Проект Деметра

Глава 51

Эрлан ушел на корд, где тренировались мужчины. Привычным движением выхватил сразу два меча со стойки, крутанул в одной руке один, потом другой – второй, затем оба.

Злость и тревога требовали выхода. Глядя в глаза Майльфольма, он понял, что действительно готов его убить. Хоть его, если пока не получается дотянуться до Эберхайма.

Он рубился с двух рук, и хоть тренировочные клинки не были смертельно опасны, травмы наносили неслабые, и светлые как-то быстро потеряли желание вставать в пару с Лой. И тот кивнул стражу. Лири вздохнул, взял мечи и вспомнил про свою настойку, специально для того чтобы ненависть в изначальном гасить. А то, как за край плескать начнет, всей округе худо станет.

Но до того, как напоить, пришлось на себе его ярость испытывать.

Эхинох сидел на валуне, грыз корень сольвы и не спускал глаз с Эрлана. Фон от него шел такой, что сшибало – фон бешенства, безысходности. И дрался как зверь, которому глаза кровь застила. А за спинами тенями убитые – шлейфом, и тайна ярким пятном над головой.

Не прост изначальный, и не тем что убивал – тем что прячет от всех.

Эрлан отправил Лири в полет, ударив в лицо рукоятью и, только тогда протрезвел, сообразил что озверел. Руку подал стражу, помог подняться.

– Извини, – бросил. Мечи в полосу рыхлой земли воткнул и сел рядом на валун в тень елей, чтобы его меньше видели и ему глаза не мозолили.

Лири сплюнул кровь и, отдышавшись, попросил светлого никуда не уходить, а сам бегом, насколько раны после тренировки с хозяином позволяли, двинулся в их комнату за своим зельем. Приметил уже, как на Лой советник смотрит. Смекнул, что добром может не кончиться.

Эрлан так и остался сидеть, руки на коленях сложил и смотрел перед собой.

Ему виделась Эя, ее приоткрытые сладкие губы, шея, плечи, холмики грудей, живот, и желание как лавина накрывало. Руки, словно это было минуту назад, ощущали ее нежную кожу, плавные изгибы тела, трепет.

Сколько он с ней не был? Кажется год, а то и десять.

И какая разница – Эберхайм она или Лайлох, если тоска без нее, пустота и чернота. Если ни спать, ни есть не может, если звереет.

Вот выбор! С одной стороны острота жизни, ясность цели и постоянная пытка от мысли кто она, что он ради нее себя переломил, с другой – он остался собой и родных не переступил – только смысл в этом, если ни их нет, ни его без нее?

Нет, не она – Эберхайм воду мутит. Что она сегодня говорила, откуда взяла, что он на красной стороне делал? Этан доложил. Все делает, чтобы ее у заклятого недруга отобрать. Да, Эя аргумент для любой стороны. Только ему она для одного нужна – чтобы видеть ее, прикасаться, знать, что жива и счастлива.

Эберхайм использует ее и убьет – для него закон – тьфу, и дочь – не дочь – ровно.

Инар тоже использует. Против Эберхайма и винить его в том Эрлан не может.

И местные изначальные тоже используют. Не верил он с самого начала, что ее за заявление из Морента изгонят, а сейчас, когда даже развенчанного стража приставили – тем более. Еще бы – она Лайлох.

А время поджимает. Эта глупая Самхарт уже раз влезла, теперь второй постаралась. Он время тянул, а она точку поставила, и осталось на размышления всего ничего. Только что так, что этак в огне гореть – с ней от позора, без нее – от тоски.

С одной стороны – закон, честь родовая и слово данное погибшим, память о них. С другой – Эя, как пешка, без защиты. Наивная она, хрупкая душой, доверчивая. В былые времена за Лайлох особый присмотр требовался, а что о нынешних говорить? Любовь вообще штука редкая и хрупкая – не каждому достается и не каждый сохранить может. Это ненависть проста, и разрастается мигом, корни пускает душу коверкая. А любовь лелеять надо, иначе погибнет.

Эрлан закрыл глаза, делая вид, что потирает лоб, а когда открыл, увидел перед собой заветную фляжку Лири. И даже спрашивать не стал – знал, что за зелье в ней. Ядреное, горькое, но ярость усмиряющее.

Глотнул без лишних слов. Поморщился и опять глоток сделал.

