Проект Деметра

Глава 35

Тоннель заканчивался небольшим гротом с лужей почти от стены до стены. Пара ступеней и лес, но первыми вышли стражи, проверили, есть ли чужие поблизости, и только убедившись, что опасности для светлых нет, Кейлиф заглянул в проем и махнул рукой – можно.

Свод перед выходом был низким, пришлось нагибаться чуть не до земли.

Эрлан подал руку Эрике, помогая выползти, Самара помог Лале и та, судя по виду, удивилась его заботе. Шах упер руки в бока и огляделся: густой лес, слева небольшой затон затянутый ряской, ландшафт неровный, с преобладанием возвышенностей. Скалы, – пнул торчащий камень.

– Опять лес, опять горы, – тихо бросил Радиш и, было ясно, что пейзаж ему начал серьезно надоедать.

Роберган кивнул на заросли внизу прямо по курсу:

– Мне сюда, а вам – туда, – указал Эрлану в чащу слева. – Шесть дней без заминок и будете в Тоудере.

Лой кивнул.

"Ты там поосторожней".

Лет ухмыльнулся:

– Не боись, я ж тобой зачарованный, – хохотнул. – Куда было деваться.

"Версия для Эберхайма? Годится. Хотя на десятый раз может не пройти. В любом случае, будь осторожен."

– Знаю, – посерьезнел. – Извини, людьми помочь не смогу. Мне сейчас надо по зарез с багами все проблемы решить, желательно, полюбовно.

– Понимаю.

– Знаю, что понимаешь, – обозлился вдруг. Пара секунд и опять щерился. – От жизнь пошла, а? Крутись, изворачивайся. Тьфу ж ты в дышло! А куда денешься? Ты там Дендрейту передай – завязывать надо, к одному концу, как-то. Подмога вон прибыла, – кивнул, ухмыляясь на странное воинство изначальных. – Вот и давайте по ущелью четко границы попилим. Пусть договаривается или еще что – мне вон до верхушки сосны. Я на двух пеньках уже сидеть не могу, во где, – рубанул у горла ребром ладони. – И не мешкайте, – постучал пальцем по груди мужчины. – Впрягаться открыто не буду, сам понимаешь – смысла нет, если уже просочились. А головную боль получу и своих под клинки подставлю. Мне оно не надо. Как в Тоудере решите, приходи, рад буду, – и попер вниз через заросли, махнув рукой.

– Забавный тип, – заметила Эрика, глядя в спину лета. Рядом Радиш встал:

– А мне Эберхайм нравится.

Лой и Эра обернулись, удивленно уставились на мужчину.

– Что? – пожал тот плечами. – Интересная персона, загадок в ней как в сборнике ребусов.

– Какие там загадки? Обычный упырь, – сплюнул в сторону Самер.

Эрлан даже слушать не стал – двинулся вверх, но не влево, а вправо, и все поползли за ним.

– Ну, не скажи, – сунув руки в брюки, зашагал рядом с другом Радиш. – С Роберганом все понятно – на стороне светлых, но жить хочется, еще больше хочется своих людей сберечь, поэтому приходится играть на два поля, мячи по мере необходимости, то в одни ворота, то в другие загонять. Нормально. Гибкое мышление, вполне оправданные поступки, совершенно понятные цели. А Эберхайм? Какого рожна ему нужно? Кто он – фанатик, идиот, маньяк, властолюбец?

– Упырь, – повторил Самер.

– Хорошо – упырь. А с чего? Он что, родился таким? Тогда что было в его детстве – собачек резал, кошек за уши прищепками подвешивал, после выжимал в центрифуге или сок из них делал?

– Я не понял – ты собрался диссертацию писать на тему: психофизика маньяков иноземелья?

Радиш хрюкнул, заулыбавшись:

– Мозгами не потяну – свихнусь быстрее. Нет, я пытаюсь понять суть проблемы, а она упирается в этого Эберхайма, как мы, как не ходим, всегда упираемся в лес, скалы и багов. Замкнутый круг. Я привык его рвать и убираться нафиг.

