Право на счастье

Глава 5 Изумительная Грэйс

— Вам звонят, Грэйс. На линии Малони. Я сказал, что вы заняты, но она настаивает…

— Гэри, вам должно быть известно, что на ее звонки я отвечаю всегда, как бы ни была занята.

Очень стройная, элегантно одетая женщина жестом показала своему сотруднику, что просит его выйти из офиса, и взяла трубку.

— Добро пожаловать домой, путешественница. Как вам Италия?

— Италия прекрасна, как всегда, — ответила Пич. — Могу ли я попросить тебя о большом одолжении, Грэйс?

— Все, чем могу.

— Мне очень нужно привести в порядок голову именно сегодня. Понимаю, что должна была сообщить обо всем заранее, но действительно это очень важно. Сегодня вечером у меня будет встреча с людьми, которым Дрейк доверил распоряжаться моим состоянием, и я должна чувствовать себя очень уверенно.

Грэйс колебалась лишь секунду:

— Когда именно я должна подъехать?

— К трем. Голову я вымою сама. Ты знаешь, где находится моя новая квартира?

— Да, я подъеду.

Грэйс опустила трубку. Черт возьми, она не сможет встретить в аэропорту дочь! Но Кейси должна ее понять. Она ведь знает об обещании, которое Грэйс дала Дрейку.

Парикмахерский салон «Изумительная Грэйс» был одним из самых респектабельных в Лос-Анджелесе. Его посещали самые богатые мужчины и женщины, а весь персонал одевался у Алана Гастина на Беверли-Хиллз.

Грэйс вызвала в кабинет Еву. В комнату вошла привлекательная женщина в обтягивающих белых лосинах и шелковой блузе навыпуск, схваченной у талии поясом.

— Ева, у тебя ничего особенного на сегодня не запланировано?

— Я должна была причесать Джилли Джордан, но ее управляющий только что отменил заказ. Она, похоже, дала отставку какой-то заменимости, сказала, что слишком хороша для того, чтобы принести себя в жертву этому мужчине.

— Ты хочешь сказать, что она бросает первой? И кто ее новый герой?

— Она не сообщила мне имя этого баловня судьбы. Хотя обо всех говорила захлебываясь, как они ее тискали… Иногда мне кажется, что она испытывает оргазм от одного только рассказа о своих похождениях. Однако последние пару недель Джилли выглядела очень подавленной и была странно молчалива.

— Ева, ты не будешь возражать, если я попрошу тебя забрать из аэропорта Кейси? Она прилетает местным рейсом. Вылет из Чикаго в половине четвертого дня.

— Но, Грэйс, ты не виделась с ней несколько месяцев.

— Я не могу. Только что позвонила Пич Малони.

— Вот так незадача! Но ты же знаешь, миссис Малони всегда тебя поймет. Давай я пойду вместо тебя.

— Нет, я обещала Дрейку…

— Дрейка больше нет. Я приеду к ней и объясню…

— Ничего не надо объяснять. Его смерть ничего не меняет.

— Хорошо, хорошо, пусть Гэри расчехлит ножницы и займется группой японских туристов.

— У него на руках дерматит от перекиси.

— Мне очень жаль, так вели ему носить резиновые перчатки. Ты нянчишься с ним как с ребенком.

— Ева, кто из нас ведет дело, ты или я?

— Извини, мне казалось, что я здесь уже так давно, что… А как насчет повышения?

— Я прибавила тебе зарплату в прошлом месяце.

Грэйс улыбнулась. Она испытывала к этой милой, доброй женщине самые теплые чувства. Они были знакомы давно. Ева несколько раз делала попытки завести собственное дело, но ничего не получалось, и возвращалась обратно. Ей нравились красивая обстановка салона, нарядная униформа и возможность общения с голливудскими знаменитостями.

Грэйс, однако, со всеми клиентами вела себя с должной долей уважения и понимания, и каждый, кто работал под ее руководством, должен был усвоить именно эту манеру общения с клиентами, в противном случае с ним расставались.

Грэйс пригласила Гэри в кабинет, объяснила, что он должен будет остаться после обеда, и была крайне удивлена его негодованием.

— Вы же знаете, что я не могу, — начал он.

Но Грэйс всего лишь на секунду задержала взгляд на его мужских достоинствах. Этот прием всегда заставлял Гэри нервничать, возможно потому, что содержимое брюк было гораздо меньше, чем можно было ожидать. Он был удивительно красив и обаятелен, клиентки души в нем не чаяли, и многие делали попытку узнать побольше об этой части его тела, и их неизменно ждало разочарование. Гэри был не просто своим парнем, но еще и осторожным дипломатом.

— Возникла неотложная необходимость, Гэри. Прости меня, но мне пришлось попросить Еву забрать Кейси. Ты можешь работать в резиновых перчатках. И потом, клиентами будут японские туристы, а они, как правило, не красят волосы.

Тон его сразу изменился:

— Японцы? Что может быть лучше? Они умеют тратить деньги.

— Хорошо, но не переходи границ.

Гэри ушел, и Грэйс откинулась в удобном кожаном кресле, присланном из Италии. Стены были обиты светло-серым материалом, по фактуре напоминавшем замшу, и украшены многочисленными портретами кинозвезд — самых знаменитых клиентов салона. Здесь Грэйс окружил мир ее девичьих амбиций, веселого беззаботного счастья, мир победителей. Краснощекая простушка из Иллинойса стала самым известным парикмахером в этой столице грез. Но для того, чтобы подняться так высоко, ей пришлось много работать. Надо было поднимать дочь, ставшую сейчас профессором английской словесности в Иллинойсском университете, и никому Грэйс ничего не была должна, кроме Дрейка и Пич Малони. Но этот долг останется неоплатным. Если бы ей не встретился Дрейк Малони, одному Богу известно, что случилось бы с Грэйс и ее ребенком.

