− Вы знаете кого-нибудь, кто интересуется летающими тарелками? − спросил нежданный визитер.
− Знаю, − ответил я. − Все интересуются.
Тщедушный, маленький человек нетерпеливо поморщился:
− Нет, я имею в виду людей, которые бы задумывались бы о том, как они летают.
Такой поворот показался мне необычным:
− Большинство проявляет любопытство к самим фактам появления тарелок.
− Вот то-то и оно, − грустно подтвердил гость. − А я знаю, как тарелки движутся. Но разве это кого-нибудь интересует?
С этими словами он взял с моего стола блокнот и стал что-то быстро и нервно чертить в нем обкусанным карандашом.
Сейчас передо мною лежат два мятых листка из того блокнота. И все. Продолжения нет. Только чертеж, с которым я не знаю, что делать. Он обречен вызывать раздражение у специалистов еще до того, как они в него заглянут.
За минувшие с того разговора полтора года листки слегка пожелтели. Я снова отодвигаю их в сторону, чтобы с грустью приступить к изложению очередного сюжета.
Третий этаж обкома партии демонстрировал престиж органа. Остальные подчеркивали его скромность. На остальных двери были покрыты белой краской, ковровые дорожки или отсутствовали, или попадали сюда после службы на третьем этаже. Здесь же размещались кабинеты секретарей обкома, и паркет блестел свежим лаком, двери светлого дерева отсвечивали полировкой, a малиновые дорожки отличались яркостью и неистертой ворсистостью.
На периферии этого служебного великолепия − в холле, расположенном в конце коридора, грузно сидел первый секретарь Советского, в скобках − сельского, райкома КПСС Борис Иванович Кузнецов. Несмотря на присущий тучным людям благодушный вид, настроение его было совсем не ахти. После задержки в дороге опоздав на совещание к Первому, он не был допущен в конференц-зал и из-за этого сейчас переживал. Утешало лишь то, что рядом, в соседнем кресле, сидел оказавшийся в таком же положении любимчик Первого − директор областного рыбпрома Зубков. Значит, оба попали под настроение, наказание еще не означало немилость, и оба одинаково могли рассчитывать на снисхождение.
Провинившиеся терпеливо дожидались конца совещания, чтобы перехватить Первого в коридоре и предстать перед ним с оправданиями. Пока же Борис Иванович с неудовольствием рассматривал свои колени, из-за несуразно низкого кресла торчащие почти на уровне подбородка. Думал он всего лишь о том, что, поддернув брюки, озарит носками весь коридор, а оставив все как есть, в дальнейшем предстанет с пузырями на брюках. Стоило ли тогда так беречь в машине складки!
Сознавая свою скованность, Борис Иванович с неприязнью взглянул на сухопарого, с глубокими залысинами Зубкова, удобно развалившегося в другом кресле и не сознающего неуместность здесь столь вольной позы. Зубков между тем швырнул на низкий журнальный столик просмотренную газету и лениво сказал:
− Все врут писаки.
Не зная, что тот конкретно имеет в виду, Борис Иванович неопределенно поддержал:
− Ответственность потеряли.
Он заметил, что газета была своя, областная, и знал, что ее редактор всегда вхож к Первому. Ему, периферийщику, встревать в местные конфликты было не с руки − пусть сами грызутся.
− Раньше писали, как работать надо, а теперь − как бастовать, − продолжал Зубков. − У меня все нормально, так уже год − ни строчки. Вот если завод остановится − тогда набегут.
Он мельком, но остро взглянул на Бориса Ивановича − словно лишь сейчас его заметил. Спросил без интереса:
− У тебя-то как дела?
Его и смешила, и раздражала написанная на лбу сельского райкомовца осторожная хитрость, с которой тот остерегался сказать лишнего и наверняка сейчас томился навечно заготовленной, но в данном случае неуместной фразой: «Мы над этим вопросом работаем».
Сам Зубков умел легко себя чувствовать даже с Первым, к которому у него сегодня дел особых не было, но имелась припасенная история о том, как главный инженер консервного завода, раскроив поступивший нестандартный лист, наделал столько отходов, что его теперь полагалось премировать за сверхплановую сдачу металлолома. Такие истории Первый любил − они укрепляли его в мысли, что за всем нужен глаз, иначе область по ветру пустят.
Борису Ивановичу не понравился и насторожил скользкий взгляд собеседника. «Ну и жук, − подумал он. − Правду говорят, что сексотит Первому». Поэтому он натужно потянулся за газетой и сказал простовато:
− А о нас тут, гляди-ка, написано.
С этим развернул уже читанную в машине газету и тщеславно показал собеседнику небольшую заметку под заголовком: «НЛО в Горловке».