– Чем тебе в этом детство Эберхайма поможет?

– Размышляю. Смотри, допустим, родился он упырем – спорно ведь? Спорно. Упырями не рождаются, ими становятся.

– Как раз это спорно.

– Хорошо, тогда скажи – в каком возрасте у него проявились психические патологии? Пристрастие запугивать, резать, жечь, цель стать гегемоном мира? В год, пять лет, десять, двадцать? Или он был нормальным мальчишкой – пинал репу, давал в глаз и сам получал, мечтал о великих подвигах, рубился с друзьями на деревянных мечах, а в один прекрасный день неровно упал с лошади, и ударило ему провозгласить новую веру?

– К Лой, – повторил Самер.

Радиш помолчал, минут пять шел рядом с другом и вдруг ускорил шаг, нагнал Эрлана.

– Ты Эберхайма давно знаешь?

Светлый пространно глянул на него.

"Допустим".

– Сколько ему сейчас?

Мужчина неуверенно плечами повел:

"Наших отцов ровесник".

– Так вы его знали?

Эран остановился, уставился в упор на следопыта:

– Зачем тебе?

– Любопытный. Страсть как загадки разгадывать люблю.

– Ты нашел загадку в Эберхайме? – нахмурился мужчина, не зная как это понимать – шутит Радиш, всерьез или пустая болтовня, чтобы время в дороге занять?

– Представь, нашел.

– И?

– Его жизнь и смерть. Он жив?

– Был. С утра.

– А на стене предков данные, что умер Эберхайм в дни нашего детства. Как понимать? Как и то, что светлый убивает себе подобных, ликвидирует, так сказать, поголовье возможных конкурентов? На кой? На трон Деметры?

– Какой трон? – прищурил глаз Эрлан, озабоченно оглядывая мужчину – рассудком не повредился? – Какой обрыв линии?

– Линия Эберхаймов прервана на последнем отпрыске. Он последний?

– Да.

– Ну, вот. Он мертв. Лет двадцать с хвостиком. Извини, хронологию читать не научился, так что с точностью дат – облом.

Эрлан нахмурился – как-то не довелось ему у стены предков чужие ветки рассматривать. Постоял и пошел, обдумывая услышанное от Радиша. А тот не отстает, опять привязался:

– Для тебя новость? Странно, не находишь?

– Не знаю, – бросил, помолчав. – Он бывал у нас – это хорошо помню.

– Так он изначальный?

"Он – изгой", – жестко бросил Эрлан и ускорил шаг.

– Подожди, – нагнал его Радиш. – Если изгой – линию прерывают? А что он совершил, что стал изгоем?

– Перечислить?! – возмутился и разозлился.

– Нет, это уже слышали – убил семьи, пожег дейтрины и мельберны, разорил, погубил, войну развязал – в курсе. Но это слова. А я хочу факты. Нет, не в плане трупов, а в плане – с чего его на кровавую дорожку свернуло. Всегда таким был? Не верю. Что у вас, нет никаких юридических органов? Мозгов тоже, а терпения море?

– Ты о чем?

– Если б Эберхайм вел себя как маньяк, положим, лет за десять до начала войны, неужели бы вы его не остановили? Сто процентов нашелся бы Робин Гуд или Мессалина и сломали бы ему шею простым дедовским способом. Но ведь этого не случилось. Значит этот Эберхайм не очень-то и выделялся среди вас, не очень-то и проявлял упырьские замашки. Но резко войну объявил. Раз и понесся мечем и огнем по всем веткам родов. С какого перепугу? Просто так человека настолько не сносит. Причина должна быть очень веская.