Холодным снежным вечером в Чэмпэйне после закрытия кафе Джерри Кейси пригласил ее прокатиться в своем «понтиаке». Он провел в кафе весь вечер вместе со своими братьями, и Грэйс была покорена его сильной, крепкой фигурой и тем особенным обаянием, каким обладают рыжеволосые мужчины. Джерри был единственным парнем в Иллинойсском университете, у кого всю зиму сохранялся загар.

Грэйс вечерами работала в кафе, чтобы платить за учебу. Маленькая бакалейная лавка в Маунт-Верноне, штат Иллинойс, позволяла ее отцу лишь еле-еле сводить концы с концами. Две старшие сестры окончили парикмахерские курсы и уехали на заработки в Чикаго, но Грэйс всегда училась блестяще и надеялась стать учительницей в школе.

В тот вечер, когда Джерри пригласил ее покататься, она колебалась с ответом всего минуту. У него была не слишком лестная репутация парня, быстро заводящего знакомства и легко расстающегося с очередной поклонницей, но Грэйс его почему-то не боялась. У Грэйс была пышная грудь, и она давно уже привыкла к приставаниям молодых людей. Но Джерри вел себя с ней по-другому, никогда не распускал руки и не пожирал глазами ее грудь, по крайней мере не делал этого слишком явно. Говорил он уважительно, Грэйс ни разу не слышала от него сальностей. И еще он был хорош собой.

Шел сильный снег, общежитие находилось далеко от кафе, и она приняла приглашение Джерри и пошла в гардеробную за пальто. Он помог ей сесть в машину и сразу включил двигатель, печку и радио. Тони Беннетти пел «Это все ты». Грэйс дрожала от холода и возбуждения. Джерри достал с заднего сиденья меховой плед и укрыл ее, бережно подоткнув мех под бедра.

— Вот так ты быстрее согреешься, — сказал он.

— Спасибо, мне и так тепло, — ответила она, — и потом, до общежития не так далеко ехать.

— А ты туда очень торопишься? — спросил Джерри.

— Как сказать… Вообще-то не очень.

— Ну вот и хорошо. Тогда мы сможем поговорить. Я долго ждал подходящего случая.

— Ты ждал?

— Я хочу сказать, что мне не нравится, как эти парни о тебе отзываются, все их замечания. — Он переключил передачу и медленно отстегнул ремень безопасности.

— Правда? — несколько смущенно спросила она.

— Я считаю, что гадко так говорить о… ну как сказать, ну, о твоем бюсте.

Несмотря на холод, лицо Грэйс будто обожгло. Она всегда стеснялась размера своей груди и старалась одеваться так, чтобы сделать эту часть тела наименее заметной.

— Думаю, что ты к ним привыкла, но меня это приводит в бешенство, и я им сказал, что думаю. Женщина представляет из себя нечто большее, чем пара толстых сисек.

— Я вовсе не привыкла к этим замечаниям и едва сдерживаюсь, когда слышу что-то подобное. Мне всегда бывает очень обидно.

Они медленно ехали по тихой заснеженной улице, разговаривая о занятиях, о людях, о музыке. Грэйс поразило, как много у них общего, и она даже не заметила, как он остановил машину, повернулся к ней лицом, внимательно ловя каждое ее слово. Словно со стороны она услышала свой голос, доверяющий ему свои тайные мысли, с какими она не могла поделиться ни с одним человеком.

Рука его скользнула по ее плечу, и они сели поближе друг к другу. Так было теплее. Когда Джерри наконец стал целовать Грэйс, ей было так приятно, что даже не хотелось его останавливать. Прошло совсем немного времени, и она почувствовала его руку под юбкой. Другие ребята первым делом всегда трогали ее грудь, и она сразу пресекала дальнейшие попытки. Джерри оказался мудрее, оставив в покое все, что было выше талии, и напрямую направился к заветной цели. Грэйс уже была доведена до той степени, при которой его прикосновения были желанными, и когда она развела ноги, пропуская его руку, Джерри знал, что контролирует ситуацию.

Нежно целуя и поглаживая ее, он подвинул Грэйс на сиденье так, чтобы ему было удобнее. Стянув с нее уже влажные трусики, он быстро расстегнул «молнию» на своих брюках и одним коротким движением овладел ею так быстро, что боль при потере невинности сгладило первое чувственное наслаждение. Джерри не успел кончить вместе с ней, и к тому времени как он достиг апогея, Грэйс испытала оргазм во второй раз. Лежа на спине в машине своего соблазнителя, расслабленно уткнувшегося ей в плечо, Грэйс надеялась, что доставила ему удовольствие и Джерри захочет встретиться с ней еще.

Кейси возбудил в Грэйс сексуальный голод, который вряд ли соответствовал его собственному либидо. Каждый вечер он забирал ее с работы, и в машине они часами наслаждались друг другом. Но поскольку главный интерес для Джерри состоял не в сексе, а в умении побеждать, вскоре его пыл угас. Не прошло и месяца, как он перестал заглядывать в кафе, и, будучи достаточно прагматичной, Грэйс поняла, что ее роман закончился. Она старалась погасить в своей душе вспышки обиды на Джерри. Но в положенный срок месячные не пришли, и Грэйс поняла, что беременна.

Рядом не было никого, кто мог бы помочь, и вся ее самонадеянность моментально разбилась вдребезги. Даже если бы она посмела рассказать о случившемся родителям, они бы просто отказались от дочери как от шлюхи. В середине двадцатого столетия женщина только под угрозой смерти могла решиться на аборт. Стоило это очень дорого и было опасно, так как считалось уголовно наказуемым, и Грэйс решила уехать из Иллинойса туда, где ее никто не знает.

Она мечтала отправиться в солнечную Калифорнию, но для этого нужны были деньги. Придется встретиться с Джерри Кейси и попросить его о помощи. Конечно, Грэйс хотела выйти за него замуж, но была не столь глупа, чтобы на это рассчитывать. Только через две недели она отловила соблазнителя в университете:

— Привет, Джерри, как поживаешь? Никак не могла тебя поймать.

