Преступление без срока давности

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

По океанской глади побежала багряная дорожка, и солнце исчезло за горизонтом, провалившись, если верить сказаниям атси, в лоно ужасной великанши-людоедки Ханги.

Над побережьем опустилась тропическая ночь. В душном воздухе роились москиты и густо разливалась вонь из городского канала, однако в подземельях президентского дворца все эти ужасы не ощущались. Здесь, под каменными сводами, царила приятная прохлада, мерно вращались вентиляторы, а сквозь бетонные стены снаружи не доносилось ни звука. Правда, не сказать, что было тихо, — то и дело раздавались пронзительные крики, слышались мучительные стоны и сопровождаемые руганью удары по живому. А чего, собственно, удивительного? Раньше, при колонизаторах, на этом месте находился гараж, но едва победил революционный народ, как пришлось здесь устроить застенок, в который доктор Лепето этот самый народ и загнал.

Несмотря на позднее время, процесс нынче шел вовсю — лязгали запоры, кровь из «операционных» стекала прямо в канал, а в «гостиной», оборудованной по последнему слову техники пыточной, от желающих повысить свое заплечное мастерство яблоку было некуда упасть.

Отражаясь от инструментов на столе, ртутный свет слепил потомков племени атси — широконосых, вывороченно-губых людоедов, заставлял их щурить воспаленные, в красных прожилках, глаза и подчеркивал лишний раз белизну рубашки крепкого широкоплечего европейца, который чуть заметно улыбался.

— Внимание, джентльмены, начинаем.

Держался он уверенно, говорил негромко, а во взгляде его проскальзывала снисходительность — так смотрит учитель на старательных, но недалеких учеников.

— Я прошу вас, джентльмены, не обращать пока внимания на нашего гостя. — Он покосился на каталку в углу операционной, с которой доносилось хриплое дыхание, и, усмехнувшись, оглядел аудиторию: — Всему свой черед, джентльмены. Еще успеется.

Наверное, он здорово нравился женщинам, белым, естественно. Спокойный до невозмутимости, с правильными чертами лица, которое не портил даже шрам на щеке, но люди атси, эти потомки кровожадных дикарей, старались не смотреть ему в небесно-голубые глаза. Глаза человека по имени Белый Палач, большого американского и личного друга доктора Йоханнеса Лепето. Способного с легкостью закачать своей жертве в мочевой пузырь серную кислоту.

— Итак, джентльмены, если посмотреть в глубь веков. — Он покосился на чернокожего врача, склонившегося над телом на каталке, и нехорошо ухмыльнулся: — Эй, док, смотрите, чтобы пациент был в форме. Так вот, мы увидим уже тогда горячее человеческое желание причинить своему ближнему боль.

Ветхий Завет, например, описывает, как еще царь Давид после победы над аммонитянами положил их живыми под пилы, молотилки и топоры, а некоторых бросил в обжигательные печи. Много веков спустя в долине к югу от Иерусалима, названной Геенной огненной, была популярна пытка свинцом. Голову осужденного обматывали полоской ткани и тянули за концы до тех пор, пока жертва не открывала рот, куда и заливали расплавленный металл.

Я не говорю о широко известной римской практике распятия на крестах и бичевания, это общеизвестно. — Личный друг президента замолчал и, вытащив носовой платок, элегантно промокнул губы. — Большое уважение вызывает опыт древних китайцев. Пытки водой, звуком, «мука тысячи восходов», когда каждодневно жертве отрезали кусок плоти, постепенно превращая ее тело в одну сплошную, исходящую болью рану. Заметьте, человек умирал чрезвычайно медленно.

Или другой пример — превращение подопечного в человека-свинью. Ему отрубали руки и ноги, выкалывали глаза, протыкали барабанные перепонки, вырывали язык и в таком виде отпускали. А вот совсем иной поворот мысли. Жертву, намертво привязанную к деревянной раме-распорке, подвешивали в сидячем положении над заостренным ростком бамбука, который вскоре достигал критической высоты и постепенно пронзал человеческое тело. А регулировать процесс можно было за счет провисания веревки, поливая ее водой. Разве это не гениально? — Он обвел собравшихся горящими глазами, прищурился и с энтузиазмом продолжил: — Не отстали от китайцев и японцы. Особенно поражает их изощренность в период раннего средневековья. Поэтапное сдирание кожи, поджаривание на медленном огне, варка в масле, обработка ран вызывающим боль составом — чего только не придумано.

Лично мне нравится пытка дегтем. Раздетого человека растягивали на полу. Над его телом был укреплен блок с перекинутой через него веревкой. К одному ее концу подвешивали котел с кипящим дегтем, другой давали жертве в зубы, после чего ее начинали колоть мечом. Понятно, в чем дело? Ха-ха-ха!

