Позаботься о дочери

32

32

Когда я выхожу из кабинета, сталкиваюсь с Костей в гостиной.

Меня разрывает между долгом сказать ему и тем, чтобы исполнить просьбу Риты и промолчать.

Многозначительный взгляд Оскара в мою сторону проводит черту.

Если уж он считает, что будет лучше разобраться с этим, не устаивая бурю среди нас, то пусть так и будет. Его мнению я всегда доверяю.

— Что малец, не обижаешь мою сестру? — взъерошивает мои волосы Костян.

— Ты же знаешь меня, я сама кротость, — отшучиваюсь. — Слушай… ты говорил с Ритой о том, что она хочет уехать? Пытался ее отговорить? Объяснить, что здесь ее дом? — стараюсь, чтобы мой голос звучал непринужденно. Ровно.

Почти получается.

— Пытался пару раз… Она сразу же щетинится. Всегда так при любом намеке на причины, почему вообще так случилось, что она не живет здесь, Рита огрызается. И я более не настаиваю. В этом есть и моя вина. В том, что случилось тогда.

— Нет. Это не так.

— Да. Я должен был лучше приглядывать за ней.

— Ты сам был еще ребенком!

— Ни хрена я не был ребенком. Мне было семнадцать, когда все это произошло! — в его голосе гравий и сожаление.

— Ты не мог знать, что он так сделает. Не мог. Ты же сам говорил, что прятал ее у соседки, и часто сидел с ней днем.

Костя расхаживает по гостиной с ожесточением на лице. Резко останавливается. Сглатывает.

— У нас на кухне была такая длинная скатерть на столе… клеенчатая, с аляповатыми цветами. Вся прожженная окурками. И Рита пряталась под столом, когда он начинал буянить. Наш отец был приближенным к Грише-главарю. Был одним из самых жестоких из них… А когда родаков арестовали, там такой список зачитали, за что они сядут с матерью! И надолго. Хранение, воровство, нанесение особо тяжких. Там на двоих простыня была. Мы же не такие, как они? — смотрит на меня с мольбой.

— Нет, — твердо произношу. Хотя со стороны для многих так и есть. Но мы никогда не обидим слабого и невинного. Наоборот, защитим от таких вот отморозков.

— Бля… ненавижу эту систему! Мы могли бы жить без всяких опекунов вдвоем с Ритой в нашей квартире. Я был почти совершеннолетний.

— Тебе все равно не отдали бы ее. И не уверен, что она захотела бы туда вернуться, в эту квартиру в то время. Если уж даже сейчас…

— А может, и прожила бы это все, как шоковая терапия, и забыла бы. А так только и знает, что подавлять и бежать. Так что нет. Я больше ничего ей говорить не буду по поводу отъезда. Не хочу с ней ссорится больше. Не хочу ее окончательно потерять. Пусть делает так, как ей лучше!

«Так, как ей лучше», эхом отражается в моей голове, пока я иду домой.

Домой!

Это не эти четыре стены. Не баня.

Это Аня и Рита.

Я тоже должен делать так, как ей лучше.

Вот только, что, если она сама не видит, как ей будет лучше?

Давить бесполезно.

Она сама должна понять.

Рита переживает все внутри. Как будто ее приучили не шуметь с детства. Не показывать слез и того, что она расстроена.

Она ни словом, ни взглядом не дала понять, что осуждает меня за все произошедшее сегодня. Но все равно в груди растет чувство вины. Я должен был предугадать их действия и быть более быстрым.

А также не быть таким снисходительным в прошлом.

Когда я вхожу внутрь, на меня ложится тишина и напряженность.

— Как ты? — снова спрашиваю.

— Все нормально.

Вместо того чтобы спорить, я киваю. Она не будет сейчас слушать меня, если я заикнусь о том, что подавление — не выход.

— Хочешь, я приготовлю ужин? — одариваю ее одной из своих озорных улыбок.

— Да, — пожимает плечом. — Пожалуйста.

— Тебе понравится, — обещаю ей.

У меня такое чувство, что, пока меня не было, что-то еще случилось.

Слишком тихая Рита за ужином.

Но я терпеливо жду, пока она сама захочет хоть что-то сказать мне.

Вечером мы вдвоем укладываем Аню спать. Она крепко засыпает после теплой ванночки.

Нянчиться с ней — всегда поднимает настроение. По блеску в глазах Риты я вижу, что с ней так же.

Я раскручиваю на диване свернутое в рулон постельное белье.

— Давай спать.

— Спать? — Рита смотрит наверх. — А ты не хочешь…

— Хочу. Я всегда тебя хочу. Но это не то, что тебе нужно сейчас.

— Давай, я сама буду решать, что мне нужно!

