Преступление без срока давности

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Заканчивался лунный месяц Рамадан, девятый по исламскому календарю. Вот уже четвертую неделю все правоверные каждодневно постились «с момента, когда можно отличить белую нить от черной, и до захода», — видимо, надеялись попасть после смерти в рай через рийан, ворота, открытые лишь тем, кто соблюдает умеренность.

«Нет уж, на хрен. — Доктор Йоханнес Лепето скривил в улыбке толстые, вывороченные наружу губы и, глянув на стоявшее еще высоко солнце, с удовольствием хватанул „Мартеля“. — Какую, к едрене фене, можно требовать умеренность от человека, закончившего Университет имени Патриса Лумумбы!» Поучился бы в нем сам Мухаммед, так и он бы привык пить все, что горит, и трахать все, что шевелится. А что уж говорить о дальнем потомке вождей племени атси, ныне ставшем президентом Республики Серебряный Берег. Однако доктор Лепето был не настолько глуп, чтобы открыто оскорблять наследие проклятого колониального режима, доставшееся в виде официальной государственной религии. Просто когда он под водочку жрал любимые свиные отбивные и пользовал сладких, как цветочный нектар, маленьких девочек, то делал это не как правоверный мусульманин, а как наследник веры далеких предков, поклонявшихся духам воды и земли. А те, помнится, бременем моральных ценностей не тяготились — жили весело. Бывало, вырвав у черного буйвола плечо и загоняв его в краале до смерти, брали они в руки копья-ассегаи и шли воевать с соседом, жившим неподалеку племенем мавади. Велись боевые действия с размахом и переменным успехом, на свежем воздухе разгорался аппетит, и на привале победители готовили кускус из побежденных.

Вот это была жизнь, а сейчас что? Тьфу! Сам доктор Лепето уже не носил мучу и мало чем походил на мужественных воинов атси, разве что татуировкой, говорившей о принадлежности к племенной знати и выполненной в виде королевской кобры, обвившей его чресла и исчезавшей в иссиня-черном заду. В свое время благодаря этому царскому знаку он был жутко популярен среди университетских долбежек, — «Эй, Снежок, покажи гадюку в жопе!» — и, вспомнив свое привольное житье в рэсэфэсээрии, президент Серебряного Берега налил себе «Мартеля» по второй.

«Москва, как много в этом слове… Только чего?»

Не поморщившись — привычка, — он проглотил коньяк и закрутил широким, раздвоенным на конце носом от залетевшей вместе с ветерком вони из давно не чищенного канала. «Да ничего хорошего — Москва бьет с носка. Из девятимиллиметрового ствола…»

Помнится, для торжества всемирной революции срочно понадобилась жирная желтая глина, найденная не так давно неподалеку от священного вулкана Катомби, однако получить урансодержащее сырье советская держава желала в качестве подарка, то бишь на халяву. А когда американцы предложили доктору Лепето приемлемую цену и осчастливили задатком, сразу же от рук неведомых убийц погиб единокровный президентский брат, главнокомандующий войсками генерал Ингози. Профессионал класса «мастер» вышиб полководцу мозги быстрее, чем его охранники сумели протереть свои, и все это здорово напоминало ультиматум: или вы, господин президент, в добром здравии с медленной скоростью отправитесь в коммунизм, или в бледном виде быстро попадете к духам предков вслед за вашим родственником.

«Нет уж, социализм все же лучше семейного кладбища». Доктор с ненавистью посмотрел на оранжевый блин солнца, лишь наполовину погрузившийся в океан, и сглотнул обильную слюну — повар-араб наготовил разносолов, но поесть по-настоящему раньше наступления ночи удастся едва ли: пророк, видите ли, не велел. Чтобы приглушить чувство голода, Лепето вытащил из холодильника брусок шпика, восхитительно розового, густо посыпанного сверху ароматным красным перцем, отхватил ножом-толлой солидный шмат и, как следует приложившись к «Мартелю», принялся жевать. Да, что бы там ни говорили империалисты, но и у социализма есть свои прелести — сибирские пельмени со сметаной и уксусом в сопровождении «Столичной» водочки, например.

А запеченная с чесночком, истекающая соком буженина пол хреном, налимья уха, да при расстегайчиках с вязигой и свежей икоркой, горячие курники, румяные пирожки с капустой, окрошка с осетриной, черт подери этого пророка!

