъемлемой. Из-за кого? Из-за денег! Продажные верхи Первой Церкви делали всё для того, чтобы зло множилось! Эти правила, обязательства, имитация силы! Зачем, спрашиваю я? Его Императорское Величество усыпили их увещевания, и он тоже поддался сладким речам. А тем временем епископы ввели своих людей в Государственную Думу! Во все высшие инстанции! Чтобы воровать ещё больше! Чтобы создавать новые законы, призванные только для того чтобы облапошить вас. Обобрать!

Толпа взорвалась одобрительными криками. Разумовский разыгрывал знакомую карту коварных элит. Беспроигрышную. Каждая новая элита такое играет.

— Всё оказалось обманом! — вскричал князь. — Но наш дух восстал против пагубы. Теперь, когда Церковь явила свой чудовищный оскал, мы можем вернуть былое величие благородного человека. Не того, кто сидит на жаловании и прожигает его в компании дам с низкой социальной ответственностью! Не того, кто поставил смыслом жизни только деньги или же власть. Дар ниспослан нам для того чтобы ввергнуть в бездну тварей с той стороны! Всех до единого!

Дворцовая восторженно ревела. Голоса тысяч людей отражались от зданий Генштаба и Зимнего Дворца. Александрийский столп вибрировал от изливающейся энергии.

— Нет больше такого понятия как «ресурсная» зона. Нет больше «мотивирующих очередей зачистки». Нет «организованных процессов очищения». Есть враг, которого мы должны уничтожить. Благородные должны сражаться в зонах, а остальные должны обеспечивать эту войну! Потому что одними солдатами её не выиграешь! Мы объявляем Священную Войну сопряжениям!

Он потрясал кулаком, оглядывая толпу. Члены Временного Правительства за его спиной хранили безмолвие и невозмутимость. Бронированная охрана старательно выглядывала в толпе несогласных, постукивая дубинками по ладоням. Дураки на площадь не пришли, и поэтому стражники откровенно скучали.

Разумовский внезапно успокоился. Приосанился и по-отечески помахал рукой, призывая к тишине. Толпа бурлила, выла, но постепенно успокоилась. Будто звук выключили, если сравнивать с рёвом минуту назад.

— Но мы не должны забывать о вере. Об истинной вере. Той, о которой забыли в служении золотому тельцу, навязанному нам Первой Церковью. Тысячи священнослужителей пронесли её сквозь годы упадка. Пока вооружённые до зубов «люди церкви» грабили и унижали нас, в тысячах храмах и церквей по всей нашей необъятной Родине ни на день не прекращалось истинное служение! — он снова повысил голос, словно желая достучаться до самых дальних рядов. — Настоящее служение! А не эта отрыжка порядков, графиков, договорённостей! Всё. Кончено. Рядом с каждым из нас распадается под грузом потустороннего мира русская земля, и мы отобьём её у демонов! Продажные демонопоклонники, убившие нашего Императора, до этого десятилетиями пытались задавить истинную веру изнутри. Отравить её, разложить. Но мы выстояли! И мы вернём потерянное!

Я от политики человек далёкий, но сейчас на шее волоски встали дыбом. Такие речи ничего хорошего не предвещали.

— Как же определить, кто перед тобой: истинный верующий или нет? — вдруг спросил у толпы Разумовский.

— Как? — сказала та тысячей голосов.

— Истинный служитель Господа никогда не возьмёт в свои руки оружие! С этого момента законом Российской Империи Первая Церковь переименована в Истинную Церковь! Любой священник, в чьих руках окажется оружие, будет считаться изменником и будет уничтожен на месте. Мы вступаем в новую эпоху, друзья. Будет сложно, но мы справимся, как справлялись всегда. Спасибо!

Я выключил ролик, потёр переносицу. Ничего себе номер. Пришла помощь, откуда не ждали. Ладно, может и выгорит у них что-то. Чем больше зон захлопнут, тем лучше. Интересно, а сканеры и прочая первоцерковная технология останутся или нет, м? Вариантов то много разных с нею было.

Так, хватит чушь разную смотреть. У меня куча дел. И для начала надо встретиться с Лизой.

Причём, с удивлением заметил я, желание было именно увидеть девушку. Бесцельно. Интересный и приятный опыт, надо сказать. На звонок она не ответила, но такое бывает у неё. Телефон оставляет в комнате, а сама с новыми подругами чудит. Сейчас найдём!

