Преступление без срока давности

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

«Какой мудак придумал, что реклама — это двигатель торговли? — Ефим Михайлович Лукин почесал лобастую, в мелких угольно-черных завитушках голову и сквозь стекло „хамелеон“ глянул на засранную донельзя Неву: — Ни хрена подобного, двигатель торговли — это здоровая, активная конкуренция во всех ее проявлениях. Ну и галоша». — Заметив на водной глади уныло тащившийся катерок, он сразу вспомнил о своем собственном двенадцатиместном, оборудованном трехсотсильным «Меркурием», и, презрительно ухмыльнувшись, утопил кнопку селектора:

— Леша, придет парень, рыжий такой, со сломанным носом, пропусти.

— Есть, Ефим Михайлович, — отозвался бригадир охранников, в прошлом ни больше ни меньше командир штурмового взвода спецмоточасти милиции. — Предупрежу вас звонком.

— Ладно, ладно. — Господин Лукин отключился и, потерев в целях гигиены одну ладонь о другую, принялся грызть соленые фисташки, которые весьма уважал. «Школа бальных танцев Соломона Клярэ. Школа бальных танцев, вам говорят…»

Строго говоря, никакой он был не Лукин и даже не Михайлович, а настоящим, данным при рождении, у него осталось только имя — Ефим, Ефимчик, Фимочка… Сорок лет назад он родился в счастливой советской семье, где папа был евреем со знаком качества, а мама наполовину русской, и до шестнадцати годов звался Ефимом Менделевичем Зильберштейном.

А между тем настало лихолетье, возник вопрос — быть или остаться, и, получая паспорт, Ефимчик взял на всякий случай материнскую фамилию заодно с национальностью, до кучи поменяв и отчество. Теперь, правда, это не имело никакого значения, он уже давно гражданин Израиля, даром что когда-то ходил в русских.

А вот брат Зяма, помнится, ничего, кроме размеров члена, менять не стал и с папашкой на пару двинул за кордон, и, если бы не он, неизвестно еще, кем Ефим Михайлович был бы нынче. А так он президент компании «Гранат», дочерней фирмы израильского предприятия «Мерива», входящего, по слухам, в Алмазный синдикат. Да, до небесной высоты допер брат Зяма, круче, пожалуй, некуда, и, спрашивается, благодаря чему? Начиналось-то ведь все с «Торпеды» — горсточки брюликов, которую папашка приволок на историческую родину в собственной заднице, ну пахота до седьмого пота, ну стечение обстоятельств, однако дело было, видимо, в другом. В чем конкретно, Ефим Михайлович не знал, единственно только слышал однажды, как Зяма заикнулся о своих друзьях, которые круче крыши, и тут же, спохватившись, заткнулся. А ведь братья они родные, одна кровь, одни деньги крутят…

«Кавалеры приглашают дамов. Там, где брошка, там, кажется, перед…»

Фыркнув, господин Лукин зашуршал пустым пакетом из-под фисташек, открыл было новый, но едва пустил в ход челюсти, как проснувшийся селектор возвестил:

— Ефим Михайлович, к вам этот рыжий, со шнобелем.

— Понял, хорошо.

Тем временем в дверь кабинета постучали, и, кинув в рот орешек, Лукин дистанционно открыл электромагнитный замок:

— Заходи, Хрящ, — а сам не смог удержаться от ухмылки: активная конкуренция, вот она, самая что ни на есть…

— Здравствуйте, Ефим Михайлович. — Помимо носа, у визитера была повреждена челюсть, и говорил он невнятно, почти не раскрывая рта. — Такое дело, по-моему, есть что-то интересное.

Несмотря на дебильную внешность, рыжий Хрящ был далеко не дурак и, совмещая приятное с полезным, хлебал сразу из двух кормушек: работая на Бульдога, стучал на него же Лукину.

— Ты садись давай. — Лукин шмякнул пакет с орехами на кресло и приглашающе махнул рукой: — Кушай фисташки и рассказывай.

