35

Когда мы оказались в пункте назначения, я лично перехватила черногривого и приперла к стенке. У меня слов не хватало, чтобы высказать ему все мое возмущение, одни лишь нецензурные рвались наружу. И все же, частично удалось сообщить ему степень моего недовольства:

— Чельд, мать твою!

— Галя…

— Ты озверел?! Паразит этакий!

— А в чем дело? Вы были доставлены в комфортных условиях…

— С черными мешками на голове? Со связанными руками и ногами? Три часа в тесной клетке, где пылит спорами перепуганная Эва, а Дельта пытается свершить акт самосожжения!? Это называется в комфорте? — пнув его по ноге, я ухватила Нардо за шейный платок. Даже в гневе подметила, какой же он красивый несмотря на красноту от нехватки кислорода, и тут же напомнила себе, какая же он сволочь редкостная.

— С мягкими сидениями, — попытался достучаться до меня Нардо, не имеющий права отцепить страждущие мести руки.

— Беззвучно, чтобы нас не заметили…

— Засунь эти сидения, знаешь куда…?!

Как назло сбоку открылись маленькие резные двери, и хорошо поставленным голосом объявили:

— Галина Гаря из четвертого мира, войдите.

— Входи, — прохрипел красный Нардо, не смея меня коснуться. Пришлось отпустить его шейный платок и, приподняв пышные серые юбки, гордо войти внутрь.

Неяркий свет коридора сменился огоньками, вспыхивающими среди глиняных и деревянных кадок. Вокруг сплошная зелень, такая яркая и сочная, что Рекоции обязательно бы понравилась. И в этой зелени лешего не было видно, пока меня на усадили в кадку по соседству с зеленым кустом.

— Интересное решение с мягкой мебелью, — прокомментировала я. — Платью каюк.

Из-под широкого зеленого листа с противоположной стороны комнаты на меня взглянули красные глаза кого-то очень не выспавшегося. Помимо глаз ничего более разглядеть не удалось.

— Это и есть та самая жертвенница? — поинтересовался куст.

— Поверьте, уважаемый Амарис, жертвенниц, как Галя, больше не найти. — Сообщил Нардо и растворился в воздухе.

— Вижу. — Последовал скептический ответ из-под листа.

— Много видите?

— Все вижу. — И говорит он это с тем же превосходством, что и Люциус у озера.

— Мне постесняться и прикрыться или я с опозданием о чести девичьей упомянула?

— О какой чести, дева!? — возмутился леший.

— Девичьей.

— Ты где ее прикрывать собралась, бесстыдница? Ты ж сожительствовала!

— Что?! — я чуть не выдернула с корнем соседний куст. — Три дня сожительства на диване ничего не значат!

— Как не значат?

— В обнимку — ничего.

— Так там не только объятия были! — вздрогнул лист напротив.

— И поцелуи увидели?

— Только бы поцелуи — смолчал бы я. А так… лапал он тело твое девичье.

— Глаза разуйте, раз обули! Он гладил только мой животик, все было чинно и пристойно.

— Так он же ж…!

— Ну, подумаешь! Дыхание у него пару раз прерывалось и тяжелело… — в смущении я лист с куста стала надрывать по жилкам. — Аритмия у парня была или анемия, или амнезия. Забыл, в общем.

— Забыл, как дальше поступать? — усмехнулся леший.

— Да, вот на поглаживании и остановились. И вместо того, чтобы наезжать, пожалели бы девушку, что ли?

— У меня телеги нет, чтобы наехать.

— Сочувствую. — Брякнула я.

— А сочувствие к чему? — усмехнулся леший. — Не будь тебя, у Повелителя и шанса на брак не было бы.

— Тогда что вы мне мозги выносите?

— Что выношу?!

— Мозги. Так, проехали! — остановила я его поток возмущения. — Уважаемый, вопросы задавайте и только по существу.

— По какому существу? — опять не понял он.

— Моему. — Глаза напротив прищурились. Оглядел меня с ног до головы леший и улыбнулся. Улыбка в тридцать два желтых зуба вкупе с красными глазами из-под тени зеленого листа — это нужно видеть. Она была удивительно заразительной!

— А с тобой все и так ясно. Иди деточка, принята ты.

— Куда принята?

— В жертвенницы.

— А до того я кем была? — леший моргнул, и рядом тут же возник Нардо.

— Закончили? — потер руки черногривый. — Тогда не задерживаем очередь. Встаем, идем в коридор и быстро.

— Да, чельд! Иду, чельд! С радостью, чельд! — отрапортовала я, покидая пространство зеленой обители.

