ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

То, что было
Фрагмент восьмой

В ресторане царил полумрак. Ярко освещена была только сцена, на которой голые, как в бане, девушки, взявшись за руки, плавно водили хоровод. Балалаечник, прикрыв срам одним лишь шарфом цвета полкового знамени, лихо наяривал «Ты не шей мне, матушка, красный сарафан», и по всему было видно, что маманя так и не сподобилась.

Народу в ресторации было немного: во-первых, заведение дорогое, а потом, будний день, да еще, наверное, тяжелый, понедельник. В окружении пристяжных чинно ужинал грузинский вор в законе — солидный, убеленный сединами батоно. Пара фирмачей с энтузиазмом рубала осетрину и поглядывала с вожделением на сцену, а у барной стойки тянули свое шампанское путаны не экстра-класса, конечно, но приличные весьма и вяло переговаривались друг с другом:

— Нищак голимый, бля, в натуре, полный облом.

Шалаевский и Петруччио разместились вдалеке от сцены и на мелькание роскошных задниц особого внимания не обращали. Кроме них за столом сидел лысый кавказец по имени Тенгиз и плотный улыбчивый очкарик Борис Васильевич, то ли отставной комитетский, то ли из бывших «помидоров», не разобрать. Пили «Шардоне», ели персики и поначалу о деле не говорили. Наконец Борис Васильевич закурил и, покосившись на кавказца, начал издалека:

— Петя, я знаю тебя как человека слова и дела. — Осознав, что ляпнул несколько не то, он кашлянул и, криво усмехнувшись, продолжил: — Короче, у Тенгиза есть к тебе деловое предложение, очень серьезное предложение. Остались у тебя в загашнике склады с оружием?

— Склады с оружием? — Петруччио сделал удивленное лицо и, откусив персик, стал яростно жевать. — Пусть скажет, что нужно. Конкретно.

Борис Васильевич выпустил струйку дыма и кивнул кавказцу:

— Скажи, Тенгиз.

— Дорогой, нужно оружие, очень много оружия. — Он отставил фужер в сторону и развернул обе ладони к небу. — Ты говори, что есть, я скажу, что надо.

— Так не получится. — Петруччио допил вино, чмокнул губами и качнул головой: — Если я вскрываю склад, ты берешь все, а иначе не катит.

— Хорошо, дорогой. — Тенгиз глянул вопросительно на очкарика, и тот, кивнув подбородком, опустил веки. — Говори, что есть, я записываю.

— Десять тысяч винтовок «маузер». Оружие пристреляно.

— Слушай, дорогой, откуда винтовок столько?

— Немцы воевать начали не с автоматическим оружием, как нас учили в школе, а с обыкновенными винтовками. А после перевооружения сдали старые стволы на склад.

— Ладно, винтовки, хорошо. Давай, дорогой, дальше.

— Шестьсот пистолетов «парабеллум». Семьдесят пулеметов МГ. Двести пятьдесят «люгеров» и примерно столько же «вальтеров». Триста автоматов «шмайсер» первых выпусков, до модернизации, никакой штамповки. Двести противопехотных мин и три миллиона патронов. — Петруччио замолчал и, прикурив «беломорину», глубоко затянулся. — Цены божеские. Двадцать пять баксов за винтовку, «вальтеры» и «люгеры» по тридцатке, «парабеллумы» — сороковник, «шмайсеры» и пулеметы — полтинник, мины по пять долларов. И за каждый цинк — пятнадцать.

— Не так быстро, дорогой, не спеши, дай я посчитаю. Что-то дорого берешь за старый хлам.

— Не хочешь — не бери. — Петруччио широко улыбнулся и, подмигнув Шалаевскому, начал подниматься. — Пойдем отсюда, брат, нас здесь не понимают…

— Э, подожди, дорогой. Борис Васильевич, скажи ему, пусть подвинется.

— Петя, побойся Бога, скости процентов пять.

— А ты, Борис Васильевич, себе сколько берешь на карман?

— Как посредник и организатор перевозки — десять процентов, верно, Тенгиз?

— Верно, верно, дорогой. Без ножа режете меня. Петя, дорогой, сбавь пятнадцать процентов возьму все.