— Спасибо, Ефим Михайлович. — Хрящ опустил свой зад на черную кожу и, не смущаясь, занялся продуктом. — А история, значит, вот какая, — начал он; утерев расплющенный нос, посмотрел на палец и сдержанно рыгнул. — Есть у меня корешок один, Ведерников Андрюха, вместе пайку хавали. И вот звонит он мне третьего дня и просит пристроить штуковину одну, доставшуюся от деда. Я и состыковал его с Бульдогом, — известное дело, барыга авторитетный. А тот как увидел лоханку эту, портсигар то есть, так сразу на жопу и сел — харя вытянулась, глаза сверкают, а руками ее так и мацает. Потом чего только не делал. В лупу смотрел, а затем сдернул со стены шпагу, начал крышку царапать, только даже метки не осталось, и я по вывеске Бульдога понял, что штуковина эта редкая и цены немалой. Андрюхе он помочь пообещал, а когда тот отчалил, все его координаты срисовал и потом целый вечер страницами шуршал. Я ради интереса посмотрел: мусолил он каталог пропавших царских ценностей, толстый такой…

— Ну, ну. — Президент сделал равнодушное лицо и, закурив ментоловый «Море», неторопливо выпустил тонкую струйку дыма. — Давай-ка об этом портсигаре поподробнее. За отдельную плату.

— Что за вопрос, Ефим Михайлович.

Пока рассказчик, помогая себе руками, напрягал извилины и голосовые связки, Лукин повернулся к компьютеру, привычно тронул пальцами клавиатуру и развернул шикарный, на жидких кристаллах монитор:

— Не этот, случаем, портсигар?

— Он, в натуре. — Придвинувшись, Хрящ едва не уперся шнобелем в экологически безопасный экран и восторженна оскалился: — И образина царская такая же, чиль-в-чиль.

— Ладно, молодец, возьми с полки пирожок.

Послышался приятный шелест баксов, глаза доносчика ожили, и, распрощавшись с ним, Лукин в который уже раз самодовольно ухмыльнулся: «Конкуренция, чтоб я так жил…»

Однако тут же он сделался серьезен, напористо вошел в Интернет и при посредстве специального кода отправил брату в Тель-Авив подробную электронную депешу — булатный портсигар Николая Второго того заслуживал. Открыл новый — ну не доедать же после Хряща! — пакет фисташек, передумал и, посмотрев на «Ролекс», приказал везти себя в еврейский ресторан «У Хаима» — пользовать фаршированного карпа, такого нежного, что есть его полагалось с костями.

Ответ из Земли обетованной пришел под вечер, причем такой, что Ефим Михайлович не мог заснуть всю ночь. Тяжело вздыхая, он ворочался, без нужды беспокоил супругу и задремал лишь под утро. И во сне сразу же увидел Зяму.

— Если ты мне брат, — тот был необыкновенно серьезен и пристально смотрел Лукину в глаза, — сделай так, чтобы о портсигаре знали только трое: ты, я и его теперешний хозяин. А потом, если хочешь жить, забудь о нем…

Несмотря на раннее утро, в воздухе уже разливалось душное марево. Что ни говори, нынешнее лето выдалось как никогда жарким, — видимо, не врали очкастые умники, что , идет всеобщее потепление. Да и вообще в природе творится черт знает что — горят леса на границе с Мексикой, торнадо бушует в Канзасе, где-нибудь обязательно то ураган, то засуха, то ливень. Ладно еще, что неделя заканчивалась и в предвкушении уик-энда можно было забыть об этих ужасах и думать о предстоящей расслабухе, — плевать, после нас хоть потоп.

Именно так, видимо, и считала спешившая вдоль Линкольн-авеню толпа, и до плечистого короткостриженого человека в белых джинсах ей не было ни малейшего дела.

Отпустив такси на пересечении с Гринлайн-стрит, он не спеша отмерил пару кварталов пешком, затем ненадолго присел в скверике покурить и наконец зашел в неприметную дверь, над которой значилось: «Удобрения мелким оптом».

Поднявшись на второй этаж, он своим ключом открыл туалет и, заняв кабинку, все стены которой были в отвратительных зловонных потеках, нажал на одну из кафельных плиток.

Унитаз беззвучно ушел в стену, и короткостриженый, спустившись по ступеням, оказался перед массивной металлической дверью. Набрав код, он вошел внутрь и быстро миновал длинный, ярко освещенный коридор, явственно ощущая, как лучи сканеров просвечивают его до костей.

Наконец он очутился в небольшом холле и, направляемый голосом компьютера — «на середину, пожалуйста», — занял место в центре. Здесь его еще раз оглядели со всех сторон, затем он предъявил свой зрачок бдительной электронике и через минуту уже открывал дверь, на которой было написано: «В Бога верим мы». За ней находился небольшой, скромно обставленный кабинет, а за столом расположился обладатель мощных плеч, шрама на скуластой физиономии и строгого костюма-тройки.

