Природа и мы

САДОВНИКИ ЗЕМЛИ — МЫ

Дважды Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета РСФСР, делегат восьми партийных съездов, лауреат Государственной премии СССР. Почетный академик Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина. Заслуженный работник сельского хозяйства, член Всесоюзного совета колхозов. Наставник молодежи, член правления организации общества «Знание» РСФСР.

В каждом этом высоком звании он сделал и делает так много, что хватило бы не на одну человеческую жизнь. Но главным своим делом вот уже долгие годы считает растить хлеб для людей. Сколько еще хлеба даст земля, которой он помог стать плодороднее неустанными своими трудами ученого и хлебопашца — разве сосчитаешь?

Все мы знаем Терентия Семеновича Мальцева, и всем нам кажется, что знакомы мы с ним лично и давно. Его заботы, тревоги, мысли близки и понятны нам и затрагивают самое сокровенное и дорогое в нас.

Это любовь к Родине. Долг перед Отечеством, перед отцом и матерью. Верность земле. Ответственность за все сущее на ней. О чем думаем? Как живем и как поступаем? Что творим и во имя чего?

Откровенно и мудро говорит с нами Терентий Семенович о самом простом и самом сложном, о вечных истинах и духовных ценностях. Беседы его о жизни и достоинствах человека пронизаны светом идей, убежденности, добра, мужества, совести, чести, оптимизма, мечты. Они как исповеди, как очищение от всего вредного, мелкого, наносного, суетного в нас, как ясный взгляд в будущее.

Этот разговор с Терентием Семеновичем о природе, о том, что всех нас окружает и чем мы живем — о лесах и птицах, о полях и урожаях, о лугах и реках — как сохранить, поставить на службу человеку с пользой и без урона, приумножить силу природы и ее кладовые.

Не совсем обычна по времени и месту действия наша беседа. Она началась давно, четверть века назад, и продолжается с той памятной первой встречи по сей день. А дело было так.

Зимним трескуче-морозным днем я приехала в село Мальцево попросить Терентия Семеновича выступить в Шадринском городском молодежном университете культуры.

В назначенный для выступления Т. С. Мальцева день разыгралась пурга. Сбивала с ног, слепила глаза даже в городе, что уж говорить про открытое поле. К семи часам вечера Терентий Семенович не приехал. Решили начинать занятие университета с просмотра кинофильма — тем более, что рассказывал он о Мальцеве и его агрономической науке. Но вот закончился фильм, а его все нет и пора расходиться по домам. Но никто не уходит.

— Будем ждать, а пока потанцуем.

Еле-еле дозвонились до колхоза.

— Уехал, говорят, в город во второй раз, теперь на тракторе. На машине не мог сквозь заносы пробраться.

В зале от такого сообщения — буря аплодисментов. Кто-то пытается выйти навстречу и возвращается: «Вряд ли и на тракторе доберется».

Дозвониться больше не можем, и по-прежнему никто не уходит. Вооружившись электрическими фонариками и лопатами, ребята из комсомольского оперативного отряда отправились все-таки на центральную улицу встречать гостя. Прошло еще немало времени, и вдруг в распахнутых дверях, в клубах снега появляется долгожданный гость. Мигом расставлены ряды кресел в большом зале, машинально смотрю на часы: 11 часов вечера. Терентий Семенович выходит на сцену, подходит совсем близко к краю, стремительно выбрасывает вперед руки. Зал подается ему навстречу и замирает, словно захваченный таинством. Какую драгоценную ношу держит сейчас этот мудрец, этот кудесник в сложенных чашечками ладонях? О чем думает, что скажет, вглядываясь в сосредоточенные молодые лица?

— О земле говорить буду, о кормилице нашей, — негромко, неторопливо начинает Терентий Семенович, все также бережно держа перед собой ладони чашечками.

«Так вот что он держит в них и протягивает нам — ЗЕМЛЮ! Две горсти земли!» — вдруг доходит до нас, и все вскакивают, бросаются к сцене и, стоя, молча слушают.

