Принцесса ветра и мести

Эпилог. Эллин

Эмили сладко посапывала у меня на руках, пока я баюкал ее, стоя на балконе. Звезды сияли нестерпимо ярко, и я опасался, что их свет разбудит только что уснувшую малышку. Она напоминала ангелочка. Белокурая, совсем как я, и пухлощекая, как мама. Сейчас ее веки были плотно закрыты, но, когда дочка смотрела на меня, от переполняющей любви замирало сердце. Наша девочка родилась с необычным цветом глаз, унаследовав мой радужный перелив, но на солнце они играли золотом и зеленью, доставшимися ей от Агнес.

Я с опаской обернулся на дверь террасы. Если жена вновь застукает меня за любованием Эми, я точно буду спать на коврике.

Агнес считала, что чрезмерное восхищение дочерью вырастит из нее зазнайку. Я улыбнулся этой мысли и поцеловал маленькую розовую пяточку.

Эмили недовольно закряхтела и прижалась ко мне. С ее рождения прошло два месяца, а я все не мог оторваться от нее дольше чем на несколько часов. Даже на Королевский Совет таскал за собой люльку, хотя Бриэль быстро ее у меня отнимала, балуя племянницу новыми игрушками и нарядами.

Вся моя свита буквально сходила с ума от милейшей девчушки. Даже Арчибальд прятал свои шипы и, прибывая с границы, в первую очередь спешил повозиться с малышкой. Эми любила ворчливого огра, а больше всего ей нравилось грызть его блестящий шлем.

Что-то пушистое потерлось о мои щиколотки. Ирис выбежал за мной на террасу и сейчас, тихо поскуливая, крутился возле ног.

– Если разбудишь свою хозяйку, нам обоим влетит…

Я не успел договорить, в дверях появилась потягивающаяся Агнес.

Каждый раз при виде любимой мне хотелось упасть на колени – так она была прекрасна и целиком принадлежала мне. Полная луна отблескивала в ее черных как ночь волосах, а серебро сорочки превращало ее утонченное тело в произведение искусства.

Любимая недовольно нахмурилась и шагнула ко мне.

– Ты чересчур с ней сюсюкаешься! Стоит малышке подать голос – и бац, – Агнес эмоционально взмахнула руками, – Эмили уже у тебя на руках, а вокруг летают снежинки, ледяные единороги и погремушки.

То, как Агнес недовольно насупилась, заставило меня мысленно перенестись на несколько месяцев назад, когда она так же меня отчитывала за решение потанцевать с ней на собственной свадьбе.

Она была уже глубоко беременна, и вальс дался любимой с трудом. Под конец танца ее начало мутить, и Бриэль пришлось экстренно обмахивать ее веером, чтобы весь съеденный торт не оказался на полу. Агнес потом долго ругалась, из самого обидного я расслышал фразу: «Замуж по залету, прекрасно!»

Кстати, эта тема всплывала не один раз. Во время беременности любимая все подряд воспринимала в штыки. Я сотни раз напоминал, что она согласилась выйти за меня еще на Мысе Полярной звезды, и постепенно Агнес успокоилась.

Наша свадьба напоминала кутерьму. Даже у меня в голове смешалось все: украшения, подарки, поздравления, много поздравлений, и Агнес, настолько хрупкая и красивая в шикарном белом платье, расшитом бриллиантами, что все мои мысли крутились только вокруг нее.

До самого торжества я тщательно оберегал любимую от посторонних глаз, ведь королевский ребенок – это не только радостное событие, но и укрепление власти, которое враги (Себастьяна так и не поймали) могли бы использовать против нас.

Поэтому на свадьбу мы стянули всю гвардию Габриэля. И пусть Агнес весь вечер обзывала меня параноиком, я не мог рисковать ее безопасностью. Слава прародителям, все прошло без происшествий, а неблагой народ воспринял новость о скором появлении наследницы как снисхождение самих прародителей и знак свыше, что наша с Агнес дочь станет их обожаемой правительницей.

