Черный прямоугольник окна. Так из комнаты выглядит ночь. На горизонте она просвечена гирляндами уличных огней. Там на холме стоит город. Взгляд улавливает движение − красная точка взмывает над электрическим пейзажем и улетает все дальше, дальше − в черную мантию неба. Это происходит в тишине. Город спит, не ведая о свершающемся над ним красном исходе.
Чудеса. Они готовы явиться в любое мгновение и, разрушив повседневность, сделать окружающее нереальным. Раздастся звук, произойдет движение, и сквозь знакомую обыденность проглянут чужие черты. На какой тонкой нити висит привычная картина мира!
Гул. Какая мощь в несильном звуке! Он доносится издалека и заставляет дрожать стекло в оконной раме. Это с аэродрома ушел в ночной полет реактивный самолет. Уже потерялся в небе его красный след. Если бы все и всегда объяснялось так просто! Но жизнь задает больше загадок, чем существует ответов на них.
Опять ему снился тот же сон. Маленький мальчик заносит ногу на каменные перила балкона, ложится на них животом... Хочется закричать, схватить ребенка, удержать его... Перила выщерблены, из-под оббитого цемента выглядывают кирпичные углы. Царапины на шершавом камне − прямо перед глазами. Ведь этот мальчик − он сам. Ему совсем не страшно, высота за балконом не представляет угрозы. Он легко отталкивается от перил и плавно, словно покинувший крону лист, приближается к земле. Вот он уже проворно поднимается с тротуара и, отряхивая ладошку о ладошку, бежит в подъезд...
Игорь Борисович открыл глаза. Сон отлетел. Ненастоящая жизнь кончилась и удалилась туда, откуда ей угодно было явиться. Взамен ее комнату заполнили знакомые звуки.
− Папа опять кричит во сне, − донесся из коридора голос дочери.
− Пойди, разбуди его. Скажи: «Хватит спать, лежебока».
С улыбкой ожидая продолжения, Игорь Борисович потянулся и от самой двери услышал радостное:
− А он уже проснулся! − значит, Дина подглядывала в щелку.
Надо было вставать. Подняв с софы огрузневшее к 40 годам тело, Игорь Борисович первым делом взглянул на висящее в изголовье бра. Потягиваясь, он задел тянущийся к нему шнур и хотел убедиться, не нарушилось ли от этого положение светильника. С бра все оказалось в порядке. От колебания шнура только закачался колокольчик, подвешенный Игорем Борисовичем под держателем лампы для украшения.
Потревоженная висюлька не обеспокоила Игоря Борисовича, и он собрался идти к жене и дочери на кухню. Но прежде все же решил навести порядок. С этой целью потянулся к бра... Потянулся и замер.
Уже почти достав колокольчик |рукой, он не стал его трогать. Тот болтался слишком сильно − словно рвался с проволочной петельки, на которой был подвешен. И, похоже, не собирался успокаиваться. Его грузное тельце раскачивалось в разные стороны, выписывало сложные эллипсы и восьмерки. Менялись амплитуда и частота колебаний. Такое буйное движение никак не соответствовало породившей его причине. Литой колокольчик просто не мог вести себя так − под воздействием собственной тяжести он давно уже должен был остановиться.
Продолжая завороженно следить за диким танцем колокольчика, Игорь Борисович снова опустился на софу. Только минуты через три, убедившись, что безобидная подвеска не только не уменьшает колебания, но временами раскачивается даже сильнее, он решил разобраться в причинах странного поведения колокольчика. Для этого приложил ладонь к стене − вибрации не ощущалось. Сквозняка в комнате тоже не было. Колокольчиком двигала неведомая сила!
На память Игорю Борисовичу пришли смутные, из курса школьной физики, сведения об электромагнитных волнах, которые как-то на что-то воздействуют. Желая проверить свое предположение, он поднялся, чтобы везде в квартире выключить электричество и посмотреть, что будет.