* * *

Стоя у окна в кованой раме его Величество Король Гарминт Еол Шарильм XIV не сводил взгляда с дочери, которая гуляла в саду. Его красавица сегодня выдвинула свои требования и окончательно отца приперла к стенке. Кто бы мог подумать, что в его нежной дочурке проснется такое коварство. Подумать только!

Она либо на себя наложит руки, либо на отца. Ему все еще грезился прищур черных глаз дочери и ее яростное и правдивое заявление: «Я выхожу замуж через месяц! С Вами или без Вас!» В этот момент он искренне молился, чтобы она не добавила «за первого встречного!». Она не добавила.

И расчетливый Король мысленно восхитился ее стойкостью и напором, а также посочувствовал себе. Надежда на то, что Темный Повелитель сдастся и женится на его условиях, на восьмом году сватовства иссякла. Все решения придется принимать сейчас.

— Что слышно? — он обернулся к темной фигуре, отраженной в воде.

— Ваша уловка удалась. — Ответила фигура. — Но жертвенницы все же к лешему добрались.

— Как?

— В тишине ночи в карете сонь, связанные по рукам и ногам, с кляпами во рту. — Отрапортовала темная личность.

— И что Вы сделали?

— Связалась с вами! — усмехнулась она. — Вышлите своих охотников, мои действия приведут к нежелательному концу. И не медлите. — Прошипела она, растворяясь в отражении водной глади.

* * *

Когда из всех жертвенниц ко мне вышли только Эва и Ульрима, я неожиданно запаниковала:

— Остальные где?

— Отсеялись, — ответили жертвенницы. И Нардо, возникший за их спинами, подтвердил это кивком.

— Нет-нет-нет! Вы что?! Как мы справимся? Я же на Агюлию, Дельту и Оргилию рассчитывала!

— Придется без них обойтись. — Ответил Нардо. И оставшиеся с нами жертвенницы залились слезами. Оплакивая то ли свою судьбу-злодейку, а то ли чужую.

— Ты издеваешься? — не стерпела я.

— Ставлю перед фактом.

— Ах, перед фактом… Чельд, верни мне девочек! — в ответ из комнаты с кустами раздался гомерический хохот проницательного лешего.

Недолго думая я ворвалась в его обитель:

— Ну, и чего ржем?

— Ты их девочками назвала… — всхлипнул кустик с красными глазами под листом.

— И что такого?! Не мальчики же. Верни их!

— Не могу, не подходят. — Серьезно добавил он. — У одной сын взрослый почти, у второй любовник, а третья душу свою продала, чтобы позор замести.

— И? — я нагнулась к кустику и заглянула в глаза лешего. — Один раз расслабишься или ошибешься и все? Трудно на это глаза закрыть.

— Нет. Но дорога в жертвенницы закрыта. — Серьезно ответил леший. — Мы бракованный товар Королевской дочери не дадим.

Жертвенницы в коридоре взвыли, взяв еще более высокие ноты. Так что куст передернул листьями и невидимые уши прикрыл.

— Да ты! Ты только что оснастил меня двумя истеричками!

— А выбирал под стать тебе. — Насупился леший. — Как того требует обычай. Не взыщи.

Куст встрепенулся, и глаза красные исчезли из-под листа. А вслед за этим вся зеленка и деревца в комнате стали в землю уходить. Аудиенция завершена, другими словами. Пришлось вернуться к нашим истерящим и развести руками:

— Ну-с, девчата, бросили они нас. — И как назло, Нардо после моих слов тоже в воздухе растворился. Ткнув пальцем в его сторону, добавила:

— Бросили как котят, но мы всплывем! — Ассоциации в воображении прошли не те, тут же исправилась. — Научимся плавать!

И толкнула речь о том, что ты победитель, пока не признал себя побежденным. А мы все хотим домой, а значит должны с достоинством пройти принцесскины испытания, женить Темного Повелителя, выбить себе приличное вознаграждение. А затем живыми, здоровыми и богатыми наперекор всем и вся вернуться домой.

Или очнуться от коньячного хмелька. — Добавила я про себя. В ходе импровизированной речи для поддержания духа не сразу расслышала шум. За пределами дворца что-то происходило. Что-то грозное, опасное и тревожное…, и судя по всему, все защитники втихомолку смылись.

— В карету! — скомандовала я и, добежав первой, вскочила на козлы. — Чельда ждать не будем.

— Пусть учится плавать, — поддержали меня жертвенницы.

Я хватаю поводья, вскидываю их и, уже представив, как гнедые лошади понесут, кричу «Но!» и чуть ли сама не понеслась. На мою команду повернули морды не два крупных жеребца, а два гигантских слизня.

— Чего стали? — из окна высунулась Ульрима.

— А чего делать?

