3

Проснулась, когда под окном закричали петухи… Вот те раз, я села в кровати со странным постельным бельем и постаралась продрать глаза. Какие петухи в городе на шестом этаже. Оглядываюсь.

Уже утро и утро это было в далекой глубинке. Над головой простирается выбеленный потолок с пересекающими его деревянными балками, подо мной массивная кровать с периной, а вокруг деревенские апартаменты в стиле «Лето у бабушки» точнее «У прабабушки». Заметив арбалет, висящий на стене, исправилась «Лето у прадедушки в охотничьем домике», последнюю догадку подтверждали три шкуры на полу.

Я присвистнула. Приехали! Выходит: я купила испорченный коньяк для Павловны и теперь меня от паров лишь глючит. И лежу явно где-нибудь в каморке дворца культуры или на кушетке в инфекционном отделении под капельницей…

Что же тогда с остальным коллективом стряслось? Воображение рисовало одну картину ярче другой, но стены больничной палаты так предо мной и не предстали. Предстало нечто другое, то есть другой…

Невысокое создание в плаще с накинутым на голову капюшоном смотрело на меня выжидающе. А я испуганно таращилась в ответ. А как не испугаться? Лицо гостя было покрыто шерстью, ни дать ни взять человек-волк с поросячьим носом. Не поверив в реальность видения, представшего перед взором, дотянулась к нему и нажала на пятачок. Гость дернулся, и холодная мелко-пупырчатая кожа ткнулась в мою руку.

— Вот черт! — выдохнула, вскакивая с кровати и выставляя вперед подушку.

— Правильнее будет сказать «вот бес!». — Поправил гость. И галантно поклонившись, представился. — Я бес.

— Вот черт! — это уже с воплем. Дверь слева грохнула об стену и деревянные поделки под потолком заходили ходуном от движения следующего гостя.

— Что происходит? — в горницу влетел статный синеокий, темногривый — волосами такую копну не назовешь, красавец. Оглядел нас и заправил в ножны странный светящийся клинок и черный хлыст, скрутив, закрепил на поясе.

— Я спрашиваю, что здесь происходит? — вопросила мечта всех рекламных агентств. Я, молча им восхищалась, и звенящая на полу челюсть восхищению вторила. Если бес подходил для рекламы лезвий «Gillette», то второй для рекламы шампуней, отбеливающей зубной пасты, цветных контактных линз, годового абонента в тренажерку, дорогих автомобилей и шикарной жизни в целом. Мечта!

— А вот и черт. — Подсказал бес.

— Атас! — под прищуренным взглядом второго, попыталась прикрыться подушкой, крепко ее к себе прижав. — П-п-парни… Уважаемые, — тут же исправилась, — я куда попала?

— В гости. — Подсказал бес.

— Это понятно. К кому в гости?

— К черту и бесу.

— Шутите?

— Нет, Вы призваны стать жертвенницей через тридцать дней в свадебном обряде высшего.

— Идите к дьяволу!

— Попрошу не вызывать Повелителя. — Подал голос красавец, и баритон приятно наполнил пространство. — Он занят.

— Мать вашу за ногу!

— Повторное оскорбительное напутствие в отношении моей матери неодобрительно скажется на вас. — Добавил черт, присаживаясь на сундук.

— Вот черт! — красавец поморщился. Я удивленно на него воззрилась.

— Я уже здесь, зачем зовете?

— От балды! — я села на перину. — Мамочки мои…

— Две мамы — это хорошо. — Подхватил бес. — Видимо, детство у вас было замечательное.

— Детство у нее было замечательное.

— Вот черт! — перебила я, на что он вновь поморщился.

— А «Мамочки мои» это просто выражение, бес. — Завершил мысль черногривый. — Девушка, перестаньте призывать, так и до моих головных болей недолго.

— Да идите вы к лешему!

— Пойдем, — заверил черт, — мы к нему записаны на понедельник.

— Храм жертвенницы осматривать будем. — Поделился информацией бес.

— Упыри… — протянула я.

— Он нет, точно, а во мне кровинка такая есть, — просиял бес, показывая зубы.

— Мне плохо. — Закатив глаза, рухнула на перину, в лучших традициях обморока кисейных дам. То бишь, падая, попыталась проснуться. От чувства падения во сне все просыпаются. Так? Так! Вот и я решила этим воспользоваться. Все вокруг вздрогнуло, зашевелилось. Дав себе время на нормальное пробуждение, я через минуту открыла глаза. Перед взором предстала знакомая и до боли родная квартира. Нахожусь я в родной постели, под моей родной простыней и все вокруг лежит именно на тех местах, где и должно. Протирая глаза, села.

— Господи, ну и жуть приснилась! — надо бы смыть с себя это наваждение, иначе светляки и бесы с чертями дальше мерещиться будут. — В душ срочно!