– Не знаю, – чуть не по слогам ответил Эрлан и подхватил за талию Эрику, помогая идти. Тропки не было, но сам путь лежал все круче вверх, и вскоре пришлось буквально лезть, опираясь на укрытые мхом, усыпанные старой хвоей камни. Но перевал благополучно одолели и до следующей горы ландшафт хоть и был неровным, но настолько круто не менялся. И Радиш, пробежав на спуске с небольшого пригорка, вновь пристроился рядом с Эрланом и Эрикой:

– Может ты все-таки слышал, что произошло? Что он совершил? А эти "новые боги" – как давно они появились? Эберхайм сразу с ними сошелся или не сразу? Из-за них он стал изгоем? Или совершил что-то из ряда вон, но по вашему законодательству – соблазнил чужую невесту, расквасил нос королю или съел кусок мяса, не знаю. Ведь случилось это до войны, так? Может из-за этого он ее и объявил?

Эрлан шел с каменным лицом и, было видно, что ему неприятно выпытывание, вообще разговор на тему Эберхайма.

– Ну, что ты к нему привязался? – спросила Эрика, надеясь отвлечь друга от приставаний к Лой.

– Хочу понять, а из нас только он владеет информацией. Я б у Ло спросил, но его нет. А вопросы требуют ответов. Тебе самой не интересно понять с какого бодуна этот Эберхайм, будучи светлым и изначальным, как выясняется, начал травить собратьев огнем и мечом, обратившись в веру переселенцев? И, между прочим, продолжает этим заниматься.

– Обычная промывка мозгов – ничего уникального, – пожала плечами. – Переселенцы появились на земле Эберхайма, так что он первый получил снос старой программы и установку новой. С чего-то надо было начинать – начали с него. Вполне логично, учитывая, что он хозяин земель, на которых поставили город. Плюс – чужими руками убирать всегда проще. Легче остаться чистенькими.

Радиш долго молчал, обдумывая и опять полез к Эрлану:

– Эберхайма отправили в изгои за связь с переселенцами?

"С какими переселенцами"? – холодно глянул на него мужчина.

– С Богами, – уточнил.

– Какой же ты нудный, – протянул в спину другу Самер.

– Не нудный, а дотошный. Спать не могу пока не пойму.

– И давно бессонница тебя накрыла?

– Угу. Месяц уже. Не сплю и все голову ломаю – за каким, простите, рожном, нам выдали снимки и отправили на деревню дедушке, – проворчал Радиш. – И ты, между прочим, маешься тем же вопросом.

– А я еще одним – долго ли мы зайцами прикидываться будем, – буркнул Шах.

На него глянули дружно, но промолчали. В принципе каждый был с ним согласен – бегать изрядно надоело, а бегать в непонятках – откровенно достало. Однако и выхода не предвиделось. Вариант геройски полечь от большого ума и широты души, отметал каждый. И в этом все были согласны уже с Радишем – если лечь, так хоть понимая за что, зачем и почему. А что погибнуть могут в любую минуту – вообще сомневаться не приходилось.

– Самхата жаль, – бросил опять Шах.

– Вот и топай, чтобы его судьбу не повторять, – проворчал Самер.

– Н-даа, заяц – не заяц, а пока живы, есть шанс в волков превратиться, а не пойти на рагу. Так вот, братцы, вопрос остается открытым – за что Эберхайм стал изгоем, – вновь завел свое Радиш.

Эрика шумно вздохнула, Самер выругался. Эрлан – головы не повернул. Минут пять стояла тишина и вдруг Лой заговорил, но словно себе рассказывал – шел, не оборачиваясь и смотрел перед собой:

