Проходя по пещерам горняков к порталу, Нардо уже готовился к предстоящей битве. Бабушка семью навещала не часто, но знаменательно. Как чистокровная чертиха в сороковом колене она не могла простить дочери демона в зятьях.
Лучшим из ее выражений по этому поводу было:
«И нет чтоб демон — хранитель огня или земли, угораздило же, влюбилась в водного, обиравшегося где-то на Олимпе!»
Отец, к слову, был не так прост, как говорила бабушка, но ее это мало волновало. Могут ли воды шестнадцати озер противостоять по богатству тринадцати котлам? Конечно, нет! Бабушка была уверена, что:
«Только грека в нашей семье не хватало! Полноводного! А какая у тебя была партия! ТАКОГО черта, променять на такого демона!»
Мама в это время чаще всего пыталась что-то объяснить, на что, по закону жанра, шел следующий ответ:
«Любовь, любовь! Где она теперь, твоя любовь?!»
Любовь у родителей все еще была ого-го! От такой любви у Нардо по всему Олимпу и подземному миру двенадцать родных братьев и сестер. И во всех них бабушка души не чаяла, не смотря на то, что двенадцать из тринадцати были демонами воды. А чертом угораздило родиться только первенцу — именно поэтому Нардо присутствовал на всех разборках семьи. И он хорошо знал, что самый настоящий скандал начинается после того, как бабушка напоминает о благосостоянии внуков.
«Мало того, что жизнь себе испортила, так и бизнес летит коту под хвост!»
Тут отец чаще всего закрывает грудью супругу и говорит следующее:
«Бизнес коту под хвост не летит. Вы получаете те же суммы, что и раньше».
«Что мне суммы! У тебя тринадцать котлов как было со дня свадьбы, так и осталось, развития никакого! Доходы упали!»
«Доходы стабильны» — чаще всего выговаривает мама, выглянув из-за спины отца.
«А когда в управе был мой муж, все развивалось. Мы начали с одного котла захудалого с дырой на дне… И дошли до тринадцати литых из меди. А сейчас все застыло!»
«Он не следит за делами!»
Тут мама напоминала, что в его управе еще и шестнадцать озер, на что следовало гневное:
«А за нашим семейным делом?»
И чтоб совестливее было обязательно добавляет:
«Ты о детях подумала?»
«Мама, все взрослые».
Чаще всего это воспринимается не как достойный аргумент, а как новый виток в разгромной речи бабушки:
«И что, им бизнес не нужен? Какой статус?! Каждому по котлу в управу дашь и все на том!? Это что! Это как?! Это позор на всю нашу семью!»
Здесь родители чаще всего замолкали. Рассказывать бабушке о том, что за каждым к их совершеннолетию было закреплено по два озера не имело смысла. В отличие от дела под чертогами земли, водные просторы отца с каждым годом увеличивались.
К этому времени в столовой успевали накрыть стол, и бабушка со вздохом добавляла, обращаясь к отцу:
«Тебе еще повезло, что Нардо на короткой ноге с Повелителем… Не можешь справиться с котлами, передавай дело ему».
Молчание, возникающее в приемной гостиной, всегда давило на участников предобеденной перепалки. Обычно, как по сигналу, в комнату влетает один из прислуживающих бесов с предложением пройти в столовую. Еда после такой бури поглощается семьей в безмолвии. А бабушка позволяет себе снять личину грозной чертихи и поговорить о делах обыденных. Например, о цветах в саду.
Перешагнув через стенку активного портала у горняков, Нардо предположил, что попадет как раз на историю о петуниях.
Но ошибся!
Супруги Олдо Даро и их добрая родительница, нарушив все этапы распланированной разборки, заседали в кабинете главы семейства. Поэтому он послал беса к зеркалу всевидящего ока — присмотреть за Галей, а сам направился проверять дела семейные. Хотя он и сам был рад узнать, как живется в Дарлогрии жертвеннице, вечно качающей права. Но пока она в безопасности, спешить некуда. В случае чего, бес его вызовет.
Переодевшись, Нардо, шел на встречу с горячо любимой бабушкой. Из-за дверей в кабинете отца доносилось ее глухое бурчание:
— Тебе еще повезло, что Нардо на короткой ноге с Повелителем…
— Мы все этому очень рады, мама. Но и поэтому Нардо часто нет дома. — Послышалось в ответ.
