Позаботься о дочери

17

17

— Анюта не сильно тебя умаяла? — нарушаю молчание.

— Нет. Все было хорошо.

— Не довела до истерики плачем?

— Сегодня нет, — мягко говорит. — Другая женщина довела меня сегодня.

— Да? — невинно спрашиваю. — Кто-то приходил к тебе в гости, пока меня не было?

— Ты такая остроумная, — ворчит он. — Я покормил ее недавно, и она снова спит, — в его голосе особые интонации, когда он говорит о дочери.

— У тебя хорошо получается, — это правда. И я хочу, чтобы он это знал. Ведь я вижу, что он сомневается.

— Кто бы мог подумать! — усмехается. — Где ты была? — спрашивает более напряженным тоном.

— Лучше не надо, — мои плечи впиваются в пластиковую спинку.

— Значит, все эти дни ты проводила с Демидом? Да?

— Это не твое дело, что я делаю в свое свободное время. Что я вообще делаю в своей жизни.

Я могла бы сказать ему, что нет. Но мне не понравились ни постановка вопроса, ни его тон.

— Это могло бы быть моим делом. Значит, я для тебя недостаточно хорош, а тот факт, что Демид Уличный Король — тебя не волнует?

— Все не так. В любом случае мы с тобой живем в одном пространстве. Очень маленьком пространстве. Я просто помогаю тебе с дочерью и готовлю тебе ужины. Остальное было бы неуместным. Сложным. В отличие от всех остальных мужчин, которых я могла бы выбрать. Если бы захотела, Дми-трий.

— Я не просил тебя готовить мне. Не нужно этого делать, если не хочешь.

Но я хочу. Тебе и так нелегко внезапно стать отцом-одиночкой. Я хочу хоть как-то облегчить тебе день. Приготовить еду — это самое маленькое, но тебе будет легче от этого.

Конечно, я так не говорю вслух.

— Уверена, только свисни, и много девушек прибегут, чтобы обслужить тебя. И готовить тебе завтраки и ужины.

Ооо… черт. А это я сказала вслух. Зажмуриваюсь. Это очень смахивает на вспышку ревности. И Митя, если не дурак, а он не дурак, поймет это.

— Я никому из них не доверил бы мою дочь! — возмущенно. Но слава богу, он перевел акцент на Анюту.

— Тебе придется что-то придумать, когда я уеду.

А я должна уехать. Должна. Слишком много тут воспоминаний, которые душат.

Внутри снова нарастает ком. Я непроизвольно потираю грудь.

— Не уезжай, — хриплый бархат. Он протягивает руку и проводит пальцами по моему плечу. По телу сразу же разливается тепло, как от глотка терпкого вина.

Мне нравится, но...

Дергаю плечом и отодвигаю руку от его прикосновения. Митя оставляет ее лежать на моем подлокотнике. Рядом, но и с небольшой дистанцией. Как будто отступает, но не совсем.

— Я сегодня приезжала к своему старому дому, — откровенничаю внезапно для самой себя. — Вот почему Демид подвез меня. Он увидел, как я сижу на ступеньках.

— Зачем?

— Мне приснился кошмар в первую ночь здесь и я поехала туда. И вот сегодня тоже...

— И как?

— Кошмары не прекращаются. Они стали даже чаще.

— Тогда не езди туда, — глубоким, но тихим голосом предлагает.

— Я не знаю, почему, но не могу. Все равно еду. И вспоминаю все подробно. И они такие яркие… воспоминания. Как будто это случилось вчера, — удивленно.

— Рит…

— Я знала, что так будет. Чувствовала. Но все равно согласилась приехать. Я просто не хотела, чтобы маленький ребенок страдал. Когда Костя рассказал мне по телефону всю ситуацию… ну вот как же она без мамы? — мой голос срывается. Но я беру себя в руки. — Надеюсь, я помогла вам. Тебе и ей.

Мне нужно было понять, как внезапный отец относится к девочке. Почему он принял решение оставить ее? Мне было жизненно необходимо увидеть все своими глазами. Убедиться, что малышке будет тут хорошо. Потому что я знаю, как может быть. По-другому. И забыть это не получится.