"Не надолго хватит", – отдал стражу не глядя.

– Знаю, – вздохнул. Помолчал и чуть придвинулся, заговорил тихо. – Прости, светлый, не мое дело, знаю. Но вижу, как маешься и, сил нет смотреть. А что тут метаться? Свиты вы, это не перерубить. Ее предки ведут, да куда ни тебе, ни ей неведомо. Только с тобой идти ей, это ж давно ясно. Кто знает, может это шанс примириться вовсе.

Эрлан уставился на него через плечо: ты что несешь?

– Ну, – склонил голову страж и стал торопливо закрывать фляжку. – Дела давние больные, что говорить. Только всему конец наступает рано или поздно. Может не в том задумка предков как Инару Этана убить и наоборот, а чтоб примирить и тем конец потоку крови положить. Оно понятно – трудно, но… С Эйорикой, да, борьба будет серьезная, но жизнь. А без нее все едино не сможешь – уже вон, лютуешь.

Эрлан отвернулся – нечего сказать. Придумал тоже страж – Инара и Этана примирить через детей! Да скорее небо с землей примирится, свет с тьмой, чем Лой с Эберхаймом.

Вейнер пришел к вечеру и под окна. Вычислил где они и совершил восхождение на скалистую площадку. Взглядом цветы поднял, и весь подоконник усыпал, а потом еще в воздухе бутонами буквы составил: я тебя люблю.

Стоял и ждал как пацан хоть взгляда, а реакции ноль.

Бутоны рухнули вниз.

Шах не знал, что Эра спит, он решил, что девушка обиделась. И в принципе, признавал – есть за что. Вопрос, как все исправить?

Мужчина отправился к Радишу, рассудив, что он тут пригодится, если не совет дать, так хоть выслушать. Однако у Порверша по комнате мотало Самера, а сам хозяин сидел скромно в углу и делал вид, а может и на самом деле – читал книгу.

По забегу Самера Вейнер смекнул, что что-то случилось. Скромно притулился, ожидая, когда спринт лейтенанта закончится. А тот, увидев мужчину, рявкнул:

– Пошел вон!

И тоже – имел право.

– Хватит вам собачиться, – вздохнул Радиш.

– Я этого урода знать не хочу!

Вейнер постоял и прошел к столу:

– Имеешь право. Извини, я был не прав, – признал без всяких полутонов.

– И все? Вот так просто?

– Что ты хочешь еще услышать? У меня были веские причины поступить так, а не иначе. Давай забудем? Я виноват и признал это. Больше не повторится. Нас всего ничего, чтобы цапаться…

– Еще скажи, что из-за пустяков!

– Не скажу, – буркнул.

– Вот именно, – навис над ним Самер. – Из-за твоего – давай вещи своими именами называть – предательства! Пострадали все. А Лалу вообще арестовали!

– Лалу? – удивился Вейнер – новость. Самхарт -то причем? И уставился на Радиша – что, серьезно? Тот кивнул и опять в книгу уткнулся:

– Изолировали.

– Разница?

– Причины ареста?

– Не знаю! – рявкнул Самер.

– Откуда вообще узнал?

– Догадайся!

– Услышал.

– Гениально!

– Ты не нервничай – сядь, – предложил Радиш.

– Подслушал сплетни, – ответил Вейнер. – Почему бы еще не послушать и не выяснить, что к чему?

– Думаешь так легко? Это не замок, а форпост звукоизоляции! Здесь только филинов в лесу хорошо слушать!

– Самер, правда, перестань бегать. Уверен, с Лалой ничего не случится. Выяснят, что им нужно и отпустят твою "белошвейку" на все четыре стороны.

– Она была у Эры.

– Вряд ли ее арестовали за это, – глянул на него Радиш, и опять в книгу уткнулся. Вейнер приподнял взглядом том и прочел на обложке, как принято – справа налево и снизу вверх "генеология древних родов". Бровь выгнул – ничего себе, чем мы голову себе забиваем, и на место фолиант вернул.

– Видел? – уставился на Самера Радиш. – Человек занимался. И тебе бы не мешало. Не кричи, а сядь и помолчи да послушай. Наверняка где-нибудь, а не только в башнях найдутся всезнайки, что по большому секрету делятся информацией. Система вещания здесь проста – сплетни. Вот и воспользуйся.