В разгар этих исследований, привлеченная его возней, в комнату вошла жена, вслед за которой не замедлила явиться и дочь. Чтобы продемонстрировать им обнаруженный феномен, Игорь Борисович указал на светильник и, не находя нужных слов, произнес лапидарно:
− Вот!
В комнате создалась немая сцена. Неподвижность ее, пока жена недоуменно смотрела в указанном направлении, нарушила Дина. В отличие от родителей, она лишь мельком взглянула на бра и сразу попыталась улизнуть из комнаты.
Огорченный таким невниманием к своему открытию, Игорь Борисович внушительно пояснил:
− Я уже пять минут смотрю, и ничего − качается только.
Почему-то успокоенная словами отца, Дина тоже стала смотреть на колокольчик, а Игорь Борисович принялся излагать жене свои мысли по возникшему поводу. Когда он кончил, Дина сказала виновато:
− Это я качнула, чтобы девочки посмотрели. А на софу мы ногами не залазили...
− Ах, не залазили! − тут же взвилась жена, но Игорь Борисович не позволил увести разговор в сторону.
− Как это − качнула? Когда? − спросил он и получил ответ, способный ошеломить любого:
− Вчера на именинах, когда ты на кухне сидел. Мы с девочками сперва компот с мороженым смешивали, а потом Наташа полезла на софу. Но я ее не пустила, а вместо этого качнула колокольчик, чтобы девочки посмотрели, как он качается.
Желая показать все наглядно, Дина рванулась к бра, но Игорь Борисович не пустил:
− Так с тех пор и качается?
− Ну да, − ответила дочь на излишний вопрос и решительно потребовала: − А теперь пошли смотреть подарки.
Выходило, колокольчик качался уже 12 часов! Ложась вчера спать, Игорь Борисович просто не обратил на него внимания.
За прошедшие со дня рождения дочери три недели ничего не изменилось − колокольчик все качался, − но в семье обосновалось чувство неловкости. Постоянно возвращаясь мыслями к ожившему колокольчику и Дине, Игорь Борисович стал припоминать за дочерью многие странности. Чего стоили ее настойчивые утверждения, что, когда она остается в комнате одна, на нее смотрят какие-то глаза. Теперь Игорь Борисович с болезненным беспокойством прислушивался к доносящемуся из соседней комнаты голосу дочери − однажды Дина сообщила ему, что делать уроки ей помогают голоса, с которыми она разговаривает.
Обо всем этом Игорь Борисович с женой знали и раньше, но домыслам дочери значения не придавали, считая их порождением детской фантазии. Так, например, было год назад, когда старуха соседка зазвала Дину к себе на конфеты, а потом всем с восхищением рассказывала, как их дочь двинула рукой какого-то мраморного слоника и тот после этого прошел через всю комнату.
− Верьте ей больше, − сказала жена восторженной старухе. − Она вам расскажет.
Но после случая с колокольчиком все эти странности стали всерьез беспокоить Игоря Борисовича. Он все еще подшучивал над дочерью, но теперь делал это растерянно, не решаясь признать свое изменившееся к ней отношение. Дина же чувствовала неестественность поведения отца и откровенничала с ним все реже.
В короткий срок Игорь Борисович дошел до того, что в тайне от жены и дочери обратился за консультацией к уфологам из университета, которых прежде серьезными людьми не считал. Двое молодых ребят с рыжими бородками долго беседовали с ним, расспрашивая не столько колокольчике, сколько о Дине. Этот их интерес к дочери вызвал в Игоре Борисовиче внутреннее противодействие, и он согласился на продолжение разговора у себя дома − на месте, так сказать, событий − только потому, что отступать было некуда.
Встреча была назначена на 12 часов, в воскресенье, и теперь до нее оставалось два часа. Чтобы как-то убить время до прихода гостей и заодно подготовить себя к их визиту, Игорь Борисович после завтрака вызвался погулять с дочерью. Жена, как он предусматривал, договариваясь о встрече с уфологами, собиралась на внеурочную работу в свой вычислительный центр, Получив от нее для придания полезности прогулке полное мусорное ведро, он вместе с дочерью вышел во двор.