— Да… Я был очень занят.

— Джерри, я беременна.

— Я не люблю такие шутки, Грэйс. Мне пора в аудиторию.

— А я и не шучу. Мне нужна твоя помощь.

— Если ты вбила себе в голову идиотскую мысль, что я женюсь на тебе, забудь об этом. Тебе нравилось этим заниматься не меньше, чем мне.

Грэйс постаралась не расплакаться. Ее первый мужчина уходил от ответственности. Ну что же, этого следовало ожидать. И она заговорила так же грубо, как и он:

— Не будь дураком, Джерри Кейси! Уж за тебя бы я вышла замуж в самую последнюю очередь. Не хочется иметь мужа-мошенника, а ты всегда только тем и занимался, что морочил девчонок.

— Тогда чего же ты хочешь? — Лицо его приняло подозрительно-угрюмое выражение.

— Денег. Столько, чтобы хватило уехать в Калифорнию.

— На моем банковском счету всего пятьдесят зеленых.

— Этого мало. Попроси у отца.

— Не могу. Я уже занял у него на переэкзаменовку в прошлом семестре.

— Попроси у него, Джерри! А не то, клянусь Богом, я сделаю это сама.

— Ладно, ладно, но мне никогда не получить от него больше двухсот.

— Когда ты мне их отдашь?

— Завтра.

— Ах ты подонок! Так у тебя уже на руках эти деньги. Ты мне солгал.

— Договор есть договор, — ухмыльнулся он.

Больше всего сейчас Грэйс хотела бы кастрировать его, чтобы Джерри больше никого не смог поставить в такое унизительное положение.

— Завтра, в это же время, — четко сказала она.

— Только перед тем, как получить деньги, ты дашь расписку в том, что не я отец ребенка. Чтобы больше ты у меня не просила. Поняла?

— Ублюдок!

И она поспешила прочь. Грэйс не хотела, чтобы он видел ее слезы. Разве этому сукину сыну есть дело до того, что она собирается стать матерью его ребенка?

На следующий день произошел обмен расписки на деньги.

— Пока, моя сладкая. Счастливого путешествия! Может, твои груди сделают тебя кинозвездой.

— Ты завидуешь моим большим сиськам только потому, что твой член никуда не годится. Его даже близко нельзя поставить рядом с членом Дункана или Гарри, так и знай.

Джерри скривился от злости и досады:

— Стерва! Ты с моими друзьями тоже спала! Откуда ты можешь знать, что это мой ребенок?

Она усмехнулась:

— Я и не знаю.

Грэйс поспешила затеряться среди студентов и была очень собой довольна. Последнее слово осталось за ней. Вот так!

Грэйс встала из-за стола и вышла в зал проверить, как идут дела. Она делала это часто, так как где-то в глубине сознания таился страх, что все это только мираж и она вдруг снова окажется в Иллинойсе, беременная и одинокая. Работа Грэйс заключалась в том, чтобы женщины выглядели молодо и красиво, и в этом была какая-то странная ирония судьбы. Ведь сама она смотрела с высоты прожитых лет на свою молодость и привлекательность с отвращением. Грэйс наблюдала за сотрудниками, и тягостные, леденящие душу воспоминания уходили прочь. Радовало сознание того, что салон этот принадлежит ей целиком. Других собственников нет. Все долги оплачены. Все, кроме одного.

Грэйс оставила учебу через два дня после окончательного разговора с Джерри. На автобусе она поехала в Чикаго, где работали парикмахершами ее сестры Элдона и Бланш. Она не была уверена в гостеприимстве сестер, но все равно это лучше, чем возвращаться домой. Она всегда была для родителей любимой дочерью, симпатичной и умненькой, в школе — отличница, а для отца, не имевшего сыновей, стала еще и воплощением честолюбивых надежд. Он мечтал об адвокатской карьере для дочери, а может быть, о карьере врача или учителя. Грэйс чувствовала, что сестры недолюбливают ее из-за этого.

Однако они приняли Грэйс тепло. Возможно, их самолюбие тешило то, что у младшей сестренки тоже есть недостатки. Квартирка, где они жили, была маленькой, но и ей нашлось место на кушетке и работу сумели подыскать — помощницей парикмахера в салоне, где сами работали. Грэйс было очень неловко, но она решила скрыть от сестер, что у нее есть двести долларов. Ведь как только родится ребенок, она уедет в Калифорнию и начнет там новую жизнь.

Бланш купила ей обручальное кольцо и настояла на том, чтобы Грэйс сменила имя. Так они будут чувствовать себя увереннее. Элдона, страстная поклонница кинематографа, предложила имя Гейбл, в честь ее кумира Кларка Гейбла. Грэйс не стала возражать. Чикаго был для нее всего лишь перевалочной базой.

Работая с сестрами, она научилась любить свое дело. Ей нравился запах парфюмерии. Грэйс оказалась отличным работником, всегда была готова услужить. Она быстро и аккуратно подметала, весело разносила мастерам чистые расчески и бигуди, с дружелюбной улыбкой подавала кофе.

Когда беременность стала заметной, управляющий выдал ей униформу на размер больше, чтобы скрыть это обстоятельство, но и платил ей меньше, чем другой, за ту же работу. Элдона сочинила историю о том, что муж Грэйс оставил ее и ушел служить на флот, и все сочувствовали тому трудному положению, в котором оказалась будущая молодая мать.

Грэйс должна была родить в сентябре, но всем рассказала, что ребенок появится в ноябре, не раньше. Каждый заработанный пенс был чертовски нужен ей. Она экономила на всем, ей было крайне важно сохранить работу до последнего дня.

Как-то вечером Грэйс, вернувшись вечером с работы, обнаружила письмо от матери. С тех пор, как она, не объясняя причины, сообщила матери, что ей пришлось оставить учебу и стать парикмахером, прошло два месяца. Дрожащими руками она вскрыла конверт.