Мужчина постоял и внял совету, смирил свою тревогу и весь превратился в слух.

Вейнер подпер подбородок и притих, но надолго его не хватило. Самер, судя по виду, был далеко, Радиш увлеченно читал, вот последнего мужчина и побеспокоил, решив не лезть к первому.

– Интересно? – кивнул на книгу.

– Сам не ожидал, – шепотом, чтобы не отвлекать Самера, заверил Радиш. И опять читает.

Шах поерзал, ожидая, что разговор продолжится, и он потихоньку в нужное русло его направит, но не получалось. И плюнул на менуэты, почти лег на открытые страницы:

– Вообще-то я к тебе за советом.

Радиш внимательно воззрился на него: ну?

– Ты-ы… с женой же ссорился? Неправ бывал, да? Как мирился?

Мужчина грустно улыбнулся:

– Старым проверенным способом.

– Ну?

– Что "ну"?

– Способ твой дедовский? Чего делать-то конкретно?

– Разыгрываешь? – не поверил. Скопировал позу друга, в глаза заглядывая. – Ни разу не ссорился?

– Почему? Было, но обычно со мной мирились, ничего выдумывать не приходилось, – сообщил шепотом. – Так чего, поделишься?

– Три "п" – безотказно работает.

– Давай без шифров? – поморщился Вейнер.

– Серьезно не понял? – выгнул бровь Радиш. – Ну, ты даешь. Подарок, признание, постель – и смотри, не перепутай.

– Признание чего?

– Смотря по обстоятельствам – вины или обвинений, в любви или в том, что был не прав. Подарок и признание можно поменять местами. Постель последний пункт. Добрался до него – считай, помирились. Ты вообще, к чему озадачился-то?

– Эра, – бросил просто.

– А! Ну, да, и сам мог догадаться, – усмехнулся Порверш.

– У Эры другой мужик, – заметил значительно успокоившийся Самер. Сам поражался, чего он сплетни не пособирал по городку? В современный век технического антипрогресса на Деметре, сбор данных по системе "кто что болтает", оказался самым действенным. И Сабибор решив одну проблему, не отказал себе в удовольствии пройтись по Вейнеру, поучить жизни.

Того от вестей перекосило и со стола подняло. А то лежал, как сытый удав Радиша выспрашивал.

– Не понял?

– А ты думал один в поле суслик? – подсел к столу мужчина, булочку взял с блюда.

Вейнер затылок огладил, соображая.

– И кто? – озадачился немного бледнея.

– Баритон колоритный. Уверяет ее, что Лой не пара. Настойчиво так. Думаю, она послушает. А еще свалить отсюда предлагает.

Вейнер не дослушал – сдуло.

Самер мстительно оскалился и начал жевать хлеб. Радиш исподлобья уставился на друга:

– Специально?

– Как и он. Сдал ведь сука и всех подставил. А сейчас хватает как ни в чем ни бывало припереться.

– Бойня будет, – качнул головой мужчина.

– Не будет. Да и не суть, – и качнулся к другу, сказал еле слышно. – Совет готовит вердикт по разрыву уз, но, по-моему, это ширма. Что-то более серьезное происходит, чем эта байда "свадьба – развод". Знаешь, за что Лалу взяли? Она с какого-то призналась, что убила светлого. Говорят, тот был с багами, в деревеньку нагрянул. А она у нас лучница. Вот и сняла главаря шайки.

– Вообще-то это серьезно, когда светлый светлого убивает. По закону и права лишить могут и изгоем сделать.

– В курсе, – заверил, сложил руки на столе. – Не тот случай. Здесь оборона, да и время не мирное. Так что, отпустят вроде. Другое интересно – слухи ходят, что будет открытый совет, а такое случается редко и по очень серьезному случаю.

Самер смолк на минуту, поглядывая на друга – понимаешь, нет?

– Похоже у Эры большие проблемы.

Радиш начал ноготь грызть, раздумывая.

– Что делать будем?

– Честно говоря, хотел дождаться, когда она выздоровеет и сможет адекватно говорить и размышлять. Последняя наша с ней встреча, как помнишь, прошла неприятно. Нагородила, глупая, до небес не понятно с какого дуба рухнув. Я не то, что обиделся – от злости урыть кого-нибудь был готов. Еще бы! Чуть богу душу не отдал молитвами Эберхайма, а Эра заявляет, что он ей отец.