Вскакиваю, бегу к двери, открываю, а там…

— Что, полегчало? — бес, по росту еле достигающий уровня моей груди, подмигнул и прищурился, — так и знал, что тебе в своих владениях свободнее будет.

— Аааааа… — протянула я, ничего не понимая, и чуть на пол от ужаса такого не брякнулась. Да у меня галлюцинации длительного характера и харизматической внешности, подумалось мне, когда в поле зрения попал черногривый.

— Чего бледнеешь? — спросил он, взмахом руки приглашая в деревенскую кухоньку с печкой в углу.

— Не ела, наверное. — Предположил бес, распахивая предо мною двери шире.

— Садись, сейчас покормлю. — Сообщил красавец. Сам он уже что-то с аппетитом ел. А пригласив меня к столу, шевельнул пальцами, и на белой скатерке появились тарелки с едой.

Ближе подошла, села, принюхалась. Пахнет вкусно, а выглядит так… будто это уже кто-то кушал.

— Кто готовил?

— Печка. — Простодушно ответил черт. — Яства здешней кухни.

— Ваши яства выглядят на порядок аппетитнее.

— Это я готовил, — встрепенулся бес, крутящийся у печки.

— А мне такое можно? Кстати, а что это? — от перечисленных ингредиентов аппетит отбило. — Нет, мне такое нельзя. Спасибо, обойдусь.

— Как же обойдешься, мы сейчас в путь собираемся. — Сказал черногривый.

— Счастливого пути вам.

— Ты с нами. — Черт отодвинул тарелки и встал.

— Как с вами? Куда?

— В храм два дня пути на лошадях, выдвигаемся сегодня, чтобы успеть к полнолунию.

— А пальцами щелкнуть и переместить слабо?

— Нет, в этом мире моих сил хватит на ваше перемещение в любую точку. Вот только в менее аппетитном виде. — Кивнул головой в сторону тарелок, что вызвал своим щелчком. — Приятного аппетита.

— Но… — дверь хлопнула, он ушел. — А чтоб тебя…! Перекосило! — бросила взгляд на притихшего беса, — чего?

А он капюшон с головы снял, являя мне заостренные ушки и круглые рожки, и говорит, глазами красными вращая:

— В мире этом слово пришлых силу имеет, что скажешь ты доброго или плохого — сбудется.

— Да? — раскинув руки, подняла голову вверх и провозгласила. — Я хочу домой!

— Сбудется со временем… — добавил бес.

— А сейчас нельзя?

— Никак, вам месяц жертвенницей быть, а потом отпустит.

— А я-то думаю, когда из меня эта дурь выветрится. Месяц и отпустит, то есть развеется…

— Да, — отвечает он. — Обряд пройдет и все на том.

— Хорошо подожду. А что жертвеннице суждено делать?

— Собираться, — напомнил явившийся в дверях черт. На стул передо мной одежду поставил, сверху сапоги и вышел.

— А мне в своем нельзя?

— Нельзя, стыдно. — Бес ответил, оглядывая мою сорочку.

Вспомнила, что апартаменты мои здесь. Значит, одежда должна быть, крема, масла, средство от комаров. А что, я продуманная, паниковать и волосы рвать из-за затянувшейся галлюцинации завтра буду. Отпуск у меня на месяц, и я здесь на месяц. Все нипочем! Приду в себя, поеду на Азовское море, как планировала. А до тех пор посмотрю, что за мирок мне чудится. Я к шкафам, а они, вместо наполнения моими вещичками, выбеленные стены внутри себя хранят.

— И что ж я без косметички? Что за сон без удобств и привычных вещей.

— Тебе по нужде надобно? — объявился за спиною бес.

— Да. Где у вас тут комнаты?

— Аааа, — протянул мохнатый в окно, указав, — видишь, деревянный домик в огороде.

— Вот этот деревянный перекошенный? — проследила я за его рукой.

— Он самый, — сообщает бес. — Вот за ним и устроишься, а руки помыть я тебе водичкой полью.

— Это что, даже не домик с ямой выгребной?

— Тут такого отродясь не видели.

— А сделать?

— Лопата в домике. — Напутствовал бес.

— А самостоятельно?

— Так ступай и рой самостоятельно. — Прищурился плут мохнатый.

— А магия вам зачем? — спрашиваю, руки на груди сложив. Я может, и не отродясь городская и копать умею. Так мне что ли с тяжелой работой справляться, если тут и черт и бес рядом околачиваются? Пусть роют и Бог им в помощь.

— Я ее в этом мире лишен, — бес плечами пожал, — хозяин владеет.

— Так чем черт не шутит? Пусть сподобится выкопать и домик сдвинуть.

— Ты опять? — перед нами красавец жгучий объявился.

— Мне бы ямку выкопать вон там, — я на домик указала.