− Тарелки! − обрадовался Зубков. − Опять брешут!
− Нет, − заступился за свой район Борис Иванович. − Я ездил, проверял − правда все.
− Так расскажи, − словно разрешил Зубков и добавил в оправдание своего интереса: − Время есть, пока эти там болтают. − Он пренебрежительно махнул рукой в сторону конференц-зала.
− Сперва мне обо всем рассказал Куценко − это у нас такой председатель колхоза есть, − начал Борис Иванович.
− Да знаю я его, − влез с репликой Зубков. − Жук навозный. Тот еще...
Борис Иванович смутился, услышав от собеседника оценку, которую сам же минуту назад дал ему, − словно тот читал его мысли. Но, поправив заминку обстоятельным:
− Дело было так, − продолжал рассказ.
В колхозном клубе, по сообщению Куценко, шло политзанятие. Как всегда, с высоких понятий разговор свелся к хозяйственным вопросам, а от них г к ругани. Впрочем, горячились человек десять, остальные шуршали стянутыми в фойе газетами или обсуждали жену главбуха, нахально перешедшую работать из библиотеки в магазин.
Невеселый лектор из райцентра пытался свернуть разговор на перестройку, но с ней и так все было ясно − по телевизору видели. Собравшиеся томились и оставались на местах только из-за присутствия в зале колхозного начальства. Мероприятие близилось к желанному завершению, когда в дверях появилась баба Лена с ведром и громогласно заявила:
− Вот вы тут сидите, а там с неба тарелка прилетела.
Зал разом хлопнул откидными сиденьями и остался пуст. На улице перед клубом, как водится, слонялись бездельники, но сейчас все они стояли, задрав головы и одинаково указывая пальцами вверх.
А там, в небе, действительно висела и ярко-красно светилась летающая тарелка, было до нее километра три, рассмотреть детали не представлялось возможным, но все заметили, как она начала медленно снижаться и при этом как бы тускнеть. Затем замерла на месте, двинулась вверх и снова налилась алым свечением. Времени на это ушло минут пять, после чего тарелка исчезла, а о продолжении политзанятия никто и думать не стал.
Начиная свой рассказ, Борис Иванович намеревался облечь его в ироничные тона, но затем увлекся и продолжал уже на полном серьезе. Самым удивительным в случившемся, кроме тарелки, оказалось то, что ее появление никого из колхозников особенно не взволновало. Выяснилось, что нечто подобное и раньше видели в разных местах района, но в райком партии не докладывали до тех пор, пока Борис Иванович сам не упомянул о загадочном небесном теле на одном из совещаний.
В частности, месяц назад районная газета сообщила, а областная только сегодня перепечатала, что недалеко от Горловки пять механизаторов наблюдали в поле светящийся шарообразный объект, невысоко зависший над пашней. Ребята рассказали газетчику, что у шара наверху вращалось что-то вроде мигающего устройства, а по бокам высвечивали иллюминаторы. Они утверждали, что «хреновина» быстро перемещалась над полем, делала зигзаги и высвечивала под собой землю мощным световым лучом.
− Так, может, то военные на вертолете летали? − дал о себе знать Зубков, и Борис Иванович сразу подхватил его замечание:
− Вот! Я так и сказал нашему редактору. Но интересно, что эта штука оставила в поле необычный след.
Здесь рассказ Бориса Ивановича окреп, облекся плотью личного участия и зазвучал достоверными деталями.
Пахнущий внутри сырым брезентом исполкомовский «газик» после многих заездов тряско докатился до Горловки. Дело уже было к вечеру. Вместе с Борисом Ивановичем в кабине находился председатель райисполкома Грушевский − уроженец этих мест. Прибыли сюда, чтобы разобраться в непрекращающихся слухах о странном летательном аппарате − как раз в окрестностях Горловки тарелку видели чаще всего.
− Сюда... Вот сюда, − без нужды руководил с заднего сиденья Грушевский, пока водитель не остановил машину у невзрачного, но с новой деревянной пристройкой дома на краю села.
Привычно ощутив себя членами комиссии, районные руководители твердым шагом направились к дому. На самом деле ими двигало простое любопытство, но в этом они не признались бы даже самим себе. Приняв роль хозяина, Грушевский ткнул полураспахнутую калитку, и через запустелый палисадник провел Бориса Ивановича к двери.
На стук из хибары вывалился небритый мужик лет 30, который после нескольких внушительных слов Грушевского провел гостей в комнату. Там царил кавардак − на придвинутом к окну столе скопились тарелки с засохшими объедками, шкаф с открытой створкой стоял в метре от стены, на кровати вместо матраца валялись ватники вперемешку с какими-то тряпками. В центре комнаты на полу лежала большая картонная коробка из-под не то телевизора, не то холодильника. На ней тоже стояли тарелки и два подозрительных стакана.