Взял булку, пожевал опять и снова к Радишу качнулся:

– Ладно, лирика. В другом дело, потом дошло – она вызов кинула, Радий. Только неясно кому – Лой или совету. Вроде ни тот ни другие ей не солили, и девчонка она не капризная, без особо тупых завихов. Что тогда ее на подобное толкнуло?

Радиш медленно книгу закрыл и пальцами по обложке отстучал:

– Знаешь, что это? Генеология древних родов. Вся история родов изначальных. Так вот, девицы Лайлох особо ценились на рынке невест. Видишь ли, ребенку переедается основное право и несколько побочных достается от предков по прямой. Но развивают одно, чтобы другие не ослабляли главное. Так вот, Лайлох умеют и мертвых поднимать. Нет, не разложившиеся трупы, а в разумных пределах. Я думал, что именно это право у Эрики главное. Нифига. Оказывается, есть и вторая составная, неотъемлемая – любовь. Лайлохи искони были носителями любви и меняли не то, что человека – его сознание. И – проводниками воли предков. В общем, букет убойный, учитывая, что в ней еще и право Ольрихов – яснознание имеется, невестой она очень завидной становится. Так вот, к чему я это, – отодвинул книгу.

– Обрати внимание на несколько вещей. Первое – женщин изначальных Эберхайм вывел, как, извини за неуместное может быть сравнение, но иного на ум не идет, крыс. Он, в принципе всех изначальных под корень рубил, вот их и осталось раз, два и обчелся, а без равной по силе права и крови им не видать сильного потомства. Вроде понятно – мужик обезопасился. Но! Он изгой, Самер, его право урезано до минимума – так решил совет трех, что правил многие века. Ольрих, Ламарх и Шердан – трое самых сильных вели всегда дела. В Эре замешаны все эти рода. И именно ее забирает Стефлер вместе с нами.

– Логично с его стороны, – вставил Самер.

– Да, я тоже так думал. Пока с этими данными не ознакомился, – постучал по "генеологии" пальцами. – Здесь в принципе история родов, и из нее совсем другая картина складывается. Вернее сама напрашивается. И Стефлер в ней далеко не добрый дядя, спаситель всея Деметры.

– Ну, – поерзал Самер.

– Род Лой недотягивал до уровня Лайлох. К ним сватались шесть раз, и только два закончились помолвкой, и лишь один – свадьбой. Первый союз меж Лой и Лайлох был заключен перед рождением Эрики. Мать – Эллейна Лайлох, но что примечательно, именно она была женой Стефлера, оного Дендрейта, как нам преподавал Ло. А на деле из трех братьев Лой женаты были двое – Аркарн – отец Эрлана и Хеймехор – якобы отец Эрики. А Инар как раз не был женат вообще. Более того, никакой он не изначальный, а просто светлый – побочная ветвь. Все записи хранятся в официальной генеологии, – вновь постучал по книге. – Но учебник остался лишь здесь. Остальные сгорели в учебных заведениях для мальчиков и девочек. Я подумал совпадение, но раскопал дальше и понял, что дейтрины и мельберны уничтожали неспроста, не только цвет нации, но и записи, Самер. Сегодня, оказывается, истину можно найти только тут, – ткнул в книгу. – В хранилищах Морента.

Самер потер шею, уже понимая, куда клонит друг.

– Стена предков, – напомнил.

– Да! Но она не отвечает на все вопросы и вызывает огромные сомнения. Пример уже привел. Да, ветку изгоя пресекают. Однако изгой не имеет и доли права, а Эберхайм сохранил его и на стене должно было проявиться пусть слабое, но продолжение ветви. А его нет. Ощущение, что она искусственная.

– Созданная для лохов? – прищурил глаз мужчина. Радиш с видом заговорщика кивнул.

– Кто-то намерено создал две истории. Истинную, – поднял том. – Теперь можно найти только тут. – Ложная цветет там, – указал на вид из окна.

– Зачем?