— Ладно. — Петруччио загасил окурок и, глотнув «Шардоне», прополоскал рот. — Деньги в течение трех дней. Бабки против склада. И вывози как знаешь.

— Хорошо, дорогой, я сейчас считать буду. — Тенгиз долго шевелил губами, потом звонил кому-то по сотовому и наконец довольно распушил усы. — Дорогой, деньги есть, склад берем через три дня, когда придут машины.

— И вот еще что, — Петруччио посмотрел Борису Васильевичу в переносицу и, сощурившись, перевел взгляд на Тенгиза, — деньги передашь мне в условленном месте, взамен получишь карту, на которой и отмечен склад. И если попробуешь кинуть меня, пожалеешь.

— Тенгиз, он не шутит. — Борис Васильевич тяжело вздохнул и помахал рукой халдею: — Пожалуйста, счет.


Ночью прошел дождь, и на еловых лапах дрожали, переливаясь, капельки влаги. Грибов вокруг было хоть косой коси — белых, красных, крепких, червивых, — и, когда двинулись бором, Шалаевский тронул Петруччио за рукав:

— У тебя пакета, случаем, нету? Боровиков бы набрать на жареху.

— Боровиков? — Тот не сразу понял и внезапно рассмеялся, но получилось как-то невесело. — Не до грибов нам, брат. Дай Бог, чтобы все прошло нормально, сам знаешь — зверье…

Скоро они вышли на лесную дорогу и, отмахав с километр, остановились на поляне у огромного замшелого валуна, глубоко вросшего в землю.

— Шмаляй сразу, если что. — Вытащив «гюрзу», Шалаевский клацнул затвором, сдвинул на живот кобуру с офицерским самовзводным наганом и, ежась от сырости, подался в словник. — Всегда прав тот, кто стреляет первым.

— Аминь. — Дослав патрон в казенник пэсээма, Петруччио сунул ствол в карман, а в это время послышался рев моторов и из-за поворота блеснули фары головного грузовика.

«Святой Георгий с нами». Тенгиз пригнал два крытых «ЗИЛа». Вместе с ним приехал Борис Васильевич и четверо здоровенных кавказцев, мрачных, с настороженными взглядами и, как сразу определил Шалаевский, в бронежилетах под кожаными куртками.

— Где деньги? — Петруччио выплюнул окурок и, развернув ириску, сунул ее в рот. — Время дорого.

— Эй, сюда давайте. — Тенгиз махнул рукой, один из кавказцев принес кейс и, раскрыв его, отошел. — Пожалуйста, дорогой, считай. А карта где?

— Будет карта. — Петруччио дружелюбно улыбнулся и принялся потрошить каждую упаковку стобаксовых. — Тенгиз, вот эти две «котлеты» левые, ты можешь заменить?

— Ошибка вышла, дорогой, сейчас исправим. — Тот вытащил две пачки «зелени», обменял и требовательно протянул руку: — Верно все? Склад теперь давай, дорогой.

— Он помечен синим крестиком. — Быстро достав скатанную в трубочку карту, Петруччио развернул ее.

В это время Шалаевский заметил, как один из кавказцев потянул из-за пояса ствол — то ли «браунинг» образца 1903 года выпуска, то ли ТТ, внешне они похожи, как родные братья. Шуточки закончились.

Он мгновенно выхватил «гюрзу», чудо климовских умельцев автоматом снялось с предохранителя и с легкостью прошило насквозь одетого в бронник джигита.

— Давай! — Взмахнув рукой, Тенгиз бешено закричал, сыны гор схватились за стволы, а Шалаевский уже стремглав смещался в сторону солнца, накладывая им на глаза подсветку и не прекращая стрелять на бегу.

«Козлы черножопые! — Не израсходовав и половины магазина, он завалил всех четырех бойцов и с наслаждением всадил пулю дернувшемуся рвануть когти Борису Васильевичу: — Гнида четырехглазая!» В то же время он ни на секунду не выпускал из виду Тенгиза, который сунул было руку в карман, но тут же согнулся и, прижав ладони к паху, тяжело ударился лицом о землю. Это Петруччио не раздумывая, как и учили, разворотил ему мужскую гордость парой игольчатых, калибра пять сорок пять, пуль со смещенным центром тяжести.