Любимая помахала ладонью у меня перед глазами.

– Говорит земля, ты меня вообще слушал?

– Прости, я задумался, – ответил я и, желая ее поддеть, добавил: – Вспомнил, как ты клялась заново меня убить, воскресить, а потом придушить.

Агнес зло зашипела, ее ноздри раздулись, а щеки пошли красными пятнами. Я просто обожал ее злобную моську, поэтому не мог удержаться от лишней провокации.

– Ты сам решил присутствовать на этом экзорцизме!

Так она в шутку называла свои роды, и я не мог ее винить. Агнес была наполовину человеком, поэтому появление Эмили стало для нее настоящим испытанием. Фейки рожали практически безболезненно, чего нельзя сказать о смертных женщинах. Воспоминания вновь поглотили меня, и я очутился в одном из самых счастливых и одновременно страшных дней за всю мою бессмертную жизнь.

Любимая тогда потеряла слишком много крови, ее тело даже под восстановительной магией жизни ослабло, и целительница серьезно обеспокоилась, что Агнес не хватит сил разродиться, а малышка задохнется в родовых путях. Услышав это, любимая собралась, и вскоре я качал Эмили на руках.

– Я бы ни за что на свете не пропустил первый вдох дочери, поэтому твои угрозы и тщетные попытки вытравить меня из покоев, как таракана, я принимал не слишком уж близко к сердцу, – шепотом ответил я.

Агнес промолчала, всматриваясь в красоты Неблагого Двора. Не скрывая восхищения, она любовалась зимними пейзажами и ночными огнями Араклеона. Любимая взошла со мной на трон в день свадьбы. Хоть ее и не прельщала власть, но Агнес никогда бы не заставила меня выбирать между семьей и короной, за что я любил ее еще сильнее.

Я проследил за ее взглядом. Неблагой Двор изменился, теперь подпитываясь не только моей силой, но и магией своей королевы. В заснеженном розарии наконец-то расцвели цветы, ледяные колонны украшали вьюнки, а на поверхности фонтанов покачивались розовые лепестки.

– Саманта передавала тебе привет, – вдруг заговорила любимая и поцеловала дочку в макушку. Почувствовав материнское тепло, малышка заулыбалась во сне и причмокнула мягкими губками. – Я видела ее сегодня, она привезла Эми вырезанные Даяной деревянные игрушки.

Я тихо хмыкнул.

Когда только пришел в себя и мы провели с Агнес незабываемую ночь в ее покоях, я пошел искать нового Благого Короля, чтобы смести барьер между нашими дворами. Нет, магии зимы и лета так и остались царствовать в своих владениях, но вот охранительные чары теперь можно пересекать без специального запроса на портал или артефактов. Тогда я и заметил интерес Саманты к Дориану и уверен, он был взаимным.

Я знал, что Дориан с ума сходил по Агнес. Но мы с ней принадлежали друг другу, а наша любовь оказалась вечной и нерушимой, так что я искренне сочувствовал его разбитому сердцу. После того как Дориан вернул мне обручальное кольцо матери, я все же намекнул ему, что сердце нельзя залатать, но можно расширить границы, и вдруг там найдется место для кого-то еще.

Саманта заключила со мной сделку на вечное служение короне, и я с удовольствием предложил ее кандидатуру на должность нового советника Дориана. Она не сопротивлялась. Взамен я уговорил короля отпустить с нами в Неблагой Двор Филиппа, который прикипел к Амине.

– Как ты думаешь, у них срастется? – вновь поинтересовалась Агнес, вырывая меня из задумчивости.

– Хотелось бы. Я думаю, Дориан сумеет усмирить дикий нрав Саманты, а она поможет ему оправиться от безответных чувств.

– В этом она мастер, да? – Любимая мне подмигнула, и мы оба тихо захихикали, чтобы не разбудить дочурку. – Главное, чтобы Итон не вставлял им палки в колеса.