– А ты слушай дальше. Я дочитал и, кажется, все понял. От начала родов, как уже говорил, к Лайлох Лой сватались шесть раз и лишь последний – удачно. Старшую Лайлох тоже сводят с Лой, но это против закона – ветки переплелись в родителях. Однако помолвка состоялась. Как? Времена не спокойные, совет доживает последние дни. Шестнадцатилетних раньше вообще было против закона сводить. Не раньше двадцати – мужчины, не раньше восемнадцати – женщины. Нейлин Лайлох на момент помолвки пятнадцать, Эрлану – шестнадцать, но их сводят. Однако ничего не получается. Родной дядя его хватает нас и Эйорику. Вроде. Через два дня после помолвки и за сутки до резни. Почему не Нейлин, а Эрику, почему не Эрлана, а Вейнера. Вейнер прочится в женихи Эрике. То есть, вроде хотели переженить двоюродных братьев и сестер. Но на старшую пару начхали, а младшую забрали. Почему? Что-то было тогда, что показало несостоятельность союза, а вот союз младших имел перспективы. Их упорно свивали. Зачем? Непонятно. Если не знать настоящую историю родов. В Эрлане развито право голоса, в Вейнере – право мысли. Но на деле и тот и другой может и то и другое. Помнишь, нам говорили, что Вейнер слабее. Посмотри теперь реально – кто слабее?

– Эрлан, – ответил подумав.

– Да. Но именно он оказывается рядом с Эйорикой по возвращению нас, и не оставляет шансов Вейнеру. Почему? Опустим ля муры. По факту – он был на красной стороне – какого он там делал? Как окрутил Эру? Сам или по заданию дяди? Уверен – сам. И думаю, дядя не будет в восторге.

– Наезд на Стефлера? Я был не прав?

– Подозреваю – да. А еще подозреваю, что всю правду и все ответы знают трое – Стефлер, Эберхайм и… Эрика. Только так укладывается ее, внешне, нелогичный поступок, брошенный вызов. Она не просто заявила об отце, она отрезала все пути подхода к себе всем Лой. Ведь они кровники с Эберхаймом, единственно оставшиеся в живых. Тоже странность, согласись. Право Эберхайма не только оборачиваться, но и владеть природой – вызывать ветер или дождь, проращивать рожь или кактусы. Теперь сравни с правом Лой – у них оно одно, так или иначе – убеждение, влияние. Теперь кто реально про нас: ты – слухач, я – связь с миром мертвых, Эра – врачевание, Самхат, он же Самхарт – манипуляция памятью. А кто там погиб? Ольрихи, все – право яснознания. Шерданы – право владеть правом – лишать его или наделять им. Ламархи – право владения правдой и усмирения эмоций. Они могли и самых заклятых врагов сделать друзьями за пару минут и узнать правду за пять. Что Стефлер или Эберхайм против них – пшик. А что мы? Ничего. Но Эберхайм по -любому слабее Дендрейта, не в плане силы права, а в плане самого дара этого права. Так куда он ляпался? Идиот? Идиот не продержится двадцать лет, не сохранит хоть часть права и всю красную сторону в своем владении. Согласен? Кто ему может противостоять? Любой из нас. Кто может противостоять Дендрейту? Никто из нас, даже Лой не может – он младше дяди.

– Все это укладывается в мою версию, – заметил Самер. – Стефлер сохранил нас, чтобы укрепить костяк и ударить по Эберхайму уже конкретно.

– Да. Если бы не Эра. Вот на ней как раз вся твоя версия летит к чертям.

– Не понял, поясни.

– Все было складно до ее заявления, и пока я не нарыл инфу по истории родов, пока вы здесь скакали в приступах спермотоксикоза и взаимообидок. Пока не знал всей подноготной и не увидел конкретные нестыковки. Чему нас учил Ло и чему учит Артар. С этого началось подозрение. У них конкретные расхождения. Я уточнил и выяснил, что закон не позволяет допускать искажения и вольные интерпретации в историю родов. То есть, учебники были одинаковые, и история была одна, а теперь есть исконная и новая история. Новость для тебя?

Самер мотнул головой – старо, как мир.

– Вот. Зачем Эберхайму уничтожать старую историю и лепить новую? Он в новой конкретный изгой, его нет в принципе – изничтожен двадцать лет назад. А вот Дендрейт вдруг обрел супругу, которая здесь, – ткнул в сторону книги. – Жена его брата. Там – она не имеет детей. Здесь – двоих девочек. Что неправда, учитывая, что одну из этих двоих мы лично знаем.

– Зачем Стефлеру переписывать историю родов? В чем логика?