«Ну надо придумать такую хреновину, чтобы целый месяц жрать только по ночам». Тяжело вздохнув, доктор Лепето упрятал сало в холодильник и, глянув на заходящее солнце вызвал звонком прислугу: сегодня к футуру, первой разрешенной после заката трапезе, он ждал гостей, вернее, одного. Большого советского друга, пожелавшего совместить приятное с полезным — нажраться на халяву в честь праздника и обсудить заодно нюансы построения социализма в Республике Серебряный Берег. «Ох, недешево вам, товарищи, обойдется этот долгострой». Надумав закосить под мавританский стиль, доктор Лепето вырядился в просторные шелковые шаровары, натянул некое подобие белого кафтана и, прикрыв жесткую поросль на черепе светло-голубым тюрбаном, сразу сделался похожим на главного евнуха в чьем-нибудь гареме. Что на самом деле нисколько не соответствовало истине. Йоханнес Лепето кастратом не был и гарем имел свой личный.

Наконец солнце опустилось в зеленые океанские воды, горизонт на мгновение стал багровым, и под пологом опустившейся ночи раздались возгласы муэдзинов: «Именем Аллаха, вкушайте, правоверные». После этого полагалось поблагодарить Всевышнего и прежде, чем навалиться на еду, выпить три глотка воды, а затем для начала съесть что-нибудь легкое, например финики. «Правоверные мы или нет?» Доктор Лепето нагнулся к низкому круглому столу с бортиками — милда, на котором была сервирована кемайя — разнообразная закуска в маленьких тарелочках, и с наслаждением раскусил кефту — жаренный на решетке шарик из рубленой баранины. Между тем со стороны набережной послышался звук мотора, заскрипели не мазанные еще со времен колониального режима ворота, и чуть позже в дверях гостиной появился дворецкий, предки которого тоже служили королям атси, правда, в личной гвардии:

— Телец черной коровы, к твоему навозу между твоих копыт припадает Большой советский друг.

Дворецкий был широкоплеч, его лицо цвета переспелого баклажана блестело от пота, и говорил он низким приятным баритоном. В глубине души он был уверен, что белые или друзья или враги. Третьего не дано. Например, американский друг, правда поменьше советского, обучает охрану президента премудростям убойного ремесла. А вот дети шакала, французы, были всегда врагами и много лет нещадно эксплуатировали атси, пока народ, ведомый гениальным доктором Лепето, не сбросил их в океанские волны.

— Мое почтение, господин президент. — Большой советский друг был одет в строгий костюм, однако по случаю тропической духоты узел его галстука был распущен, а пиджак расстегнут. — Как празднуется? Говорят, еда на ночь очень вредна для здоровья.

— Пророк, видимо, этого не знал. — Улыбнувшись, доктор Лепето указал гостю на низкий кожаный диван и, усевшись напротив, хлопнул в ладоши, давая знать слугам, чтобы подавали горячие закуски. Общаться с советским другом ему нравилось: оба они были прожженными циниками и понимали, что основные аргументы в этом мире — сила и хитрость, а добродетель хороша для юродивых. Или ты, или тебя — таков основной жизненный закон, а любовь к ближнему надо понимать как невозможность говорившего об этом защитить свою голову от палящих лучей южного солнца.

Между тем слуги принесли разнообразные бриуаты — треугольные, аппетитно хрустящие пирожки с мясом, курятиной и рыбой, таджины — некое подобие гуляша и торжественно водрузили на центр стола бастеллу — круглый слоеный пирог с начинкой из жареных голубей и миндаля. Всевозможные напитки — фруктовые соки, молоко, вода, ароматизированная флердоранжем, — стояли на отдельном

А запеченная с чесночком, истекающая соком буженина под хреном, налимья уха, да при расстегайчиках с вязигой и свежей икоркой, горячие курники, румяные пирожки с капустой, окрошка с осетриной, черт подери этого пророка!

«Ну надо придумать такую хреновину, чтобы целый месяц жрать только по ночам». Тяжело вздохнув, доктор Лепето упрятал сало в холодильник и, глянув на заходящее солнце, вызвал звонком прислугу: сегодня к футуру, первой разрешенной после заката трапезе, он ждал гостей, вернее, одного. Большого советского друга, пожелавшего совместить приятное с полезным — нажраться на халяву в честь праздника и обсудить заодно нюансы построения социализма в Республике Серебряный Берег. «Ох, недешево вам, товарищи, обойдется этот долгострой». Надумав закосить под мавританский стиль, доктор Лепето вырядился в просторные шелковые шаровары, натянул некое подобие белого кафтана и, прикрыв жесткую поросль на черепе светло-голубым тюрбаном, сразу сделался похожим на главного евнуха в чьем-нибудь гареме. Что на самом деле нисколько не соответствовало истине. Йоханнес Лепето кастратом не был и гарем имел свой личный.