Вернувшись в Ледяную Цитадель, я узнал, что отец Итона много лет назад заключил с Александром кровавую сделку, обговорив, что даже его дети будут верны огненному королю. После смерти кровожадного тирана Итон освободился от тяжкого бремени, но я все равно не спешил доверять ему. Отправил бывшего военного дипломата служить вместе с Арчи на границы с Дикой Охотой. На случай, если объявится Себастьян, пока Дориан пытается взять под контроль Двор Огня и Тьмы.

Огненные фейцы поделились на два лагеря: одни стремились усадить на трон законного сына Александра, чтобы не повиноваться полукровке, другие же, наоборот, желали спокойствия и объединения земель, соглашались войти в альянс нового правителя. Так что земли Дикой Охоты, погрязшие в смуте, все еще представляли опасность. Барьер рядом с ними укрепили, но все же лишняя осторожность не помешает, тем более теперь, когда Эмили может стать их целью для манипулирования мной или Дорианом.

Я прижал дочку к груди, готовый растерзать в клочья любого, кто даже вздохнет рядом с ней без моего разрешения.

– Саманта – его родственная душа, Итон в любом случае будет бороться, – неохотно признал я, поглаживая Эмили по пухлой ручке.

Мой взгляд резко опустился на шею любимой, а точнее, на тонкий шрам, при виде которого мне каждый раз хотелось уничтожать миры.

Агнес вздохнула и сжала кулон брата, болтающийся на длинной цепочке на груди. Это стало для нее привычным жестом, словно через кулон любимая ощущала поддержку Артура. Заметив мой заледеневший взор и крепко, как в самое дорогое сокровище, вцепившиеся в дочку пальцы, она прошептала:

– Тебе незачем так тревожиться. Как изрек Фабион, нашу малышку ждут великие свершения, а я могу за себя постоять.

Я вновь провалился в день, когда мы впервые показали своим подданным будущую наследницу престола. Как и требовал обычай, мы продемонстрировали месячного ребенка и короновали ее в принцессы Неблагого Двора.

На праздник нагло явился Фабион в той же потрепанной рубахе. Я усмехнулся, припомнив, как Агнес гнала его из замка, недвусмысленно высказав, что если фавн посмеет еще раз предсказать что-нибудь о нашей семье, она запихнет его же котел ему в пушистый зад.

Потом пришел Дориан, и Агнес поникла. Она до сих пор чувствовала себя виноватой перед ним и весь остаток праздника смущенно прятала глаза и тяжело вздыхала, словно боясь, что наша семейная идиллия еще сильнее омрачит его душу.

Но все же это не мешало ей шутить о каком-то Симбе и подтрунивать надо мной, постоянно напоминая, чтобы я следил за тем, чтобы от самодовольства не треснула рожа.

В моем кармане трезвонно запищала радионяня. Я лихорадочно нащупал овальную кнопку, как и учила Агнес, чтобы убрать звук. Эмили нахмурила бровки, и ее губки затряслись. Пока дочь не заплакала, я принялся усердно ее качать, а Агнес напевать колыбельную. Вскоре малышка успокоилась. Вложив большой пальчик в рот, она с причмокиванием его посасывала.

Вся наша с Агнес жизнь теперь сосредоточилась в руках малышки. Дочка словно стала венцом нашей любви, нашим личным миром.

– Я же говорила тебя отключать ее, когда берешь Эмили, – шикнула любимая и ткнула меня пальцем в бок. Я обернулся и через стеклянные двери увидел Ириса. Пес незаметно ушел от нас и теперь грыз второй радиоприемник, оставленный на нашей с Агнес кровати.

– Я прибью эту слюнявую морду!

Любимая захихикала, схватившись за ледяные перила.

– Ага! Ты любишь его, просто стесняешься в этом признаться, – поддела она, и ее переливистый смех снова оживил в моей памяти другую, более веселую картину.