– Где-то за год до начала войны у Шердана собрались самые сильные из родов изначальных. Хорошо помню, как отец собирался на совет. С ним был Инар, Краш. Их не вызывали. Никого не вызывали – они собирали совет у Шердана. Не знаю повод. Меня отправляли в мельберн, а я очень этого не хотел и был занят только одним – как оттянуть момент отъезда. Потом, вспоминая те дни, многое показалось странным и, я пришел к выводу, что именно в те дни, что-то изменилось. Появилось напряжение. Оно чувствовалось. Странные перемены, непонятные тогда, неявные, но ясные сегодня. Я знал, что у Красных Скал появились необычные люди, такие как мы и все же совсем другие. Я их не видел, но слышал, что они могут много больше, чем мы, например, видеть в небе, как некоторые из нас на земле или воскрешать мертвых. Одно то, что они построили город не из камня и не из дерева, построили за несколько дней – говорило о многом. И какой город – город стипп – голубой купол выше Красных скал. Стены прозрачные, а не пройти, не разбить. Стипп это всегда свет, светлые, место чистоты, а тут темнота. Непонятное там творилось. Люди стали пропадать. Думаю, совет созвали именно поэтому, и почти уверен, вызвали Эберхайма чтобы он дал ответ – куда пропадают люди, что с ними происходит. Его земли – его ответственность. Но изгоем он стал позже. Когда начали пропадать дети. Не думаю, что ответил на твой вопрос, Радиш, но это все что я знаю.

Все молчали. Самер хмурился, соображая, для Эрики все было ясно. Шах сорвал травинку и начал жевать, стимулируя процесс осмысления. Порверш долго молчал и спросил:

– Мы же тоже пропали?

– Да. После вашего исчезновения все и началось.

– Первой пропала Нейна Ламарх, потом Мейт Шердан, единственный наследник Шерданов. А следом – трехлетний Ольрих. Ольрих- старший пришел к Шердану и обвинил в пропаже детей Эберхайма, тот объявил его изгоем, – спокойно выдал Табир. – Все три семьи полегли первыми. Полностью. С их смерти и началась война.

– Есть связь? Эберхайм?

– Высший совет изначальных состоял из Ламарха, Ольриха и главы – Шердана. Так было всегда. Только они принимали решения в серьезных вопросах или спорах. После стало некому.

– Нормальный маневр, вполне предсказуемый. Убираем верхушку – получаем разброд в стройных рядах. В пиковых ситуациях без координации эти ряды бегут в разные стороны. Давить их становится проще, – заметил Вейнер, выплюнув изжеванную травинку и срывая по дороге другую.

– Значит, Эберхайм поставлял для исследований нашим местных детей? Потом уничтожил высшую власть, чтобы было проще остальных добить? – покосился на Самера Радиш: а как еще объяснить произошедшее.

– Выходит, – нахмурился тот.

– Ни хрена не выходит, – сплюнул в сторону Шах – травинка горькая попалась. – Нас, вроде тоже похитили. Но как выясняется, точно не Эберхайм и не факт что похитили. Глав совета тоже мог убрать, кто угодно, другое, что никому кроме него это было не нужно. Или нужно?

– Ты Эберхайма выгораживаешь? – не понял Самер.

– Пытаюсь судить не предвзято. Мне эта фигура изрядно надоела, чтоб не происходило – Эберхайм. Просто Фигаро какое-то. А меж тем, кто его видел? Ты, я?…

– Я, – посмотрела на Вейнера Эрика. Тот даже приостановился. Сорвал травинку не спуская глаз с девушки, сунул в рот.

– И?

– Неоднозначная фигура.

– Подробнее? – сунул руки в карманы брюк и начал неспеша подниматься к ней.

– Довольно серьезно настроенный немолодой мужчина. Ты подумал, что Эберхайм вымышленный персонаж?

Шах встал перед ней и смотрел в глаза:

– Не исключал.

Эя не сразу поняла, что он так смотрит на нее, как изучает, чего как кота за хвост тянет – говорит и идет. И только заметив, что они одни, группа уже поднялась выше, сообразила:

– Хочешь что-то мне наедине сказать?

Вейнер погонял травинку во рту и тихо спросил:

– Тебе не кажется странным, что чего не коснись, фигурируют как правило две персоны – Эрлан и Эберхайм.

– Могу перечислить еще десяток.