— Тебе бы ямку выкопать, домик сдвинуть и воду в трубах подвести? — прищурился красавец недобро.

— Да.

— Так тебе надо, ты и копай.

— И что ты злой, как черт?

— А я и есть черт!

— Так пальцами щелкни! И сделай. Ты ж умеешь.

— Ты копать тоже умеешь. — Отвечает синеокий черногривый, глазами сверкнув.

— Что? — я руки в боки. — Чтоб я на вас еще и корячилась! И территорию вокруг дома обустраивала? Закатай губу обратно!

— Лучше я рукава закатаю, и хлыст в руки возьму. — Говорит, рубашку по локоть заправляя.

— Хэх! Тоже мне грозный папик! Рукава закатывайте и лопату в руки берите и чтобы…

Вдруг во дворе топот копыт раздался. Бес, крадучись, к окну подошел, занавеску из моей квартиры отодвинул и выглянул.

— Не успели, — сказал и тут же штору задвинул. — Охотники короля пожаловали.

— А у вас тут и король есть!? А красивый?

— Некрасивый и жестокий. Жертвенницу нами вызванную ищет.

— Допустим не вызванную, чтобы вызвать позвонить, нужно или приглашения разослать, а вы… кстати, а вы что сделали?

— Об этом позже, одевайся.

— Что? В это старье? — возмутилась я. — От такой мешковины у меня кожа пузырями пойдет.

— Это добротное сукно. Одевайся, а не разговаривай. — Велел он. А бес вовсю следы нашего присутствия стирает. Видение моей квартиры убрал, кровать заправил, шкуры на полу от центра отодвинул.

— А если не одену?

— Поедешь так, — кивнул на мое одеяние черт.

— Устраивает, поехали.

— А вот так? — гад синеокий шевельнул пальцами и сорочка моя в воздухе растворилась и вместо нее на шее кулон повис.

— А легко, — отвечаю, не краснея и рук к груди не поднимая. Если видение мое, то мне в нем правила устанавливать. Значит, комаров в лесу не будет, разбойников тоже. Я тела своего не стыжусь, гарная дивчина. — Помчались, что ли?

— И не стыдно?

— Мне — нет, а ему — должно быть. — Отвечаю бесу, и в черта пальцем ткнула.

— И не стыдно время терять? — бес от меня отмахнулся, и на хозяина своего с укоризной посмотрел. — Срамота страшная. Оденьте девку.

— Галю. — Подсказала я. — Меня Галиной зовут.

— Рад знать имя ваше, Галя. — Ответил мохнатый. Вот тут же неприятное давление на кожу ощутила. Смотрю, и впрямь мгновенно одел: в штаны шаровары, рубаху расшитую, сапоги и телогрейку светло-коричневую, а теперь поясок невидимыми руками на мне завязывает.

— И что вы комедию разыгрывали, — я поясок в свои руки взяла, потуже затягиваю. — Трудно сразу было?

— Трудно.

Тут в домике шаги раздались, меня черт поперек живота ухватил и через окно выскочил, а бес за ним, склянками на поясе звеня.

— С твоим колокольчиком нас вскоре достигнут.

— Да нет, — отвечает бес весело, — с моим звоном нас не увидят, пока бежим. А пока не увидят, из арбалета не подстрелят.

Однако весело тут у них, экшен настоящий.

— И долго бежать? — спрашиваю, так как черт меня с себя сгрузил и за руку в чащу тянет. А трава вокруг по пояс и ветки сосновые к траве очень близко, бежим в три погибели согнувшись, неудобно.

— До опушки. — Подал голос черт. — Пока не уйдем за территорию охотничьих угодий короля.

— А дальше?

— А дальше лошадьми дня два. — Бес отвечает.

— А я лошадей боюсь! — я на месте стала, а бес подле меня. Тут «вжик» стрела, перед самым моим носом.

— Мама! — я воплю. Когда другая рядом пролетела, — черт!

— Я здесь, — кричит красавец, меня на плечо взвалил. — Бежим!

И побежали, впереди нас бес, а стрелы следом. Черт как заяц из стороны в сторону прыгает, меж ветками петляет и от стрел уворачивается. Я на плече трясусь и внутренне и внешне.

Вот же ж попала!

* * *

Я редко так попадаю, а если редко, то метко.

Как-то с подругой Женькой решили в салочки поиграть, время было детское два часа ночи, возраст маленький — последний курс универа, выглядели мы прилично — только-только из клуба выползли, понятное дело: каблуки и юбки и шаг нетрезвый от бедра. Уж лучше бы мы такси вызвали, или на худой конец и далее шагали от бедра, а не молодость, то есть детскость, вспомнить решили. Но настроение было игривое, головы шальные решили: в салочки, так в салочки. Женька с низкого старта рванула первой, я за ней.

