Преступления за кремлевской стеной

ТРАГИЧЕСКИЕ СЦЕНАРИИ

В 1989 году события в Тбилиси развивались так: 4 апреля перед Домом правительства в Тбилиси начался непрекращающийся митинг. В тот же день группа участников «неформального движения» на-чала голодовку. Поводом стали события в Абхазии: принятое в середине марта предложение о выходе Абхазской автономной республики из состава Грузии.

Однако абхазская тема была быстро отодвинута в сторону. Зазвучали требования отставки правительства, о национальной независимости Грузии и ее выходе из состава СССР.

По инициативе руководства Грузии во главе с первым секретарем республиканского ЦК Джумбером Патиашвили было принято решение о применении силы, использовании войск, введении в Тбилиси комендантского часа.

Ночью с 8 на 9 апреля перед Домом правительства собралось около десяти тысяч человек. Невдалеке, на площади Ленина, — боевая техника, войска.

Специальный корреспондент газеты «Московские новости» Андрей Романов 23 апреля 1989 года писал: «В четвертом часу утра к собравшимся обратился Патриарх-Католикос Илия II. Он сказал, что знает о возможности применения силы, и призвал митингующих оставить площадь. «Нет!.. Нет!.. Нет!..» — зазвучало в ответ. Католикос остался на площади. Ираклий Церетели, один из лидеров неформалов стал читать молитву «Отче наш». Площадь тысячеголосым эхом вторила.

В четыре утра со стороны площади Ленина вспыхнули фары бронетранспортеров. Они медленно стали приближаться. Люди расступились, освобождая проезжую часть, давая дорогу технике. Наглухо задраенные машины встретили аплодисментами, песнями. На видеозаписи видно, как мужчины останавливают молодых людей, норовящих пнуть ногой колесо бронетранспортера, стукнуть по броне.

Позади машин из темноты появился строй солдат в касках, бронежилетах, с прозрачными щитами и резиновыми дубинками. Какое-то время все было спокойно, потом вдруг раздались крики, началось движение, взметнулись и замелькали дубинки. Побежали прочь женщины с перекошенными лицами, закрывающие голову руками. В сторону солдат полетели несколько камней, палок. Солдаты наступали, люди разбегались. За строем солдат оказалась окружена часть митинговавших, голодающие…

Итог этой страшной ночи — в морги доставлено 16 трупов участников митинга. Среди погибших 14 женщин. Самой старшей — 70, двум самым младшим по 16 лет. В больницы поступило около полутора сотен раненых, восемь тяжело пострадавших помещены в реанимацию. В госпиталь также доставлено около двадцати раненых военнослужащих, четверо — в тяжелом состоянии. Было госпитализировано 34 работника милиции. Большинство из них пострадали, когда пытались защитить участников митинга, вынести раненых с площади.

Арестованы пятеро лидеров радикальных неформальных организаций.

9 апреля незадолго до одиннадцати часов вечера по местному телевидению выступил командующий Закавказским военным округом генерал-полковник Игорь Родионов. Он объявил о своем назначении военным комендантом Тбилиси и о введении с 23 до 6 часов комендантского часа. До 23 часов оставались считанные минуты, поэтому конфликты с военными патрулями оказались неизбежны. Автоматной очередью патруля был смертельно ранен за рулем автомобиля 25-летний Гия Карселадзе.

Было объявлено, что 16 человек погибли «в результате возникшей давки». Очевидцы твердят о применении газов при разгоне митинга, о том, что солдаты использовали не только резиновые дубинки, но и саперные лопатки.

12 апреля, на брифинге в ЦК Компартии Грузии секретарь ЦК Нугзар Попхадзе сообщил, что специальная комиссия с участием представителей общественности обследовала большую часть тел. Резанных и рубленных ран на них нет.

Вопрос специальных корреспондентов «Московских новостей»: будут ли обследоваться раненые в больницах? В одной из них, в частности, лежит Шалва Квасролиашвили, 35 лет. Диагноз врачей: рубленая рана теменной и затылочной области, перелом основания черепа, состояние крайне тяжелое. Есть и другие схожие случаи.