– А зачем Эрлану Эра?

– Да он в ней по макушку.

– Верно. И иначе быть не могло. У нее право от отца и матери разом. Только отец может засеять и пустыню здесь, а Эя через мать – пустыню в сердце. Он – растениями, она любовью. Право Эллайны и Этана переплелись в Эрике, и врачует она не только телесные, но и душевные раны. А еще видит как Ольрихи, усмиряет как Ламархи и, наверняка, больше чем уверен, может давать или забирать право. Она реально может противостоять Лой.

– Стефлер не дурак…

– Вот именно! – Радиш с силой оттолкнул книгу и та уехала на край стола. – Это не Эберхайм, Самер, это Дендрейт уничтожил рода и совет. А чтобы его власть была лигитимной и признанной единоличной, ему нужно признание совета. Совета нет, но есть потомок всех троих – Эйорика Лайлох, оная же… жена любимого племянника, кстати, признанного Стефлером сыном. Таким образом, она у них под контролем. А через нее и…

– Эберхайм, – закончил за него эхом Самер.

Радиш выставил в его сторону палец:

– Ты сам сказал.

Сабибор вышел из-за стола отвернулся к окну.

– И мы – пешки в борьбе, но не за мир, а за единоличную власть Стефлера.

– Реальная сила, которая может противостоять Эберхайму, но не может – ему.

– Тогда все верно – Эберхайму и стоило нас убить.

Радиш поморщился и нахохлился. Самер не услышав ответа, обернулся:

– Что молчишь?

– А не верю.

– В смысле? Во мне две стрелы сидело, между прочим!

– Да? А чего он тогда нас не убил здесь? К Эре приходит легко.

– Вот она и полетела со скалы.

Радиш прищурил глаз, на лице появилось выражение будто его озарило.

– А что за мужик у Эры в комнате?

Самер сунул руки в карманы брюк и пожал плечами.

– Голоса его раньше не слышал.

Радиш хитро улыбнулся:

– Поспорим, что это Эберхайм?

– Не гони, – нахмурился. Радиш ладонь выставил:

– Спорим? И если это он – версия о том, что Эберхайм хотел нас убить – рассыпается.

– Тогда кто?! – рявкнул запутываясь. Порверш развел руками.

– Эту тайну я пока не разгадал. Но разгадаю.

– Ты серьезно веришь во все, что здесь нагородил, спирит -фантаст?

– Факты, друг мой, я изложил тебе факты.

– В их свете Морент должен быть уничтожен, – кивнул на книгу и замер. Друзья уставились друг на друга, бледнея на глазах, и ринулись к комнате Эйорики.

Все сложилось само, память выдала недостающее и не оставила выбора версиям.

Эя со своим возмутительным заявлением, которое серьезно подставляло ее, но и напрочь отрезало и отодвигало Лой, что старшего, что младшего. Впрочем, последний как супруг явно был не нужен. Эрлан был рядом с дядей все эти годы и управляем, послушен, верил безоговорочно. А Вейнер посидит на кукане – Эрике, и будет делать, что через нее прикажет дядя.

Эрлан же, убил Тихорецкую и тоже по приказу Стефлера, и тем захлопнул капкан для прибывших, но не для самого дядюшки. У того наверняка свой порт в заначке.

И он же, Эрлан, направил всех в Морент, причем как раз после того, как стало ясно, что Эрика уже на его крепком кукане – и жена, и уже беременна.

Лихо, – скалился Самер, перепрыгивая ступени: хорош братец у Вейнера. Впрочем, они друг друга стоят. Только Эра им всю игру обломала.

Но почему она ничего не сказала, ни Самеру, ни Радишу, ни совету?! Лой пожалела?

– Годи, – перехватил Радиша и к стене притиснул. – Выходит она все знала и молчала?

– А ты не понял? – выдохнул. – Она махом решила все проблемы, и голову даю на отсечение – следующий ее шаг после выздоровления – найти Стефлера. Она откинула Лой и настояла, чтобы совет развернул его дядю и ее опекуна домой. Добилась того что Стефлер не может пройти в Морент, Лой не имеют возможности подойти к ней иначе сами станут изгоями, а ей как раз на руку – ее же выкинут из города, и Лой вроде не причем. Она прикрыла Эрлана!

– Зачем?!