Если бы приближение двух ржущих девиц не спугнуло вора карманника, а затем и авто угонщика мы бы просто пробежали квартал или меньше него и все на том. Но нет.

Под наш хохот какой-то хмырь стянул сумку у мужика в черном фраке, он бежит, улепетывает, а мы сзади, подгоняемые пострадавшим мужиком. И нет, чтоб в сторону свернуть, давай за этим штуцером, а он между машин решил пробежать, а там второй с отмычками. Первый навернулся, второй грохнулся. Мы сверху, потому что каблуки дело тонкое, инерции не противостоят, мы ржем, те матерятся, сирена на полицейском авто орет, мужик молчит, хватаясь за сердце.

Когда нас в СИЗО закрыли, как соучастниц, выяснилось, что мужику во фраке повезло вдвойне — и с сумкой, и с машиной — обе ему принадлежали. И нам соответственно тоже вдвойне, чуть было не прошли по статьям кражи и угона.

Спасибо мужчине во фраке, он тоже в тот вечер в клубе отдыхал и нас веселых видел. Злым юмором не отличался, по доброте душевной отмазал. Мол, девчонки спортом ночью на каблуках занимались, включились вовремя в преследование и помогли с задержанием. Под объяснением этим мы и расписались.

А что такого!? Некоторые, стерпев побои от благоверных, чтобы не признаваться в неумении уворачиваться или отвечать, пишут и о том, что вишню собирали и с лестницы грохнулись (это среди зимы на фрукты мороженые потянуло). Пишут и о том, что кота вели на кастрацию, а животинка оказалась против. А если к мордашке пострадавшего присмотреться, то животинка была не только очень против, но и здоровой, да и с маникюром, и вообще, не кот, а кошка. Этих историй мы тоже в СИЗО наслушались.

До девяти утра сколько просидели, столько и прослушали. А вспомнилось, от того, что еще два дня голова гудела так же, как сейчас.

* * *

Пока я размышлениям предавалась, бес и черт со мной в нагрузку успели от нападавших оторваться, стрелы над их ушами и моей пятой точкой уже не свистели, вокруг наступила тишь да гладь. Но, как говаривала моя прабабка — это тишина явное свидетельство перехода из грозового молчания в гробовое.

— Спешились, — молвил черт, и меня на ноги рядом поставил. Мы к этому моменту как раз до опушки добрались, где на полянке лошади мирно пасутся.

— Аккуратнее надо, — посетовала я. Стою, пошатываюсь, но руки его от себя в стороны отодвинула, — и не кантовать!

— И не буду, садись в седло.

— В седло, — для непонятливых продолжает, — сядь сверху, лошадь оседлай, займи седалище.

— Мое или твое занять? — смотрю на лошадь, бррр, кошмарная скотина. — Не сяду и не подойду. Я не для седловой жизни создана.

— Да-да, — смеется черт, — для скаковой на мне.

— Какая хорошая идея. — Чуть не облизнулась.

— Ты зубы не заговаривай, садись, давай!

— А если я хочу на своих двоих?

— У тебя своих лошадей нет и не было. — Бес говорит. — Ни одной и не двух.

— Слушай бес, иди ты в лес! Я о себе, то есть я своим ходом — пешком.

— Тогда может и в своей одежде. Легко!

— Вспомнила, что на мне здесь своего осталось, и за него испугалась. Вот не выдержу/ ведь и вряд ли сдержусь, и врежу. Да так, что мало не покажется.

— Знаешь, рогатик, а не пошел бы ты, касатик, после вашей пробежки грибочков по лесу искать.

— Что делать, — говорит красавец, — пойду, раз просишь.

Глазами синими сверкнул и ушел.

— Все, — вслух сообщаю, — хочу себе серьги под цвет его глаз! А еще парик черный из вот такой же гривы и… да, мужика такого хочу, и чтоб на руках с легкостью таскал.

— Что за оказия с этими жертвенницами, — бес руками всплеснул. — Все его раздеть хотят, так ты еще и разделать!

— А много их было? Жертвенниц?

— Ты седьмая.

— А живые остались?

— Наверное, остались. — Макушку почесал, прищурился. — Трудно сказать, черт их щелчком назад переправлял.

— Сразу в цинковый?

— Что «в цинковый»?

— Значит сразу. Что-то мне в кустики захотелось. Я пойду вон в те, — с травы поднялась, в сторону кустов указала. — Не подглядывай.

— Как не подглядывай, если за тобой приглядывать нужно? — он на меня посмотрел, сжалился. — Ладно, а ты далеко не уходи.

— Что? Чтоб ты подслушивал?

— И не подумаю. — Бес от меня отмахнулся.

— Это я и не подумаю рядом размещаться. И вообще, сильно приглядывать хочешь, до кустиков за ручку проведи.

— Иди, иди. Справляй нужды.

Загрузка...