— Неужели так трудно отвлечься от дел государственных, чтобы увидеться со своей бабушкой? — картинно вздохнула она. — Я не так часто приезжаю, чтобы можно было игнорировать мое присутствие в вашем доме. Вы передали ему сообщение?
— Да, менее двадцати минут назад дали сигнал на родовой браслет.
— Двадцать минут?! Это все ваше воспитание, если он до сих пор не прилетел встретиться со мной, с …!
— С самой лучшей из бабушек! — сообщил Нардо, объявляясь в дверях.
— А вот и ты, мой дорогой! — сжав его в крепких объятиях, Рекоция Олдо расцеловала внука в обе щеки. — Исхудал!
— Как сказать, бабушка. А ты не изменилась, все так же молода.
— Льстец! — отмахнулась чертиха.
— Ну, наконец-то! — просиял отец, пожимая его руку. — Мы без тебя пришли к одному общему решению, думаем, ты будешь рад.
— И чему я должен быть рад?
— Для начала сообщу, что ты обедаешь с нами! — ответила мама.
После того, как Кешик и Лютый с нашей стоянки-лежанки отбыли, я осталась «одна». А что делать девушке, когда она одна? А впереди целый день воскресенья?
— Намазываться! — провозгласила я и пошла принимать одну из самых странных ванн в своей жизни. Перетащила кусок от импровизированного шалашика, установила на камни так, чтобы прикрывал не спящим обзор и, прихватив сумку с кремами и бельем, отправилась. Вода была, что парное молоко. Когда наши в такой водице плавают на южных морях, у местных жителей глаза на лоб лезут. Для них водица лед, для нас — молоко.
С банными процедурами постаралась не затягивать. И, выглядывая из-за укрытия, проверяла чистоту горизонта. Все же я девушка и, даже в глюках затяжных, о скромности помню. А мужчины — они и в Африке мужчины. Дай только посмотреть, полапать, заценить или просто дай. Так что учишься и за себя постоять и непредвиденное предвидеть.
Так что намазывалась я, не сводя глаз с периметра. И думала о том, что здешние дамы мужиков своих могут любить иначе, чем наши. В этом случае день предстоит разгрузочный и явно тяжелый. Потому что, если психологический трюк не пройдет, то разделывать добычу Лютого и Кешика явно я буду, как гениальный мыслитель, отправивший провизию восвояси.
Ну и черт с ними! Зато я буду красивая: с шелковистой кожей, пышными локонами, румяными щечками, красными губами и ноготками, с длиннющими загибающими ресницами… и ароматно пахнущая репеллентом. А что делать? Комары тут вопиюще настырные, пасутся стадами и с совестью не знакомы. В подтверждение моих слов их жужжание из леса на полянку переместилось. И странное оно какое-то, то жужжит, то свистит. Я в срочном порядке завершила процедуры и оделась. На полянке проснулись все, и все крутили головы в поисках источника звука.
— Всем доброе утро, — тепло поприветствовала их я. «Утро» говорить было уже поздно, время близилось к обеду, и пустые животы поглаживала вся свита барона. Так что на мой сногсшибательный вид никто внимания не обратил.
— Доброе. — Герман, оторвав руку от живота. — Галя, ты ничего не натворила?
— Чего? — не расслышала его из-за усилившегося звука. Он повторил.
— Нет, я ничего не варила!
Звук стал сильнее и разносился теперь не со стороны леса, а сверху. На комариный рой, горланящий о голоде, он уже не походил. Поэтому мы все остались стоять на месте и задрали головы, ожидая неизвестно чего. Мы бы и дальше долго и нудно стояли на каменистом утесе в позе незнаек, если бы кому-то из мужчин не приспичило хлопнуть в ладоши. Он еле увернулся от полетевшей на голову чаши с питьем, а вот запеченную утку на блюде поймать успел.
Остальные сообразили быстро. И вскоре на нашем утесе раздавалось довольное — «Моя готовила!»
Таки — да! Здешние красавицы любят своих мужей точь-в-точь, как наши. Жужжание над головами значительно поубавилось, так что мою команду «накрываем на всех», они расслышали четко. Пока расставили приборы на полянку, прибыли добытчики. Грязные, уставшие на взмыленных лошадях, но с тремя тушами какого-то копытного животного. Увидев наш «стол», тут же спешились.
— Откуда?!
— Сверху! Жужжит вроде бы еще, в ладоши хлопни, получишь свое.