Наконец солнце опустилось в зеленые океанские воды, горизонт на мгновение стал багровым, и под пологом опустившейся ночи раздались возгласы муэдзинов: «Именем Аллаха, вкушайте, правоверные». После этого полагалось поблагодарить Всевышнего и прежде, чем навалиться на еду, выпить три глотка воды, а затем для начала съесть что-нибудь легкое, например финики. «Правоверные мы или нет?» Доктор Лепето нагнулся к низкому круглому столу с бортиками — милда, на котором была сервирована кемайя — разнообразная закуска в маленьких тарелочках, и с наслаждением раскусил кефту — жаренный на решетке шарик из рубленой баранины. Между тем со стороны набережной послышался звук мотора, заскрипели не мазанные еще со времен колониального режима ворота, и чуть позже в дверях гостиной появился дворецкий, предки которого тоже служили королям атси, правда, в личной гвардии:

— О, Телец черной коровы, к твоему навозу между твоих копыт припадает Большой советский друг.

Дворецкий был широкоплеч, его лицо цвета переспелого баклажана блестело от пота, и говорил он низким приятным баритоном. В глубине души он был уверен, что белые или друзья, или враги. Третьего не дано. Например, американский друг, правда поменьше советского, обучает охрану президента премудростям убойного ремесла. А вот дети шакала, французы, были всегда врагами и много лет нещадно эксплуатировали атси, пока народ, ведомый гениальным доктором Лепето, не сбросил их в океанские волны.

— Мое почтение, господин президент. — Большой советский друг был одет в строгий костюм, однако по случаю тропической духоты узел его галстука был распущен, а пиджак расстегнут. — Как празднуется? Говорят, еда на ночь очень вредна для здоровья.

— Пророк, видимо, этого не знал. — Улыбнувшись, доктор Лепето указал гостю на низкий кожаный диван и, усевшись напротив, хлопнул в ладоши, давая знать слугам, чтобы подавали горячие закуски. Общаться с советским другом ему нравилось: оба они были прожженными циниками и понимали, что основные аргументы в этом мире — сила и хитрость, а добродетель хороша для юродивых. Или ты, или тебя — таков основной жизненный закон, а любовь к ближнему надо понимать как невозможность говорившего об этом защитить свою голову от палящих лучей южного солнца.

Между тем слуги принесли разнообразные бриуаты — треугольные, аппетитно хрустящие пирожки с мясом, курятиной и рыбой, таджины — некое подобие гуляша и торжественно водрузили на центр стола бастеллу — круглый слоеный пирог с начинкой из жареных голубей и миндаля.

Всевозможные напитки — фруктовые соки, молоко, вода, ароматизированная флердоранжем, — стояли на отдельном подносе, однако, чтобы не заглушать вкус кушаний, пить их полагалось не раньше середины трапезы.

— Вкусно пахнет. — Дождавшись, пока слуги отчалят, советский гость сноровисто достал бутылку коньяка и, покосившись на хозяина, наполнил чайные пиалы. — Ну-с, с праздничком, если что не так, прости Аллах…

— Бисми лла — именем Всевышнего. — Доктор Лепето без долгих уговоров выпил, ухватил пальцами — пророк предписал есть руками — кусочек таджина и принялся жевать. — Все-таки с мозгом черной обезьяны вкусней всего.

— Угу, — кивнул советский гость и, быстро справившись с салатом мешуийя — из жареного перца с печеными помидорами, — закусил коньячок вареными донышками артишоков.

— Так вы подумали над нашим предложением, господин президент?

— А как же, теперь все время только и занимаюсь этим. — Йоханнес Лепето потянул с блюда брошетту — маленький закусочный шашлычок из телятины и, обмакнув в соус, впился зубами в сочное мясо. — Однако сразу трудно определиться, решение должно созреть — словно плод нашей с вами любви в материнской утробе моей благодарной души.

«Подумать только, эта черномазая обезьяна с розовой задницей, не так давно объявившая себя мужем любой женщины в своей республике, оказывается, может изъясняться подобно поэту!»

Некоторое время ели в молчании, а когда слуги подали традиционную шорбу — суп с томатом, зеленью кинзы и мясом курицы, советский друг глянул сотрапезнику в глаза:

— А знаете, доктор, кого вы мне напоминаете? Бисексуального подростка, определяющегося с ориентацией. Однако он педераст, а вы политик как-никак, так что давайте делайте свой выбор. — Даже не попробовав шорбу, советский друг бросил ложку на стол и вытащил вчетверо сложенный лист бумаги. — А чтобы вам не ломаться, как целке, вот ознакомьтесь. — Он налил себе одному, выпил и принялся хлебать суп. — Хвала Аллаху, вкусно, черт его подери!

