Признание в убийстве

I

Несмотря на поздний час, инспектор Маршалл и сержант Берри, покинув Ярд, поехали в Хендон, где жила Молли Фордайс с матерью и сестрой.

Генри Рикар не мог больше запираться, и, по совету своего адвоката, признался, что он называл себя Гарри Ламбертом и был любовником Сильвии. Обвиненный в соучастии, он был оставлен на свободе в ожидании решения Комиссара.

Банкир покинул кабинет инспектора удрученным, бормоча, что огласка по этому делу его разорит.

— Надо было раньше думать, когда он познакомился с этой женщиной! — сказал сержант Берри. — О ней он даже не сожалеет, эгоист…

— Если бы Рикар менял время от времени систему ее содержания, нам бы не удалось загнать его в угол, но он давал Сильвии деньги первого числа каждого месяца, а она спешила положить их на свой счет в банке в тот же день или на следующий. Для Хэлфорда миссис Дэйн взяла деньги в кассе, и Рикар сразу передал их так называемому Хюнтеру. Он не был, оказывается, хитрецом, и нам легко будет проследить движение этих денег.

Уставший от трудного разговора инспектор откинулся на спинку кресла и глубоко затянулся сигаретным дымом.

— Сможем ли мы его разоблачить, если он убийца? Будучи беременной, она возможно рассчитывала заставить его взять развод и жениться на ней? Это пройдет, как мотив преступления, если только у него нет безупречного алиби…

— Насколько мне известно, оно у него есть! Посмотрим, может быть, мисс Фордайс даст нам новую версию.

Пожилая женщина, сильно накрашенная, открыла дверь небольшого дома на Леа-авеню и нахмурилась при виде двух полицейских. Инспектор предъявил свое удостоверение.

— Я хотел бы переговорить с вашей дочерью, если она дома.

— Если вы имеете ввиду Молли, то это бесполезно, она уже все сказала полицейскому, который приходил в прошлый понедельник.

Из холла послышался звонкий голос мисс Фордайс.

— Кто это, мама?

— Снова полиция. Я им…

— О! Пусть войдут.

Появилась Молли, оживленная и приветливая. Она пригласила полицейских в холл, словно это были ее лучшие друзья.

— Проходите сюда, прошу вас. Кругом беспорядок, но в кухне еще теплится огонь.

Они прошли в большую современную кухню в задней части дома, там было тепло и пахло хорошим кофе.

Молли убрала кипы газет и журналов со стульев и объявила:

— Мы сейчас выпьем по чашечке кофе, и не растворимого, а в зернах, только что смолотого. Хотите?

Маршалл, соблазненный запахом, согласился.

— Спасибо, с удовольствием. Очень хорошо пахнет…

Обе женщины занялись кофе, смеясь и болтая. Они раздвинули стол в центре кухни, расставили на нем бело-голубые чашки, поставили сахарницу с колотым сахаром, серебряный кофейник, достали из холодильника кувшинчик со сливками.

Инспектор сказал себе, что лучше бы им приехать завтра: было почти одиннадцать вечера. Он сам не знал, почему ему так хотелось срочно встретиться с этой, на первый взгляд, не такой важной свидетельницей…

Он лакомился превосходным кофе на кухне миссис Фордайс, как будто только затем сюда и пожаловал.

Молли, казалось, читала его мысли:

— Я не очень понимаю, чем могу быть вам полезна, инспектор. Тем более, что я была немного пьяна в ту ночь! Сильвия всегда наливала джин в слишком большие стаканы…

Инспектор улыбнулся. Молли казалась такой простодушной, такой искренней… Он нашел ее очень симпатичной!

— Пусть это вас не тревожит, мисс Фордайс. Я совсем другое хочу у вас спросить…

— Тогда спрашивайте.

Молли положила себе в кофе большой кусок сахара, бормоча:

— Боже, вот от этого я и толстею…

— По словам одного из моих людей, мисс Фордайс, сегодня, в два часа дня, вы навещали Хит-коттедж, полагая, что потеряли там в воскресенье вечером личную вещь, не так ли?

