все эти назойливые воспоминания? Иногда — совершенно никчемушные. Под окнами крутая горка, от Варварки вниз по Псковскому переулку между нашим домом и домбояркой, палатами бояр Романовых. Летом там тишина и скука, да и я летом на даче — Салтыковка, Малаховка, Удельная... Зато зимой она кишит детьми от крох до здоровенных подростков. Дай прокатиться! И Колян (а может, Толян) вырывает из моих рук санки, плюхается на них животом и с визгом — вниз. Санки — роскошь. В ход по большей части идут фанерки, картонки, железные листы. Ну и конечно, самодельные салазки — два полоза из хитро изогнутого железного прута. Спускались и на коньках. Я на коньках не любил, боялся. Больше гулял с лопаткой и санками. Но долго считал, что на коньках так и катаются — с горки. И был немало удивлен, когда с мамой в первый раз попал на каток — никаких гор, просто ледяной круг, чудеса. Мама уверенно скользила на «гагах». Я ковылял на «снегурках», прилаженных к ботинкам каким-то хитрым способом. А еще были «ножи», они же «норвеги», и что-то узкое со стрелками под названием «английский спорт». Правда, кататься толком так и не научился и, повзрослев, бросил это дело навсегда. Но как болели ноги — до сих пор остается в памяти.
Господи, чего только там не остается. Вчера встал на весы: 71,3. Посмотрел на часы: 7:13. Ну как не удивиться. Эти совпадения встречаются сплошь и рядом — или, может быть, такое только со мной? Сколько раз, сидя над каким-нибудь текстом, встречаю не слишком обиходное слово, скажем, «пенсне», и в этот же миг из бормочущего тут же телевизора слышу что-то вроде «водрузил на нос пенсне». Или вот пришел с внуком в захудалый магазин старья с гордой вывеской «Антиквариат» — внук искал старый советский винил, новое увлечение. И пока он рылся в беспорядочных стопках пластинок, я стал просматривать полки с «фантастикой» — увлечением юности — даже без намерения что-то купить. И тут же вижу «Похищение» — книгу Миши и Авдея, написанную двадцать лет назад, которую потерял, но хотел перечитать. А вот еще: по обыкновению, в мозгу то и дело начинается бубнеж какой-нибудь старой песни, прилипшей еще в юности. И тут, совсем недавно, дату запомнил, скоро будет ясно почему, заныло в памяти тягучее «Долго будет Карелия сниться, будут сниться с этих пор остроконечных елей ресницы над голубыми глазами озер», а вот вспомнить певицу — ну никак. Что-то мерещится, то ли Дворникова, то ли... И было это 22 марта 2019 года. Понимаю: пока не вспомню, не будет покоя. Лезу в гугл, набираю эту самую «Карелию»: композитор Александр Колкер (как же, помню, у него еще этот «Туман, туман» из симпатичного фильма «Хроника пикирующего бомбардировщика»), слова Кима Рыжова (он и «Туман» этот написал), исполняли... Ну вот она, Валентина Дворянинова. И автоматически кликнул на это имя: сегодня на девяносто втором году жизни скончалась советская эстрадная певица... Или вот — отталкиваясь от той же горки на Псковском. Я там, бывало, играл с Юркой Жебраком. Мы с ним не виделись лет шестьдесят — с тех пор как наш дом снесли. И тут вижу на экране симпатичного господина, рассказывающего что-то из истории московских улиц, — Михаила Жебрака. Нахожу его в Фейсбуке, пишу, так, мол, и так, не имеете ли отношения к Юрке с Псковского переулка, и, если да, дайте ему мой номер телефона.
И почти сразу звонок: Виталька, это я, Юра, мне сын сказал, что ты меня ищешь... Забавно, чем чаще я замечаю совпадения, тем более уверенным себя чувствую. Они вселяют в меня вообще-то несвойственный мне оптимизм. Эх, надо бы попробовать удачу в лотереях.
Вот довольно мрачное совпадение, случившееся в жизни (и, как оказалось, смерти) Сергея Васильевича Рахманинова. Пятнадцатого марта 1897 года он представил публике свою Первую симфонию. И — катастрофа. Полный провал. Говорят, отвратительно дирижировал Глазунов, вроде даже был пьян. Говорят, музыканты играли небрежно. Критики исходили злобой [кстати, мы уже говорили, что именно критики определяют, что сочинил автор — шедевр или так себе, не Бог весть что? Нет? Ну значит, еще скажем. — В. Г.]. Сам Римский-Корсаков счел симфонию «неприятной», а Цезарь Кюи даже назвал ее «модернистской дрянью из Москвы» — сам-то он петербуржец. Так вот, Рахманинов расстроился страшно, впал в длительную депрессию и всегда считал этот день худшим днем своей жизни. А сорок шесть лет спустя в Беверли-Хиллз безнадежно больной Сергей Васильевич сказал своей русской сиделке, с которой вел долгие беседы, вспоминая о прежней России, что предчувствует скорую смерть и наступить она может в тот самый несчастный мартовский день. Умер Рахманинов двадцать восьмого (а по старому стилю как раз пятнадцатого) марта тысяча девятьсот сорок третьего года. Худший день жизни совпал с днем смерти.
А еще совпадения эти опять и опять толкают, возвращают меня к Нему — к Планировщику. Все в конце концов упирается в выбор: погрузиться либо в беспредельную восторженную веру, что эта Вселенная, включающая — да-да — и Канта с Бетховеном, Им сконструирована и запрограммирована, либо — в беспредельный же, но ужас, оттого, что все это мироздание плюс мы с Ленкой, Ларсиком и курами — лишь случайное совпадение, одно из тьмы возможных.
Боже ж мой, куда они, совпадения, только не пролезли! Оказывается, в точности посередине Библии (Ветхого + Нового Заветов) находится 118-й псалом, при этом его сосед слева, 117-й — самая короткая глава, а справа, 119-й — самая длинная. А дальше такие расчеты: предшествуют 118-му псалму 594 главы и столько же следуют за ним. Если сложить их, то, за вычетом центрального псалма, получим 1188 глав, а если истолковать это число как 118-й псалом, стих 8, то получим центральный — главный — стих: «Лучше уповать на Господа, нежели надеяться на человека», или: It is better to trust in the Lord than to put confidence in man (нумерация псалмов здесь дана по английской Библии). Неужто все так? С врожденным занудством я пересчитал все главы Библии, русской и английской — их и правда 1189. До чего складно и красиво — центральный стих, центральная идея Святого Писания. Или просто совпадение? Все было бы очень складно и красиво — центральный стих, центральная идея Святого Писания, вот это какое совпадение.
Вот и Лена к обеду кличет. Что-то я расписался сегодня.