Повесть о смерти и суете

49. Ничто никогда случайным и не было

Я посмотрел на часы. Начинался девятый, но теперь уже я не ужаснулся. Не то чтобы сдался происходящему, а просто осознал, что происходящему давно уже предначертано произойти. И что происходящее всегда правильно — независимо от того, понимаю ли я его значение или нет.

Подумал ещё о собственной уязвимости. Огляделся и увидел, что это случайное окружение может оказаться вполне убедительной мизансценой для моей внезапной — в эту вот секунду — кончины. Которая тоже, стало быть, явится неслучайной и правильной.

Ничто никогда случайным и не было: ни Натела и её смерть, ни этот трясущийся пикап с бензином на нуле, ни моя жизнь в Союзе или — наоборот — эмиграция, ни этот педераст в «Альфе», ни лесбиянка в эфире, ничто. Мною и всем вокруг движет непреложная сила, настолько в себе уверенная, что себя не показывает. Не нуждается. Выследить её немыслимо — разве что по возникновению, передвижению и исчезновению людей и вещей во времени и пространстве. Когда-то и где-то она уронила меня в этот мир, и если бы человек и вправду действовал согласно своей воле, — всё в моей жизни могло бы быть по всякому. Но никто не «ведёт» себя в этой жизни. Каждый только следит за собой со стороны. И то — если хватает времени…

Время было сейчас более позднее, чем хотелось, — и я увидел, что снова тяну руку к приёмнику и ищу Паваротти. Его нигде не было. Пришлось довольствоваться другим тенором — Карузо. Из комментария диктора мне стало известно, что «этот величайший певец вскроет сейчас трагедию и отчаяние разлюбленного мужа». Вскрыть тот не успел ничего, потому что наш с Нателой «Додж» вкатился наконец в тоннель — и захрипевшего в нём тенора пришлось выключить.