Молли Фордайс широко открыла удивленные глаза и покачала головой.

— Я ни за что на свете и близко не подошла бы к этому дому после того, что там произошло! Сожалею, инспектор, но вы ошиблись адресом.

Миссис Фордайс закашлялась, пытаясь отвлечь внимание дочери, но Молли продолжала смотреть на инспектора. Сержант Берри сказал спокойно:

— Миссис Фордайс даст нам, конечно, объяснение этой загадки.

Молли решительным тоном обратилась к матери:

— Скажите же мама, в чем дело?

— Это Крис… Она ходила туда поискать пряжку от твоих новых туфель, но не нашла ее. Что в этом страшного? — добавила она, обернувшись к Маршаллу, который сразу ответил:

— Ничего! Но почему она отказалась назвать себя и не сказала полицейскому, охраняющему дом, о цели своего визита?

Молли пожала плечами.

— Спросите у нее, инспектор. Мама, пожалуйста, позовите Крис.

— Спасибо, мне было бы достаточно посмотреть на ваши новые туфли.

Молли поднялась и без улыбки сказала:

— Вы очень проницательны, инспектор, но здесь, уверяю вас, вы зря теряете время. А, вот и моя сестра!

Худощавая молодая брюнетка, лет тридцати, вошла в комнату в бежевом пеньюаре, накинутом на пижаму из набивной ткани. Она очень походила на свою сестру, но казалась более спокойной, более задумчивой. Она поняла ситуацию с первого взгляда.

— Я уже спала. Что случилось?

— Инспектор хочет знать, с какой целью ты ходила сегодня в Хит-коттедж и почему отказалась сказать полицейскому, кто ты такая и зачем пришла. Ты, оказывается, смелая, Крис! — добавила миссис Фордайс с улыбкой.

Крис зевнула и присела к столу.

— С какой целью? Я ходила навестить Селию Джонс, которая живет недалеко от коттеджа миссис Ламберт. Проходя мимо, я решила зайти поискать пряжку Молли. Я ничего там не трогала, ничего не унесла с собой, если именно это вас интересует.

— Нет, что вы! Мы только все перепроверяем, не более того. Глубоко сожалею, что прервали ваш сон.

Маршалл улыбнулся ей, она ответила тем же. Потом открыла дверь и добавила:

— Я не нашла пряжку. Молли ее, без сомнения, потеряла по дороге. У нее, заметьте, нет ни одной пары обуви в порядке…

Дверь с шумом захлопнулась и они услышали, как Крис поднимается по лестнице.

Инспектор допил свой кофе и встал.

— Извините меня, но мы не можем пренебрегать ни малейшей деталью. Спасибо за кофе. Не будем вас больше задерживать, уже поздно…

Молли Фордайс зажгла сигарету и сказала:

— Раз вы здесь, инспектор, я расскажу вам кое-что.

Миссис Фордайс вмешалась:

— Замолчи, Молли! Ты прекрасно знаешь, все, что доверяют полиции, имеет последствия! У тебя будут неприятности…

— Ах, мама, перестаньте! Я забыла об этом маленьком инциденте. Он мне пришел на память пару дней назад, когда я задалась вопросом, кто, в самом деле, мог убить Сильвию…

Инспектор, затаив дыхание, ждал. Молли, хорошая комедиантка, готовилась произвести фурор.

— Ну, мисс Фордайс?

— Ну… Я не знаю. — Она смотрела на кончики своих туфель. — Чувствовалась какая-то странная напряженность, когда мы садились за стол. Сильвия, казалось, нервничала. Телефон зазвонил сразу после ужина, часов в десять. Когда она, переговорив с кем-то, спустилась к нам, она сразу подошла к бару и налила себе виски. Потом бедняжка Клив пригласил ее танцевать, и я слышала, как они спорили. Я уже знала, что она хотела бы от Хэлфорда избавиться, пока Генри не узнал о его существовании. Но я намеревалась рассказать вам не об этом…

Молли раздавила в пепельнице недокуренную сигарету.