— Привет, Марти. — Он повел квадратным подбородком в сторону кресла, и человек в белых джинсах ловко устроился в нем, стараясь не смотреть в лицо собеседника, левый глаз которого был потерян еще в Корее и ныне заменен искусственным.

— Доброе утро, сэр.

— Чертова жара. — Щелкнув зажигалкой, скуластый наблюдал с минуту, как тают в воздухе колечки дыма, ловко сплюнул в урну и наконец обратил свое внимание на визитера: — Эй, Марти, что ты знаешь об ордене Сиона?

Смуглое, с крупными чертами лицо стриженого приняло непроницаемое выражение, и неожиданно он издевательски оскалился:

— Знаете, сэр, об ордене мне не известно ничего, но я знаю точно, что от жидов и ниггеров нигде проходу не стало.

— Марти, Марти, — одноглазый укоризненно покачал головой, — вспомни-ка о том, сколько их в сенате, и заткни свою пасть. И имей в виду, что я ни о чем не спрашиваю зря.

Он нажал кнопку внутренней связи, и голос его смягчился:

— Зайдите, мисс Айрин.

— Да, сэр.

Через пару минут дверь отворилась и вошла девица лет двадцати пяти, одетая с безупречным вкусом. Шоколадный оттенок кожи и необыкновенно стройная фигура намекали на ее негритянское происхождение, и стриженый ухмыльнулся про себя: «Без черножопых здесь не обошлось».

— Спасибо, сэр. — Красотка опустилась в предложенное кресло, и стало видно, что колени у нее круглые, щиколотки тонкие, а ступни узкие.

— Мисс Айрин, введите нас в курс дела. — Одноглазый покосился на нее, а стриженому вдруг подумалось, что грудь у нее, должно быть, упругая и нежная, а соски, если их ласкать языком, стоячие и твердые. Зажать бы их плоскогубцами и давить не спеша — вот было бы визгу, обоссалась бы вся…

Тем временем рассказчица начала — речь пошла о перовом крестовом походе. Помимо графа Бульонского Годфруа, впоследствии короля Иерусалима, в нем приняли участие еще трое принцев-крестоносцев из главных королевских династий Европы — Капетингов, Плантагенетов и Габсбургов. Однако будущий повелитель Святого Города, будто бы зная наперед, что конклав выберет именно его, от всех своих земель на родине отказался и перед походом все свое имущество продал. После его смерти в 1100 году трон перешел не к кому-нибудь, а к его родному брату Бодуэну, хотя кругом было полно не менее достойных кандидатов. Как видно, имелось что-то в роду графов Бульонских, выделявшее их даже на фоне принцев королевской крови.

Изложив все это приятным низким голосом, рассказчица облизала пухлые губы, и обладатель искусственного глаза опустил уголки рта:

— Спасибо, мисс Айрин, вы свободны, — и, когда та вышла, кинул взгляд на стриженого: — Теперь ты знаешь про вершину айсберга, послушай-ка о том, что покоится под водой.

С этими словами он включил защиту, и воздух мелко завибрировал.

— Так вот, этот Годфруа Бульонской после завоевания Иерусалима, а может и раньше, основал орден Сиона и, помимо чертовой уймы ценностей, найденных в покоренном городе, передал в распоряжение этой организации какой-то загадочный предмет, называемый по-разному — то «камнем, упавшим с неба», то «глазом дракона», то «изумрудом с нагрудника еврейского первосвященника». Существует поверье, что посвященным он дает необычайное могущество, позволяет общаться напрямую вот с этим. — Усмехнувшись, одноглазый показал на потолок и, вытащив из сейфа папку, раскрыл ее. — Честно говоря, Марти, мне глубоко плевать, чем занимается эта сионская община, но в свое время великими магистрами ее были Леонардо да Винчи, Роберт Бойл, Исаак Ньютон, Виктор Гюго и Клод Дебюсси, а это кое о чем говорит, однако не будем отвлекаться. Итак, в начале двадцатого века доктор Жерар Анкосс, известный более под именем Папюса, вывез загадочный дар Годфруа Бульонско-го в Россию, передав его императору Николаю Второму, и после революции камень в числе прочих царских сокровищ затерялся. Последним его видел некий полковник Кобылян-ский, который помогал упаковывать ценности, вывезенные им впоследствии тайно из Тобольска.