Принесли цыплят с черносливом и медом, посыпанных сверху, как любил президент, жареным кунжутом, однако Йоханнес Лепето вдруг почувствовал, что аппетит оставил его. Мысли доктора находились в лихорадочном возбуждении: видимо, здорово понадобилась совдепии эта урановая грязь, раз взамен она согласна дать новейшие системы вооружения.

Да со всем этим — неожиданно для самого себя Лепето плотоядно оскалился и яростно сжал кулачищи — он устроит проклятым мавади веселую жизнь. Все давние обиды разом всплыли в его разгоряченном воображении, и он даже застонал от восторга: вначале «шмелями» и «фалангами» вдарить, затем пустить танки, ну а потом натравить «потрошителей» из личной гвардии, вооруженных дедовскими боевыми топорами с рукоятями из слоновой кости.

«О, кумулятивные гранаты, развивающие в замкнутом пространстве температуру в миллион градусов!» Йоханнес Лепето даже не заметил, как слуги принесли мешуи — жареную баранью ногу и поставили перед каждым из сотрапезников мисочки со смесью соли и молотого тмина, в нее полагалось макать мясо во время еды.

— Да, собственно, чего там думать, социализм открывает такие перспективы, — как бы проснувшись, доктор оторвал сочный кусок жаркого и сунул его в широко открытый зубастый рот, — только вот строить его пока никак нельзя. — И, поймав недоуменный взгляд советского друга, он прищурил маленькие, глубоко сидящие глазки. — Могучий дух огня, обитающий в священном вулкане Катомби, не позволит начинать великое дело, пока не отомщен мой брат, храбрый воин Ингози. Слышите, как клокочет лава в кратере вулкана? — Доктор Лепето привстал и, широко раскинув руки с растопыренными пальцами, сразу сделался похожим на огромного гамадрила. — Это бьется кровь божества Мганги, которое требует в жертву убийцу храбрейшего из атси! Хум! Хум!Хум!

Президент Республики Серебряный Берег, танцуя, короткими прыжками обогнул стол и, внезапно успокоившись, уселся на место.

— Однако дух огня прекрасно понимает, что киллера такого класса ему не отдадут, и потому согласен на бронированный «шестисотый» «мерседес», желательно белого цвета. — Он с отвращением глянул на только что поданный кускус с телятиной, мечтательно закатил глаза и продолжал: — С кондиционером, баром, и непременно чтобы была спутниковая связь, а то ведь голос далекой Москвы можно и не услышать.

— Какой-то он малахольный, этот ваш бог. — Советский гость внезапно с видимым облегчением рассмеялся и вытащил из гущи ячменной каши кусочек мяса. — Что ж это он просит только «мерседес» стоимостью в миллион долларов? Почему не «роллс-ройс», «серебряный дух»? — Он ловко скатал из кускуса шарик и, поставив ладонь вертикально, затолкал его большим пальцем в рот. — Ладно, пусть сидит в своем вулкане спокойно. Будет ему убийца великого воина Ингози, со всеми своими потрохами. — Он поймал недоуменный взгляд Йоханнеса Лепето и криво усмехнулся. — В чем основа нашей политики? Искренность и открытость. Надо вам для построения социализма чью-нибудь голову? Получите. А уж если пошли к коммунизму, то не дай вам Бог остановиться, иначе можете потерять свою. Обратной дороги нет. — Не сдержавшись, он рыгнул и обоими глазами подмигнул президенту. — Ни для кого, уважаемый доктор, ни для кого…

«Приветствую вас, Аналитик! Чует мое сердце, что вы добыли нечто конкретное по интересующему меня вопросу».

«Здравствуйте, дорогой друг! У вас прямо-таки вещий дар; действительно, по каналу ФСБ удалось получить кое-какую конкретику. Итак, когда в 1985 году в Республике Серебряный Берег были обнаружены запасы урансодержащего сырья, имеющие стратегическое значение, советские спецслужбы затеяли крупномасштабную акцию под кодовым названием „Реверс“, имевшую целью переориентировать республику на путь строительства социализма. Отвечал за проведение операции полковник КГБ Шагаев, однако наступившие в СССР перестроечные процессы не позволили успешно завершить ее, то есть обещанная военная и материальная помощь не была оказана. В настоящее время Республика Серебряный Берег имеет явную прокапиталистическую ориентацию и является сырьевым придатком американской атомной промышленности…»