— Я наблюдала, как Ронни и его брат переругивались, стоя у бара. Артур требовал, чтобы Ронни оставил в покое Сильвию. Сам же Артур за весь вечер ни разу не обратился к Сильвии, казалось, он ее ненавидит.

— Спасибо, мисс Фордайс. Эти сведения могут нам очень пригодиться.

— Все мужчины были без ума от Сильвии, но не он. Я нашла это странным, вот и всё…

— А Дерек Рэнделл?

— Дерек? О! Он флиртовал с ней совершенно открыто. Однако, хотя он и не ладит со своей женой, он и мухи не обидит!

Молли поднялась и зевнула.

— Надеюсь, вы найдете убийцу, инспектор.

— Сильвия вам говорила что-нибудь о Гарри Ламберте?

Молли на мгновенье задумалась, потом улыбнулась.

— Да. Говорила, что он очень богат и безумно ее любит…

— Она была беременна. Вы это знали?

Актриса задумчиво кивнула.

— Да, она мне призналась на прошлой неделе, на одном обеде. Я сказала, что надо быть сумасшедшей, чтобы оставить ребенка…

— Почему? Вы знали, что она замужем, хорошо устроена, богата? Тогда почему?

Мисс Фордайс поколебалась чуть дольше, потом, усмехнувшись, отвернулась и прошептала:

— Потому что она была беременна от Пакстона.

— От Ронни Пакстона? Вы уверены?

— Безусловно! Поэтому мне и показалось с ее стороны безумием — рожать. Ей было бы трудно убедить Гарри Ламберта, что ребенок от него, не соответствовали числа… Гарри часто отсутствовал. К тому же, он записывал даты, когда бывал в коттедже. Это странно, вы не находите? Не часто встретишь мужа-любовника, ведущего подобные вычисления!

— Да, но он не был ее мужем, в этом все дело.

Маршалл повернулся к сержанту Берри.

— Поехали, сержант! Не будем больше задерживать мисс Фордайс.

Он улыбнулся, прощаясь с Молли. Улыбка преобразила его лицо.

Когда машина тронулась, Берри воскликнул:

— Ну и сюрприз, сэр! Это основательно меняет дело!

Инспектор что-то недовольно буркнул. Надвинув низко на лоб шляпу, он закрыл глаза, давая понять своему помощнику, что не расположен разговаривать. Сержант спросил только:

— Куда едем, сэр?

— Домой. Надо поспать.

II

На следующее утро миссис Рикар сидела за завтраком напротив своего мужа. Было девять часов, густой туман за окном скрывал деревья и кусты в сквере. Из-за плохой видимости машины двигались медленно по скользкой влажной дороге.

«Тепло, даже очень тепло в огромной столовой», — думал Генри Рикар, вытирая лицо и шею, влажные от испарины.

— Вы должны что-нибудь поесть, вам нужны силы, чтобы противостоять сложившейся ситуации, — проговорила Эмилия, глядя на бледного, подавленного мужа.

Он сказал сухо:

— Достаточно будет кофе… Ничего страшного. Дело получит неприятную огласку, вот и все. Не дожидаясь этого, я, разумеется, подам в отставку.

Она кивнула и добавила ласково, зная, однако, что его ничто не может ободрить, что бы она ни сказала:

— Люди быстро все забывают, наберитесь терпения.

Он зажег сигарету и, при виде кипы газет рядом с ним на столе, нахмурился. Он все их прочел. Эмилия, видимо, тоже, но она не сделала ни малейшего намека на события прошедших дней. Ему бросился в глаза огромный заголовок:

И далее:

Рикар задумчиво посмотрел на жену.

— Не знаю, что делать… Все это ужасно и для вас. Не провести ли вам несколько недель в Антибе с Сарой и Саймоном?