— Свищи! — последовал ответ. Я и свистнула, как брат родной учил, что и говорить — от души. Когда слизни рванули с низкого старта, а жертвенницы завизжали во все горло, с опозданием поняла, что надо было бы держаться. Осознала, оказавшись без поводьев на крыше кареты, благо она по краям была рогами украшена, за них и держалась. А слизни все неслись. И мелькающие деревья и горы, скалы и овраги не замедлили своего бега мимо нашей кареты, а наоборот, даже ускорились. Удерживаясь на крыше из последних сил, я уже сожалела, что мы Нардо оставили плавать, точнее выплывать. Хотя еще неизвестно, кто кого первым бросил. Черногривый так вообще, и слова не сказав, в воздухе растворился.

И вот же ж! Чельда помяни, он и явится!

Как фанера над Парижем пролетел над каретой и приземлился одному из слизней меж глазок-рожек. В себя пришел не сразу, а на второй или третий мой окрик.

— Поводья где? — орет он, в небо вглядываясь.

— Внизу!

И держимся оба, чтобы не упасть, а за поводьями не лезем:

— Почему висишь? Ищи их!

— Сама их сейчас ищи…

— Что ж ты за чельд такой… — договорить не поспела, он за поводьями по луке полез. Еле держится и что есть мочи ругается, а все же дотянулся и слизней тормознул. Да так тормознул, что я по инерции вперед улетела. Ловил синеглазый. Он не доволен, а вот я за жизнь сохраненную счастлива.

— И что это было? Ты видел, как горы мимо нас мелькали?

— Сони это. — Говорит он о слизнях. — Из 129 мира. В 150 есть их уменьшенный прототип.

— А вокруг что? — спрашиваю, на просторы невиданные оглянувшись. Горы вокруг черные, пики серебристым светятся, леса искривленные сучьями к небу темно-синему тянутся, а вокруг огоньки как маяки, то гаснут, то загораются.

— Королевство второе. Северных эльфов. — Со вздохом ответил Нардо.

— А это очень плохо, — вспомнилась мамаша-гриф и ее грифенок, и на огоньки мигающие приближающиеся я уже с опаской смотрю.

— Сваливать отсюда нужно! Пока не догнали. — Сказал он и в ладоши — хлоп!

* * *

«Вжик!», «бумц!»

Вначале в гостиной комнате чельдовой резиденции я и синий слизень оказались, затем Ульрима с Эвой и только после сам чельд и второй слизняк. И, кажется, что от переброса не у одной меня голова болит. Жертвенницы бледные и зеленые, то есть та, что была зеленой теперь бледная и наоборот. Слизняки же явно запыхавшиеся — два государства пересекли галопом, а чельд на фоне их так выглядит, словно по кругу весь мир обежал. Хрипит и спотыкается, сел на пол, шарфик шейный развязал и замер, собственно, вот и все, на что его сил хватило. Только подумала о том, что эту «фанеру летящую» с жертвенницами придется тащить в спальню, как мешок картошки, тут же бес Степаненко объявился рядом:

— Это кто ж вас так?! — всплеснул он руками.

— Вурдалаки.

— Двое-трое?

— Неееет, — смеется Нардо. — Били всей толпой. Стаи две там было точно или три… не считал.

И вид такой несчастный избитый. Пожалела бы ранее, но не сейчас. Знает теперь, зараза, как наши слезки ему отливаются. Больше, обездвижив и рот кляпом заткнув, никого в тесную карету не посадит. Но это еще не значит, что его молча жалеть нужно:

— Либо они слабенькие, либо ты быстро бегаешь. — Я говорю.

Чельд лишь зубами скрипнул, а бес с вопросом ко мне:

— Галочка, Вам полегчало?

— Мне-то, да — выспалась бы, если бы не будили. Одного не пойму, чего переживаете, а?

— Так… это ж было… у Вас расстройство… какие-то дела сердечные, вы ж на хозяина жаловались… — говорит бес и на хмурого чельда косится. Сколько я в эту минуту в памяти не рылась, так и не вспомнила ничего. Из сна обрывки еще где-то на задворках памяти роятся, да нет в них ничего сверхъестественного. Как снилось, что довольного и ласкового синеглазого целую, так и снится. И никаких изменений в сценарии — даже жалко.

— Не было ничего. — Отмахнулся Нардо, — идите спать. Кто по стойлам, а кто по кроватям.

Мы и разошлись, каждая к своей двери. Я у первой выделенной мне спальни оказалась, смотрю на разгром порядочный, удивляюсь вслух:

— Так, а мне куда?

— А ты теперь спишь со мной. — Чельд, ковыляя, ко мне подошел. — Подушку здесь найди и пойдем.

— Это с какой такой радости?

— С неизвестной. Мне уж точно ничего не перепадет. А тебе — тем более.