И сразу наступила тишина, только надоедливо зудели комары, голосили потревоженные птахи да стонали, истекая кровью, подстреленные.

— Ты, пес, не знал, что жадность порождает бедность? — Петруччио с силой пнул Тенгиза в раненое место, тот, хрипло вскрикнув, потерял сознание, а Шалаевский шумно высморкался.

— Дети гор не терпят компромиссов. Или все, или ничего.

Вдвоем они подтащили неподвижные тела к машинам, стрельнули пару раз по бензобакам и, покурив, выщелкнули хабарики в парящую лужу у колес — взвейтесь кострами…

Взвилось изрядно — на поляне расцвело ревущее пламя, небо затянуло копотным вонючим дымом, и только поджигатели вышли за опушку, как позади грохнуло дуплетом на всю округу так, что, сорвавшись в воздух, пернатые рванули во все стороны на бреющем.

«Салют павшим героям». Обломав травинку, Шалаевский сунул ее между зубов и, заметив только что вылупившийся из-под мха боровичок, крепенький, еще цвета кофе с молоком, внезапно остановился:

— Петя, смотри, какой красавец, его сырым сожрать можно. Давай, может, пообщаемся с природой? Костерок запалим, грибков пожарим, а? На веточке…

— Запалили уже, — кивнул тот на едва различимый за деревьями столб дыма и, нахмурившись, сплюнул. — Мясо, блин, на ребрышках… И вообще, брат, хватит нам землю носом рыть, по лесам шастать. Теперь, с такими бабками, можно поинтересней чего придумать. Есть одна тема…

СЛУЖЕБНОЕ ДОНЕСЕНИЕ

За период… криминогенная обстановка в городе характеризуется усилением активности ОПГ, возглавляемой объектом "К". Основным направлением ее деятельности является изготовление и сбыт синтетических наркосодержащих веществ. Причем имеются проверенные данные о причастности ОПГ к фактам убийства конкурентов, а также к силовому прессингу на не желающих сотрудничать наркопартнеров.

Так, вор в законе Чалый был кастрирован на собственной яхте, подвешен за ноги на мачте и отпущен в плавание на виду у большого скопления зрителей. У преступного авторитета по кличке Жид была вырезана печень, после чего на глазах его подельников ее скормили бродячей собаке. Законник Сява был изнасилован лыжной палкой (по существу, посажен на кол), что привело к смерти от внутреннего кровоизлияния. Процесс был заснят на видео, и запись отправлена жене покойного. Крупный наркоделец Рыжий, будучи накормлен лангетом из собственной ягодицы, сразу же прекратил конкурентную борьбу и ныне проживает за границей.

Таким образом, происходит быстрая монополизация рынка синтетических наркотиков, что, в свою очередь, ведет к усиленному развитию ОПГ, которая, по непроверенным косвенным данным, обладает значительными денежными средствами, имеет устойчивые связи в МВД и властных структурах, а также развитую агентурную сеть, разведку, контрразведку и аналитическое подразделение. Уже в настоящее время ее статус достаточно высок, чтобы с ней считались преступные сообщества Москвы и регионов. Этому в немалой степени способствует и личный авторитет объекта "К", который характеризуется исключительной жестокостью, цинизмом и пренебрежением к человеческой жизни, о чем говорят нижеследующие эпизоды его преступной деятельности.

Так, во время встречи с лидерами тульской ОПГ он устроил драку и собственноручно зарезал Пашу Брянского, вора в законе, вместе с двумя телохранителями. Не поделив с чеченами рынок сбыта, он в упор расстрелял Мусу Дзалаева, крупного авторитета, отрезал голову и, начинив ее взрывчаткой, послал подельникам покойного. От взрыва погибло восемь человек, почти все руководство ОПГ. Когда УНОН прикрыл одну из фабрик объекта "К", машину с арестованными «кустарями» взорвали из гранатомета, а наутро отвечавший за операцию начальник отдела был найден мертвым. Смерть наступила от передозировки наркотика.

Согласно агентурным разработкам, словесному портрету и фотороботу, объект "К" идентифицируется как майор подразделения «Дзета» Пятого управления ГРУ Шалаевский Лаврентий Павлович, объявленный в розыск по пределу, то есть подлежащий уничтожению на месте.