Секретарь ЦК поблагодарил за информацию, обещал проверить. К брифингу следующего дня она подтвердилась самым драматическим образом. Министр здравоохранения республики Ираклий Менагаришви-ли сообщил, что от полученных ран Шалва Квасролиашвили скончался.

Нам довелось слышать заключение приехавшего из Ленинграда одного из ведущих специалистов страны по химическим отравлениям Юрия Мусей-чука. Сказанное им проясняет возможное объяснение тому, что 14 из погибших — женщины. Женщины более чувствительны к химическим веществам. А использованные газы в больших концентрациях способны приводить к мгновенной потере сознания. Беспомощный человек падает под ноги бегущей толпы.

Разумеется, на брифингах в ЦК КП Грузии журналисты интересовались и тем, кто отдал приказ о применении химических веществ. Ответ: «Это решали командиры подразделений, участвовавших в операции». Кто распорядился участвовавшим в операции десантникам выдать саперные лопатки? Ответ представителя военного округа: «Лопатка входит в обычное снаряжение десантника».

В запросе народных депутатов СССР (М. Беликова, Б. Васильева, А. Гельмана, Д. Лунькова, Э. Шенгелая, Е. Яковлева) говорилось:

«Людей не предупредили, что принимается крайнее решение, и даже после того, как оно было принято, ничего людям не сказали. Разве был хоть какой-то смысл в проведении такой тайной операции против своих сограждан? Руководители республики не обратились непосредственно к участникам демонстрации накануне зловещего утра.

А разве руководителям республики, уж коли они на такое решились, не следовало заранее встретиться с солдатами, которым предстояла эта чудовищная «работа», поговорить, объяснить, о чем и о ком идет речь, не передоверять предварительный инструктаж исключительно военным командирам, прибывшим неизвестно откуда?

Все здесь было бесчеловечно. Демонстрантов не разгоняли, а избивали, перекрыв выходы с площади. Тех, кому удавалось вырваться, преследовали, продолжая избивать. Почему в ход пошли саперные лопатки? Почему применили слезоточивые и еще какие-то никому неизвестные химические средства?

В целом во всей этой операции настораживает тенденция устрашения».

Находясь в опале, генерал Игорь Родионов ни разу не сделал даже попытки реабилитировать себя. Он отказался войти в команду Павла Грачева, все эти годы начальник академии Генштаба ни разу не прибыл в Кремль по случаю ежегодного приема выпускников, чтобы даже формально не предстать перед своими офицерами рядом с Грачевым.

За две недели до подписания указа о назначении Игоря Родионова министром обороны, Борис Ельцин затребовал себе все материалы уголовного дела по событиям в Тбилиси 9 апреля 1989 года.

На съезде Советов, где рассматривались трагические события в Тбилиси, врали или отмалчивались все без исключения высокие государственные чиновники. Любая утечка информации о том, что ЦК и Политбюро не только знали о развитии обстановки в Тбилиси, но и принимали соответствующие решения, означала бы для них политический смертный приговор. Именно поэтому вся ответственность была свалена на ЦК компартии Грузии и лично на командующего Закавказским военным округом.

Если бы генерал-полковник Игорь Родионов рассказал на съезде всю правду и показал документы в отношении трагедии в столице Грузии, Михаил Горбачев, возможно, не стал бы первым Президентом СССР. Радикально иной была бы судьба многих других тогдашних лидеров КПСС.

Вот мнение о событиях в Тбилиси заместителя начальника следственного управления Главной военной прокуратуры полковника юстиции Юрия Баграева, который лично занимался расследованием причин трагедии.

— Мы очень тщательно проводили расследование, допросив сотни участников событий и собрав огромное количество документальных материалов. Вывод следствия однозначен: Родионов не виновен в гибели людей. От себя хочу сказать, что решения властей накануне и в ходе трагических событий принимались вопреки настоятельным рекомендациям Родионова, который был категорически против грубого применения военной силы. К гибели людей привело то, что руководители грузинского МВД не выполнили несколько важных распоряжений Родионова. Они попросту его предали…

А вот некоторые документы.

