Нас с Хорхе Альосо-и-Йедра нельзя назвать близкими друзьями – сказывается разница в возрасте, однако есть кое-что объединяющее, так сказать, стирающее все преграды и рамки.
Наши партнёры – психи. Полные, на всю голову.
Большую часть времени это даже умиляет, тем более что их идеи-фикс мы знаем, пожалуй, лучше, чем свои, но иногда, знаете, просто накапливается. И тогда или я звоню в самый таинственный в городе книжный магазин, или Хорхе набирает мой номер и говорит, к примеру:
– Урсула, вы свободны сегодня вечером? На набережной открылась бургерная, говорят, шеф-повар очень неплох.
Я улыбаюсь:
– На какой ещё набережной?
Хорхе называет какой-нибудь невообразимо далёкий экзотический городок и непременно добавляет, что идти буквально пятнадцать минут по очень красивым местам.
Конечно, я соглашаюсь.
Йен пропадает в лаборатории – ничего нового, будь его воля – он бы вообще оттуда не вылезал. Это для него главное удовольствие в жизни, не считая секса и возможности обряжаться в какие-то невообразимые тряпки, которые вроде как считаются модными. Вот последнего, кстати, никогда не пойму: мне кажется, что чёрный цвет вполне может заменить все остальные, а хороший кашемировый джемпер или шёлковая рубашка с джинсами – лучшее, что изобрело человечество…
Впрочем, Йену идёт всё.
Хорхе заходит за мной в девять вечера – безупречная пунктуальность. Я отставляю записку на столе, влезаю в тяжёлые ботинки, накидываю пальто – на улице сейчас прохладно, середина зимы – и выхожу, опираясь на протянутую руку… Вот только вместо привычного пейзажа вокруг скалы, переливающиеся всеми оттенками от нежно-лилового до густо-фиолетового, и бездонное небо в россыпи ледяных звёзд размером с кулак.
Оглядываюсь.
Позади, разумеется, тот же самый вид, только ещё вдобавок какая-то сияющая пропасть вдали, и ни следа моей кофейни-бара-клуба-по-интересам, «Запретного Сада».
– Я же говорил, что идти придётся по очень красивым местам, – тонко улыбается Хорхе. – Прелестная каверна. Кстати, я нашёл её совсем недавно, Йен о ней ещё не знает.
Мы идём под руку; Хорхе сейчас чуть ниже меня – у моих ботинок довольно массивная платформа, но никого это не смущает. В конце концов, если за столько лет он не удосужился изменить свой рост, подобно многим чародеям, значит, его всё устраивает. Путешествие и впрямь длится недолго. Вскоре мы ныряем в какую-то подозрительную пещеру – и выходим из телефонной будки прямо на оживлённую набережную. Судя по архитектуре, нас занесло куда-то на восток; язык мне незнаком. Возможно, не так давно – лет пятьдесят назад или около того – здесь была война, потому что на дне морском, словно жемчуга, светятся потерянные души, их очень много – столько, что песок и кораллы местами укрыты ими, точно ватным одеялом.
– Здесь изумительный вид, – говорю я, вглядываясь в пучину. Как раз в этот момент одна из потерянных душ, вероятно, прошедшая через весьма болезненную смерть, раззявливает огромную пасть и испускает беззвучный крик, от которого море вибрирует. – Очень живенько.
– О, да, – соглашается Хорхе, хотя души он, конечно, не видит – но наверняка видит что-то своё. – Прошу. Нам сюда.
Бургерная и впрямь оказывается премиленькой. Здесь много рыбных блюд, я не любительница, но сэндвич с креветками и острым соусом весьма недурён. Вид с террасы тоже потрясающий – отвесные скалы, бурные воды, пена морская и призраки, носимые ветром. Хорхе заказывает себе только подогретое красное вино, некоторое время молча им наслаждается, а затем говорит:
– Салли убила доставщика пиццы.
Самое трудное в этот момент – не подавиться креветкой. Сочувственно и поощрительно киваю, тоже тянусь за вином – не помешает.
– Как выяснилось, доставщик был куклой, подосланной, чтобы меня убить, – продолжает Хорхе. – Весьма искусно сделанной, к слову. Семье Датура пошёл на пользу крах, они за последние несколько лет продвинулись больше, чем за предыдущие полвека. Пожалуй, у этой куклы даже был небольшой шанс исполнить своё предназначение, если бы она застала меня врасплох… Но знаете, что в этой ситуации задело меня, Урсула? То, что сказала Салли, когда я спросил её, зачем она полезла разбираться сама.
Пожалуй, я единственный человек в мире, который может с точностью в девяносто девять процентов предвидеть ответ Салли.
Ещё бы, она двадцать пять лет жила в моей голове и комментировала каждое действие!
– «Но ведь я аккуратно».
– Именно! – сердито подтверждает Хорхе. Бровь у него дёргается, и он очень по-человечески прижимает её пальцем. – «Но я ведь аккуратно»! «Свидетелей не осталось»! «Но проблема ведь решена самым рациональным способом»! И так каждый раз. И ладно кукла, учитывая последние модификации, Салли почти ничем не рисковала. Но безрассудство, с которым она бросается на чудовищ, когда мы идём через каверны… Урсула, скажите, неужели я выгляжу настолько ненадёжным? Почему нельзя хотя бы иногда спрятаться за мою спину, переложить всё на мои плечи?
Я могу предположить, что Салли ответила бы на это: «Хорошие плечи, красивые, ровные, жалко».
Но благоразумно помалкиваю.