— Начнем с хлеба — главного продукта народного питания. Требуется его все больше и больше, и вряд ли придет такое время, когда мы скажем: «Всё, хлеба нам хватит». Пашни же, способной родить хлеб, наоборот, становится меньше — наступают на нее стройки, города. Во всем мире так происходит. И это большая проблема. Велика наша страна — да земли лишней нет. Расширять же зерновое поле в крупных масштабах за счет осушения болот, сведения лесов — может пагубно сказаться на балансе природы. Да уж и сказывается: меняется климат на больших пространствах. Один здесь выход и самый надежный способ умножения продовольственных ресурсов — это постоянное, систематическое повышение плодородия почвы. И получается, что начинать охрану природы надо с земли, с постановки земледелия, а уж потом все остальное. Повышать урожаи с умом, чтобы природа и красота ее от нашего вмешательства не страдала.

Известно, что земля по своему составу неодинакова: где-то она больше богата питательными веществами, в других местах меньше или совсем скудная. И само определение «плодородие» означает в разных почвах различное как по количеству, так и по качеству содержание органических соединений. Основным же показателем почвенного плодородия является наличие в ней биологически активных веществ, которые накапливаются в естественных условиях сами по себе или создаются человеком и привносятся в почву в виде удобрений.

— Понятно ли я говорю? — обращается Терентий Семенович к слушавшим его.

И зал отзывается:

— Понятно, понятно!

— А есть, наверное, среди вас деревенские жители, ставшие горожанами?— спрашивает Мальцев.

— Есть,— слышатся голоса в разных местах зала.

— Да... Деревня теряет работников, а значит, и кормильцев страны — вот что плохо. Требуются особые меры и помощь деревне. Кем бы вы ни были в городах — без хлеба-то никуда.

Хлеб — это такой вид энергии, без которой ни одна шестеренка у станка не закрутится, самолеты не полетят. Чем больше хлеба, тем крепче и могущественнее страна, значит, и оборона ее надежнее. Вот что такое хлеб. С ним и стол — престол, а хлеба ни куска — и стол доска. Раньше-то так говорили, не лишне и нам помнить народную мудрость.

Когда я был крестьянином-единоличником, считал так: «Моя пашня. Мой хлеб». Когда колхоз у нас организовался, на первом же собрании колхозники избрали меня полеводом и дали наказ землю держать в почете, очищать от сорняков и заставлять из года в год давать хлеба все больше и больше. Так, вся земля колхозная стала моей, и с тех пор я за нее отвечаю. Пока растет хлеб — это мой хлеб, а как вырастет, уберут его — уже не мой, а пашня по-прежнему моей остается, и надо снова выращивать хлеб.

С самой ранней весны и до поздней осени, до снега, все время в поле, и все мои радости и печали тоже здесь. Хлеб хорошо растет — радуюсь, нет — печалюсь. Но, к сожалению, не всегда мы получаем от земли сполна то, что она способна дать нам. Землю никогда не обманешь, и только на искреннюю любовь и настоящую заботу отвечает она добрым урожаем...

О земле говорил колхозный академик и о человеке на ней. О необходимости серьезно заниматься воспитанием юношества с самого детства, о привитии трудовых навыков и высоких гражданских качеств.

— Все у нас с вами есть,— тепло, по-отцовски звучит голос.— Сыты, обуты, одеты, а вот должной советской нравственности не достает. И успехи наши будут значительнее во всех сферах, если сами мы будем лучше.

Два часа говорил Терентий Семенович, и два часа одним с ним дыханием жил зал.

А когда закончил, сославшись на позднее время, его окружили, засыпали вопросами и не отпускали еще долго. По-прежнему не унималась снежная буря. Терентий Семенович попрощался и отправился в обратный путь домой в ночь, в снег, за двадцать километров. О чем он думал в ту дорогу? О хлебе? О молодых людях, которым надлежало хозяйствовать на земле? О собственных невзгодах? Немалые силы требовались, чтобы отстаивать свою точку зрения.

Спустя много лет я напомнила Терентию Семеновичу о встрече с молодежью в университете культуры, о тракторном «переходе» через снежные заносы от села до города Шадринска и о том, как же были мы ему благодарны за приезд, за разговор. Он, то ли занятый другими мыслями, то ли давно забывший о той поездке,— немало их у него было и есть — разве все упомнишь, сказал только: «Разве я мог не приехать?»

И продолжался наш разговор.

— Терентий Семенович, немало призывов и заверений раздается с газетных страниц, с трибун выращивать богатые урожаи независимо от погодных условий.