Исходящая шифротелеграмма № 14/ш (отправлена 7.04 1989 г. в 20 час. 35 мин.)

«г. Москва

Центральный Комитет КПСС

Обстановка в республике резко обострилась(…) Считаем необходимым:

1. Незамедлительно привлечь к уголовной и административной ответственности экстремистов, которые выступают с антисоветскими, антисоциалистическими, антипартийными лозунгами и призывами (правовые основания для этого имеются).

2. С привлечением дополнительных сил МВД, ЗакВО ввести в Тбилиси особое положение (комендантский час).

3. Осуществить силами партийного, советского хозяйственного актива комплекс политических, организационных и административных мер по стабилизации обстановки.

4. Не допускать в союзных и республиканских средствах массовой информации публикаций, осложняющих обстановку.

По пунктам 1, 2, 4 просим согласия.

Секретарь ЦК КП Грузии Патиашвили».

(Именно эту шифровку зачитывал на съезде Лукьянов, когда валил всю вину на руководство компартии Грузии. При этом коммунист Лукьянов не прочел предпоследнюю строчку, чтобы не возник вопрос о том, кто же давал согласие по пунктам 1, 2, 4.

Постановление бюро Центрального Комитета Компартии Грузии от 8 апреля 1989 г. (протокол № 122 п. 2)

«О мерах в связи с резким обострением политической обстановки в республике»:

«…Экстремистские элементы нагнетают националистические настроения, призывают к забастовкам, неподчинению властям, организуют беспорядки, дискредитируют партийные и советские органы.

В связи с вышеуказанным, бюро ЦК КП Грузии постановляет:

1. Принять меры по освобождению площади перед зданием Дома правительства от участников многотысячного несанкционированного митинга с помощью милиции, войск МВД и подразделений Советской Армии.

2. Руководство по проведению этой операции возложить на командующего ЗакВО генерал-полковника Родионова И. Н.

Секретарь ЦК КП Грузии Патиашвили».

Это постановление означает, что ЦК КПСС дал добро на шифровку от 7.04.89 г.

А вот что сообщал в Москву генерал Родионов:

«Министру обороны СССР маршалу Язову Д. Т.

(…) Руководство республики пытается стабилизировать положение с помощью активных действий войск, что обострит имеющееся негативное отношение к армии. Имеют место нападения на военнослужащих, избиения, оскорбления и взламывания квартир.

Предлагаю:

1. Арестовать руководителей резко националистических обществ — организаторов сборищ, несанкционированных митингов.

2. Не допускать проведения митингов путем разгона мелких групп силами МВД, не допуская их массового скопления.

3. Воинские части держать в готовности для оказания помощи властям в охране зданий ЦК КП Грузии, Дома правительства, телестудии, почты и телеграфа.

Командующий войсками Закавказского военного округа Генерал-полковник И. Родионов.

7 апреля 1989 года».

«Министру обороны СССР Маршалу ЯЗОВУ Д. Т.

(…)При оценке перспектив развития обстановки необходимо учитывать следующие факторы:

партийное и государственное руководство ГССР по своему отношению к происходящим событиям не является однородным…

Введение особого положения рассматривает как возможность снять с себя полноту ответственности за происходящие события.

Введение комендантского часа нецелесообразно и даже вредно.

Во исполнение директивы МО СССР № 4/154 от 07.04.89 решил:

во взаимодействии с силами и органами МВД организовать охрану важнейших правительственных и государственных учреждений, аэропорта, осуществить контроль на основных дорожных направлениях…

Командующий войсками Закавказского военного округа Генерал-полковник И. Родионов 8 апреля 1989 года».

Тем не менее силовой вариант решения конфликта в Москве был принят. Родионов, назначенный руководителем операции членом Политбюро маршалом Язовым, все-таки решил обойтись силами МВД. Милиция должна была арестовать зачинщиков и вдохновителей митинга, а внутренние войска — вытеснить толпу с площади. Десантный полк, предварительно разоруженный по приказу того же Родионова, находился в резерве. Однако в критический момент находящийся с солдатами Родионов увидит, что толпа начала теснить внутренние войска с фланга, применяя камни и прутья. Тогда он отдал десантникам приказ прикрыть фланг. Контакт десантников с митингующими длился 10 минут.