– А недавно она меня напугала, – продолжает Хорхе мрачно. – Меня. Я проснулся посреди дня – и увидел, как она сидит в дальнем углу комнаты, обхватив колени, и смотрит на меня не мигая. Рядом лежит топор. Тут любому бы стало не по себе, согласитесь.
– Ну ещё бы.
– Вдруг последние модификации прошли не так гладко, как мне показалось? – развивает мысль Хорхе. – Вдруг её что-то беспокоит, а она стесняется сказать? Какие только безумные идеи не промелькнули в моей голове! А оказалось, что Салли шла на тренировку к Тильде Росянке, отвлеклась и залюбовалась… Впрочем, что это я только о себе, – спохватывается он. – Как ваши дела с Йеном? Мой ученик вас не утомил?
– Нет, с ним не соскучишься, – поспешно отвечаю я. – Хотя вот его либидо…
– О, да, может утомить и вампира, – соглашается Хорхе, и мне не хочется думать о том, откуда он может это знать. – Но, должен заметить, Йен хорошо понимает слово «нет», не стесняйтесь ему отказывать.
– Для этого нужно самой захотеть сказать то самое «нет», а у меня в процессе с этим сложно, – мрачно шучу я. – Но вообще проблема в другом. Знаете, Йен сделал меня бессмертной.
Брови у Хорхе смешно задираются:
– Надеюсь, он хотя бы поинтересовался вашим мнением на сей счёт?
– Ещё чего. Это вообще случайно выяснилось! – вырывается у меня. Наверное, действительно накопилось. – Я вышла с Тильдой пройтись по магазинам, в «Хайде» сейчас новую коллекцию к праздникам выставили, знаете, кожа, заклёпки, шипы, всё такое чёрное… В общем, пока Тильда была в примерочной кабинке, на меня напал какой-то чокнутый и всадил нож в почки. Ощущения так себе. Но! Рана затянулась почти мгновенно, а яд не подействовал. Хотя шума вокруг было… Тильда, конечно, тут же выскочила из кабинки, как была – в одних кожаных штанах и в утяжке, или как там называются эти бинты на грудь.
Хорхе, видимо, представил и содрогнулся.
– Мои соболезнования неудачливому убийце.
– Что вы, он недолго мучился, - вздохнула я и изобразила рукой голодную росянку. – Ам – и нет никого. Почти сразу же явился Йен, прочистил свидетелям память, заделал дыру в моём свитере, отвесил комплимент Тильде… В общем, решил проблемы, молодец. А вечером я припёрла его к стенке – знаете, в духе «или ты рассказываешь мне правду, или спишь сегодня на диване, и да, именно спишь, а не идёшь в свою грёбанную лабораторию» –- и он признался, что чего-то нахимичил с моим телом. Это ещё не полное бессмертие, нужна помощь Сета, чтобы всё закончить… Но сами понимаете, так никто не делает.
Хорхе закатывает глаза.
О, да, он понимает.
– Бессмертие – важный шаг, следовало хотя бы вас предупредить. Но я догадываюсь, как он оправдывался. «Солнце моё, я просто хотел сделать тебе сюрприз».
– Типа того, – вздыхаю я.
Как-то сам по себе мысли заполняет образ Йена, виноватого, а потому особенно неотразимого, и сэндвич с креветками быстро теряет свою привлекательность. Становится жаль супружескую постель на втором этаже «Запретного Сада» – наверное, уже совсем остыла, бедняжка. Может, не стоило никуда уходить на ночь глядя?
– У меня ещё один вопрос, Урсула, – деликатно говорит Хорхе, посматривая в сторону. – Что такого было в той записке, которую вы оставили Йену, раз сейчас он сверлит меня взглядом через четыре, если не ошибаюсь, стены?
Настроение у меня мгновенно выправляется.
– Что собираюсь изменить ему с его же учителем, – живо откликаюсь я. – Шучу. Написала, что убрала готовые кексы обратно в духовку, чтобы до них коты не добрались. Вы вот знали о том, что коты едят выпечку? Я – нет, пока у нас не завелись эти два проглота…
Мы болтаем ещё некоторое время. Потом Хорхе делает дополнительный заказ, навынос – для Салли, и расплачивается за мой сэндвич и за вино. Затем оборачивается ко мне:
– Думаю, сейчас вам лучше подойти к Йену, иначе может возникнуть недоразумение. Не то чтобы он мне не доверял, а вам – тем более, но, право, неловко мешать молодожёнам в такую прекрасную ночь.
– Мы уже три года молодожёны, – фыркаю.
– О, ну учитывая его либидо…
Смеёмся почти одновременно; Хорхе возвращается на стойку за заказом и просит, чтобы на бумажный пакет добавили яркие наклейки из детского меню – яркие рыбки с выпученными глазами, пляшущий бургер, большое розовое сердце. Пожалуй, это прекрасно характеризует его отношения с Салли.
А Йен ждёт снаружи: длинные ноги, узкие джинсы, голые щиколотки, рваная майка, бархатный пиджак – всё чёрное, не иначе, чтобы порадовать меня. Сердце в груди привычно замирает: это что, всё моё? Вот это ходячее великолепие?
– Вернёмся домой? – спрашивает он кротко. Свежа ещё память о нагоняе за чародейские манипуляции без согласия партнёра. – Или прогуляемся где-нибудь?
Вздыхаю.
И как на него сердиться?
– С тобой – хоть на край света.
– О, – оживляется Йен. – Кстати, про край света. Я недавно наткнулся на одну каверну, немного неспокойную, но в моём сопровождении, разумеется, тебе ничего не грозит…
Машу Хорхе рукой прощание; прячу улыбку.
Да, наши партнёры – полные психи.
Но кто сказал, что это плохо?