Учитывая все вышеизложенное, полагаю:

1. По своим психофизическим данным и социальному статусу объект "К" полностью подходит для участия в программе «Восток — Запад».

2. Созданную им наркоструктуру было бы полезно использовать в рамках этой же программы как дополнительный источник финансирования. Васнецов.

Резолюция начальства: в компьютер не заносить.

Васнецову к исполнению.


— Если вопрос назрел, его надо решать, и решать в корне. — Усмехнувшись, Шалаевский подмигнул Петруччио и, съехав с надувного матраса в воду, двинул кролем к плавучему бару, на котором среди залежей фруктов и батареи бутылок затерялась сотовая труба. — Тем паче что вопрос этот половой.

Они уже давно предавались водным процедурам — исходили потом в русской парной, мокли в пузырящейся неге джакузи и теперь, потягивая коньячок, плавали, как дерьмо в проруби, по подсвеченной изнутри глади бассейна. Да, хорошую баню задвинул Шалаевский в своем трехэтажном дворце, что высится за бетонными стенами на самом берегу лесного озера!

Итак, программа-минимум была — справить половую нуждишку, а если брать по-крупному, по максимуму, как говорили большевики, то очень хотелось накопить побольше деньжонок, завязать с наркотой и свалить куда-нибудь к чертовой матери. Не важно куда, лишь бы отсюда подальше, от отечества любимого…

— Ну, кого изволите? — Шалаевский легко выбрался из бассейна и, плюхнувшись голым задом в шезлонг, глянул на Петруччио: — К кому лежит ваша душа и на кого стоит ваш член?

— Ты, брат, поэт, куда там Бродскому. — Тот хватанул коньячку и, скушав виноградину, плюнул косточкой прямо в бассейн. — Мне все равно, один фиг, дешевка, порево.

— Ну не скажи, Люська, к примеру, трахается очень даже. — Шалаевский сделал похабный жест и, набрав номер, оскалился. — Меринда? Чем занимаешься, рыжая? А-а, сама с собой, тоже хорошо, полезно для здоровья. Может, лучше «карусель» закрутим? Нет, сладкая, одной тебя нам мало, прихвати подружек парочку. Да, чтоб были без фокусов, трехпрограммные. Только Настю эту с подиума не надо — прошлый раз о ее лобок чуть не порезался, пусть в рационе жирность повышает. Ладно, не скули, будет тебе за бензин компенсация, давай не спи, а то сперма на уши давит.

Отключился, подмигнул Петруччио:

— Будут через час, можешь разминаться. — И позвонил «вратарю», бойцу на входе: — Глот, приедет красный «сто-девяностый», пропусти и лакшовкам скажи, пусть двигают прямо в баню.

— Есть, босс. — Отставной старлей-афганец, ухмыльнувшись, трубку повесил, а Шалаевский плюхнулся в бассейн и, пронырнув до бара, махнул рукой:

— Греби сюда, давай-ка вмажем в унисон… Вмазали, повторили, зажевав мангустаном, налили по новой и перевели дух, только услышав цоканье каблучков по мозаичной плитке.

— Физкульт-привет, водоплавающие. Не надоело еще у жопу мочить?

На краю бассейна шикарно раскорячилась незнакомая скважина, две другие светились ляжками чуть поодаль, и Шалаевский пьяно осклабился:

— А Меринда где? Рыжая…

— У ней приступ месячных. — Одна из телок вдруг раскатилась хохотом и, паскудно приплясывая, принялась задирать подол. — А я разве хуже? Посмотри, какая есть у меня штучка. — Она вдруг склонилась к Шалаевскому, и последнее, что он увидел, был электропарализатор в ее руке.

Две иглоподобные стрелки вонзились ему в грудь, и напряжение в пятьдесят киловольт напрочь вышибло из него хмель и остатки сознания… Пришел в себя Шалаевский от невыносимой головной боли. Казалось, что в мозгах засела раскаленная заноза, и, крепко зажмурившись, он хотел было прижать ладони к вискам, но не получилось — руки были связаны.

«Что за хреновина?» Он через силу открыл глаза и сразу понял, что сидит в кресле, с заклеенным ртом и стреноженными конечностями, беспомощный, как парализованный импотент. С потолка лился люминесцентный свет, он отражался от выложенных кафелем стен и оттеняя бледность щек Петруччио, расположившегося в связанном виде напротив.