…На следующий день после трагедии политики стали умывать руки.

Из материалов уголовного дела:

«В процессе операции погибло 19 человек, из которых 3 мужчин и 15 женщин. 18 человек погибли от механической асфиксии (удушье), возникшей от вдавливания грудной клетки, а 1 человек (Квастроли-ашвили) погиб от черепно-мозговой травмы, полученной при ударе о мостовую. Телесные повреждения получили 74 человека: тяжкие — 4, менее тяжкие — 15, легкие с расстройством здоровья — 12.

Среди военных пострадало 189 человек: черепномозговые травмы — 10, колото-резаные раны — 12, переломы — 4, рвано-ушибленные раны — 67, гематомы и ушибы — 96».

Были ли саперные лопатки? На этот вопрос отвечает полковник юстиции Юрий Баграев:

— Да, были. Несколько десантников вынуждены были ими обороняться. Мы установили, что по характеру ранений увечья саперными лопатками были нанесены 4 мужчинам. Ни одной зарубленной женщины, ребенка, старика не было, заявляю с полной ответственностью.

Сделав генерала «стрелочником», Михаил Горбачев отправил его в Академию Генерального штаба. Все это время Игорь Родионов занимался военной наукой. Именно по его приказу были тщательно проанализированы все боевые действия в Чечне, ошибки командования и сделаны выводы о том, в каком состоянии находится российская армия. Говорят, этот труд был затребован в Минобороны и там исчез.

Лето 1997 года.

Недавно смещенный министр обороны Игорь Родионов — военный пенсионер. Он, как и его предшественник, находится на даче. По некоторым данным, он болезненно пережил отставку и окончательно передал дела Игорю Сергееву лишь спустя неделю после памятного заседания Совета обороны.

«В январе 1991 года в Вильнюсе и Риге пролилась кровь. Виновники трагедии до сих пор не названы, — писала Татьяна Фаст в 1996 году. — Но если в вильнюсской драме отчетливо просматриваются следы армии и КГБ, то рижский сценарий не прочитан до сих пор. Анализ этой провокации дает возможность не только разобраться в недавнем прошлом, но и понять, что происходит сегодня.

20 января 1991 года около 9 часов вечера «черные береты» (так в Риге называли бойцов ОМОНа) на 6 уазиках и 2 АТН ехали к прокуратуре. Неожиданно, в ста метрах от цели, рядом со зданием республиканского МВД, их машины были обстреляны. По показаниям самих омоновцев, стрельба велась с двух сторон: из самого МВД и расположенного напротив него парка. Побросав уазики, омоновцы бросились к МВД и ворвались в него по всем законам военной операции: одна группа зашла со двора и затем поднялась на пятый этаж, а другая захватила здание с парадного входа. В это время другой взвод омоновцев, уже находящийся в прокуратуре, услышав выстрелы, тоже бросился к МВД, но также был обстрелян по дороге и засел в здании напротив министерства, поливая огнем его окна. Стрельба закончилась лишь тогда, когда и те, и другие поняли, что стреляют по своим.

Результаты перестрелки оказались трагическими: 5 посторонних человек погибли и 8 были ранены. Ни один омоновец не пострадал.

На следующий день в средствах массовой информации зазвучала версия об изнасиловании жены одного из омоновцев, мстить за которую они и отправились накануне вечером организованной колонной. Так и осталось невыясненным, из чьих уст вылетела эта версия, сами омоновцы журналистов к себе в то время не подпускали. Тем не менее, как выяснит позже следствие, утром 20 января к одному из офицеров, отправляющихся с бойцами в центр города, подошел командир отряда Ч. Млынник и попросил подвезти жену одного из омоновцев. Офицер согласился. В центре женщину выпустили. Но не успела она завернуть за угол, как к ней подошли молодые люди из добровольной дружины стражей порядка (была в то время при кабинете министров такая невооруженная структура, обеспечивавшая порядок в городе, которую сами омоновцы называли боевиками). Дружинники предложили женщине сесть в их машину.