После родов Агнес уговорила меня посетить мир смертных. Ей были жизненно необходимы вещи для помощи молодой маме, как она их назвала. В итоге я поддался просьбам. Мы ненадолго отправились в Нью-Йорк и даже сходили в кино на продолжение «Сумерек», а после, тут я не сдержал глубокого вздоха, она потащила меня в супермаркет. Спасибо прародителям, я запомнил название смертного ада и больше туда никогда не вернусь.

Мы приобрели радионяню, коляску с тремя переносками, бутылочки и молокоотсос. Причем в двух экземплярах, один из которых Агнес с гордостью подарила Ирме, уверив пикси, что теперь ее соски будут в полной безопасности.

Любимая выделила Ирме гостевые покои, чтобы подруга смогла жить рядом, а наши дети вместе расти и играть. Я не стал спорить. Пикси осталась без мужа, и воспитывать сына одной в далеком поместье, где родня Виктора к ней так и не прониклась, ей было бы нелегко.

В этот вечер расспросить о нашем путешествии явились Бриэль и Габ. Сестра побаивалась их быстрого сближения, все еще оплакивая смерть Артура. Однако лед между ними заметно тронулся, и теперь они частенько держались за руки, а на нашей свадьбе Бриэль даже подарила генералу робкий поцелуй. Габриэль не торопил возлюбленную, с радостью принимая все, что она могла предложить.

Агнес как раз докармливала малышку, когда Бри, заметив на тумбочке диковинную вещицу, решила разобраться, как та работает, и присосала молокоотсос к щеке генерала. Мы тогда так громко хохотали, что даже Эми не смогла пройти мимо родительского веселья и впервые, агукая, засмеялась с нами.

– Опять витаешь в облаках?

Агнес прижала щеку к моему плечу. Жар ее нежной кожи, сконцентрировавшийся на маленьком пятачке, разлился по всему моему ледяному телу.

«Прародители, как мне насытиться собственной женой?» – подумал я.

Я кивнул, а она, привстав на цыпочках, подарила мне легкий поцелуй.

– Идем, уложим в кроватку Эмили, и я верну тебя в реальность. – Агнес поиграла бровями и, схватив меня за край рубашки, потянула к входу в королевские покои.

Я как можно аккуратнее опустил дочку в ледяную колыбель, она свернулась калачиком и обняла несуразного гнома Агнес, которого любимая притащила с собой из Благого Двора, и тихонько засопела. Я накрыл ее мягким одеяльцем, хотя это больше была формальность, поскольку Эмили не мерзла. Напоследок погладив белокурую макушку, я позволил Агнес увлечь меня в купальню.

Стоило закрыть мраморную дверь, как любимая набросилась на меня с жаркими поцелуями.

– Я люблю тебя, – простонала она в мои губы.

А потом, схватив за воротник, принялась ловко расстегивать пуговицы на моей рубашке. Одних этих слов хватило, чтобы меня накрыло желание. В штанах стало тесно, и я запустил руки под края ее короткой сорочки, упиваясь мягкостью изгибов и нежностью разгоряченной страстью кожи.

– Больше чем жизнь! – повторил я слова, высеченные моим отцом на арке розария. – И если бы мне пришлось пройти через все ужасы прошлого снова, лишь бы в конце очутиться здесь с тобой и нашей дочерью, я бы это сделал.

Агнес судорожно схватила ртом воздух, словно мои признания в любви до сих пор ее поражали, и сильнее прильнула ко мне.

Чувствуя, как ее возбужденная грудь прижимается к моему торсу, я подтолкнул любимую к открытой купальне на балконе, которая заканчивалась ниспадающим водопадом, поднимая пар над нашими головами. Это было наше излюбленное место для занятий любовью. Звезды освещали наши обнаженные тела, а вода, утекая вниз, уносила все скопившиеся переживания. Здесь наши сердца, тела и души становились одним целым.

И так будет всегда. Вечно.