Милая Грэйс.

Твой отец и я желаем тебе удачи. Нам очень жаль, что ты больше не учишься, но ты вправе устраивать свою жизнь как сочтешь нужным. Мы разочарованы, но мы все равно любим тебя за то, что ты всегда была хорошей девочкой. Такой и оставайся.

Твоя любящая мама.

Грэйс проплакала всю ночь.

Работая по девятнадцать часов в сутки, она все же сумела родить здоровую девочку семи фунтов весом в родильном приюте Святой Анны. Она назвала дочку Кейси. Раз отец не захотел дать ребенку своей фамилии, пусть хоть имя дочери звучит как фамилия ее отца. Поскольку она зарегистрировалась как миссис Гейбл, то эта же фамилия перекочевала в свидетельство о рождении ребенка. Отец был записан как Пауль Гейбл, адрес неизвестен. Все. Теперь ни одна живая душа не узнает, что ее дочь — незаконнорожденная.

Грэйс стала кормить девочку грудью, поскольку знала, что при переезде через всю страну не будет возможности заниматься булочками и смесями. Она никому не рассказала о своих планах, так как не хотела проводить в Иллинойсе еще одну унылую зиму. Грэйс рвалась к солнцу.

В первых числах ноября Грэйс с тремя сотнями долларов, зашитыми в потайной пояс на теле, села в автобус. Она оставила записку, в которой благодарила сестер за помощь и обещала связаться с ними как можно скорее. Ребенка она несла на руках, как и маленький чемоданчик с одеждой и бумажными подгузниками.

Эти недели долгого пути и сплошного страха редко всплывали в памяти Грэйс. Лос-Анджелес показался ей грязным, неухоженным городом, в котором люди были каким-то чужеродным элементом, хозяйничали здесь машины. Грэйс не могла устроиться на работу, так как не нашла никого, кому бы могла доверить заботу о своем ребенке. Ей пришлось остановиться на окраине в грязной третьесортной гостинице, населенной проститутками и пьяницами. У молодой матери было ощущение, что ее прокляли и сослали в ад.

Однажды утром, когда она спускалась по загаженным ступеням в магазин, ее остановила женщина. Лицо у нее было грубо раскрашено, а одежда вызывающе обтягивала фигуру.

— Эй, могу я посмотреть на вашу малышку? — спросила она.

Грэйс остановилась в нерешительности. У женщины была очень добрая улыбка, а Грэйс так истосковалась по дружбе! Она откинула кружевной уголок, и новая знакомая склонилась к лицу малышки.

— О, какая красавица! А сколько ей?

— Чуть больше двух месяцев. А как вы узнали, что это девочка?

— По розовому одеялу.

Обе женщины рассмеялись и легко разговорились. Грэйс узнала, что ее новую приятельницу зовут Лили, у нее трехлетний сын. Она пригласила Грэйс попить кофе, и та приняла приглашение. За кофе с окаменевшим печеньем Грэйс поведала Лили о своих проблемах.

На следующее утро Лили пораньше разбудила Грэйс:

— Девочка, у меня есть идея.

Грэйс пригласила ее в комнату и, занимаясь с малышкой, стала слушать.

— Послушай меня, — продолжала гостья, — ты не можешь жить здесь, в грязи, с ребенком. Я позвонила женщине, у которой живет мой сыночек Бобби, и она согласилась присмотреть за Кейси недельку, пока ты не найдешь работу. Тогда ты сможешь ей заплатить. Она очень хорошая женщина и тоже очень нуждается в деньгах.

— Далеко она живет? — спросила Грэйс.

— Мы могли бы поехать на автобусе прямо сейчас. Я хочу поскорее вернуться и лечь поспать, у меня была трудная ночь.

В соседнем районе, где жила миссис Голдхаммер, дома были маленькие, лужайки аккуратно подстриженные, повсюду на подоконниках росла герань. Лили повела новую подругу к домику с розовыми оштукатуренными стенами и крышей из красной черепицы. Навстречу им вышла полная женщина.

— Привет, миссис Голдхаммер. Это моя подруга Грэйс Гейбл. А это ее Кейси. Не правда ли, милашка?

Женщина улыбнулась:

— Прелестный ребенок. Ну, иди ко мне, дай мне на тебя, красавицу, посмотреть.

Вдруг из-за двери выскочил мальчишка и со всех ног помчался к Лили. Грэйс поразилась происшедшей в ней перемене: из уличной шлюхи Лили превратилась в любящую и страдающую мать. Миссис Голдхаммер торопливо провела их в дом:

— Заходите побыстрее. Эти инспектора вечно суют повсюду свой нос.

Они прошли в гостиную. Паркетные полы отполированы до блеска. Мебель хотя и старая, но тщательно протерта. Коврик на полу почти протерся, а куклы на кушетке самодельные, но дом дышал уютом и чистотой.

За крепким чаем миссис Голдхаммер предложила следующее:

— Грэйс, я возьму вашу девочку на неделю, а когда вы найдете работу, я смогла бы стать для Кейси дневной няней. Мне тоже нужны деньги. В отделе социальной защиты платят совсем немного, муж мой умер, и помочь мне некому, вот и приходится зарабатывать на жизнь.

Эта женщина понравилась Грэйс, но она уже научилась не доверять первому впечатлению. Кроме того, ей не хотелось отдавать своего ребенка в чужие руки, а самое главное, страшно не хотелось возвращаться одной в свое логово. Что она будет делать там среди шлюх и пьяниц, если не будет занята ребенком?

— Миссис Голдхаммер, я кормлю Кейси грудью. Она никогда не пила из бутылочки. Если я оставлю ее на неделю, у меня пропадет молоко.

— Когда-нибудь тебе все равно придется перейти на смеси. Ты не можешь и работать, и кормить ребенка грудью. Я знаю, как готовится детское питание. Твоя девочка будет сыта и довольна, можешь не волноваться.