Какое-то время они возили даму по городу, пока не получили команду доставить ее в Верховный Совет. Но из-за баррикад подъехать к ВС они не смогли и отпустили ее на мосту. После этого женщина позвонила мужу на базу. Однако, по рассказам самих омоновцев, до ее звонка им звонил какой-то мужчина и дал послушать пленку с криками, свидетельствующими об ее изнасиловании. После этого отряд, взбудораженный случившимся, якобы и сорвался с базы. Из разговоров со следователями выяснилось, что в ту ночь в перестрелке, кроме ОМОНа и милиционеров, участвовал еще кто-то. Следователи называли это третьей силой.

По их мнению, именно эта третья сила стреляла с Бастионной горки парка, она обстреляла ОМОН с пятого этажа МВД еще до появления «беретов» в здании. На одной из видеокассет перед зданием МВД появляются люди в камуфляже и спецназовских масках, которые спешно садятся в машину и уезжают прямо во время перестрелки. На другой кассете видно, как по парку под огнем, профессионально, по-пластунски, передвигаются люди в темной спортивной одежде.

Бывший министр МВД А. Вазнис рассказал, что 10–11 января у него появилась оперативная информация о том, что в один из юрмальских санаториев прибыли 40 крепких молодых людей, назвавшихся болгарскими спортсменами, но разговаривавших только по-русски. По его данным, эти люди побывали на базе ОМОНа, а 20 января «Икарус» привез их в центр Риги, где следы их потерялись.

Впрочем, приемы провоцирования «беретов» отрабатывались еще накануне. В ночь с 19 на 20 января пост ОМОНа в Доме печати обстреляли. Выбежавшие на поиск преступников омоновцы задержали назойливо крутившуюся поблизости «Латвию» с пятью дружинниками. Оказывается, их послали узнать, кто это палил в омоновцев ночью. В машине «случайно» были обнаружены взрывпакеты, холодное оружие и списки какой-то подпольной организации. Как рассказал один из командиров ОМОНа А. Кузьмин, его взвод повез задержанных на базу, сообщив при этом, как принято, маршрут своего следования. При переезде через мост, на котором жгли костры и пели песни защитники баррикад, их машины неожиданно обстреляли. Выскочивший на дорогу Кузьмин узнал среди стрелявших своего друга офицера ОМОНа Кротова. При выяснении оказалось, что Кротов получил приказ обстрелять «Латвию», в которой якобы дружинники везли арестованных омоновцев. На следующий день в советской прессе появилась заметка о нападении боевиков на ОМОН.

Все эти провокации будоражили отряд, держали в постоянном напряжении. Усугублял положение и конфликт «беретов» с республиканской властью.

Первый клин в эти отношения вбил сам министр МВД Латвии А. Вазнис, когда запретил кооператив «Викинг», обеспечивающий омоновцам существенную добавку к скудной милицейской зарплате. Недовольством в отряде воспользовался ЦК КПЛ, в условиях двоевластия поручивший «беретам» охрану своей собственности. К руководству приходит бывший «афганец» Чеслав Млынник, который досрочно получает звание майора. Его правой рукой становится бывший офицер ГРУ Чецкий. На базе появляются два спец-подразделения, которые тренируются отдельно от остальных, ни с кем не общаются, имена их членов держатся в тайне.

К январю 1991 года из отряда по борьбе с организованной преступностью ОМОН превращается в единственный оплот Советской власти в Латвии.