– Сам могу, – улыбнулся криво, а смотрит, словно мучает его что-то. Девушка положила ему руку на грудь, желая успокоить, взять часть тревог. – Что тебе покоя не дает?

Шах осторожно накрыл ее ладонь своей, прижимая к груди и, выплюнул в сторону травинку. Склонился, словно целоваться собрался, помедлил, вглядываясь в лицо Ведовской, и тихо, чуть касаясь щеки дыханием, спросил:

– А если убрать эти два "э" – что будет?

Эрика нахмурилась – что у него в голове творится?

– О чем ты?

– Не верю. Про второго потому что слишком черным его рисуют, всех собак свешивают. Это подозрительно. Первому, потому что наоборот – весь такой чистенький, правильный, правильный, просто рождественский ангелочек. А таких не бывает, Эра, ни здесь, ни у нас. В жизни не бывает. Их создают в идеологических целях и вешают плакатами.

Ведовская задумалась. Отвела взгляд, вновь уставилась в глаза Шаха:

– Считаешь, что нам активно развешивают лапшу по ушам?

– Угу.

Эрика помолчала, разглядывая деревья в стороне и, головой качнула:

– Нет, Эрлан не станет, не в его натуре…

– А в чем его натура? Если убрать этот образ непогрешимого героя, если представить, что он не такой белый и пушистый? Зачем он рядится в белые одежды и нужен ли тебе без них?

Девушка внимательно смотрела в глаза мужчины и пыталась понять, что он хочет, к чему ведет?

– Он мой муж.

– Муж? Вы даже не обменялись кулонами, я знаю, так положено, просветили уже. И где твой? Его? – в шепоте Шаха появилась горячечность на грани отчаянья. И ей показалось Вейнер сходит с ума, выдумывая несуществующие фантомы. Вот только зачем?

Ответ был прост, но Эрика не смогла бы его найти, потому что пропустила занятия с Табиром. Вейнер уничтожал чары Эрлана, уверенный, что без них девушка и не посмотрит на Лой. Была бы она хоть на одном уроке, поняла, почему мужчина так пристально и странно смотрит.

– Я люблю его, не лезь в наши отношения, – посоветовала отодвигаясь. Шах склонил голову и смотрел так, словно она не свою ладонь от его груди отняла, а сердце ему вырвала. И мелькнула мысль – влюбился. И тут же ушла – Шах не тот человек, что может иметь любовные переживания.

Эрика отступила ее и, развернувшись, пошла вверх, желая нагнать остальных. И услышала в спину жаркое, отчаянное:

– А если не любишь, а заставили любить?! Если его чары заставляют любить, как всех – верить всему, что он говорит?!

Девушка обернулась:

– Никак не пойму, что с тобой. Вроде не пил головой не ударялся.

– Эя? – раздалось мягкое, чуть озабоченное и оба знали чье. Эрлан стоял у сосны на верхушке пригорка и протягивал жене руку, чтобы помочь подняться.

Девушка поспешила наверх. И не видела, как взгляды братьев встретились, словно рапиры.

– Что-то случилось? – спросил жену, притягивая к себе, и знал – Вейнер видит, как они обнялись.

– Нет, все нормально, – улыбнулась Эя, разглядывая мужа и подумалось – а ведь он действительно ангел: такой заботливый, нежный, добрый, умный и в то же время сильный, властный. Идеал.

И растеряно покосилась на Шаха – "плакатный герой"?

Самер хмурил брови, прослушав как трансляцию разговор Эры с Шахом, и шел, раздумывая над его словами. С одной стороны – бред, с другой… Нет, точно вздор. Вейнера заносит, обострение детской болезни "насоли старшему брату". Вбил себе в голову несуществующую любовь и меняет тактику, чтобы добиться своего. Вот заняться-то нечем!

Эрлан пропустил Эрику вперед, а сам поотстал и дождался брата, встал у него на дороге.