Аудитория дружно поддержала, но смех расхолаживает, и оратор сразу поднял руку:

— Однако мне хотелось бы остановиться на действительно блестящем наследии, оставленном нам инквизицией. Скрупулезный расчет, точное знание психологии человека, помноженное на интуицию практиков, дало непревзойденный результат. Все было продумано до мелочей. — В знак уважения перед заслугами инквизиции Белый Палач умолк на мгновение и медленно покачал головой. — Каждый этап пытки планировался заранее. Поначалу подопечного кидали в темную одиночную камеру и оставляли в ней на достаточно долгое время, чтобы он сам нарисовал страшную картину ожидавших его мучений. Затем его раздевали догола и с помощью огня уничтожали всю растительность на теле, что уже само по себе не очень приятно. — Он коротко засмеялся и тут же оборвал смех. — Кстати, джентльмены, здесь существует одна тонкость. Если вы работаете с клиентом мужского пола, то сорвите с него одежду сами, ну а если перед вами дама, сделайте так, чтобы она разделась самостоятельно, — проверено жизнью и психически оправданно.

Ну, не будем отвлекаться. Итак, жертва была опалена, и ее, лишь слегка испытавшую силу огня, начинали знакомить с орудиями пыток, пока лишь визуально, с подробными разъяснениями. Это то, что мы сейчас называем методами устрашения. И только после этого на сцену выходил палач. Первой пыткой обычно был жом — большой палец ущемлялся между винтами, причем достигалось такое давление, что обильно текла кровь. Затем переходили к «испанскому сапогу». Нога жертвы зажималась в особое устройство и сдавливалась до тех пор, пока наружу не выходил костный мозг. Да, да, джентльмены, костный мозг. — Рассказчик внезапно ухмыльнулся, и стало ясно, что данная тема ему очень близка. — Ну а уж после этого переходили к основной пытке — дыбе. Причем существовало два способа ее использования — страппадо, то есть непосредственно дыба, и скуозейшин, или подбрасывание. В первом случае жертву подвешивали к потолку за веревки, привязанные к запястьям, а к ногам прикреплялся груз до ста пятидесяти килограммов. Обычно эта пытка заканчивалась вывихом плечевых суставов и разрывом связок. Подбрасывание же было аналогично страппадо, но в этом случае веревку неожиданно отпускали, а затем резко натягивали, что иногда приводило к отрыву конечностей.

После дыбы переходили к «кобыле». Так называлась деревянная перекладина, на которую жертву усаживали верхом и на ноги ей подвешивали тяжести. Их понемногу увеличивали, острый край постепенно врезался в тело и вызывал сильнейшую боль. Это, так сказать, был фундамент, обязательный минимум навыков для начинающего палача, но если тот был опытен, то пытки становились все изощренней. Это и горящая сера, и раскаленные клещи, и железный стул с отверстием в сиденье, под которым разводили огонь. Иногда в приливе вдохновения палач опускал своего клиента в бочку с известью, а затем скреб его железными щетками или использовал «качалку» — многократно погружал жертву в пламя костра на специальном приспособлении, напоминающем колодезный журавль.

В наше время, джентльмены, все, конечно, изменилось, как я полагаю, к лучшему. — Он окинул взглядом инструментарий на столе, выбрал пассатижи для вылущивания суставов пальцев и, ухмыльнувшись, смачно щелкнул ими. — Прогресс нам дал электрошок, психотропные препараты, однако настоящий мастер должен уметь работать и с подручными дедовскими средствами. С этой точки зрения весьма поучителен пример советских спецназовцев, с помощью плоскогубцев, рашпиля и обыкновенного ножа творящих настоящие чудеса. Запросто могут вырезать человеку печень и на его глазах скормить кому-нибудь. Или могут сами съесть — по настроению.

Изобразив на лице соответствующее настроение, он положил пассатижи на место, исподлобья глянул на слушателей и, внезапно подобрев, улыбнулся:

— А теперь, джентльмены, вам, наверное, хочется узнать, как же вести себя, если кому-нибудь из вас, не приведи Господи, придется самому попасть в операционную?

Это, знаете ли, целая наука, скажу только, что надо заставить себя полюбить боль, желать для себя как можно больше боли и ни в коем случае не думать о мести палачу. А вообще-то все зависит от него: если он опытен, вы непременно сломаетесь, даже сомневаться не стоит. — Он промокнул губы свежайшим носовым платком и, вытащив из шкафа зеленый хирургический халат, принялся неторопливо облачаться в него. — Ну, джентльмены, как говорится, от слов к делу. Эй, док, давайте-ка его на центр, вот сюда.

— Да, сэр. — Под колесный скрип эскулап потянул каталку из угла, с трудом развернул ее и, придвинув к столу так, что инструменты звякнули, откинул простыню. — В полном сознании, сэр, удивительный экземпляр.