— Земледелец всегда находился да и сейчас находится в большой зависимости от природных и климатических условий, а потому вырастить урожай «независимо» от погоды он не может. Искусство в том и состоит, чтобы быть с добрыми урожаями при любых погодных условиях. Многое решается от умения поставить посевы в наиболее выгодную их зависимость перед теми погодными условиями, какие есть и будут в дальнейшем. Важно предвидеть и быть готовыми ко всяким неожиданностям. В нашем деле надеяться надо на лучшее, а готовиться — к худшему. Без стратегии и тактики в сельском хозяйстве нельзя. А пока что мы все стремимся урожаи-то авансом брать, в счет будущих. Нам же надо сегодня создавать условия для завтрашних урожаев и добиться такого положения, чтобы, чем выше был урожай, тем сильнее обогащалась почва. Тогда и от погоды будем меньше зависеть.

С раннего утра, не раз почаевничав, мы сидим с ним друг против друга за большими «мальцевскими» столами, крепко сработанными деревенскими умельцами. Широко распахнуты книжные шкафы. Любимое его занятие, в котором и отдохновение, и настрой на новую работу,— беседовать с книгами. Любую нужную в данный момент книгу достает с плотно набитых полок сразу же и безошибочно — признак того, что не стоят они пыльным мертвым капиталом, а все время в ходу.

— Давайте посмотрим,— предлагает Терентий Семенович, отрываясь от рукописи,— что скажут нам великие наши учителя? Они тоже мучались в поисках истины, сомневались, предлагали, отстаивали, достигали победы и терпели поражения — опыт современной науки и практики не на пустом месте зиждется. Учиться и знать никогда не поздно.

С этими словами Терентий Семенович берет с полки книгу и открывает страницы, буквально испещренные синим и красным карандашом, с одному ему ведомыми значками и пометками на полях. Он оглаживает, ласкает руками зачитанные листы, словно здоровается, и протягивает мне:

— Почитайте-ка вслух Герцена о взглядах философа Бэкона:

«Посмотрите вниз, посмотрите на эту природу, от которой вы силитесь улететь куда-то; сойдите с башни, на которую взобрались и откуда ничего не видать; подойдите поближе к миру явлений — изучите его. Вы ведь не убежите из природы: она со всех сторон, и ваша мнимая власть над ней — самообольщение; природу можно покорять только ее собственными орудиями, а вы их не знаете; обуздайте же избалованный... ум ваш настолько, чтоб он занялся делом, чтоб он признал несомненное событие вас окружающей среды, чтоб он склонился перед повсюдным влиянием природы — и начинайте, проникнутый уважением и любовью, труд добросовестный».

Я прочитала до отметки. Терентий Семенович заговорил не сразу.

— Вот ведь как: «ум склонился перед явлением природы...» Глубокая мысль, и к нашему времени подходяща.

— Терентий Семенович, ваша идея безотвальной обработки земли возникла тоже ведь как следствие наблюдения за природой и жизнью растений. И, наверное, логично и закономерно, что получила она в разработке и применении с другими агротехническими приемами определение как система «почвозащитная», «почвоохранная»?

— Как не называй,— смысл один: действительно почву необходимо оградить от разрушения, оскудения. А разрушает-то кто? Да мы с вами, люди. Непродуманными нашими действиями, грубым вмешательством, а строить нам отношения с природой надо не вопреки ей, а в согласии с ней. Чтобы почвоохранная, почвозащитная система становилась бы еще и почвообразующей.

При этом условии можно говорить об эффективном использовании основного нашего богатства — земли. Технология земледелия в каждой местности своя, исходя из местных климатических и природных особенностей. Особенно важно приучить людей к строгому соблюдению технологии поля, к культуре в работе с землей.

— Терентий Семенович, но есть общая основа, если можно так сказать,— общий исходный материал. С одной стороны — природа, земля, с другой — ваша идея, как с этой землей обращаться.

— Я бы так не сказал: «с одной стороны», «с другой стороны» — не надо противопоставлять в данном случае одно другому. Это единое целое, это как бы одна огромная лаборатория. В самом деле, природа никогда не пахала и не пашет,— она только сеяла и сеет. Давайте из этого исходить.

Известно, что если старопахотное поле оставить под многолетнюю залежь, не трогать его, то плодородие его заметно возрастет. Тогда как целинные земли, находясь в постоянном обороте, растрачивают свою силу, истощаются. На основе этого экономистами прошлого времени, не знакомыми с диалектикой, и был сделан неверный вывод, будто земля утрачивает данное ей плодородие и потеря эта невосполнима. Так был сформулирован «закон убывающего плодородия почвы». К слову сказать, он сильно довлеет и сегодня над умами ученых. Ему надо противопоставить другой закон без кавычек — закон нарастающего плодородия. Понятно, что разрушаться может лишь то, что создается.