С этой мыслью я вышел из своей комнаты. Слишком неосмотрителен, слишком праздно и, наверное, безалаберно. Потому что меня ждали мои старые знакомые! Почти всей компанией! Здесь только Толстого не было. Молодец, парень, учится. Остальные безнадёжны.

— Доброго дня, выродок, — улыбнулся Рошенов.

— Иисус милосердный, сударь, вы ещё живы? — удивился я ему.

Большеголовый держался позади всех, с максимально независимым видом. Будто бы ждал, когда товарищи поскорее закончат с этим недоразумением. Правильный подход. Держи, братец, дистанцию. В следующий раз ведь может не так повезти. Тонкий подрагивал всем телом, сжимая-разжимая кулаки. С этим всё понятно. Носатый испуганно прятал глаза. Ага, и этот обучаем. А вот Жидкоусый смотрел с ненавистью.

— Живее многих, выродок, — маркиз не переставал неприятно ухмыляться. — Ты мне должен.

— Всех кому должен — тем прощаю, — пожал плечами я, попытался пройти, но дорогу мне преградил Тонкий.

— Дослушай, — процедил он.

— Лучше отойди. Второй раз жалеть не стану, — встретил я его взгляд. Ноздри молодчика раздувались.

— Дослушай, безродыш.

— Завтра, выродок, ты пойдёшь в деканат. Где заберёшь свои документы, — продолжал маркиз. — На следующей неделе тебя здесь быть не должно. Понял?

— С чего вдруг? — спокойно, Илья. Тут всюду камеры, тебя провоцируют. Если ударишь первым…

— Стой смирно, Артемьев, — процедил Жидкоусый.

— Это в твоих интересах. И в интересах твоей девки, — сказал маркиз. У меня скрипнули зубы, по телу разлился холод. В воображении лицо Рошенова растянулось, как сырой блин, а затем лопнуло. Тихо. Тихо. Не сейчас.

— Если хоть волос упадёт… — очень тихо и спокойно проговорил я. И Тонкий противно хихикнул, а маркиз поднял руку, брезгливо держа в пальцах локон чёрных волос. Безмерное безвременье… Локон вспыхнул, заискрился и исчез в магическом огне. Жидкоусый хохотнул. А вот Большеголовый даже отошёл подальше. Ему явно не очень хотелось здесь находиться. Он виновато взглянул на меня.

— А ты мерзавец, Рошенов, — очень холодно произнёс я. Внутри всё клокотало. Убить. Убить скота.

— Ваше сиятельство, Артемьев, — маркиз не понимал, насколько близко находится к смерти.

— В задницу иди, сиятельство, — шагнул я к нему. Он не отступил, но вздрогнул. Боялся удара, очевидно. — Ты очень зря впутал сюда её, Рошенов. Что ты с ней сделал?

Блондинчик мерзко хмыкнул. Я снова взялся за телефон, вызвал Лизу, глядя в лицо ублюдка. Порву. Порву тварь.

— Спешишь, безродный. Тебе сказали, что нужно делать. Значит, делай! — вмешался Жидкоусый. И показал мне прядь рыжих волос. — Поспеши, можешь и не успеть.

Вася…

— Ребята, вы, определённо, пресытились жизнью, — ёжкина ты кошка, если я не положу их прямо сейчас, то…

— Господа! Всё ли у вас в порядке?

По коридору со стороны лестниц к нам шла Анастасия. Все как один повернулись к ней, и вид приняли максимально нейтральный. Кроме меня. Я мерил Рошенова взглядом, чувствуя, как распирает в груди жгучее, болезненное чувство.

— Всё прекрасно, госпожа распорядительница, — поклонился ей маркиз.

— Илья?

— Чудесно. Обсуждали вопросы философского порядка. О жизни. О смерти, — ледяным тоном сообщил я. — Неминуемой смерти. Неизбежной.

— Простите, господа, — Рошенов картинно посмотрел на часы. — Опаздываю в парикмахерскую.

Жидкоусый снова хихикнул. Свита маркиза медленно направилась к выходу с этажа. Последним плёлся Большеголовый. Он украдкой показал мне знак, мол, не слушай его. Мол, ничего серьёзного. Я перевёл взгляд на Анастасию.

