Повесть о печальном лемуре

Дело было в 1993 году, когда мы всей семьей готовились к отъезду в Израиль. Среди прочих дел мне надо было зайти в военкомат и сняться с воинского учета: на тот момент в свои сорок два года я числился военнообязанным, сделавшим неплохую карьеру — от матроса морской авиации дослужился аж до младшего сержанта артиллерии. Почему артиллерии? Я думаю, это военная тайна, которую рассекретят лет через пятьдесят, так что нынешняя молодежь успеет все узнать.

И надо было такому случиться, что как раз незадолго до этого важного шага в моей жизни я посетил стоматолога на предмет протезирования, и он удалил мне под общим наркозом, чтоб не ошибиться, то ли одиннадцать, то ли двенадцать зубов, включая и передние. При этом правое стекло моих очков украшала поперечная трещина, а некогда стройный стан был слегка согнут радикулитом. Ну и добавлю мелочь: после недавнего перелома левой лодыжки (гололед!) ходил я с палочкой, вполне, впрочем, элегантной.

И вот бравый младший артиллерийский сержант запаса Даниил Клугер в таком боевом виде является в райвоенкомат N-ского района города Симферополя и небрежной походкой приближается к девушке за стойкой, которую (стойку) сейчас бы назвали неведомым тогда словом «ресепшн». Девушка зарылась в свои бумаги и что-то подчеркивает карандашом. «Здравствуйте», — говорю и кладу на стойку военный билет. Она, не поднимая глаз, бурчит: «Чего вам?» И начинает листать мой билет. «Уезжаю в Израиль на ПМЖ, — отвечаю, — надо бы сняться с учета». Она, по-прежнему не глядя на меня, ехидно: «Ага, артиллерист. Артиллеристы нам как раз и нужны. Призовем-ка мы вас сейчас на переподготовку — с родиной попрощаетесь!» Я аж возликовал. Едва удержался, чтобы не запеть: «Артиллеристы, Сталин дал приказ, артиллеристы, зовет отчизна вас!» Расправил плечи, выпрямился насколько позволял радикулит, положил палочку поперек стойки, раскрыл беззубый рот и сказал с проникновенной слезой в голосе, стараясь шепелявить поменьше: «Ешли Родине чребуетша моя шлужба, я готов никуда не уезжать!» Тут она наконец-то соизволила оторвать взгляд от бумаг и взглянуть на артиллериста. А он к тому же, чтоб не соврать, весил в то время примерно пятьдесят девять кило при росте сто восемьдесят с чем-то сантиметров. Идеальная демонстрация определения прямой, данного Эвклидом: «Длина без ширины». Девушка уставилась на меня, и я в ответ на ее призывный (или призывной?) взгляд широко улыбнулся, обнажив довольно симпатичные голые десны.

Придя в себя, она молча выдала мне военный билет с отметкой о снятии с учета. И отпустила в большой мир — если так можно назвать маленький Израиль.

Дело было в Реховоте, вполне основательном по израильским меркам городе, что славен знаменитым Институтом Вейцмана — научным центром мирового значения с прекрасным парком. В парке этом, кстати, любили гулять и Затуловские, когда навещали своих израильских друзей, — гулять, а заодно лакомиться апельсинами, в изобилии там растущими. Но мы сейчас о другом. В Реховоте на улице Герцля, а улица тянется через весь город (впрочем, улица Герцля есть почти в каждом городе Израиля, а иногда она проходит насквозь через несколько городов, так что человеку неместному не всегда понятно, по какому городу он проезжает, — за окном все тянется и тянется улица Герцля), так вот на этой самой улице стоит магазин оптики «Элиэзер», названный так потому, что Элиэзером зовут его владельца. А еще в Реховоте есть район, где живут кречневские хасиды со своим ребе (Кречневом евреи называют какой-то городок в Румынии, откуда невесть когда в Израиль переселился хасидский двор тамошнего цадика). И случилось так, что в последний вечер Песаха этот самый Элиэзер оказался в кречневской синагоге, где по старинному обычаю ребе танцевал. О, это был особый танец. Под пение без слов (такой распев называется нигун) собравшихся в синагоге хасидов ребе, прикрыв глаза, двигался по кругу, то быстрее, то медленнее, а поскольку ребе был в преклонных годах, то во время танца его поддерживали двое сыновей. И вот в один момент во время довольно резкого поворота с носа ребе слетели очки — слетели, ударились о каменный пол и разбились.

Ну как мог отнестись к этому Элиэзер, человек глубоко верующий? Только как к знаку свыше. На следующее утро он явился в дом ребе и сообщил секретарю, что хотел бы подарить святому учителю новые очки взамен разбитых. Секретарь был не слишком любезен, долго не хотел пускать к ребе незнакомого человека, но Элиэзер не отставал. Ведь не зря же, убеждал он секретаря, Господь привел меня в эту синагогу как раз в тот момент, когда у ребе могла возникнуть нужда в моих услугах.

Секретарь усмехнулся, но согласился с таким аргументом посетителя и все-таки доложил о нем хозяину дома. И — о радость — ребе его принял. Войдя в кабинет цадика, Элиэзер увидел, что ребе сидит за столом перед грудой очков, меряет их и одну пару за другой отбрасывает в сторону. Гостя он встретил приветливо, и Элиэзер, сделав необходимые измерения, сказал, что через три часа очки будут готовы.

— Замечательно, — обрадовался ребе. — Буду ждать.

Ровно через три часа Элиэзер вернулся с новыми очками, и они пришлись впору во всех отношениях — и стекла, и оправа.

— Но никаких подарков, — сказал ребе, поблагодарив оптика. — Секретарь оплатит счет, каким бы он ни был.

Элиэзер вышел, выписал счет на один шекель и передал его секретарю. Секретарь заглянул в кабинет ребе и почти сразу вернулся с монеткой.

— Не тратьте его, — посоветовал он. — Просто носите монету с собой, и она принесет вам удачу: ребе ее благословил.

И точно: уже на следующий день все кречневские хасиды потянулись к Элиэзеру заказывать очки. То ли так работал чудесный шекель, то ли, увидев у ребе новые очки, каждый спрашивал секретаря: «У кого это ребе заказал очки?» И, услышав ответ, что у Элиэзера, немедленно бежал заказывать себе очки там же. Надо ли говорить, что дела Элиэзера пошли в гору.

Так прошло довольно много времени, и однажды к Элиэзеру пришел старший сын ребе.

— Элиэзер, — сказал молодой человек, — я знаю, что у тебя есть еще один магазин и ты каждую неделю туда наведываешься. А дорожную молитву ты неосмотрительно читаешь прямо за рулем. Так вот, отец просил тебе передать: перед молитвой обязательно остановись и выйди из машины, а потом уже молись в свое удовольствие.

Элиэзер немного удивился, но словам ребе нельзя не верить, а его наставлениям следует беспрекословно подчиняться. И уже на следующей неделе, направляясь в свой магазин, он остановил машину на обочине и вышел помолиться. И аккурат в этот момент из-за поворота выскочил грузовик. Элиэзер только успел разглядеть расширенные от ужаса глаза водителя — тот никак не мог справиться с потерявшей управление огромной машиной. Под жуткий визг тормозов грузовик закрутился, ударил бортом кузова машину Элиэзера и снес ее в пропасть. Водитель выскочил из остановившегося наконец монстра и бросился к Элиэзеру, который остался цел и невредим.

Такие вот чудесные очки.

Такой чудесный ребе.

И день стоял, чудесный, лучезарный, — поздняя левантийская осень.