— Действительно хорош. — Президентский друг надел поверх халата черный мясницкий фартук и лишил девственности пару хирургических перчаток. — Работать с таким одно удовольствие.

На пропитанных насквозь мочой и кровью носилках был распят абсолютно голый молодой мужчина. Очень крепкий и жилистый, он безнадежно пытался порвать стальную проволоку, глубоко врезавшуюся ему в руки и ноги, а из огнестрельного отверстия на его груди выходил розовыми пузырями воздух.

— Ага, пуля в легком. — Белый Палач склонился над столом и принялся неторопливо звенеть инструментами. — Эй, док, включайте камеру. Давайте крупным планом не только операционное поле, но и вазомоторику пациента — выражение глаз, мимику, и не забудьте про общий план. Ну, начали… Итак, джентльмены, берем зонд и начинаем вводить его в рану…

Его пальцы, сверкнув никелем, придвинулись к кровоточащему отверстию, и сразу же тело распятого судорожно вытянулось, на лбу выступил пот, а на сцепленных зубах захрустела треснувшая эмаль.

— Какой паинька, тихий пока. — Палач запустил зонд поглубже в рану и принялся обстоятельно копаться в ней. — Док, как у нас с пульсом? В норме? Хороший парень… Глаза, глаза не забудьте снять, смотрите, как зрачки расширились, джентльмены, боль — вот она. Так, есть пуля, глубоко сидит, сейчас подумаем, чем тащить.

Он на ощупь взял что-то блестящее со стола, принялся пихать в рану, однако на полпути остановился и повернулся к слушателям:

— Джентльмены, обратите внимание. Пуля деформирована, рана глубокая, придется ее расширять.

От слов он не торопясь перешел к делу, и в это мгновение распятый закричал — на пределе голосовых связок, с кровью и зубным крошевом на искусанных губах.

— Док, давайте крупным планом его рот. — Слизнув пот с верхней губы, палач перестал разворачивать рану остро заточенной лопаткой и с довольным видом покосился на аудиторию: — Внимание, джентльмены! Смотрите, боль достигла запредельного значения, сфинктер мочевого пузыря не выдержал, и наш пациент обмочился. — Он указал с ухмылкой на растекавшуюся по полу лужу и, наклонившись к ране, стал тампонировать кровавое месиво. — Док, как пульс? Ну и пациент, живуч как кошка. Посмотрим, надолго ли его хватит.

Он ухватил наконец-таки пулю и, помогая себе вращательными движениями кисти, медленно потащил ее из раны.

— Тяжело идет, черт побери, джентльмены, у нас нелегкий хлеб. Док, сигарету мне. — Комочек свинца упал со звоном в хирургический таз, зрители шумно выдохнули, и, криво улыбнувшись, палач глубоко затянулся. — Ну, по-моему, пациенту уже лучше.

Пока он курил, распятый судорожно корчился на носилках, до крови рассекая кожу о проволочные путы. Из его оскаленного рта вырывались беспорядочные хрипы, по телу пробегала волнами дрожь, и аудитория, упиваясь видами адских мук, попритихла — как же, боль голимая, вот она…

— Эй, док, давайте-ка сюда провода. — Окурок полетел в таз следом за пулей, эскулап щелкнул тумблером, а президентский друг начал крепить «крокодильчики» к телу распятого. — Джентльмены, прошу внимания. Обычно я рекомендую работать по следующей схеме — уши, соски, половые органы. Однако сейчас один контакт зафиксируем в ране, вот так. Теперь вот сюда… Да, у этого парня есть что отрезать. Черт бы побрал этого вашего духа огня… Только полноценные жертвы ему, видите ли, подавай! Пережитки, варварство какое-то! Итак, джентльмены, даем ток.

Он слегка крутанул верньер, распятый выгнулся дугой, забился, и в камере раздался стон. Стон жуткой муки, сдерживаемый на грани обморока.

— Как хорошо держится молодчик! — Глянув на часы, палач убрал напряжение, покачал головой и широко улыбнулся: — Ну а если вот так?

По ушам резанул крик, судорожно дернувшись, тело на носилках обмякло, и эскулап выплюнул жвачку из толстогубой пасти.

— Готов, сэр, вырубился.

— Ну и ладно, я не собираюсь опаздывать к ужину. — Окровавленными мотыльками полетели в таз перчатки, скинув фартук, палач избавился от халата и принялся старательно намыливать руки. — Джентльмены, после электрошока не давайте своим подопечным пить, так они продержатся дольше. Кстати, док, — он потянулся к полотенцу и принялся тщательно вытирать каждый палец, — чтобы завтра пациент был в форме. Чтобы никаких там осложнений, нагноений и прочей хренотени. И давайте-ка сюда кассету, за ужином мы с Йоханнесом ее посмотрим. — Он швырнул полотенце в таз, пнул его ногой и требовательно протянул руку с полустершейся татуировкой в виде змеи с головой льва.