— Ну что, купальщик, оклемался?

Шалаевский с трудом повернул голову и увидел осанистого человека в белом халате.

— Тогда послушай, только внимательно, потому что разговор этот первый и последний. — Он подошел ближе, и в воздухе запахло хорошим парфюмом. — Моя фамилия Шагаев, по званию я генерал-полковник федеральной безопасности, по должности начальник управления. Это чтобы понятно было, с кем имеешь дело. Ну а кто ты, тоже не секрет — бывший майор подразделения «Дзета» Шалаевский, на которого повешен «сторожевик» с красной меткой, то бишь расстрел на месте. Плюс криминальные художества за последние два года, так что жизнь твоя не стоит и гроша ломаного.

Он изобразил подобие улыбки и, взявшись за спинку кресла, подкатил его к зарешеченному, с двойными стеклами окну.

— Вон то серое здание видишь? Это морг. Ты вообще-то находишься в спецбольнице бывшего управления по защите конституционного строя, раньше их называли психушками. Так вот, по идее у тебя есть два пути — или прямиком в это серое здание невостребованным трупом, или к дружкам твоим из ГРУ. Уж не знаю, что они там с тобой сделают: может, «куклу», может, выпотрошат заживо. — Он внезапно весело рассмеялся и, содрав с губ пленного скотч, резко развернул каталку. — Что тебе больше нравится, майор?

— А на хрена тогда разговоры разговаривать, генерал? — Череп у Шалаевского раскалывался на куски, и, ощущая в душе муторную пустоту, он проглотил горький комок в горле. «Сколько ж мы выжрали с Петруччио, раз такой отходняк?»

— Правильно, для тебя есть еще и третий путь. — Человек в халате щелкнул зажигалкой, выкурив наполовину, сунул сигарету в пепельницу и, выдохнув дым, опустился в кресло. — Быть хорошим мальчиком и держаться ко мне поближе. А чтобы не оставалось иллюзий, позволю себе эксперимент.

Он вытащил нечто напоминающее горошину и положил в пластмассовое блюдце.

— Это контейнер с быстродействующим ядом, снабженный микрозарядом с дистанционным подрывом, а вот это, — генерал извлек похожую на мыльницу коробочку и одним движением сломал предохранительный кронштейн, фиксировавший тумблер, — дистанционный взрыватель. Нажимаем на кнопку…

Раздался треск, будто раскололи орех, и из разломившейся надвое горошины в блюдце вытекла капелька бесцветной жидкости.

— Яд чрезвычайно силен и способен проникать сквозь кожные покровы. Внимательно смотри. — Генерал выщелкнул сигарету из пачки и, осторожно смочив отравой фильтр, дотронулся им до губы Петруччио. — Твой дружок нам не подходит, пусть послужит науке.

Глаза того мгновенно выкатились из орбит, тело дернулось и сразу же застыло судорожно выгнувшимся обмочившимся трупом.

— Ну ты и сволочь… — От ярости Щалаевский мог только хрипеть, и, остро ощутив свою беспомощность, он громко застонал сквозь стиснутые зубы. — Тогда и меня замочи, а иначе, падла, тебе не жить…

— Ты все правильно понимаешь, майор. — Генерал поднес к блюдцу зажигалку, и половинки контейнера исчезли в пламени. — Ведь кого раньше называли сволочью? Бурлаков, добывающих свой хлеб в поте лица своего. Вот я и тяну свою лямку как могу. А что касаемо моей личности, то, боюсь, она тебе не по зубам. Дело в том, Лаврентий Павлович, что теперь у тебя в черепе сидит такой же контейнер с ядом. Простенькая операция, но голова, наверное, болит, ты уж извини. Так что если будешь себя плохо вести, я или кто-нибудь другой нажмет кнопочку, и будешь таким же. — Глянув на мертвого Петруччио, он показал белые, наверное очень острые, зубы и, внезапно сделавшись серьезным, глубоко заглянул Шала-евскому в зрачки: — Ты жив, пока мне это надо. Будет не надо, сдохнешь. Стоит только нажать кнопку…

Загрузка...