— Они снова задирали вас, Илья? — от неё приятно пахло, но сейчас это скорее раздражало. Появилась она слишком не вовремя. Я прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Нет, скорее, распорядительница пришла как нельзя кстати. Меня пробило на эмоции, и это верный признак ошибки. Так что надо бы хоть цветы ей потом выслать.

— Мне срочно надо идти, — сказал я.

— Вы должны остановить это, Илья, — преградила мне дорогу Анастасия. — Я могу помочь, но вы должны со мною сотрудничать. Академия не приветствует подобные шайки, что сколотилась вокруг маркиза Рошенова. Несмотря на весь оказываемый ему протекторат со стороны рода Лихомировых, руководство Академии очень трепетно относится к внутреннему климату.

— Спасибо за заботу. Думаю, я справлюсь сам.

— Илья! — повысила голос Анастасия. Глаза её сверкали. — Я знаю, что они от вас не отстанут. Вы сильны, но они найдут, как вам насолить. Так уж устроены люди. Благородные люди. В деканате знают о вашей проблеме. Вернее, о нашей проблеме. Вместе мы можем вывести их на чистую воду. Вам нужно только…

— Простите, госпожа распорядительница, мне действительно очень надо идти.

Телефон зазвонил. Лиза. Я сорвал трубку, мигом забыв про опешившую Настю.

— Лиз? Ты в порядке?

— Да! Люшка, ты уже здесь? Пойдешь в театр? — непосредственно прощебетала она. — Тут старшие курсы ставят спектакль по Крымской Войне, девочки очень рекомендуют! Любовь русского офицера и одарённой татарки! Романтично!

— Что с Василисой? — едва дослушал её я.

— А что с ней? — удивилась Лиза. — Утром завтракали вместе. Она что-то задумала, Люшка, клянусь тебе. Хитрая бестия. Ты вообще сам-то в порядке? Очень ты тревожный какой-то! Случилось что-нибудь.

— Да. В порядке. Рад тебя слышать, Лиз.

— Давай в садике с похотливым херувимом встретимся? Буду там через десять минут.

Значит, женские локоны у этих ублюдков были просто символом. И эти символы попали мне в душу. Вот ведь Рошенов гнида… Однако это ничего не меняет. С подонков станется воплотить свои слова на деле.

Если я не остановлю их раньше.

— Простите, Анастасия, — устало сказал я распорядительнице. Эти эмоциональные качели меня прямо пошатнули. — О чём мы говорили?

— О том, что мы понимаем вашу проблему. От имени деканата, по прямому поручению старшего демоноборца Мирона Высотова, мы хотим предложить вам помочь нам разобраться с возникшей проблемой. Для этого вам достаточно всего лишь…

Она протянула мне зажим для галстука. Я сразу почувствовал в нём магию. Жучок.

— Простите, нет. Я не стану прослушкой.

Глаза Насти, вроде бы даже потеплевшие, мигом сразу стали тёмными и холодными. Она скрестила руки на груди и нахмурилась. Какая энергия в ней кипит. Необузданная, естественная. Я залюбовался девушкой, и та это поняла. Возмутилась ещё сильнее:

— Илья, это несерьёзно. Вы можете…

— Простите, я должен идти. Меня ждут.

Я откланялся и пошёл в сторону лестницы.

— Ты дурак, Артемьев! — крикнула мне вослед разгневанная распорядительница. Потом сама себе закрыла рот, словно испугавшись. Торопливо огляделась, не видел ли кто её, а затем пошла куда-то дальше по коридору, в противоположную от меня сторону.

Лиза повисла у меня на шее, как только мы встретились. Наши губы сомкнулись, и жаркий поцелуй выбил из головы все плохие мысли. Заменив их другими плохими мыслями. Но те были «плохими» только для моих обидчиков. Спектакль про любовьрусского офицера и одарённой татарки мы смотрели на последнем ряду, слава всему хорошему, пустом. Поэтому нам никто не мешал, а судорожный вздох Лизы, во время оргазма, никого из зрителей не встревожил. Девушка откинулась на меня спиной, сидя на коленях и переводя дыхание. Обнимая её, я чувствовал, как быстро-быстро бьётся её сердце и вдыхал запах волос. Дальше мы смотрели спектакль полностью удовлетворённые, и никому не мешая.