Они хлопнули. Лютого «посылкой» чуть не зашибло, а на барона не упало ничего. Расстроено крякнув, он сел на валун возле импровизированного стола.
— Как ты узнала?
— Для любящей женщины главное правило, чтобы муж был сыт и доволен, вот и весь секрет. Так что любят вас дома и очень. Правда, Лютый?
Он все еще оторопело держал перед собой огромное блюдо с фаршированным осетром или чем-то типа того. Как сказал Герман — это редкая рыба, в их краях редко кто сумеет так ее приготовить.
— Только моя любимая женщина. — С гордостью ответил Лютый, садясь за стол. Итак, готовить не пришлось, а попробовать всякого разного удалось всем. Всем, кроме Кешика. Расстроенный барон отказался от предложенных угощений. Он сидел в отдалении и хмуро смотрел на ручей. Как не могла я раньше пройти мимо несчастных и удрученных, таких красивых и здоровых мужчин, так и сейчас не смогла. Подошла к нему тихо.
— Чего тебе, Галя?
— Я… ну… я… в общем. Напиши, что жертвенница ваша отравила тебя и сбежала. И ты не знаешь что делать.
— Так ты ж не травила.
— А ты о той, другой, жене писал?
— Нет. Что я, маленький?
— Так ты напиши. Напиши правду, что одна отравила, другая все время требует чего-то. И ты домой хочешь к ней, к спокойной, доброй, любящей… Знать не знал, что желание вновь ощутить запах родного дома от одежды, так ее разозлит. — Завершила я одно из самых проникновенных посланий придуманных мной.
— Я такого не пишу… — пнув ногой камень, ответил Кешик.
— Напиши свое. Главное чтобы мысль проскальзывала четкая: скучаешь и не можешь обнять.
— А это еще зачем?!
— Для профилактики, чтоб не думала, что ты тут уже наобнимался свыше крыши!
Я вернулась к столу и застольному веселью сытых и довольных жизнью мужчин. Красоту мою наведенную наконец-то приметили и похвалили. Краем глаз видела, как Кешик строчит письмо за письмом своей дорогой и любимой, хлопком их отправляет и через каждое второе получает ответ в виде чугунной сковороды или котелка. Явно меня не послушался, поступил по своему, а теперь расхлебывает.
Гад неблагодарный! Я за его семейное счастье боролась, а он…! Олух!
Не знаю я, чем у них переписка закончилась, да только через час счастливый и довольный барон затягивал пояс на новой рубахе с ярко-красным гербом. Видать из дома прислали чистую и свежую, взамен пропахшей рыбой.
— Значит, улов направим по домам. — Провозгласил он, указав на три туши.
— И цветы не забудьте. — Добавила я. — Чтобы красивые и букетом.
— Зачем цветы?
— Ладно. Можно не цветы. А что можно из леса отправить, в качестве благодарности?
— Много чего, — деловито ответил Кешик и сел к столу. Хотелось напомнить, что прошлые его послания привели к рыбьим потрохам, но вовремя сдержалась. Вряд ли он первый год в браке, разберется сам, ссылаясь на прошлый опыт.
Не прошло и десяти минут, как он засобирался, и прочие последовали примеру. На мой удивленный взгляд, когда каждый из них начал упаковывать оставшееся от «посылки», Герман пояснил, что возвращать еду у них не принято. Хлопками вернули только пустые приборы.
— Собираемся, у нас еще день пути и краткосрочная остановка в храме. — Провозгласил барон и направился к черному коню. К слову, попона уже знакомого скакуна была такой же праздничной, как и одежда барона Кешика.
— Галя, ко мне!
— Ага, еще «фас» скажи!
— А что, поможет? — Поинтересовался Кешик.
— Нет. Я же не собака.
— А кто ты? — прищурился он улыбаясь. — Жертвенница?
— Я человек, Зовут Галя, фамилия Гаря, а жертвенницей меня черт первым назвал, он же сюда и затянул.
— Как? Сам господин Нардо?
— Если он высокий брюня с синими глазами, то да.
— Вот те раз… — выдохнул барон. Он посмотрел на меня, как на неведомую зверюшку, отчего я непроизвольно ощупала лицо на наличие пяточка и рожек.
— Тебя выбрал Нардо? — В унисон спросили остальные.
Ничего нового на лице не обнаружилось и на теле тоже, как я ни смотрела. Но взгляд барона теперь разделяла и вся его свита. Они даже стали полукругом, удерживая лошадей под уздцы.