Он погасил в пепельнице недокуренную сигарету и закрыл лицо руками.

— О, Боже мой! Каким же я был кретином!

«Они все так говорят, — думала Эмилия, — когда их прихватит. А до этого, когда речь идет об увлекательном приключении…» Намазывая тост маслом, она вспомнила долгие годы, прожитые с этим человеком, который никогда ее не любил, никогда не понимал, и сказала спокойно:

— У детей нет никакого желания в данный момент уезжать. Мы остаемся с вами. С какой стати бежать? По закону, это не преступление, иметь любовницу, не так ли?

— Вы не отдаете себе отчета, что я могу быть обвинен, как соучастник в убийстве этой женщины. Я должен был понять это с первого дня расследования, но не решался…

То, как он произнес слова «этой женщины», шокировало Эмилию. Мертвая Сильвия Уоррен была для него только неприятностью, поскольку ее убийство вызвало нежелательную огласку. Удивленная его эгоизмом и высокомерием, она сказала:

— Полицейские вас быстро вычислили! Вспомните, как вы были поражены, когда они предъявили вам ее бриллиантовую брошь! Если бы не я…

— Согласен, вы прекрасно разыграли комедию, но не обольщайтесь, они не изменили своего мнения на этот счет… Просто тогда они ничего не могли доказать, вот и все!

— Вы очень самоуверенны, Генри. Вы не понимаете, что в жизни, слава Богу, есть вещи более важные, чем деньги.

— Я их не знаю! Деньги доставляли мне все, чего я желал… до сих пор.

— Что будет, если вас обвинят в соучастии?

— Пока неизвестно. Все поручено Лейкеру. Я рискую провести два года в тюрьме…

Внезапно ужаснувшись, он посмотрел на жену.

— Я не смогу этого вынести, Эмилия. Я не смогу!

— Мы все расплачиваемся за свои ошибки и свои удовольствия. Для такого человека, как вы, потеря положения — уже кара. Нью-йоркское отделение банка, несомненно, будет счастливо вас принять впоследствии…

— Если я попаду в тюрьму, будьте уверены, никому больше не будет до меня дела. И это еще не все. Эмилия, инспектор вернется к вопросу о моем алиби. Если он сможет обвинить меня в убийстве, он это сделает!

Рикар вздохнул и налил себе рюмку коньяка.

— Я был дома в воскресенье вечером, вы это знаете…

— Вы вышли в половине десятого. Ригби не будет этого отрицать, так же, как и я. Когда вы вернулись, я не знаю: у меня разболелась голова, и я рано поднялась к себе в спальню…

Она умолкла, увидев, как гневно вспыхнули его глаза.

— Я скажу правду, если меня спросят, Генри, не требуйте от меня невозможного.

Пораженный, он запротестовал:

— Но, Эмилия… Вы хорошо знаете, что я отсутствовал не больше получаса, может быть, три четверти часа. Я прогулялся и…

— И во время прогулки позвонили Сильвии, не правда ли? Это вы ей звонили сразу после ужина? Вы сказали об этом инспектору?

— Да, Эмилия. Мне не было никакого смысла скрывать…

Рикар посмотрел на свою жену долгим суровым взглядом.

— Вам известно, что уже в одиннадцать я был в своей спальне, вы сможете им это сказать, не так ли?

Она нахмурила брови, удивляясь своему спокойствию и своему безразличию.

— Я вас не видела. Мне удалась та смелая ложь с брошью, но больше мне не позволят лгать безнаказанно. По правде говоря, Генри, я не видела вас с половины десятого вечера в воскресенье до завтрака в понедельник. Вы, разумеется, были у себя в комнате, но я не могу в этом поклясться. У нас отдельные спальни, и я бы не заметила, если бы вы даже отсутствовали всю ночь!

Рикар выпил коньяк и поставил рюмку на блюдо. Вошел Ригби со свежими тостами. Глядя на его невыразительное морщинистое лицо, можно было подумать, что он не читает газет.