Сразу высыпав мусор в контейнер, Игорь Борисович с умыслом увлек Дину в стоящую на краю двора беседку. Здесь он часто гулял с ней − маленькой; еще прежде − давно когда-то − сам босоногим мальчишкой играл с другими пацанами в казаки-разбойники. В последние годы беседка обветшала, сквозь прохудившуюся крышу обильно проникали солнечные лучики.
Пока Дина накрывала поднятыми с земли жестяными пробками солнечные пятнышки, испестрившие крышку стоящего в беседке стола, Игорь Борисович с удавшейся непринужденностью приступил к расспросам:
− Так тебе еще снятся сны, которые ты сама заказываешь?
Увлеченная своим делом, Дина прослушала отцовские слова и только погодя, спохватившись, ответила невпопад:
− А вон там я летала, − кулачком с зажатой в нем пробкой она показала на тянущийся вдоль двора полуметровой высоты бордюр.
− Как это − летала? − подивился еще одной новости Игорь Борисович.
− Оттолкнулась и перелетела вон туда, − объяснила Дина. − Только я тогда маленькая была.
Посмотрев на указанное дочерью место, Игорь Борисович вздохнул:
− Это же метров восемь. Охота тебе выдумывать.
− Правда. Девочки видели. Наташа и Оля. И Костя, − упрямо тряхнула головой дочь. − Я оттолкнулась и перелетела.
− А сейчас можешь? − на всякий случай поинтересовался Игорь Борисович.
− Нет, − с неизъяснимой грустью отозвалась Дина. − Раньше получалось, а теперь больше нет.
− Люди летать не могут, − незаметно для себя возвращаясь к привычной нравоучительности, изрек Игорь Борисович. − Это тебе во сне приснилось, а потом стало казаться, что было на самом деле.
− Могут, − непокорно надулась Дина и не по-детски замкнулась в молчании.
Дальнейшие расспросы ничего не дали. Дина убежала играть с детьми, а Игорь Борисович, прихватив ведро, поднялся в квартиру. После солнечного двора в комнате показалось сумрачно и тесно. Сев в кресло, хозяин дома погрузился в раздумья. Вспомнилось, как ему впервые бросился в глаза качающийся колокольчик. Странно, но к этому воспоминанию примешивалось что-то радостное, что-то теплое и ласковое, как солнечный лучик. В то утро он проснулся легко, улыбался... Игорь Борисович вспомнил.
В памяти возник другой солнечный день. Упершись ладонями в шероховатые камешки тротуара, мальчишка резво вскакивает на ноги и бежит к подъезду. Там, в прохладном полумраке на втором этаже, − дверь на цепочке. Надо скорее постучать, тогда цепочка звякнет, и он окажется на кухне, где на керогазе в железном бублике «чуда» прячется запах ванили...
Игорь Борисович вдруг сообразил, что вспоминает то, чего не было во сне, − он проснулся раньше. Но открытие не удивило его. В узнавании явившихся образов присутствовало убеждение, что все это он не раз уже видел прежде − в детских снах. И тогда был глубоко убежден в том, что сны лишь повторяют реально случившееся, − были балкон, солнечная улица, тепло выщербленного асфальта под ладонями. И только что он летел − опускался легким листом...
Потом он все забыл и вспомнил только сейчас...
Боясь разрушить хрупкое ощущение прошлого, Игорь Борисович не шевелился в кресле. И − странное дело − тогдашняя детская убежденность в реальности совершившегося полета снова вернулась к нему. Сейчас он верил в это так же, как тогда. Не было желания сомневаться.
В дверь позвонили.
Откинувшись на спинку кресла, разметав по подлокотникам руки, Игорь Борисович неподвижно смотрел на приветливо кивающий ему колокольчик. Звонок прозвучал вторично − настойчиво и долго. И снова Игорь Борисович не отвлекся на него, не взглянул даже на часы, показывающие время оговоренной встречи. Все это теперь было неважно. Мягкая, не замечаемая им самим улыбка покоилась на его губах.
Звонок звонил.
Колокольчик качался.