Привет рогатому!

5

Приведя из лесу двух соколов черт заволновался, не увидев жертвенницы Галины подле беса. Кустики кустиками, но нельзя же в них без причины полчаса пропадать, а именно столько его и не было. Пока договорился со стаей орлов о перелете, пока выторговал двоих вместо одного, оказалось, ушло не только время, но и жертвенница их «безупречная», то есть которая и слова не скажет без упрека.

— Что значит, в кустики пошла?

— По нужде, — замялся бес. — Помните, она еще там в домике охотничьем хотела.

— И в какие кустики пошла? Тут кустиков не сосчитать сколько. Вся поляна вплоть до темного леса.

— Хозяин, не гневайтесь. Девица хоть и бесстыдница, а скромная, просила не подсматривать и не подслушивать. Что ж, мне наперекор ее просьбе нужно было?

Звук крадущихся шагов прервал их. Из синих кустов в отдалении вначале появилась одна голая женская ножка, затем другая.

— Скромная говоришь?

— Так, может быть, это не наша? — предположил бес, когда из кустов задом выползла девица в одном исподнем.

— Не может, помимо нас с представлением жертвенницы более никто не опоздал. Галина?

Девушка вздрогнула и обернулась.

— Не Галя. — Бес ближе подошел.

— Но тоже жертвенница. Потерялась?

— Судя по лицу и одежде, сбежала вплавь.

— Девушка, Ввам помочь? — Нардо окликнул ее, приветливо улыбнувшись.

Девица на пальцах попыталась что-то подсказать, но черт и бес не вникли в смысл сказанного.

— Это что только что было?

— Кажется, она показала средний палец. — Почесал макушку бес. Девица на вид была та еще проказа. С такой лучше не связываться. — Может пальчик уколола?

— Да? Тогда, наверное, и сгиб локтя, по которому она треснула второй рукой.

— Хозяин она еще более странная, чем Галя. — Помощник придержал его за рукав рубахи. — Не приближайтесь к ней.

— Да, от Гали подобного ждать не придется, — согласился черт. В это время девица шлепнув себя пониже спины, сверкая пятками, убежала в противоположную сторону.

— Если бы я из кустов ее способом выбирался, то сидеть бы потом не смог, а она себя еще и шлепает.

Очнувшись от раздумий, бес потянул хозяина в сторону:

— Эта пропажа сама по себе через час на родную землю вернется, а нашу Повелитель избрал. Где бы ни была, а покуда месяц не пройдет, домой не воротится.

— Да, торопиться нужно, вдруг в беде, явно ушла далеко и криков ее не слышно.

Ехать на кляче кверху «пятой точкой» и наблюдать за тем, как копыта монстра то приближаются ко мне, то удаляются, было страшно. И все-таки, я старалась вспомнить основы переговоров с похитителями и террористами.

Угрозы, слезы, моления, шантаж, обещания большого выкупа… Вот! Вот оно! Черт меня сюда приволок, черт пусть и откупается. Невозможно ведь, чтобы такой статный муж… хм, черт, и без гроша за душой. Магией его тут уже обделили, это ясно, но может возместить сподобились дензнаками?

Кстати, что значит «тут»?

Во-первых: «тут» — это где?

А во-вторых: сколько еще таких «тут»?

Осталось узнать, чего в этой сказке жертвенница стоит. Ох! Как нашла вариант выхода из положения, так и легче стало. Относительно легче стало, потому что копыта коняки все ж нервируют не по — детски, в кустики я так и не попала. Да и что может быть ужасней: первую половину дня вверх тормашками провести?

Мои мысли были услышаны только через полчаса. Когда караван проходимцев из темного леса спешился, меня они «спешили» весьма резко — скинув на землю. Ловить было некому, так что грохнулась я на травку безвольным кулем. Рядом рухнула чужая поклажа с котелком, черным от сажи.

Лежу, детство свое вспоминаю. Вот уж точно, где бы и как бы ни упала, все нипочем. И гордость не ущемлена и синяк не набит, чаще всего парой ссадин падения мои обходились. А тут… Нечто не знают, сволочи, что с девушкой аккуратными нужно быть. Я ж хрупкая — относительно, нежная — основательно, я ж теперь и обидеться могу за синяки наставленные. Но иродам этим плевать, снуют из стороны в сторону лагерь разбивают. Кто по дрова, кто за водой, а трое громил надо мной стали, руки-ноги развязали и кляп вытащили. Воды хотелось страшно, хоть бы дать попить догадались! Но нет, у них на мой счет свои планы и стоят они надо мной, чтобы их озвучить.