В словах миссис Голдхаммер был резон, да и сама Грэйс не могла придумать ничего лучшего, чем ей предложили. Перед уходом она в последний раз покормила дочку. Ей было и страшно, и жалко оставлять ребенка у чужого человека. Всю дорогу в автобусе она тихонько плакала.

Грэйс обошла все парикмахерские, рестораны, фирмы по трудоустройству. Переполненные молоком груди нестерпимо болели. Она попыталась сцедить немного молока, но боль не утихала. Помочь мог только маленький ротик ее девочки, только он один. Одна мысль о ребенке вызывала прилив молока и жуткую боль в груди.

К концу пятого дня Грэйс отчаялась. Деньги таяли с поразительной быстротой. Совершенно больная, Грэйс решила найти миссис Голдхаммер и попросить ее еще немного побыть с девочкой.

Короткие зимние дни быстро сменяются сумерками. В том душевном смятении, в каком находилась Грэйс, она не запомнила дорогу к дому, который видела всего один раз. Ночью все выглядело совсем по-другому, и Грэйс заблудилась. Проблуждав в незнакомом районе не меньше часа, она решила отыскать нужный ей адрес по телефонному справочнику. Грэйс медленно шла по бульвару Пико, мимо проезжали машины, сбавляя скорость возле нее, но несчастная женщина делала вид, что не замечает их. Кто-то окликнул ее с совершенно очевидными целями, подтверждая свои намерения непристойным жестом. Кто-то крикнул что-то на языке, которого она не понимала, но догадалась о том, что было от нее нужно.

Грэйс устала, от боли и слабости кружилась голова, но она заставляла себя идти как можно быстрее. Она была напугана и очень одинока. Увидев свет в винной лавке, она поспешила туда, надеясь, что там есть телефон. Яркий свет и тепло сразу же ее успокоили, и она не обратила внимания на окружение. Грэйс надо было поговорить с кем-нибудь, лишь бы избавиться от панического страха. Худой мужчина с узким лицом и слипшимися грязными волосами смерил ее холодным взглядом.

— Прошу вас, дайте мне взглянуть в вашу телефонную книгу. Я оставила своего ребенка у…

— Двумя кварталами дальше на бензозаправке есть телефон-автомат.

Враждебный тон подействовал на нее как ушат холодной воды. Выходить на улицу страшно, но и оставаться с ним в магазине тоже было жутко. И она вернулась в темноту ночного города. Поднимался ветер. Грэйс вымоталась до предела, но желание как можно скорее найти дочь казалось выше усталости.

Проведя детство и отрочество в маленьком городке, где каждый знал друг друга, она не выработала в себе чувства самосохранения, которое дети больших мегаполисов впитывают с молоком матери. И теперь этот неведомый ранее страх за свою жизнь овладел ею. Вся прежняя уверенность в том, что она может справиться с любой ситуацией, рухнула. Сердце колотилось как бешеное.

Наконец она добралась до бензоколонки и с облегчением нырнула в телефонную будку. Закрыв за собой дверь, она трясущимися пальцами стала перебирать страницы, испещренные длинными колонками цифр. Свет в будке был тусклым, а глаза у Грэйс туманились от страха и ветра. «Господи, помоги мне найти этот адрес! Доченька моя!» — молила она.

Грэйс была так поглощена поисками, что не заметила, как подъехали пять молодчиков и, приставив к животу служащего ружье, стали снимать кассу, вытряхивая содержимое в сумку. Раздосадованные тем, что денег оказалось меньше, чем ожидали, они выместили злость, выстрелив служащему в висок. Кто-то отпихнул труп ногой, брезгливо поморщившись. Убийцы сели в машину и готовы были уехать прочь, как один из них заметил в телефонной будке девушку:

— Похоже, ребята, нам надо взять с собой этого котеночка.

— Давай тащи ее сюда.

Бандит выскочил из машины, остановившейся всего в нескольких дюймах от будки. Убедившись, что девчонка действительно одна, он толкнул дверь.

Грэйс вскрикнула от боли, дверь вонзилась ей в спину, прижав к аппарату. Юнец быстро закрыл рукой ей рот и потащил к машине. Она лягалась, кусалась, изворачивалась, но борьба была абсолютно бесполезной, и через несколько минут она оказалась на полу под задними сиденьями, прижатая к полу тремя парами тяжелых сапог. Ноги больно давили ее наболевшую грудь, Грэйс попыталась закричать, но ее ударили сапогом в лицо, и она услышала металлический звук открываемой финки. Лезвие оказалось у ее горла.

— Молчи, стерва, или я тебя сейчас разукрашу как следует.

Она тихо застонала, но попыток кричать или бороться больше не делала. Грудь, прижатая сапогами, разрывалась от боли, по сравнению с которой страх смерти отошел на второй план. Надо было что-то придумать! И хотя Грэйс понимала, что ее не ждет ничего хорошего, ради ребенка надо было выжить. Поэтому у нее хватило мужества молчать, пока машина наконец не остановилась в темной аллее.

— Давай здесь, я спешу.

— Заткнись, мы все спешим. Давай убери свой член от нее. Я увидел ее первым, и я возьму ее первым.

Грэйс выволокли из машины, и грубые руки сорвали с нее одежду. Было холодно, дул ветер, но насильников самочувствие жертвы не беспокоило. Двое держали ее за ноги, один уселся сверху, не давая вырваться. Огромная ладонь зажала ей рот, чтобы не кричала. Ее пронзила жуткая боль, когда чей-то громадный и сухой пенис вонзился в нее. Чьи-то руки тискали ее наболевшую грудь, огромный рот накрыл ее сосок и стал мять его.

— У этой матки молоко! — закричал он, отваливаясь, но тут же другой занял его место.

— Давай быстрее, мой уже готов! — крикнул третий.

— Да ты суй ей в рот, дырка от задницы!