— Мне кто-нибудь что-нибудь разъяснит? Или вы так и будете стоять и смотреть?
В это мгновение еще недавно сизое небо заволокло серыми тучами, и грянул гром.
— Ладно, тогда расскажите хоть, кто такая жертвенница?
Молния ударила в ближайшее дерево, и осветила группу людей под ним. Злые физиономии незваных гостей были смутно знакомы. Кажется, это те самые охотники короля с луками и стрелами с хорошим прицелом.
— Вот черт!
Нардо перестукивал пальцами по белоснежной поверхности стола. Бабушка вновь предложила отдать котлы первенцу четы, и на этот раз родители согласились. Теперь и здесь дел прибавится, удрученно думал он.
— В твои владения перейдут все тринадцать котлов, три тысячи бесовской силы. — Сообщила мама.
— И дополнительные два озера. — Добавил отец.
— Что? — вопросила бабушка. — Два озера?!
— На самом деле за Нардо уже было закреплено четыре водных объекта и обслуживающий их персонал. — Не без гордости сообщил глава семейства.
В кабинет вошел один из бесов и сообщил, что столы накрыты. Но есть сейчас никто не захотел. В семье назревал скандал, в ходе которого лучше подальше держаться от колющих и режущих. Почуяв неладное, новый владелец тринадцати котлов ретировался за дверь.
И решил узнать, как дела у Гали обстоят. Хохот беса Степаненко еще за дверьми слышен был. Отчего в коридоре столпилось еще пятеро бесов из прислуги. Когда Нардо послал из заниматься своими делами и открыл двери, перед ним предстала невиданная картина: громко похохатывающий бес лежит на ковре перед зеркалом всевидящего ока и за бока свои держится.
— Ну и что там?
— Сейчас… Завтракают в обед!
— Бес, а сколько времени прошло?
— У нас шестнадцать минут, а у них двое суток. — Ответил бес, утирая слезы. — Хозяин, Вы бы видели, какая она покладистая в момент опасности.
— И на лошадь села?
— Вначале ее силой закинули, а когда духи объявились поблизости, так сама к коню подскочила.
— Духи? Степаненко, что ж не позвал?
— Так оторвались они. Одна беда, ей тяжко пришлось.
— Домой просилась. — Рассудил Нардо.
— Так они ее и отправили.
— Что значит — отправили? Как посмели мою жертвенницу обратно отправлять?
— За мазями лечебными отправили, а там…
— Что там?
— А там грабителей двое. Так Лютый, вот этот, — он на мужика в зеркале указал. — Их за дверь стеклянную выдворил.
— Да неужели, сам барон Кешик жертвенницу увел!
— Он самый, я поначалу тоже не признал, думал разбойничья стая.
— Что же теперь отмылись, ко дворцу правителя у них еще день пути.
— Галя потребовала, чтоб помылись, шоколадом шантажировала! — рассмеялся бес.
— И что смешного?
— А то, что жены неладное заподозрили, сковородки и скалки мужьям стали посылать! А Кешику так рыбьи потроха!
А в это время Галя в отображении красоту наводит: локоны чем-то промазывает, ноготки в краску красную мазюкает, втирает в кожу белый раствор и при этом улыбается. И зачем мылась, спрашивается? Жужжание, что над поляной раздалось, и бес с чертом услышали и с удивлением переглянулись, когда на свиту барона еда целехонькая и аппетитная посыпалась.
— Это откуда? — полюбопытствовал черт. — И с чего вдруг?
— Галя подсказала провизию с вечера домой направить и ничего у разгневанных жен не просить. Так те за мужей всю ночь беспокоились, а под утро готовить взялись.
— Пожалели, да не всех. Кешику с супружницей всегда везло. — Бес весело подмигнул.
— Да и с жертвенницей тоже, — согласился черт, когда Галя к барону подсела.
— Раз у них тихо, то и у нас есть возможность еще час погостить. — Нардо направился к двери.
— Хозяин, — позвал его бес. А в это мгновение он и сам понял, что с Галей дела плохи.
Ее фраза «Вот, черт!» в голове его колоколом тревожным зазвенела.
— Жаль. — Потирая виски и уши, сказал Нардо.
— Вы хотели, чтобы она с ними к храму добралась?
— Нет, но… так и быть, сейчас заберем. Нам все равно к Повелителю с Галей нужно явиться.
Бес только хмыкнул и последовал за ним к порталу.