— Ригби, вы помните, в котором часу я поднялся в свою спальню в воскресенье вечером?

Увидев, как взгляд серых бесцветных глаз старого метрдотеля, как бы в поисках ответа, блуждает по столовой, он подумал: «Боже мой, и этот мне не поможет!»

— По-моему, сэр, вы поднялись наверх в одиннадцать с четвертью. Когда я шел на галерею, я видел полоску света под вашей дверью. Как же, прекрасно помню, сэр!

Рикар улыбнулся.

— Спасибо, Ригби. Я хотел проверить, не ошибся ли я.

Слуга ушел.

Рикар провел рукой по волосам. Свет надежды загорелся в его глазах, когда он подошел и сел рядом с женой.

«Она держится с видом превосходства» — подумал Рикар, забывая, каким плохим мужем он был.

Он взял ее маленькие холеные руки в свои.

— Дорогая… трудно просить вас об этом… но вы окажете мне огромную услугу, если заявите инспектору, что ночь с воскресенья на понедельник я провел в вашей спальне. Сильвия была убита в половине второго ночи, важно именно это время, вы понимаете?

— Конечно, я это сто раз читала в газетах. Однако, вы могли быть в своей комнате в одиннадцать, но позднее уйти из дома, не так ли? Я могла не услышать, как вы выходили, особенно, если вы прошли через дверь библиотеки, прямо в сад.

Она посмотрела на него, и он прочел в ее серых глазах всю горечь, все тяжкие страдания почти тридцати совместно прожитых лет. Он пожал ей руку и встал.

— Вы подозреваете меня в убийстве Сильвии?

Эмилия опустила глаза.

— Сама не знаю, Генри! Будущее покажет, но больше не заставляйте меня лгать.

С глазами, полными слез, она встала.

— Вы на меня очень сердитесь, Генри?

— После тридцати лет совместной жизни вы все еще плохо меня знаете.

— Ошибаетесь, Генри. Просто я на все закрывала глаза. Если бы я видела вас таким, какой вы есть, я не могла бы продолжать жить с вами. Теперь, это ужасное дело все изменило, когда оно прояснится и забудется, я уйду. Я не хочу больше разделять кров с таким человеком как вы, Генри.

— Хороший же вы выбрали момент, чтобы объявить эту новость! Какая любовь, какая преданность!

— Какую любовь и преданность видела от вас я, Генри? Вам больше нечего ждать от меня.

Она открыла дверь и вышла, оставив его повергнутым, дрожащим, ужасающе одиноким… Эмилия… единственная, кому он доверял! Он всегда рассчитывал на ее помощь и поддержку!

— Я не вынесу этого… — сказал он вслух внезапно охрипшим голосом.

В десять часов утра в дверной звонок позвонил инспектор Маршалл.

III

К двенадцати дня инспектор Маршалл прибыл в Ярд, он был явно не в духе. Сержант Берри молча следовал за ним.

— Принесите мне кофе и позаботьтесь, чтобы он был горячим. Прихватите, также, пару сэндвичей, — приказал инспектор.

Он рассеянно просмотрел документы, которые в его отсутствие положили ему на стол. Генри Рикар при поддержке своего адвоката держался хорошо, но видно было, что он тру́cит. Маршалл вынул из кармана пачку сигарет и закурил. Вошел сержант Берри с небольшим подносом.

— Я вам принес кофейник, сэр. Вы сказали, что хотите выпить несколько чашек.

Кофе был горячим, и Маршалл пил его с удовольствием. Сэндвичи с ветчиной тоже пришлись ему по вкусу. Один Бог знает, сколько времени он не ел нормально и сколько ночей не спал спокойно.