Внезапно Грэйс почувствовала на своей голове тяжесть здорового торса.

— Открой рот, ты, сука!

Почти в бессознательном состоянии и едва способная дышать, Грэйс старалась увернуться, но что-то вонзилось ей в ухо.

— Бери, стерва, или я засуну его туда.

Грэйс открыла рот, еще не понимая, что от нее требуется. Тело над ней перекрывало доступ воздуху, дышать было нечем, и, беспомощно глотая воздух и всхлипывая, она постепенно теряла сознание. Она обращалась с мольбами к Богу, но он не внимал ее молитве. Грэйс знала, что, если даже умрет в руках этих подонков, им будет безразлично. Насильники использовали ее вновь и вновь, пока не показались фары патрульной машины, заставив их отскочить от разбитой плоти, которая всего несколько минут назад была очаровательной женщиной. Машина ехала прямо на нее, и слуги закона едва не раздавили ее, чуть не довершив начатое бандитами. Грэйс ничего не чувствовала. Полицейский вышел и осветил фонарем растерзанное, окровавленное тело.

Кровь сочилась из ножевых ранений на лице и теле.

— Господи, что за месиво! Думаешь, она выживет?

— Думаю, нет. Давай положим ее на заднее сиденье и отвезем в больницу.

Два молодых полицейских быстро уложили Грэйс в машину, даже не позаботившись о том, чтобы прикрыть ее наготу.

— Это одна из молодых проституток. Теперь ей долго не придется заниматься своим ремеслом.

— Или никогда.

Но Грэйс выжила, навсегда простившись со своей юностью, со своими мечтами о счастье, погибшими в этой страшной ночи. Спустя три дня она вспомнила, что случилось. Через четыре она набралась смелости попросить сестру разыскать Лили. Но пришлось подождать еще неделю, прежде чем Грэйс увидела ее. В довершение прочих бед у нее начался абсцесс обеих молочных желез и врачу пришлось вскрыть их.

Увидев Лили, персонал больницы утвердился в мысли, что Грэйс, как и ее подруга, проститутка. Лили была достаточно тактична, чтобы не расспрашивать о том, что произошло. Она рассказала, что миссис Голдхаммер любезно согласилась позаботиться о девочке, пока Грэйс не выздоровеет. Правда, Лили не сказала о том, что ей пришлось заплатить няньке.

Через несколько дней Грэйс спросила сестру, почему ее никто не допрашивал. Почему никто не пытался разыскать преступников? Она была озадачена презрительным смешком сестры, когда та ответила, что они считают это простой тратой времени.

Дни и ночи были наполнены страхом. Она засыпала и просыпалась, видя перед глазами одно и то же. Снова и снова воображение рисовало перед ней картины насилия. Все дни в госпитале она беспрерывно плакала, а ночи заполнялись кошмарами. Поначалу персонал больницы относился к ней с пониманием, но потом ужасные крики по ночам стали раздражать, и они потеряли терпение.

Грэйс и сама страдала от того, что не могла переступить через этот горький опыт, и когда врач спросил ее, не будет ли ей легче дома, она сказала «да». Но где был ее дом? Только у Лили — единственной подруги. Насильники не только украли ее молодость, красоту и исковеркали душу, но и отобрали последние деньги.

Через три недели Грэйс выписали из больницы. Она была худой и слабой и еще не могла сидеть. Опухоль на лице спала, лиловые шрамы стали желтыми. Молодой практикант, зашивавший ей веко, очень нервничал, и в результате левый глаз был полуоткрыт. Груди ее с каждым днем становились меньше, словно тело само старалось избавиться от каких-либо признаков сексуальности.

Лили пришла в больницу забрать Грэйс, заказав для нее такси. Не успела Грэйс выйти за порог, как леденящий страх сжал ей сердце. Как сможет она заработать на жизнь и прокормить своего ребенка? Она теперешняя, опустошенная, с израненной душой и исковерканным телом?..

В этот день погода в Лос-Анджелесе была на редкость хорошей. В прошлую ночь шел дождь, и прохладный ветер разогнал смог. Солнце сияло на чистом небе, и вдали были видны заснеженные вершины. Впервые после того, что случилось, Грэйс поблагодарила Бога за то, что осталась жива.

Такси подъехало к розовому домику миссис Голдхаммер, тому самому. Она вышла на крыльцо с малюткой Кейси на руках, и Грэйс бросилась из машины к ребенку. Женщина подала Грэйс ее сокровище, обнимая их обеих, поскольку для ослабевшей матери девочка была слишком тяжелой. Грэйс заплакала, а вместе с ней Лили и миссис Голдхаммер.

Навестив детей, подруги в одиночестве вернулись в гостиницу. Лили помогла Грэйс подняться по ступенькам.

— Послушай, Грэйс. Я думаю, ты не будешь возражать. Я не могу платить за две комнаты, поэтому попросила поставить в мою еще одну кровать. Ладно?

— Не знаю, смогу ли я с тобой когда-нибудь расплатиться. Я и раньше не могла найти работу, а теперь это будет еще сложнее. — Грэйс подошла к трюмо. В маленькой комнатке стало совсем тесно.

— Подожди… Пусть пройдет немного времени, чуть-чуть косметики, и ты будешь в отличной форме, поверь мне, — сказала Лили, чтобы хоть как-то утешить ее.

Не прошло и недели, как Грэйс провела первый эксперимент с косметикой подруги. Но главное, надо поскорее изгнать из сердца ужас, не дававший ей возможности находиться одной в комнате гостиницы. Грэйс не могла спать, ее постоянно мучили кошмары воспоминаний. Наконец она приняла решение. Оно было пугающе простым и горьким.

— Лили, я… я решила делать… то же, что и ты.

— Глупышка! У тебя есть образование! Неужели ты думаешь, что я работала бы проституткой, умей я делать что-то другое?