Рассказчик замолчал и, неспешно придвинувшись к холодильнику, собеседника проигнорировал, а себе нацедил стакан грейпфрутового сока.

— Однако интересно другое. Вместе с этим камнем в восемнадцатом году исчезла так называемая царская булатная папиросница. — Он выпил залпом, швырнул пластмассовый стаканчик в урну и, как волк, повернулся всем телом. — Так вот, этот чертов портсигар отыскался, а значит, существует реальная возможность найти и изумруд.

Короткостриженый, внимавший с неподдельным интересом, вдруг хрустнул пальцами, и на его губах появилась ухмылка.

— Сэр, уж не хотите ли вы сказать, что орден существует до сих пор и сейчас желает вернуть свое имущество, не так ли?

— Мне всегда нравились проницательные парни. — Одноглазый благожелательно глянул на него. — Это действительно так, и если мы сделаем то, о чем нас просят, то твое участие в деле будет стоить вот столько. — Он пальцем в воздухе начал рисовать замысловатый узор из нулей, и их число пришлось стриженому по душе.

— Здесь есть о чем поговорить, сэр. — В его голосе зазвенел металл, а в прищуренных глазах загорелись огоньки, как у голодного леопарда перед прыжком.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

По непроверенным косвенным данным, в самое ближайшее время ожидается переброска на территорию России представляющего особую опасность международного террориста-ликвидатора, разыскиваемого Интерполом, а также спецслужбами двенадцати стран, Джона Арчибальда Грея, он же Сэм Браун, он же Патрик Макдауэл, он же Леон Бланш, он же Джузеппе Барталеоне, он же Чеслав Мерешковский, возможны другие имена и фамилии. Агентурные клички — Громовой, Большой Сэм, Апперкот, Динамит и другие. Место и дата рождения не установлены.

В совершенстве владеет холодным и стрелковым оружием, приемами защиты и нападения, эксперт по биколано — филиппинскому аналогу карате. Чрезвычайно опасен при задержании.

Специально проживал в Бразилии и Таиланде, обучаясь ка-пойэре и муай-таю, в 1982 году, демонстрируя свое умение выживать в экстремальных условиях, в одиночку, вооруженный только мачете, осуществил трехсоткилометровый переход по девственным лесам Амазонки. В том же году, не поладив с руководителями колумбийского наркокартеля, совершил большое количество диверсий и терактов на контролируемой ими территории, сумев нелегально вывезти более ста килограммов героина. В 1983 году, во время задержания его спецслужбами в Гонконге, будучи обезоруженным, вывел из строя семь человек и оторвался от погони. Причем один из преследователей был убит вилкой, брошенной с расстояния десяти метров и попавшей ему точно в сонную артерию. С середины восьмидесятых перебрался на африканский континент, в Республику Серебряный Берег, где инструктировал головорезов диктатора Лепето. Имел среди них кличку Белый Палач.

Словесный портрет: рост выше среднего, фигура плотная, атлетическая, лицо овальное, лоб средний, прямой, брови дугообразные, нос средней длины и ширины, спинка прямая, подбородок прямой, уши овальные, противокозелок выпуклый, глаза светло-серые, волосы рыжеватые, обычно коротко стриженные, шея средняя, мускулистая, плечи горизонтальные.

Особые приметы: произносит "р" ощутимо твердо, по-йоркширски, на кистях рук четко выделяется кентос — гипертрофированная надкостница на суставах указательного и среднего пальцев, предназначенная для нанесения ударов, на левой щеке имеется чуть видимый выпуклый шрам, предположительно след от колюще-режущего предмета. На правом запястье видна полустертая татуировка — змея с головой льва, что, по понятиям южноамериканцев, означает силу, удачливость и ловкость.

Другие особенности: очень обаятелен, легко входит в доверие как к мужчинам, так и к женщинам, любит быструю езду на автомобиле, причем предпочитает находиться за рулем сам. Из пищи любит жареную свиную вырезку, ветчину в фольге с вареньем, кофе не пьет, чай употребляет исключительно с молоком. Курит мало, алкоголь практически не употребляет. Предположительно бисексуален.

Согласно непроверенным данным, основная поставленная задача — отыскание следов сокровищ царского дома Романовых.