– Не лезь в моей жене, – выдал четко и категорично.

– Жене? – усмехнулся Шах, прищурил недобрый глаз. – И где доказательства, что ты ее муж?

Лой чуть побледнел от такой наглости, и не сдержался – толкнул брата к стволу ближайшей сосны, придавливал локтем горло:

– Я сказал: оставь Эйорику в покое! – процедил в лицо.

Вейнер смотрел в его холодные, злые глаза и видел отчетливо совсем не того Эрлана, что нарисовала себе Эра. И спасибо Табиру – научил владеть правом – скинул путы чар Лой, уничтожив их мысленно с особой циничностью. И стало как-то легче, словно потерял пару кирпичей из дорожной сумки.

Шах ушел в сторону, освобождая, в общем-то, и не придавленное горло, перехватил руку Лой, и, выворачивая впечатал его плечом в тот же стол, и тоже слегка, с намеком, как и он. Спокойно и не скрывая едкой насмешки, процедил ему в ухо:

– А теперь слушай сюда, Орфей хренов: а – на меня твои чары больше не действуют, б – мне плевать брат ты мне или чучмек с какой-нибудь Бета -3. Оставь свою лапшу для своих ушей. Я привык жить своей головой, сам думать, делать выводы, решать, действовать, и не ты, ни Отец всея Деметры, не заставите меня видеть, чего нет и верить в то, что не существует.

Эрлан дернул руку, намекая, что услышал и пора его отпустить, и развернулся к Венеру. С минуту разглядывал его, словно взвешивал и измерял, и бросил:

– Ты ничуть не изменился.

– Видно мы всегда "любили" друг друга. Рад, что остался верен своим принципам, – сунул руки в карманы и, отвесил поклон, не скрывая насмешки.

– Шут, – сжал зубы мужчина. Шах посерьезнел, глаз прищурил.

– Да? Но во всяком случае – реальный, а не фальшивый, как ты. Кстати, а какой ты? – чуть пихнул его к дереву, задирая. Внутри начинало бурлить раздражение. – Без своего гиблого очарования, без маски идеально и непогрешимого – кто ты?

Эрлан понял одно – Вейнер становится все сильней. Уроки пошли ему впрок, только применять полученные навыки он решил не на пользу учителям. Это раздражало не меньше, чем его упорное и активное желание получить Эю.

Лой взял себя в руки, спокойно выслушал и не менее отстраненно заявил:

– А – Эйорика моя жена. Нравиться тебе это – не нравится, принимаешь ты этот факт – не принимаешь – она моя жена и носит моего ребенка. Б – у нас существуют определенные правила и законы. Ты либо следуешь им и чтишь, или становишься изгоем. Если ты тронешь ее, если только вздумаешь… мне тоже будет плевать брат ты мне или шишка с ели. Я убью тебя и меня никто не осудит.

И двинулся нагонять ушедших вперед.

Шах, постоял, обдумывая услышанное. Лой не вызов бросил, не угрожал, он предупредил о том, как легко и просто убрать соперника и остаться чистеньким. Вейнер четко это осознал и еще больше утвердился в своих, до этого зыбких, предположениях.

Мнение Эры и ее желание не входили в планы Эрлана, это тоже следовало из его слов и навевало определенные выводы.

Вейнер бодро шагал, нагоняя ребят и думал: странное дело, стоило чуть усомниться и немного копнуть, так, всего лишь в качестве эксперимента, на авось, как из бочки меда тут же полезли змеи. Теперь он был обязан разобраться, раскопать все скелеты из всех шкафов элиты Деметры. Скептическая струнка характера, привычка во всем сомневаться, а не слепо принимать на веру, сыграла ему на руку. Вейнер был уверен, что полез на ту территорию, где чужие не гуляют, именно поэтому, а не из-за ревности, Эрлана так взвело. Если Лой упорно держит оборону вокруг, как он утверждает, уже окончательно его бастиона, значит, не уверен, значит, есть что-то, что он не желает показывать. Значит, есть страх. Значит, есть чего бояться.