– Дебил ты, – оттолкнул. – Любит, проверяет, жалеет – какой вариант больше нравится? Я ставлю на три сразу. Эра достойная наследница своих родичей.

Самер замер, склонив голову и все еще прижимая Радиша к стене:

– Это пока теория.

– Теория была у тебя. У меня уже практика.

Самер притих, слушая разговор в комнате Эры и, нехотя отпустил друга, даже отряхнул невидимые пылинки.

– Великий следопыт Радиш Порверш. С твоими мозгами в совет федераций надо.

– Вот и давай, не будем спешить, – придержал друга за руку. – Ну, что ты сейчас сделаешь и скажешь?

Самер молчал с минуту и уставился в упор на друга:

– Я спрошу.

Вейнер слетел по ступеням, даже не заметив их в приступе ревности, а вот поднимался в башню к Эре уже спокойнее – вспомнил, что ей охрану приставили. Он однозначно хотел попасть к ней в комнату и увидеть, кто же тот счастливый соперник, ради которого она и Эрлана послала и его отодвинула. Было больно и обидно, и злость душила. В этих "радужных" чувствах Шах забыл, что по сути сам отошел от девушки, по сути сам бросил ее. И только увидев стражей вспомнил, и обиду Эры, ее равнодушие к нему и то что сам понимал еще пять минут назад, что это вполне закономерно – сам виноват. И покаяться готов был, и на голову встать, чтоб простила.

Но ревность разом все смела, заставила вспомнить другое – что Эра дочь людоеда. Интересно, соперничек в курсе? А взять и просветить – сбежит? Или просто в полет отправить? Или морду прямо при девушке набить?

Кейлиф перед светлым встал, головой мотнул, но тому уже ровно было. Кому-то значит можно к Эре ходить, а ему нельзя?

– – Отойди, – бросил сухо стражу.

– Нельзя…- и отлетел в сторону окна в коридоре – Вейнер взглядом вдаль отправил и так же дверь пнул. Зашел вальяжно, руки в брюки, на лицо напустил наплевательства, а внутри кипел от негодования.

Ногой дверь закрыл, не оборачиваясь – как раз перед носом Кейлифа. Тот и понять ничего не успел. И встал – ноги на ширине плеч и чтоб выправка была видна. Судя по дяде, что стоял у стены напротив постели Эрики, соперник у Вейнера наметился неслабый. Эрлан не в счет – сам дурак, сам со счетов спрыгнул.

Этот – не Эрлан. Мощный, натренированный, кулаки как кувалды, и взгляд соответствует – видит, что Вейнер не той весовой категории, проигрывает и по- крупному.

Значит напрямую не взять, – сообразил мужчина: да мы не гордые, в обход зайдем.

И изобразил улыбку, перевел взгляд на Эрику. Та сидела, обложенная подушками, бледная, хрупкая, но уже на покойницу не похожая. Но добило, что видно нагая она – пушистым "пледом" укрыта, руками его зажала, а плечи голые и точеные, как на выставке.

У Шаха кровь в висках запульсировала. Мгновенно вспомнилось, как податливо изгибалась в его руках, какая нежная у нее кожа, пропахшая сладковатым, дурманным ароматом, который и сравнить-то не с чем.

– Я… Как дела узнать, – проблеял, сообразив что пауза затянулась и выглядит он сейчас полным дурнеем в своем ступоре.

– Нормально, – сухо ответила девушка и смотрит, как из комнаты выпинывает.

Да хрен вам! -- дал ей понять взглядом. Прошел к постели специально со стороны незнакомца, даже задел его, и демонстративно сел рядом с Эрой, ладонь ей на ногу положил:

– Рад, что выздоравливаешь, – прошипел, как не старался сдержаться.

Эя уставилась на мужчину, тот на нее не скрывая насмешки, и Вейнер почувствовал себя третьим лишним. А чувство это ему ох, как не по вкусу пришлось.

– А это у нас, что за хрен с горы? – сжал Эре ногу, кивнув на незнакомца. Бесила его каменная обветренная физиономия, яркие, живые глаза, взгляд которых красноречивей любых слов был. И смазливый, черт, такие бабам нравятся.

– Ты полегче с моими гостями. Я тебя не приглашала, а раз сам ввалился, веди себя прилично.