Еще один обитатель комнаты сидел на низеньком табурете и смотрел телевизор, по которому на девице в купальнике показывали приемы массажа. Это удовольствие Грушевский хозяевам сразу поломал, выдернув шнур из розетки, и тогда уже приступил к расспросам.
− А, тарелки, − поняв, что интересует приезжих, разочарованно протянул небритый − второй был помоложе и выглядел более ухоженным. − Так про то уже в газете напечатали, все знают.
− Ты, Семен, − сказал Грушевский строго, − нам газету не тычь. Ты доложи первому секретарю райкома партии, что сам видел. Нам факты нужны, и смотри − потом проверим.
Семен с сожалением отвернулся от погасшего экрана и уставился на Бориса Ивановича. Тот поощрил:
− Ты расскажи, что еще, кроме написанного в газете, знаешь. А то ведь говорят невесть что − не всякому верить можно.
− Как вчера во двор выходил, − напомнил молодой парень.
− Позавчера, − поправил Семен и собрался с мыслями. − Значит, позавчера утром, часа в четыре, я во двор вышел. Сперва ничего не заметил − там темно было, а потом посмотрел − над домом здоровенная «колбаса» висит.
− Как сигара, − подсказал так и не поднявшийся с табурета парень.
− Ну да, как сигара, только толстая, − согласился Семен и ревниво пояснил: − Это я ему еще до вас рассказывал. Висит она, значит, надголовой, а по бокам у нее огоньки. Один погаснет, другой загорится, потом этот погаснет − следующий загорится. А потом оттуда свет как даст − прямо на меня, я аж присел.
− И − ходу, − смешливо досказал с табурета парень.
− А что ж, − встрепенулся Семен. − А черт его знает...
Из дальнейших расспросов выяснилось уже известное − что и шар, и «сигару» видели многие, так что говорить на эту тему всем давно надоело. «Летают себе, и пусть − значит, так надо, − решили местные. − Кому надо − разберутся, если еще не разобрались».
− И что, никто не пробовал сфотографировать эти объекты? − поинтересовался Борис Иванович.
− Так для этого фотоаппарат надо, − как малому объяснил Семен.
− А где его взять?
Хорошо, что Грушевский вспомнил о газетной заметке, в которой сообщалось о другом случае − в поле. Оба механизатора были там, когда летал шар, и теперь, понукаемые председателем исполкома, нехотя согласились показать место.
Уже в сумерках добрались до поля. Было ветрено и неуютно, раздраженный односложными повторениями проводников, что в газете и так все написано, Борис Иванович хмуро выбрался из машины. От обочины поля пришлось идти в его глубь, и там, метров через 200, Семен, остановившись, заявил:
− Где-то здесь.
Пока он озирался, его напарник обрел на просторе словоохотливость и заговорил неожиданно бойко − может быть, надеялся поскорее закончить экскурсию:
− Мы после шара тут дыру нашли. Для интереса кирпич в нее наладили − на веревке. Он метров на семь опустился, потом вроде в бок пошел и застрял, зараза. Потом этот, − рассказчик мельком кивнул на продолжающего вертеться приятеля, − из ведра туда солярки нацедил и поджег для эксперимента. А она как пыхнет − прямо ему в морду. − Молодой радостно засмеялся и досказал: − Говорят, во Владимире, километрах в четырех отсюда, такая же дыра есть. Все думают, они между собой соединяются, вот от хода воздуха солярка и вспыхнула.
Доведя приведенное здесь повествование до этого места, Борис Иванович заметил, как по коридору легкой поступью продефилировал помощник Первого. Значит, совещание близилось к концу, скоро можно было ожидать появления Самого. Поэтому он сбился, потерял нить рассказа и без прежнего энтузиазма заключил:
− Нашли мы ту дыру. С виду на буровую скважину похожа, но следов работ и вынутого грунта рядом не было. Да и форму имела эллиптическую − сантиметров 40 на 60. Вообще такое впечатление, что ее не вырыли, а продавили каким-то гигантским стержнем. Так что... − Борис Иванович вспомнил интересное и оборвал самого себя. − А знаешь, как мы дыру обнаружили? Рядом с ней были воткнуты вилы, а на их рукоятке тряпка болталась. Такой там памятник в честь визита летающей тарелки поставили.
Борис Иванович умолк, довольный заключительным штрихом, а проявивший интерес к рассказу Зубков спросил было:
− Сами-то вы что?
Но в коридоре произошло движение.
− Первый идет, − шепнул Борис Иванович собеседнику и, огибая журнальный столик, первым устремился по коридору.