Я же думал о том, что сделаю с Рошеновым. Выбирал из нескольких вариантов.

Остаток дня прошёл очень праздно. Мы гуляли, Лиза что-то рассказывала, я слушал вполуха. Были какие-то люди, какие-то новые знакомые. Один парень хорошо играл на скрипке, а ему аккомпанировала на гитаре крошечная полноватая брюнеточка. Им хлопали, парочки уединялись. Робкие взгляды, тайна неопределённого будущего. Я наблюдал за этим расслабленно, прорабатывая в голове то, что сегодня случится.

Когда начало темнеть, мы поужинали в западной столовой пышными бутербродами с рыбной котлетой, помидорами и салатом, а дальше я сказался уставшим и вернулся к себе. Потому что у меня был план.

Княгиня нашла мне всех участников ночного приключения. Жидкоусый и маркиз жили в соседних комнатах. Тонкий этажом ниже, а напротив него Носатый. Большеголового я решил не навещать. Можете меня осудить за это. Ну и Толстого я тоже не собирался карать. Каждый имеет право на ошибку, если ошибку эту осознаёт и старается впредь такого не совершать.

Кто упорствует в заблуждениях, к тому приходит старый добрый Илья.

Запершись в своей комнате, я плотно зашторил окна и убедился, что служба безопасности Академии мне не подсадила какие-нибудь жучки (здесь это, очевидно, практикуют).

Затем проводил Рррупи в чулан, и демонёнок даже спорить не стал. Он, неожиданно, и звук тише сделал, почувствовав важность момента. А я сел на пол и погрузился в транс. Потянулся к океану эссенций. Ну что ж… Время пришло.

Собирать самого себя мне до этого не доводилось. Да, я делал клонов других людей. Да, я использовал этих клонов как средство для раздора между кланами, правящими в цветном мире. Но делать свою копию не приходилось.

Справившись с соблазном изменить в себе то, чего хотелось бы изменить, я довёл работу до конца. И около полуночи моя полная копия, с моим студенческим билетом, вышла из комнаты и потопала к вратам Академии.

Я наблюдал за происходящим из глаз клона, полностью перехватив управление за его телом. На мосту чуть не упал, очень запланировано «чуть». Один из стражников схватил клона за руку и злобно отчитал юнца, наверняка его запомнив. Я вяло извинился, поблагодарил и ускакал в узкие улочки развлекательного квартала. Где нашёл какой-то простенький клуб под названием «Ма-ма-магия». Явно из тех, куда не полезут сильно богатые благородные, но при этом вполне себе приличный. То есть вход его не был заблёван наркоманами. Моя копия прошла внутрь, сунув купюру охраннику (пожалуй, слишком большую для такого заведения, но пусть и здесь запомнят). После чего я дал клону установку развлекаться, всем улыбаться, ни с кем в драку не лезть и танцевать-танцевать-танцевать! Пусть хоть он развеется, хе-хе. Молодые женские тела, отплясывающие под громкую музыку в перегретом помещении, выглядели очень соблазнительно, но я силой воли прекратил праздное наблюдение за красотками и вышел из своего клона. Грустно вздохнул и выпустил из кармана гремлинов. Открыл окно, выглянул. В осенней прохладе засыпал степенный студенческий городок. Гулять по ночам здесь не позволяют. Ибо порядок должен быть. Распорядительницы за этим особенно бдят. Кстати, вон одна из них идёт, длинноногая, от бедра. Отвечает за какую-то группу второго курса. Роскошная девушка. Но я был сыт, и отметил это с задумчивостью налопавшегося сметаной кота.

Мерзко хихикающие гремлины поползли пауками по стене, спускаясь в сад у корпуса. Где находится трансформаторная они знали, и предвкушали веселье заранее. Двое отправлялись туда, а ещё один попрыгал в сторону генераторной, где находилось резервное питание. Спасибо Княгине, она всё это нашла и обрисовала, а я заложил карту местности в не самые умные гремлиновские головушки.

Ну что. Эта ночь будет легендарной. Главное, не наследить. Впрочем, я и не собирался заявлять о себе на всю Академию. Кому надо, тот услышит. Остальным уже ничего не поможет.