Я уже говорил, что главнейшим элементом плодородия является органическая масса почвы, которая возникла, накапливалась и продолжает накапливаться в ходе эволюционного развития жизни на земле. Условие накопления здесь одно: живые организмы, главным образом растительного происхождения, должны оставлять после себя органической массы в почве больше, чем за свою жизнь они успевают взять из нее в качестве пищи из продуктов ее разложения — основного материала почвообразования. Понятно, что если бы растения такой способностью не обладали, почвы как таковой могло и не быть, и почвенное плодородие без органического вещества не сложилось бы в том виде, в каком мы его имеем.

Вот это свойство живых организмов и следует, как мне думается, возвести в присущий ему ранг закона природы. В естественных условиях запасы плодородия накапливаются на поверхности в форме дернины, которая состоит из переплетенных между собой корней, стеблей разного возраста и разной степени отмирания и разложения. Если этот слой не разрушать, он постепенно нарастает и превращается в почвенный перегной, где идет постоянный процесс разрушения — созидания органической массы, то есть сложнейшие химико-физические изменения, в которых решающую роль играют почвенные микроорганизмы, в особенности аэробные.

Исходя из естественных факторов природы, следует сделать вывод: при преобладании процесса созидания над процессом разрушения происходит постепенное накопление органики — главного элемента почвенного плодородия. Человек, хозяйствуя на земле, своими действиями вносит всевозможные отклонения, которые либо стимулируют, улучшают течение соответствующих процессов, либо влияют на них худшим образом.

Многолетний опыт и практика на полях Зауралья, а теперь уже во многих других регионах страны, в первую очередь на целине, на Полтавщине, дают право утверждать, что в силах человека так хозяйствовать на земле, чтобы плодородие почв не уменьшалось, не истощалось, а накапливалось для будущих урожаев.

Будучи полными хозяевами положения на полях, мы несем гражданскую ответственность за состояние их плодородия перед современниками и нашими потомками. Хозяйствуя на земле разумно, не нарушая законов почвообразования, а считаясь с ними, следуя им и помогая культурой земледелия, мы достигаем того созидательного процесса, к которому стремимся, ради которого живем и работаем. Для этого надо жить не с вчерашним багажом знаний и умений, действовать не ради какой-то сиюминутной выгоды, а ясно представлять себе день завтрашний.

— Идея безотвального, бесплужного земледелия, родившись сорок лет назад на мальцевской земле, сегодня широко распространилась по всей стране и за пределами ее. Важнейшие элементы вашей агротехники — оптимальные, а точнее, поздние сроки сева, набор разных по срокам вегетации сортов культур, набор почвообрабатывающих орудий, наличие достаточного количества паров в севооборотах сегодня мы рассматриваем и как природоохранные. Возьмем пары, хотя бы за которые вам пришлось повоевать многие годы.

— Я, можно сказать, родился на парах, вырос на парах и состарился на парах. Всю жизнь их отстаиваю и защищаю, потому что глубоко убежден: без паров у нас в Сибири получать устойчивые урожаи невозможно. Да и только ли в Сибири? Возьмите Поволжье, постоянно страдающее от жестоких засух, да и другие зоны рискованного земледелия.

Испокон веков зауральские крестьяне оставляли под чистые пары до одной трети невеликого своего надела и сеяли по ним яровую пшеницу. А сейчас, случается, некоторые руководители даже сельхозорганов рассуждают так, будто под паром земля гуляет попусту, а сколько бы можно, дескать, было за счет дополнительной площади получить хлеба дополнительно. Глубокое заблуждение. Не будем забывать мудрый совет древнегреческого философа Сократа: «...Гораздо лучше... получать каждый год хлеба достаточное количество, чем то очень много, то слишком мало».

Пары — это, прежде всего, сохраненная влага, а значит, и гарантированный урожай в засушливые годы. И хотя открытых противников паров сейчас нет, качественное состояние паров повсеместно требует к себе особого внимания. Говорил об этом М. С. Горбачев, будучи прошлой осенью в Целиноградской области, и слушать его мне было отрадно: Генеральный секретарь Центрального Комитета партии нацелил нас, работников сельского хозяйства, на форсированное наращивание почвенного плодородия.