И поморщился, допуская, что ищет пятно на солнце, чтобы не потерять окончательно надежду, чтоб было легче жить. Разобраться – разве бы он не вел себя так же, поменяйся местами с братом? Разве не готов был устроить полосу препятствий к Эрике? Он бы вообще нагородил укепрайон, заминировав подходы на километры.

И что его накрыло? Что въелось? Как паранойя! Он ведь даже в юности этой ерундой не страдал. Пацаны маялись первой любовью, сирень обдирали, стихи писали, а ему трынь-трава. Завел любовницу на первом курсе и жил с ней до последнего, не отказывая себе в связях с другими. После уехал, даже не попрощавшись – зачем? Интрижки заводились легко, сами собой, и так же легко сводились на нет отношения, когда уже не грело и не тянуло. Но чтобы бегать, чтобы биться лбом с упорством не то что – барана, полного кретина, в закрытую дверь? Выдумывать пути подхода, тактику, стратегию? Чтоб быть готовым на откровенную глупость?

Что происходит? Сошел с ума? Заняться нечем?

Может не получил, что хотел и в том проблемка?

– Куда летим, сокол ясный да резвый, – придержал его за плечо Самер. Шах глянул на него и сразу понял:

– Опять уши грел?

– Ты мне другое скажи – самому не надоело? Куда ты лезешь, что хочешь?

– Ты только не лечи, ладно? – озлился мужчина. Самара плечами повел.

– Могу молчать, только интуиция подсказывает: добром твои притязания не кончатся. Сломаешь жизнь троим. Они – пара, неужели не видишь? Любят друг друга. Не надо меж ними клин вбивать, да и не вобьешь.

– Уверен?

– Смена тактики ничего не изменит, позиция беспонтовая.

– А в раз?

– Это в тебе баранье упрямство говорит, уязвленное самолюбие или еще что? – внимательно посмотрел на него Самер. Шах долго молчал, пытаясь в себе разобраться, и слукавил:

– Не знаю.

Самара услышал фальшь, но промолчал. Мысли Вейнера были непонятны ему, но совершенно доступны Сабибору, и внутри их черноты лежало яркое теплое ядро, похожее на солнце.

Шах влюбился, возможно впервые и по самые аксоны. Но не признавался в этом даже себе, боясь чего-то.

Самеру стало немного не по себе. Чувствовал что Вейнер еще наломает дров от слепоты, в беге от себя, но все равно – к ней.

Не дай бог так полюбить, – покосился на Лалу. И подумал – а ты ведь тоже от нее бегаешь.

В голове у Эрики была каша, сумбур из отрывков фактов и домыслов, массы версий и мнений, собственных ощущений. Эрлан обняв ее, шел рядом и искоса поглядывал, тревожась ее задумчивого вида. Он был зол на Вейнера.

Он чувствовал себя беспомощным в борьбе с братом, совершенно не знал, как до него донести и без всяких слов и объяснений ясное. И беспокоился, что у него хватит ума добиваться чужой жены, впрочем, он и не скрывал, чем вовсе обескураживал. При той ситуации, что складывалась вокруг возвратившихся из другого мира светлых, Лой не хватало только проблем с братом из-за жены. И самое паршивое, что он не мог гарантировать, что у него не будет проблем с женой из-за брата.

Он видел, что Эйорика расположена к Вейнеру, ценит его, относится очень доверчиво и доверительно. Уже невообразимо для Лой.

– Эя, я могу тебя попросить? – начал осторожно. – Не оставайся наедине с мужчиной. Ты замужняя женщина, у нас непринято подобное обхождение с не родней и не мужем. Это может быть неверно истолковано. Я понимаю, ты долгое время жила в ином мире, где, допускаю, могут быть другие понятия и традиции. Но ты здесь, а не там, ты моя жена.