— В этом-то и весь вопрос, Лили. Я тоже ничего не умею. Я не могу найти работу. Я не могу даже собирать мелочь за проезд из-за больных глаз, и я не могу жить за твой счет.

— Господи, Грэйс, послушай меня. Каждую ночь, когда я выхожу на работу, я смертельно боюсь. Ведь то, что случилось с тобой, со мной тоже может произойти в любую минуту. Поверь, девочка, в наших услугах гораздо чаще нуждаются извращенцы, чем симпатичные ребята. Ты даже не представляешь, что это такое. Это так отвратительно!

— Может, теперь мне будет везти, Лили… Хуже, чем тогда, уже не будет. Я буду осторожна.

Лили покачала головой:

— Не понимаю, как после того, что с тобой случилось, ты можешь думать о том, чтобы с кем-нибудь трахаться.

— Я уверена, что никогда не смогу заниматься этим для удовольствия. Никогда! Но за это платят деньги, а они мне очень нужны.

Ночь за ночью Грэйс выходила на улицу вместе с Лили, но никак не могла заставить себя… Если какой-то прохожий выказывал свое расположение, она тут же оставляла клиента разочарованным и озадаченным. Лили ей была не помощник, так как сразу отказалась поддерживать ее в этом начинании. Если Грэйс решила стать шлюхой, пусть идет по этому пути сама, без нее. Лили считала, что подруга и так много хватила на своем веку, чтобы добавлять к своим грехам еще и этот.

Шло время. Грэйс слабела с каждым днем. Она не хотела есть то, что покупала Лили, боялась спать, потому что во сне ее терзали кошмары. Лили зарабатывала меньше денег, чем обычно, потому что боялась оставить Грэйс надолго одну, и в сутки еда их сводилась к кофе да порции спагетти. Грэйс еще сильнее похудела, глаз почти не открывался. Она была близка к отчаянию.

Спасение иногда приходит, когда надежд уже, кажется, нет. Так случилось и с Грэйс. Однажды ночью она вновь вышла на улицу, твердо решив на этот раз победить страх и отвращение. Она не видела Кейси больше недели, и ей нужны были деньги хотя бы на автобус. На углу она заметила симпатичного парня и неуверенно подошла к нему, стараясь вспомнить, что в таких случаях говорят клиентам проститутки. Но от волнения смогла лишь выдавить:

— Привет.

— И тебе привет, — ответил он, заинтересованно ее разглядывая.

Она судорожно пыталась вспомнить подходящие к случаю слова, но язык ее онемел.

— Ну, — спросил он, — хочешь немного подзаработать?

Грэйс кивнула. Незнакомец подхватил ее под руку и потащил и поджидающей на углу машине. Загорелись фары, и заработал двигатель.

— Тебе сегодня повезло, маленькая леди. У нас полный дом молодых самцов с тугими кошельками и мошонками.

Грэйс в ужасе взглянула на машину и увидела там шестерых парней. Она попыталась вырваться, но незнакомец крепко держал ее за руку. Надо было бежать, спасаться! Грэйс со всей силы ударила его ногой в пах. Он ослабил хватку, и она рванулась от него прямо на проезжую часть. И в это время ей наперерез вырвался длинный черный лимузин. Она его не видела, как и не помнила удара…

Двумя неделями позже Грэйс снова очнулась в больнице. Но на этот раз все выглядело совсем иначе. Она была не в палате, а в комнате. На трюмо стояла ваза с букетом красных роз. Она попробовала пошевелиться и поняла, что руки и ноги в гипсе; на глазу была повязка.

В комнату вошла сестра и удивленно уставилась на пришедшую в себя Грэйс.

— Слава Богу! — воскликнула она, дотронувшись до руки Грэйс и легонько пожав ее. — Вы слышите, что я вам говорю?

Грэйс улыбнулась и медленно зашевелила губами. Собственный голос показался ей чужим.

— Да, слышу. Кто вы?

Медсестра покачала головой и вознесла к небу глаза, посылая благодарность Господу.

— Милая, меня зовут Кейти, я ваша личная медсестра и нахожусь рядом с вами постоянно, днем и ночью. Пойду сообщу мистеру Малони радостную новость.

Через час в комнате Грэйс начался настоящий переполох. Сестры, няни, врачи — все собрались посмотреть на загадочную молодую женщину, вышедшую наконец из комы. Грэйс была смущена вниманием и проявленным к ней интересом. Однако как приятно тешиться в тепле их участия!

Когда они с Кейти остались одни, Грэйс задала самый важный для нее вопрос:

— Что с моей дочкой? С ней все в порядке?

— Ребенок? Но у тебя не было ребенка. Мистер Малони сбил тебя своей машиной, разве ты не помнишь?

Грэйс смутилась. Она ничего не помнила. И в тот момент, когда она собиралась с мыслями, в сопровождении медсестер появился высокий симпатичный мужчина. Он подошел к ее кровати и ободряюще улыбнулся.

— Ну, хорошо, что все наконец хорошо кончилось. Вы спали довольно долго, юная леди.

— Сколько? Как долго? — спросила Грэйс.

— Две недели. Кстати, меня зовут доктор Аллисон.

— Две недели! Боже, мой ребенок!

Кейти отвела врача в сторону и рассказала, что у больной есть ребенок. После небольшого совещания они пригласили в комнату Дрейка Малони. Тот, не обращая ни на кого внимания, направился прямо к Грэйс. Он пристально посмотрел в ее лицо, чтобы убедиться, что она действительно в сознании, и пробурчал:

— Слава Богу!

— Помогите мне, пожалуйста, — обратилась к нему Грэйс.

Заинтригованный страхом, звучащим в ее просьбе, Малони наклонился поближе:

— Я сделаю для вас все, что в моих силах.

— Найдите моего ребенка… пожалуйста, найдите мою дочку.

— Расскажите мне все. Если ваш ребенок жив, я найду ее непременно!