Еще бы мне хотелось подчеркнуть, что достаточное количество хороших паров поможет нам избавиться от применения ядохимикатов. А пока получается так, что агрономы слишком надеются на гербициды и как следует об агротехнике не заботятся, потому и зарастают культурные посевы сорняками. А о том не думают, что вместе с сорняками ядохимикаты уничтожают необходимые почвенные бактерии, страдает микрофлора. Да что говорить!..

Не в первый раз у нас с Терентием Семеновичем этот разговор. Он терзается мыслями о том, как спасти от загрязнения окружающую нас среду, сохранить от пересыхания реки и озера, оградить от гибели и вымирания диких животных и перелетных птиц. Едем с Терентием Семеновичем по зимней лесной дороге. Вдруг выскочила на снежную опушку стайка пугливых косуль, замерла.

— Милые вы мои,— радуется Терентий Семенович,— да не бойтесь вы нас, людей. До чего же люба нам природа живая. Недавно вот так-то ехал, глухаря увидел, прямо слезы из глаз — красота-то какая!

И снова заговорил.

— Мы вот ахаем да охаем, услышав по радио или прочитав в газете, что меньше становится в Африке слонов, исчезают экзотические животные и редкие растения. А посмотреть, что делается в наших лесах, полях и реках? Жаворонка за все лето в небе не увидишь и не услышишь — тоскливо в поле стало. Если так будем продолжать относиться к природе, то недалеко время, что в Красную книгу занести придется зайца.

Проблем в связи с охраной окружающей среды немало. Но как бы ни захватывала нас всех научно-техническая революция, никто не давал нам, разумным и сильным, права приносить в жертву меньших наших братьев — пташек, зверей и прочую живность. И ведь что поразительное: чем лучше живем, чем лучше обеспечены — тем меньше бережем и больше уничтожаем. Как завижу «Жигули» в лесах, — а нынче чуть не все на колесах,— так сердце и обрывается. Прямо-таки варварские набеги на луговые цветы, на ягоды, на грибы — все подряд, все с корнем. Едут по полям, по посевам, не разбирая дороги, утрамбовывают, калечат — все мое, все наше. Что у нас силы нет, такой власти, чтобы запретить эти безобразия?!

А того не думаем, что окружающая нас природа является сферой нашего же собственного обитания. Леонид Леонов в «Русском лесе» верно написал: «Пашня и лес — самые могучие машины, преобразующие энергию солнца и плодородие почвы в насущные продукты нашего существования».

— Терентий Семенович, и вы, и писатель Леонид Леонов, и академик Дмитрий Лихачев, другие видные ученые и общественные деятели много сделали и делают, чтобы сохранить красоту русской природы для грядущих поколений. Заботы, мысли и предложения ваши отразились в законодательных государственных актах по охране природы.

— Да, отрадно, что занялись и всерьез обеспокоились состоянием наших природных богатств, сбережением ничем не восполнимых естественных ресурсов. Но вот что тревожит: все наши правильные законы не всегда исполняются на местах в должной мере. Нужно создать государственный комитет по охране природы и дать ему соответствующие большие полномочия. Да во главе бы поставить такого «железного», каким был товарищ Дзержинский.

Мальцев ездил со своим письмом в областной центр — Курган. Приехал веселый: собирали общество охотников, вроде, поняли.

Нет, не оставляет Терентия Семеновича беспокойство — какой мы оставим землю?

— Меня еще тревожит то обстоятельство, что за охрану природы борются люди все больше пожилые. А молодежь почему-то в стороне. А ведь все должны понимать: земля наша будет цветущим садом, если мы все от мала до велика будем на ней садовниками. Садовниками!

Мы прощаемся. Он стоит у родного дома, на котором строгая табличка: «Здесь живет дважды Герой Социалистического Труда Терентий Семенович Мальцев». И красная звездочка — в память о погибшем на Великой Отечественной старшем сыне Константине. Теплая золотая осень, но трава под ногами — вечно живущий мягкий конотоп — еще зеленая и ковром стелется по широкой деревенской улице. И зеленые ели у дома вытянулись за лето. Он посадил их своими руками. Все время, всю жизнь сеет и садит каждую весну — хлеб, картошку, деревья.

Богата осень добрыми плодами ваших мудрых мыслей, наш главный садовник Терентий Семенович Мальцев.

Л. ГЛАДЫШЕВА, журналист