Девушка странно посмотрела на него и, Эрлану стало еще тревожнее. Почувствовал, что братец уже поработал.

– Если ты про Вейнера, то, насколько я знаю, он твой брат. Значит родственник. Удобоваримо для вашего менталитета?

– Эя, не сердись, – прижал ее к себе, поцеловал в висок, услышав недовольство в голосе. Девушка на удивление отодвинулась.

– Я хочу, чтобы ты понял сразу – жена не собственность. Я не собираюсь сидеть под замком и вышивать крестиком. Никогда этим не занималась и не собираюсь начинать. Что касается глупых предрассудков… Прости, но мне фиолетово в крапинку, что выдумает извращенный ум по поводу общения с глазу на глаз с теми, кто мне дорог, кто является моим другом. Радиш, Самер и Вейнер – мои друзья. Да, физически они не братья, но фактически именно братья. Я не собираюсь ни сейчас, ни впредь спрашивать у тебя разрешения на общение с ними, как не собираюсь выполнять варварские, дремучие распорядки только для того, чтобы тебе было спокойнее. У меня, как и у братьев есть цель, задача первой важности – получить ответы на массу вопросов, разобраться. Это важно, чтобы понять себя и свое место в этом мире или другом. Для тебя все ясно и понятно, для нас – нет. Мы дети уже не этого мира, и там на веру слова не принимают, там принимают факты. Не худшая привычка. Поэтому извини, я не могу слепо верить всему, что говорят и так же слепо следовать твоему руководству. Я такой же самостоятельный, мыслящий, имеющий немалый опыт за спиной человек. Не загоняй меня в рамки и мы будем прекрасно с тобой ладить.

Эрлан чуть сильнее сжал ее плечо, лишь тем выдав свои эмоции, и тихо бросил:

– Эя, ты забыла один факт – у тебя будет ребенок. Только поэтому ты не можешь равняться на мужчин, быть наравне со всеми.

– Знаешь, в чем странность? Я не чувствую себя беременной, не чувствую будущей матерью. О ребенке, извини, но для меня пока как об одном из вариантов возможного развития событий, все время говоришь мне ты, а меж тем это должна почувствовать я.

Эрлану очень не понравились ее слова, но больше всего возникшее вдруг строптивость, не желание принять, что говорит он. И право не помогло – Эя противилась.

Мужчина отвернулся, соображая и, вдруг, остановился и, прижав к себе жену, накрыл ей губы поцелуем. Вейнер все равно еще щенок против него.

– У! – выдала девушка, сведя брови на переносице. Но немного и чело разгладилось, Эрика закрыла глаза, отдаваясь воли Лой.

Самер усмехнулся, со значением посмотрев на Вейнера: ну, и куда ты влезть собрался?

– Без вариантов, – протянул, между прочим. Шах же словно видел ни как целуются и обнимаются двое, а ребус, который не может решить.

– По-моему они только что спорили.

– Н-да? Милые бранятся – только тешатся.

– Но ты же слышал их разговор?

– Я слышал твое сопение рядом и как внутри тебя дурь мается.

– Меня подслушиваешь, а их нет? – поддел, намекая на несправедливость и, в общем-то, обидную предвзятость.

Самер помолчал, поджав губы, и нехотя выдал:

– Эрлан рассказывал ей о местных традициях, напомнив, что она будущая мать. Эра сказала, что видела его курс правил хорошего тона под хвостом осла, где им и самое место.

– Угу. И все? На этой радужной ноте они решили слиться в поцелуе?

Самер развернулся:

– Слушайте, у вас массовый маниакальный синдром, честное слово. Вы уже достали меня. Один разгадывает великую загадку трещины на скале, другой решил раскрыть тайну взаимоотношений влюбленных. Знаешь, друг мой Холмс – Шах, а иди-ка ты… за флагманом, – указал на маячащую впереди спину Табира.

Мужчина глянул нехорошо, ощерился и пошел в указанном направлении.