— Ты говорила с братом об этом?

— Нет. Костя заходит к нам каждый день, когда ты на работе. Мы общаемся о том о сем. О разном. Но не об этом. Мне кажется, он и так себя винит. Не хочу накручивать ему вину еще больше. Об этом я никогда ни с кем не разговаривала.

Ни с приемными родителями. Ни с психологом, к которому они меня тогда таскали.

— Ни с кем?

— Да.

А вот с тобой вдруг захотелось поделиться. И дело даже не в том, что ты так напираешь. Просто у тебя тоже было непростое детство. Тебя не любили.

Ты меня поймешь.

Насколько я знаю, когда мать бросила Митю, она ни разу не позвонила, ни узнала, как он. И никогда не возвращалась. Просто ушла.

Любящая мать так не поступит. Что бы ни побудило мать Анюты уйти, любви там точно не было. А Митя… он старается. Делает все, что может. Пусть и без мамы, но Анюта будет чувствовать любовь отца. Пока у нее это есть, все хорошо. Это гораздо важнее, чем дорогие игрушки и куча проплаченных нянек. А я вижу, что он не пытается сбросить заботы о дочери на чужие плечи. Просто без меня ему было бы правда трудно.

Пристально смотрю ему в глаза, посылая ему свои мысли. Темнота скрывает выражение его лица.

Но так лучше. Значит, и мое скрывает.

— Рит… если уедешь, воспоминания не сотрешь. Но если останешься, можешь заменить их новыми. Вытеснить хорошими моментами. С братом. С девочками. С Анютой… со мной, — еле слышно заканчивает.

Я смотрю вперед в темноту.

Крупная теплая капля шлепается на мою руку. Потом еще одна. Закрываю глаза и подставляю лицо спасительному дождю.

Как же хочется, чтобы он смыл все плохие воспоминания…

Очистил мою душу, так же как сейчас смывает дневную жару и пыль с моей кожи.

Слышу, что Митя встает. Открываю глаза и вижу, что он стоит прямо передо мной и протягивает мне руку.

Качаю головой.

— Хочу еще немного посидеть вот так. Смыть с себя воспоминания.

Еле заметно кивает и поворачивается к двери.

— Ой, погоди. Ты не возьмешь мою сумку? Не хочу, чтобы она промокла.

Митя наклоняется и поднимает с земли мою сумку из парусины цвета хаки с удобной длинной лямкой через плечо.

— И кеды, — протягиваю ему.

Не говоря ни слова, он берет мои вещи и заходит в дом.

Снова поднимаю лицо навстречу уже усилившемуся дождю. Теплые капли как слезы на моих щеках.

Настоящий летний дождь. Очищающий.

Редкие капли превратились в устойчивый поток.

Мои темно-зеленые брюки в тон сумке очень быстро промокнут насквозь и станут тяжелыми. Их трудно будет стянуть. Недолго думая, расстегиваю молнию, снимаю их, оставаясь в черных трусиках-шортиках и майке.

Свернув брюки в валик, кладу их под сиденье.

Так намного легче дышать.

Дождь успокаивает мою жаркую кожу, даря ощущение прохлады.

Такие ласковые объятия матери-природы.

Дверь домика открывается.

Митя сейчас скажет, чтобы я зашла внутрь. Но он молчит.

Вместо этого сам выходит под дождь.

В одних лишь боксерах.

Расслабленно идет к своему стулу, медленно опускается на него и запрокидывает голову к небу.

— Мне тоже не помешает смыть с себя воспоминания, — спустя мгновение бормочет. Его негромкий рокот кажется мне таким сексуальным, что бедра непроизвольно сжимаются.

Оперевшись о мокрые подлокотники, встаю и отхожу на несколько шагов. Вытягиваю руки ладонями вверх и откидываю голову назад. Теперь я полностью во власти дождя.

С медленным выдохом очищаю свой разум.

Еще один глубокий вдох. И выдох.

Хорошо…