Из всего этого следует, что события 20 января не были случайностью. Начиная с ночи, когда взвод Кротова обстрелял взвод Кузьмина, «беретов» намеренно заводили. Дружинники, захватившие жену одного из омоновцев, даже знали, во что она будет одета в тот день. Вечером у МВД отряд уже ждали. Причем не только те, кто начал стрельбу с Бастионной горки, но и охрана МВД, которую накануне «укрепили» сельскими милиционерами, получившими приказ стрелять на поражение при приближении ОМОНа. Не случайным было и нападение отряда именно на МВД. Это было единственное учреждение в Риге, которое могло оказать вооруженное сопротивление. Судя по всему, организаторам провокации нужны были жертвы среди ОМОНа. Однако погибли люди, находящиеся в парке. Почему? Опять же не случайно. Именно здесь прятались те, кто спровоцировал ОМОН. А им не нужны были свидетели, тем более операторы. Кстати, во время следствия была проведена экспертиза омоновского оружия: ни один погибший не был застрелен из их стволов.

Все эти годы и следователи, и пресса говорят о третьей силе, как об организаторе провокации. По ее велению двигались и ОМОН, и милиционеры, и дружинники.

Что это была за сила, нетрудно догадаться, связав ряд политических событий того времени. 13 января пленум ЦК КП Латвии, констатировав двоевластие в республике, обратился к Президенту СССР М. Горбачеву с просьбой ввести президентское правление. Известно, что Горбачев колебался (накануне письмо Бу-рокявичуса с такой же просьбой он вернул в секретариат разорванным). 15 января Комитет национального спасения под руководством А. Рубикса объявляет о готовности взять власть в свои руки. Дело остается за механизмом захвата власти. В Литве его попытались ввести в действие с помощью армии, которая, по словам Пуго, вышла, «чтобы предотвратить жертвы среди населения». Однако именно обилие жертв и разрушило планы сценаристов.

В Латвии нужно было действовать изощреннее и тоньше, поэтому основная роль здесь отводилась местному ОМОНу; якобы доведенному «боевиками» до отчаяния. Жертвы в ОМОНе, защитнике Советской власти в Латвии, могли подтолкнуть Горбачева к решительным мерам. Кстати, известно, что накануне январских событий Млынник лично ездил на прием к Пуго и Лукьянову. В Риге же, в свою очередь, дважды инкогнито побывал начальник ГРУ Генерального штаба МО генерал Михайлов.

Впрочем, сценарий введения президентского правления не исключал и еще одного варианта. О нем рассказал бывший председатель Верховного Совета Латвии А. Горбунов, отправившийся в ту январскую ночь за информацией в… КГБ. «Я мог позвонить Горбачеву, но не стал этого делать, — рассказывает Горбунов. — Я знал: он скажет мне, что мы сами виноваты. И еще это был бы повод с его стороны «помочь» нам путем введения президентского правления, а потом сказать, что мы его сами об этом попросили». По словам Горбунова, связавшись с премьером Латвии И. Годманисом, он узнал, что тот уже созвонился с Пуго, который пообещал дать приказ ОМОНу покинуть МВД.

Был ли Пуго тем крайним, кто остановил дальнейший ход раскручивания силового механизма? Если учесть, что планировался он целым штабом военных и партийных ведомств, то вряд ли. Похоже, точку в этом сценарии все же поставил Горбачев, напуганный очередными жертвами среди мирного населения. Судя по августовским действиям президента, он не прочь был бы разделить славу с победителями, но ни за что не хотел делить позор с побежденными».

Главными объектами нападения в Литве в ночь на 13 января 1991, как известно, стали телебашня и телерадиокомитет. До сих пор в памяти кадры, которые бесстрастно передавала в эфир стационная телекамера: военные врываются в коридор, дергают ручки закрытых дверей и, увидев огонек работающей камеры, опрокидывают ее. Около двух тысяч литовских журналистов на следующий же день лишились своих рабочих мест.

А что было потом?

Семь месяцев спустя, в телецентре, ставшем, по сути, большим караульным помещением, новая «журналистская» команда каждый вечер с 18 до 23 часов вела под охраной автоматов и бэтээров свои теле- и радиопередачи. В последний раз вышла в эфир 20 августа. Были зачитаны документы ГКЧП. К телезрителям обратился секретарь ЦК КПЛ, генерал-майор А. Науджюнас. Через три дня объекты литовского телевидения были возвращены законным хозяевам.

Зачем штурмовали телецентр?