— Это что еще значит? — я руки в боки, и пробуждение свое вспомнив, спрашиваю, — ты на что намекаешь, извращенец начинающий?

— Галя… — чельд сокрушенно мотнул головой, — я сам тебе подушку найду, иди спать.

— Куда? — задала я правомерный вопрос.

— В мою спальню.

— И ты туда?

— А у меня сил нет не только на подушку и приставания, но и на ходьбу, — произнес он, сваливаясь у моих ног, обнял кусок изувеченного дивана и затих.

И тут я вспомнила об освобожденных апартаментах в его резиденции:

— Слушай, Чельд! А чего мне у тебя селиться, если леший нам трех жертвенниц забраковал и домой отправил? Ведь их спальни свободные.

— Точно. — Согласился он. — Занимай на свой выбор.

Постояла я над этим сопяще-храпящим, поняла, что ждать от него помощи бесполезно, а оставлять не жалко, все же пол теплый, да и ненадолго он в таком состоянии будет. Сейчас апартаменты найду, глядишь, к этому времени бес вернется, мы чельда и перенесем.

Вернулась в гостиную, из десяти дверей три светились белым контуром.

Вхожу в первую: судя по сгоревшим пятнам на полу, стене и даже потолке, комната принадлежала Дельте. И акты самосожжения она практиковала все время своего пребывания здесь. Выхожу, плотно закрываю двери.

Вхожу во вторую: Здесь точно обитала Оргилия. Стены в дырах, словно сыр. Или побег из Шоушенка повторить пыталась, или склеп рубила, чтобы тридцать три богатыря в нем разместились с комфортом. А потому вся мебель раскурочена и часть сожжена, а там, где кровать стояла, теперь шкура какого-то зверя лежит и с десяток клинков и топоров с лезвиями затупленными. Сразу видно, что Оргилия имеет свой собственный взгляд на интерьер. Получилось просто и стильно — разрушенный лофт.

Я уже решила сюда Нардо перетащить, как вдруг шкура на полу зашевелилась, обретая формы огромного мохнатого зверя:

— Хозяйка? — удивилось чудовище, а следом за удивлением рассвирепело и кинулось вперед.

— Ааааа… — дверь за мной захлопнулась, прищемив когтистую лапу, — ааа, чтоб тебя! Из-за угла появился бес и пара-тройка шипастых чудищ, что мягко на руках несли чельда.

— Бес Степаненко! — завопила я, указав на дверь сзади себя. — Что это?!

Он отчего-то обрадовался и даже подпрыгнул:

— Мы нашли его! — возликовал бес, и монстры, мягко опустив Нардо на кушетку, подошли ближе. Слаженными движениями меня оттеснили в сторону, дверь распахнули, и, ухватив мгновенно обвисшую шкуру за застрявшую лапу, свернули ее. Не прошло и минуты, как шкурка была помещена в стеклянный тубус и хлопком транспортирована в неизвестные дали.

— Кого его?

— Потерю Агюлии, — сопоставив образы высокой блондинки с длиной косой и ожившей шкуры, предположила, что речь идет о зверушке и ошиблась. — То есть любимого человека. — Пояснил бес.

Однако, какие нравы интересные в 127 мире:

— Почему это создание было в комнате Оргилии? Перебежал изменник?

— Потому что во время скорого отбытия девы, не ставшей жертвенницей, сосуд с духом молодого геолианца разбился, и он летал в поисках нового подходящего.

— Случаем, не из-за него ли в моей комнате погром? — прищурилась я недобро.

— Нет, там погром, так как Вы, Галочка, отличились. — Загадочно изрек бес и растворился в пространстве.

Потом узнаю, как это было, а сейчас, так и быть, спрошу по-хорошему, решила я:

— В таком случае мне, как отличившейся, предоставьте одно спальное место, подушку и одеяло новое.

— Все это ожидает Вас в комнате Нардо, — раздалось сверху.

— А отдельных нет?

— Благодаря Вам — нет.

Что делать, пришлось идти наверх. Нардо спал тихо и неподвижно, кровать мягкая и не скрипит, ночь теплая и звездная, сверчки в саду стрекочут, а сон не идет. Из-за двухчасовых метаний по кровати, мысленных чельдеканий на плохо прыгающих овец из сна и громко стрекочущих сверчков, я измучалась сама и потревожила черногривого. Его недобрый прищур сменился лукавой улыбкой, после чего меня, как мягкую игрушку, прижали к крепкой и горячей груди.

— Спи. — Прошептал он, поглаживая мою спинку. Далее следовал легкий и сентиментальный поцелуй в щечку, от которого я уснула под заключительную фразу чельда:

— Спи и ни о чем не думай.

Загрузка...