Запинаясь и подолгу подбирая нужные слова, она назвала имена и места, которые могли помочь в поисках. Дрейк Малони слушал, затем стал задавать вопросы, возвращающие Грэйс к ее жизни в Лос-Анджелесе. Нелегко было отыскать концы. Лили арестовали и выселили из гостиницы. Она пропала неизвестно куда. Миссис Голдхаммер, не получая плату, сдала девочку властям. Постепенно усилиями нанятых Дрейком людей удалось найти дом, куда отдали Кейси на попечение.

Когда Грэйс выписали из больницы, Дрейк Малони взял ее к себе в дом, там она и встретилась с дочкой. Из-за серьезных повреждений и ослабленного физического состояния Грэйс требовался длительный восстановительный период. Дрейк следил за тем, чтобы она имела все необходимое для скорейшего выздоровления, и, хотя сам часто был в отъезде, его люди относились к ней с неизменным вниманием и участием.

Грэйс начала выздоравливать. Серьезное сотрясение мозга в какой-то мере помогло загнать воспоминания об изнасиловании на задворки памяти, и она вспоминала прошедшее словно сквозь густую завесу, оставленную двумя неделями комы. После искусной пластической операции молодая женщина без содрогания могла смотреть на себя в зеркало.

Она стыдилась доверия и заботы, с какими относился к ней Дрейк Малони. Грэйс знала, что при всем своем богатстве и влиянии он винит себя в том, что произошло. Но с возвращением сил Грэйс чувствовала потребность в независимости.

Как-то после ужина в один из редких вечеров, когда Малони был свободен, он пригласил ее прокатиться в новой спортивной машине. Кейси осталась на попечении Кейти, которая относилась по-матерински и к Грэйс, и к ее ребенку. Необходимо отметить, что, хотя Грэйс и жила в одном доме с Малони и иногда они вместе ужинали, отношения их оставались довольно официальными. Она согласилась на прогулку, потому что собиралась ему сообщить, что больше не хочет быть для него обузой.

Легкий ветерок трепал ее густые каштановые волосы, и, сбавив скорость, Дрейк завел с ней разговор:

— Грэйс, не могу тебе даже объяснить, как я сожалею о том, что случилось.

— Мистер Малони, произошел несчастный случай. Вашей вины здесь нет. За рулем были не вы. И кроме того, я сама выскочила на проезжую часть. Я очень благодарна за все, что вы для меня сделали, но вы ни в чем не виноваты.

— Может быть, и нет, мне лучше знать. Я торопился. Мне не хотелось приехать в театр после поднятия занавеса, и я сказал шоферу, чтобы он забыл об ограничениях скорости и не беспокоился о штрафе. Этого никогда бы не произошло, будь жива моя жена и будь она со мной в машине. Я могу только благодарить Бога за то, что вы остались живы.

Грэйс спросила себя, сможет ли она рассказать ему правду и освободить его от чувства вины. Или лучше промолчать, обеспечив тем самым безбедное существование себе и Кейси, играя на его ответственности? Она внимательно посмотрела на Малони и увидела в нем очень ранимого человека, которого смогли разглядеть очень немногие.

— Нет, мистер Малони. Вы не сбили, а спасли меня. Пожалуйста, продолжайте вести машину, пока я буду говорить. И не смотрите на меня, а то я не смогу ничего рассказать.

Она глубоко вздохнула и нырнула в прошлое, возрождая в памяти боль и унижение, которые ей пришлось пережить. Она рассказала ему мрачную историю своей юности, не упустив ни одной черной детали.

Малони повез ее домой. Помогая выйти из машины, он обнял ее и прижал к груди. Они долго стояли молча.

— Грэйс, старая мудрость гласит, что тот, кто спас чью-то жизнь, приобрел на нее право. Может, я спас твою жизнь, может, так было ниспослано свыше. Кто знает! Может быть, ты и права. Но сейчас, когда твоя жизнь спасена, мы должны сделать ее достойной. Я знаю, что ты хочешь оставить прошлое в прошлом. Значит, завтра мы обсудим твое будущее, и запомни: ты больше не одна.

Он поднес к губам руку Грэйс и поцеловал ее. Затем, резко повернувшись, пошел к себе. Ужасная история, которую он только что услышал, взволновала и расстроила Малони, но он был восхищен мужеством Грэйс. Она заслуживала помощи.

На следующий день было принято решение, что Грэйс пойдет учиться на косметолога. Дрейк, не афишируя этого, снял для нее недалеко от школы квартиру, хорошо обставил и обещал ежемесячно переводить деньги на ее счет в банке. Однако Малони настоял на том, чтобы маленькая Кейси продолжала жить с ними до той поры, пока Грэйс не закончит школу и не станет работать. Тогда и только тогда может пойти речь о независимости.

Шло время, и мечты Грэйс понемногу стали воплощаться в жизнь. Она открыла свой салон и благодаря связям Дрейка сразу стала причесывать кинозвезд. Иногда Грэйс занимала деньги у Малони, но считала делом чести отдавать долги. Их дружба для обоих была чем-то совершенно особенным.

И вот однажды, когда она уже встала на ноги, Дрейк позвонил из Сент-Луиса и попросил приехать на свадьбу. Грэйс помогла молоденькой и очень красивой невесте с прической и косметикой, и после этого Дрейк попросил ее о первом и последнем одолжении:

— Грэйс, она молода и красива, как и ты. Я очень люблю Пич и хочу, чтобы ее окружали друзья. Если моей жене когда-нибудь понадобится твоя помощь, будь рядом с ней. Обещаешь?

И Грэйс дала ему слово.

Хозяйка роскошного салона еще раз обвела взглядом зал. Да, это реальность. Затем она села в белый «мерседес» рядом с шофером, и машина рванула с места. Странно, почему Кейси решила приехать домой в такое горячее для преподавателей время? Сердце заныло от тревожного предчувствия. Неужели она никогда не перестанет волноваться за свою дочь?