— Эй, ты! Жертвенница. Вставай, иди готовить.

— Да, что ж за жизнь здесь такая, — возмутилась я хрипящим голосом. — Одним сама копай, другим сама готовь. Парни! Вы думаете, я со своим будущим благоверным наготовиться не успею? — встала на негнущихся ногах, начала их медленно разминать. — Еще как успею!

— Жрать готовь. Не разглагольствуй! E! — рыкнул лицом зеленый.

— А сухари моченные?

— Нет, мы не замачивали. — Буркнул тот, что справа. Афоризмы и выражения крылатые они тоже не воспринимают, отметила я.

— А вам морковки не натереть?

— Фууу, морковь терпеть не могу! — детина слева позеленел, прям как их вожатый.

— А я редьку! — послышалось за их спинами.

— А мне картошка не нравится, особенно вареная… — уже другой голос вклинился в общий строй высказываемых заказов и предпочтений.

— И мне немного без мяса сделай, — рукой махнул вожак, лицом зеленый.

— Тихо! — рявкнула я. — С чего вы взяли, что я готовить соглашусь? Нашли рабу!

— Так ты ж жертвенница, никуда не денешься. — Ухмыльнулся тот, что справа.

— Еще как денусь! Грибочков нарежу, и черта с два вы поймете, что там намешано.

— Я те дам! — вожак, рукава рубахи закатал, явно готовясь к выдаче.

— Ну, давай! — вспылила я и котелком вооружилась.

Он на меня посмотрел, потом на котелок, усмехнулся и понял мою боевую позицию по-своему:

— Герман, — лицом зеленый обратился к детине справа, — дай ей провизии, сколько нужно. Сам помоги, если потребуется и пусть заткнется. Иначе…

У меня аж зубы от такой наглости свело. Я к войне готовлюсь, котелок для самозащиты взяла, а он еще и выкручивает!?

— Иначе сам заткнешь?!

— Нет, закатаю! — вожак сделал шаг навстречу с таким лицом, что я непроизвольно отступила.

— По банкам или по бутылкам? — спрашиваю.

— Что по банкам? Или по… бутылкам? — не понял он. Пришлось разъяснять, а самой страшно, с таким лицом такие, как он, и закатывают.

— Меня закатывать будешь по банкам или по бутылкам?

— В болото закатаю!

— В этом или в том, что прошли? — поинтересовалась я, вовремя вспомнив, что жертвенница им все же нужна.

— А тебе знать зачем? — Герман нахмурился.

— Цветочков на могилку нарвать, — отвечаю, ухмыляясь, — с грибочками!

— Герман! Убери эту… к черту!

— И я за это! — вывернувшись из рук громилы повара, вновь предстала перед главарем. — Но чертяка полосатый не откликается!

— Кляпом заткни и пусть готовит! — бросил тот уходя. Здоровенная лапища повара опустилась на мое плечо, пригвоздив к земельке намертво.

— Пошли, скоро время обеда. — Молвил Герман, увлекая меня за собой. И вот тут мой животик бурно поддержал тему о готовке.

— Эх! Блин, я тут гостья, а пахать буду, как своя.

Покосилась на увальней лесных с лицами удрученными, решилась согласиться с трудовой повинностью. Кто ж знает этих проходимцев, если не соглашусь, то и сама ничего не съем.

Герман меня к поклаже подвел. Смотрю: и толи они набег на деревеньку успели сделать, толи от них здешние откупаются, оставляя провизию, да с собой у них не хилый воз с продуктами. Не просто живность, набитая в лесу, а даже овощи в мешках и что-то по корзинкам.

— Ну, и что делать?

— А вот что, — верзила, оглядывая поляну со снующими туда-сюда мужиками, начал рассказывать, — нас пятнадцать человек. Значит: Симорт любит копченое мясо, Якеш рыбу, я…

— А ну, погоди! Ты в шайке поваром?

— Ну, я. — Довольным голосом ответил разбойник.