На этот вопрос до сих пор трудно подыскать однозначный и логически осмысливаемый ответ. «Чтобы прекратить льющиеся с экрана потоки лжи и дезинформации» — такое расхожее объяснение бытовало в идеологическом клише ЦК КПЛ. Но была ли эта цель достигнута? Телевидение независимой Литвы в Каунасе заработало почти сразу же после 13 января. И хоть и на другом канале, сумело охватить вещанием почти всю Литву. Программу так называемого «каспервидения» принимало лишь около 1/5 литовской аудитории.

На телевидении и радио Литвы рассуждают так: лидеры ЦК КПЛ верили, что стоит им лишь заявить с телеэкрана о восстановлении Советской власти в Литве, как это вызовет небывалый энтузиазм сограждан в республике. Надеялись на «всенародную поддержку масс». Поэтому другие телерадиоцентры и ретрансляторы, расположенные в Литве, оставили в покое.

Может быть, эта версия психологически и убедительная. Однако, скорее всего, в январе тех, кто захватывал телецентр, остановила вероятность новых жертв, начни они занимать другие объекты ТВ.

Разумеется, в Литве, где власть, вопреки задуманному, так и не удалось свергнуть, узаконить новообразованное телевидение и радио было невозможно. И тогда взоры ЦК КПЛ обратились к Москве. Спустя несколько дней после трагедии у телебашни в Вильнюсе высаживается десант технических работников Центрального телевидения.

К примеру, Александр Елехин, заместитель директора ТТЦ по радиовещанию, приехал в Вильнюс из Москвы через 12 часов после штурма телебашни и телецентра. Столь срочная командировка не была для него неожиданной. Годом раньше в составе такой же группы «пожарного реагирования» он летал в Баку после того, как там был взорван телецентр. В Вильнюсе под началом Елехина находились семь технических работников. В течение двух суток они наладили оборудование телевидения. Елехин говорит: «Если бы основная часть оборудования телецентра не была бы исправлена, вряд ли нам удалось бы управиться в два дня».

По его словам, пострадали в основном редакционные помещения. Несколько раз прорывало водоснабжение.

А вот Радиодом действительно пострадал значительно. Почти неделю после 13-го он вообще не охранялся. Если на ТВ репортажные журналистские телекомплекты были вывезены сотрудниками телецентра в Каунас, то в Радиодоме, оставшемся без присмотра, вполне могло пропасть любое оборудование.

Владимир Солодов, начальник АСК-3 технического центра ЦТ, ездил в Вильнюс позже. Его рассказ немногим отличается от рассказа Елехина. Добавим: бригады сменялись каждые две недели, платили по 25 рублей в день.

Леонид Кравченко, тогдашний руководитель Всесоюзной телерадиокомпании, вспоминая сейчас события января, говорит в сердцах: «Конечно, это был чистейший идиотизм! Но наша роль сводилась к восстановлению функционирования телецентра, что мы и делали. К слову, часть оборудования была закуплена на деньги, отпущенные в свое время Гостелерадио СССР. В Вильнюсе были только технические работники. Ни одного журналиста я в Литву не посылал. Делал это умышленно, не желая ввязывать творческий состав в авантюру…»

Действительно, московские журналисты на Литовском телецентре не работали. Правда, заместитель Литовского ТВР Н. Малюкявичюс вспоминает, что в Вильнюсе находился в те дни заместитель председателя Гостелерадио СССР Михаил Сухов. Но он и в Москве по роду своих обязанностей занимался техническими службами ЦТ.

Тем временем истинные хозяева развернули широкую кампанию протеста. Телевидение независимой Литвы обратилось в различные международные организации, в том числе и в ОИРТ. Представители ОИРТ приезжали в Литву. Но в здание их не пустили. 5 февраля на имя Б. Пуго было отправлено письмо с требованием вывести из телебашни и телецентра войска МВД, которые к тому времени уже несли караульную службу. 8 февраля аналогичная телеграмма была направлена В. Павлову. 27 февраля — депутатам Верховного Совета СССР: «Наш коллектив надеется, что вы, уважаемые депутаты, поможете решить, наконец, положительно этот вопрос и нам будет возвращено не только здание, но и возмещен ущерб, наказаны виновные».