— Просто полежим и пообнимаемся, — настаиваю мягко.

— Ясно. Ты не хочешь.

— Хочу! Рит… я не хочу заниматься сексом с девушкой, которая на самом деле этого не хочет!

Рита подходит ближе и утыкается лицом в мою грудь.

— Мне нужно это, — с истеричными нотками.

— Отведи меня наверх.

— Рит. Ты устала. Столько всего было.

— Просто трахни меня, — рычит. — Ты же это умеешь.

Звучит так, будто это мой самый главный навык и достоинство.

В общем-то, я сам себя так вел всегда. Винить ее не могу. Я же сам предложил ей именно это.

То, как она выругалась днем в разговоре, было лишь первым признаком ее истерики. Сейчас это начинает проявляться все больше.

А я обещал, что буду рядом, когда буду нужен.

— Хорошо.

Сжимаю ее ладонь и веду на мансарду.

Усаживаю ее на край кровати. Стягиваю трусики по бедрам, опускаясь перед ней на колени. Раздвигаю ножки шире и прохожусь губами по внутренней стороне бедра. Когда мой язык порхает по ее клитору, Рита стонет и прижимает мою голову ближе к себе, впиваясь в волосы.

Увеличиваю давление своего языка и губ.

Рита кончает очень быстро и тут же тянет меня за собой на кровать.

Нетерпеливо расстегивает мою молнию. Затем переключается на то, чтобы стянуть с себя платье. Все ее движения хаотичны.

Обнажившись, я нависаю над ней, удерживая свой вес на руках. Обвожу языком соски. Посасываю их. Ласкаю медленно.

Но она снова нетерпеливо рычит.

Я понял. Понял...

Тянусь к тумбочке за презервативом. Но Рита останавливает меня, накрыв своей рукой мою.

— Не надо. Я на таблетках. Трахни меня так.

О! Как я об этом мечтал!

Но сегодня все с привкусом горечи.

Медленно вхожу в нее. Уже заранее знаю, что она влажная и готовая.

Завожу руки ей за голову, опираясь на локти, и нежно держу, пока двигаюсь плавно, как на волнах.

— Сильнее, — шлепает меня ладонью по груди. Истеричные нотки прорываются вновь. — Хочу, чтобы ты был собой. Трахни меня не сдерживаясь.

— Хорошо, — шепчу и вхожу с резким толчком.

Если это то, что ей нужно сейчас. Если так она может отпустить свои эмоции…

Рита зажмуривается и ахает с каждым моим сильным рывком, когда я вдалбливаюсь в нее и кручу бедрами, каждый раз когда наши тела соприкасаются, чтобы стимулировать клитор.

Такой кайф чувствовать ее стеночки без резинки. Ее жар. Ее влагу.

Рита обхватывает ногами мою талию, двигаясь мне навстречу. Ее ногти впиваются в мои плечи.

В уголках глаз блестят слезы.

Она отпускает себя. Отпускает все, что накопилось, как мне кажется. Сбрасывает не только произошедшее на озере.

Я все еще не уверен в том, что это то, в чем Рита действительно нуждается. Так сложно понять ее.

«Так, как ей лучше!» Мой новый девиз.

Ее тело замирает, дергается и расслабляется. А я чувствую, как сильно она сжимает меня своими стеночками. Я кончаю следом за ней в ту же секунду. И так еле держался, когда удовольствие от голого контакта электрическими импульсами побежало по позвоночнику, но стиснув зубы, ждал ее.

Она выглядит удовлетворенной, но отворачивается, побуждая меня выйти из нее. Смахивает слезы украдкой.

— Я вытру нас, — говорю ей, сползая с кровати. — Я быстро. Сейчас вернусь.

— Не стоит, — заворачивается в одеяло. Намекает на то, чтобы я не возвращался.

— Мы спим вместе, — наклонив голову, настаиваю.

— Я устала сегодня.

— Нет! Этого не будет!

— Чего? — приподнимает голову и смотрит удивленно.

— Ты не будешь спать здесь одна. Нет! Если ты не пойдешь добровольно, я закину тебя на плечо и сам отнесу.

— Лестница узкая, — слабо возражает Рита.

— Тогда я возьму Анюту, и мы придем спать сюда. Кровать огромная. Я положу ее посередине. Мы все без проблем поместимся.

Ее глаза округляются от моего заявления.

— Хорошо. Я спущусь через пару минут.

— Договорились. Но я засекаю время! — деловито добавляю.

Она улыбается и фыркает от моего преувеличенно серьезного тона.

Но спустя ТРИ минуты спускается и устраивается рядом, когда я открываю одеяло и держу его высоко. Потом накрываю нас, притягивая ее к своей груди.