— Раз так, отвечай: ты как раньше готовил?

— Один казан на всех. — Одним мощным движением он спустил тяжелый мешок с телеги.

— А как же их предпочтения?

— А мне-то че?! Ели и не тявкали.

— И ты думаешь, я сейчас каждому в отдельности готовить буду? Ага, разбежалась!

— Так ты ж жертвенница! — возмутился он.

— Да что с того? Я что робот вам или кухарка наемная?

— Ну, так… — прищурился недобро и надо мной навис с угрозой в голосе, — ты жить хочешь?

— Я жить буду, а готовить по запросам — нет. Двигайся, — отмахнулась от него, как от мухи. — Дай глянуть, что у вас припасено.

Наглость — второе счастье, мужик зыркнул недовольно на меня и все же отошел. А я полезла на воз с ревизией. Запасы были так себе, никакого разнообразия. Почти как у нас: картошка, рис, рыба и мясо, что-то желтое, на помидоры смахивающее, баклажаны, лук, … какая-то дрянь.

— Это что? — я подняла вверх, пучок оранжевой тины.

— Морковь.

— Дрянь это, а не морковь. И я бы тоже такую гадость готовить не решилась!

— Ее Кампок любит, — обиделся Герман.

— Вот Кампок пусть и жует всухомятку. После такого точно заворот кишок заработает. А значит минус один, и останется четырнадцать мужиков и я. А если найти еще пару любителей оранжевых бодылей, то минус этих самых любителей.

— Слышь ты, девка, я тебе наших травить не дам!

— Значит, сам отравишь… — буркнула я под нос и сдвинула мешковину в сторону от других корзинок. Нашла яйца, курицу без головы ощипанную, но не обожженную, и муку. Вслух возмутилась.

— Хоть бы перец болгарский был или помидоры и еще масло из подсолнечника, а лучше и то и то…

— Так есть! — обрадовался он.

— Так давай. А пока вытаскиваешь, значит слушай мою команду: мне нужен поваренок, огонь под два казана, один под картошку отварную, другой под овощи тушенные и еще два детины-дубины.

— Кого?

— И еще двое таких же, как ты, мупсик!

— Не дури… — протянул он кровожадно и руки в кулачищи сжал.

— Ладно, черт с вами с мужиками! Не поймешь когда ласково можно, а когда грубо нужно. Значит: мне тебя, громила, и вот того, с кривым носом и этого, безухого.

Здоровяк их подозвал, а потом крутанулся ко мне и ручищей взял за грудки. Подвесив на уровне своего лица, пробубнил сквозь сжатые зубы.

— Меня зовут Герман, второго Кампок, третьего Симорт. Обращайся по именам.

Да, зависнув, трудно придать голосу бравые нотки, но даже тут я справилась. С трудом, но руки сложила на груди и, встретив его взгляд, до конца выслушала тираду.

— А меня не «девка», и не «слышь, ты»! Я Галя и в жертвенницы не записывалась. Так что заруби на своем носу, пока я тебе не зарубила. — Вот тут матерым ударом в его горло заставила меня на земельку опустить. Меня не опустили, а отбросили. Поднимаюсь и подхожу, отряхивая рубашку.

— Еще раз … — хрипит мужик, — ты… пожалеешь.

— Нет, громила, это ты еще раз ручки свои распустишь и пожалеешь! На вот, — я ткнула ему в руки казан средней величины, — воды принеси и поживее.

Он стоит, не движется, мужики-разбойники, подозванные им, тоже. Оборачиваюсь, руки в боки и с нажимом спрашиваю.

— Кампок, Симорт, чего стали? С одного три костра, обжарка мяса и рыбы, да так, чтоб без крови. С другого — картошку начистить на большой казан.

— А вода тебе зачем? — удивленно спросили все трое.

— А вы с землицей есть будете? Паразитов своих размножать хотите?

— Так если на дне скапливается… — зубоскалят в ответ они. Выходит, тут о паразитах слыхом не слыхивали. А если что-то пострашнее паразитов есть? Нет, и в этом деле водные процедуры и тепловая обработка нужны.

— Что, до дна можно не доедать? Нет, так не пойдет. Мыть! И живее давайте. Я уже не есть, а жрать хочу.