Во всех случаях ответов не было.

Впрочем, один все же последовал. Накануне майских праздников первый заместитель председателя Всесоюзной телерадиокомпании Валентин Лазуткин прислал телеграмму, в которой было сказано, что «наша компания не имела и не имеет претензий на собственность телевидения и на радио Литвы», что «мы не давали никаких оснований для упомянутых вами сообщений в литовской печати о планах по превращению Литовского радио и телевидения в филиал Всесоюзной компании».

Но «планы» и «основания», как выясняется, все-таки были. Ранее Всесоюзная телерадиокомпания узаконила студию «Советская Литва», о чем, кстати, не преминули с гордостью сообщить телезрителям комментаторы захваченного телевидения. Более того, начальник Управления технических служб союзного радио и телевидения Валентин Хлебников в одном из писем на независимое Литовское телевидение подтвердил новость о том, что Литовская ассоциация радио и телевидения (ЛАРТ — такую аббревиатуру получило новое телевидение) зарегистрирована 28 мая в Министерстве финансов СССР за номером 39.

Вправе ли было Министерство финансов СССР регистрировать ассоциацию? К сожалению, прояснить ситуацию в самом министерстве не удалось. Отчасти ответил В. Хлебников, когда мы пытались выяснить детали планирования договора с ЛАРТ, на аренду технических средств телевидения и радиовещания.

— Минфин, видимо, может зарегистрировать ассоциацию как хозяйственную единицу. Bio как средство массовой информации… — здесь Валентин Иванович замялся и добавил: — Эти функции, по-моему, должна выполнять другая организация…

Теперь мы можем лишь предполагать, что Минфин испытал жестокое давление со стороны ЦК КПСС, Совета Министров СССР. Иначе он не пошел бы на шаг, очень далекий от законного.

Вопрос, который многих интересует: а из каких, собственно, источников финансировалась новая организация? С москвичами понятно. С ними рассчитывались Всесоюзная телерадиокомпания, телевизионный технический центр в Останкине. А вот ведущие и комментаторы ЛАРТ, по крайней мере, многие, получали зарплату в ЦК КПЛ. Как выяснила газета «Республика», оплата шла через каналы издательства ЦК КПЛ, которое было захвачено еще 11 января, — иными словами, из партийной кассы.

Проверить эти детали теперь практически невозможно. Когда республиканская комиссия в августе сразу после путча вошла в здание телерадиокомитета, оборудование по уничтожению бумаг и документов было еще «теплым». Несколько мешков с архивами было вывезено из ЦК КПЛ во время авральной эвакуации партработников.

По предварительным подсчетам, сумма нанесенного ущерба составила 15 миллионов рублей. Сложилась она большей частью из элементарного воровства.

Тот, кто внимательно следил за январскими событиями в Вильнюсе, должен вспомнить, какой переполох вызвали мешки, которые военные выносили из телебашни. Некоторые газеты строили предположение: уж не трупы ли это защитников башни? На самом деле все оказалось куда прозаичнее.

Поступило свидетельство офицера караула:

«…Когда я впервые заступил в караул на телебашню, то поразился, в какую казарму превратили солидное здание. Офицеры не скрывали, как они выносили по ночам телевизоры, мебель — по частям. Даже не стыдились этого. Основной костяк нашей новой части, дислоцировавшейся в Снечкусе, составляли офицеры, проходившие службу в дивизии МВД СССР, той самой, подразделения которой участвовали в штурме телебашни.

Сейчас принято решение о передислокации части или ее расформировании. И тут некоторые офицеры зашевелились: что делать с украденными телевизорами, мебелью, прочим добром? Везти в личном багаже опасно, вдруг остановит таможня. Тогда дали команду: вещи упаковать и приносить в часть. Отправлять это «добро» решили эшелоном, а его досматривать не будут. Но я не хочу, чтобы ворованное ушло из Литвы. Самое последнее дело для офицера — воровство. На некоторых вещах остались даже инвентаризационные номера, не стерли…»