Берри спросил смущенно:

— Должен ли я продолжать записывать показания мистера Рикара, сэр? Это занимает много времени…

— Что вы о нем думаете, Том? Он убил Сильвию? Как его заставить признаться? Он утверждает, что не выходил из дому после одиннадцати. Его жена это почти подтверждает, слуги, хорошо вышколенные, ничего не знают. Но он вполне мог выйти так, что этого никто не заметил…

— Сомневаюсь, сэр! Если миссис Ламберт призналась ему, что отец будущего ребенка Ронни Пакстон, он вполне мог ее убить в припадке ревности, иначе — мотива преступления нет. Но с какой стати ей было афишировать характер своих отношений с Пакстоном? Ей слишком нравилась роскошь, которой окружил её Рикар!

Направляясь к своему столу, заваленному бумагами, Том Берри добавил:

— Ронни Пакстон говорит, что любил ее, но он очень вспыльчив. Кроме того, его жена, что-то недоговаривает…

Инспектор откусил большой кусок сэндвича.

— Через полчаса нужно идти докладывать Комиссару, а я в такой луже, Том!

— Почему бы нам не допросить Джо Хиксона? Миссис Пакстон уверена, что он пойдет на все ради своего благодетеля, но если его припугнуть…

— Согласен, можно попробовать. Рикар обвиняется в соучастии. Адвокат, без сомнения, постарается выгородить его, ссылаясь на положение Рикара, интересы общества… словом, проделает все обычные в таких случаях трюки. «Я буду защищать свою точку зрения зубами и когтями…» — вот что он скажет.

Сержант покачал головой. Маршалл хотел уличить Рикара, но слишком придерживался регламента допроса. Рикар, конечно, испугался, но сумел взять себя в руки. Полицейские должны были доказать, что он выходил после одиннадцати в ночь преступления, а без новых фактов получить эти доказательства было невозможно.

— Поговорите с Дорой Пакстон. Может, на этот раз она нам расскажет все, что знает.

Инспектор зажег сигарету и открыл пухлое досье дела Сильвии Ламберт.

— Посмотрим, нельзя ли попытаться найти новые улики. Я тысячу раз читал все показания, но увы… Мы можем попробовать действовать методом исключения, отбрасывая тех, кто не имел ни мотива преступления, ни возможности его совершить.

— А как насчет Клива Хэлфорда, сэр?

— Ему не было никакого смысла убивать курочку, несущую золотые яйца. Мы об этом уже говорили. Можно, я думаю, исключить Молли Фордайс и Рэнделлов. А также Артура Пакстона. Он не любил Сильвию за ее связь с Рональдом, но он не вмешивался. В заключении, касающемся его машины, сказано: «Нет ни пятен крови, ни отпечатков пальцев жертвы». Его одежда безупречна. Рубашка, найденная в его квартире, принадлежит брату, на ней кровь Сильвии Ламберт.

Берри смущенно перебил его:

— Я полагаю, сэр, Ронни Пакстон после ссоры с женой отправился в Хит-коттедж, не обратив внимания на предупреждение миссис Ламберт. Он немного подождал, но был слишком ревнив и любопытен, чтобы ждать долго. Миссис Ламберт, без сомнения, отпустила своего визитера до прихода Пакстона, чтобы мужчины не встретились. Рикар уверяет, что не ездил в Хит-коттедж, а довольствовался телефонным звонком в десять часов.

— В таком случае, Пакстон приехал в коттедж на час позднее назначенного времени, поссорился с Сильвией и ударил ее кочергой по голове. Он вытер кочергу и наклонился над Сильвией, посмотреть мертва ли она; возможно, он испугался и испачкал кровью рубашку, которую попросил потом своего брата отдать в стирку. После этого он отправился в кафе Хиксона. Разбитые часы Сильвии показывают время — час тридцать…

Инспектор закрыл досье и встал.

— Пакстон не созна́ется, если его не выдаст жена или Джо Хиксон не изменит свои показания.

Хиксон прибыл первым, нервный и испуганный. Он запротестовал:

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, сэр… Сколько раз можно повторять одно и то же про мистера Пакстона? Я должен заниматься устройством своего кафе, а не терять здесь понапрасну время!

— Сядьте, мистер Хиксон, и послушайте меня: вы солгали насчет того, когда мистер Пакстон зашел в кафе в ночь с воскресенья на понедельник. Это было, скорее, после двух, а не в половине второго, разве не так? Даю вам последний шанс, скажите правду, иначе придется вас задержать.

Владелец кафе, который со своим приплюснутым носом и шрамом, пересекающим щеку, больше походил на боксера, зло посмотрел на полицейского.

— Задержать меня? За что? Я ничего не сделал…

Он посмотрел на сержанта, потом снова на инспектора и добавил:

— Я не могу вам назвать точное время… Похоже, он пришел в половине второго, но не смогу в этом поклясться. С точностью до десяти минут — это невозможно…

— Так уже лучше, Хиксон! Значит, перед судом присяжных вы не сможете сказать точно, в котором часу мистер Пакстон пришел в ваше кафе? Это могло быть и в два часа, верно?

— Нет, сэр. Только не в два. В два часа мы закрываем, особенно по воскресеньям. Когда мало народу, мы никогда не задерживаемся.

Джо пожевал губами и бросил взгляд на часы, висящие над головой инспектора.

— Черт побери! Жена рассвирепеет, если я сейчас же не вернусь! Скажем так, это было без четверти два, сэр. Можно мне…

— Уточните ваши прежние показания и можете идти.

Инспектор повернулся к Берри.

— Попросите, пожалуйста, одного из наших людей заняться мистером Хиксоном, сержант.

Чертыхаясь сквозь зубы, Джо Хиксон вышел из кабинета. Маршалл немного приободрился.

— Эти четверть часа решают все, Том, и Пакстон это знает!

— Она могла сказать ему, что беременна от Ламберта, и он потерял голову. По словам Молли, это не так, но она, без сомнения, защищала свои интересы, — желая во что бы то ни стало сохранить Ламберта-Рикара.

Открылась дверь и полицейский в форме объявил:

— Миссис Пакстон, сэр.

— Пусть войдет.

Появилась Дора, бледная, похожая на сомнамбулу. Ее растрепанные волосы торчали из-под платка, одежда была в беспорядке.

— Садитесь, миссис Пакстон.

— Сколько раз вы будете начинать все сначала? Зачем меня сюда привезли? Чего вы добиваетесь?

Маршаллу стало жаль ее — она была на грани истерики, но он был уверен, что получит правдивые показания, если доведет ее до состояния, когда она не сможет больше сопротивляться…

— Скажите мне правду, миссис Пакстон. Если вы надеетесь, скрывая факты, защитить своего мужа, то вы глубоко ошибаетесь. Позвольте вам сообщить, что Джо Хиксон изменил свои показания: ваш муж пришел в его кафе около двух часов ночи. Вы это знали, не так ли?

— Вы арестуете Ронни?

— Возможно, миссис Пакстон. Улик против него становится все больше. Если ваш муж виновен, думаю, вы согласитесь, что он должен предстать перед правосудием.

— К черту правосудие! Я думаю прежде всего о своей маленькой дочурке, вот что для меня самое важное! Мне плевать на Сильвию Ламберт, она заслужила свою участь, проститутка… Даже если ее убил Ронни, мне все равно…

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

— Вам известно, что ее убил он, разве не так, миссис Пакстон? Вы последовали за ним, чтобы попытаться помешать ему войти в дом. Почему вы не хотите рассказать, как именно все произошло? Могу поклясться, вы все равно не сможете ему помочь!

Она подняла голову и посмотрела на полицейского глазами, полными слез… На мгновенье в кабинете воцарилось молчание. Инспектор терпеливо ждал, зная, что нельзя торопить свидетеля, когда он готов заговорить.

Наконец она прошептала:

— Не теряйте времени с Ронни, инспектор. Он туда вошел, это правда, но она была мертва.

— Откуда вы знаете?

— Знаю… Потому, что ее убила я!