– Да что ты? – усмехнулся и челюстью подвигал, соображая – спровоцировать скандал или выяснить, что к чему сперва? То, что ему этот монумент морду надраит – не вопрос, а вот что он ему – большой.

Этан сложил руки на груди и чуть склонил голову, чтоб лучше было видно физиономию придурка. И смотрел, не скрывая насмешки, то и дело косясь на дочь. "Родная, и ты это недоразумение можешь всерьез принимать? Ну, посмотри сама – кто ты и кто он? Я же говорил тебе – теперь сама убедись – олух!"

– А я тут как дурак тебе цветы…

– Аа! Так это твое сено? – любезно прервал его мужчина, указав рукой в перчатке себе за плечо, как раз на изрядно повядшие цветы, что частично уже свалились с подоконника и усеяли пол.

Но каков был тон вопроса! И смех в нем нескрываемый и презрение, и прямое обвинение в недалекости.

Вейнер шею размял и начал подниматься.

– Сядь! – бросила Эра и глазами сверкнула. – Или вообще вали отсюда!

Шах завис на пару секунд, и смирил гнев, загнал вглубь – сел. Уставился на девушку во все глаза, виня ее и предлагая одуматься.

– Не староват для тебя? – спросил тихо.

– Ты?

– Он.

А тот молчит, гад!

И Эра еще добавила – улыбнулась своему гостю с любовью и обаянием, а пропела:

– Изумительный. Опытный, умный, а как красив, а? Просто Бог! – рявкнула, уже в лицо Вейнера. – А главное не похож на "плакатного героя", правда? – добавила уже доверительно, только вот взгляд предостерегал – заткнись и не лезь не в свое дело.

Вейнер помолчал – горло перехватило и пелена красная перед глазами пошла. Насилу с собой справился. Очень хотелось схватить ее как одалиску из древности и взять прямо здесь и сейчас, на глазах этого черного истукана, чтоб видел и знал, кому она принадлежит.

Но в том и заковыка – не ему точно. Было, но как сон только в памяти и клубится.

– Еще одного приворожила? – брякнул и все-таки встал, вытянулся буквально вплотную к незнакомцу, только как не был высок, а макушкой тому в нос упирался, и пришлось голову задирать.

– Вейнер, – бросил ему через паузу, проверяя примет ли вызов – нет, сволочь, даже бровью не повел, и смотрел все так же – как на забавную блоху. Ну, получи, тогда. – Жених Эрики.

Губы мужчины разъехались в улыбке. А в глазах откровенное ржание стояло. И вскоре хохот разнесся по комнате.

– Забавный ты, – поправил ворот рубахи мужчине, похохатывая. – Даже имя девушки не знаешь, а женихаешься. Муж-то ее не смущает?

Это было слишком и как забрало упало на глаза. Вейнер схватил насмешника за грудки и… Оказался прижатым к стене четко и легко. Локоть упреждающе давил на горло, а рука была зажата так, что дернись и превратится в хлам.

– Слушай сюда, щенок, – протянул тихо и спокойно, даже лениво, как будто лекцию на скучнейшую и банальнейшую тему начал читать. – Эйорика тебе не пара. Сам запомни и своему уроду – брату передай.

Развернул к дверям лицом и наддал.

Вейнер вылетел, вышибая двери и впечатался в стену.

И притих, обалдев – давно его, как пацана не кидали.

Оттолкнулся, вернулся – Кейлиф чудом отойти успел – и застал только Эрику. Та приподнялась, глядя в окно, и вот на Шаха уставилась, у виска покрутила и легла. Тот к окну – никого.

– Так он через окно к тебе прыгает, – прошипел. – Хорошо устроилась…

– Замолчи и проваливай, – укуталась в тану. Нет! Значит, при этом дубе выставилась, а как ушел, так по уши укрылась?

Вейнер как ослеп и оглох, разум потерял – рванул тану на себя.

Ночь спускалась на город, и гнала Эрлана в одном направлении – к Эйорике. Хотелось если не поговорить с ней, так хоть увидеть. И мечталось, что коснется ее и в глазах отзыв на свое желание увидит, и ее влажные, сладкие губы отдадутся во власть его губ. Одна ночь осталась, всего одна. Как можно провести ее отдельно?

На площадке меж этажами Самер и Радиш стояли, лица озабоченные, взгляды странные. Дружно уставились на Эрлана как археологи на артефакт. Мужчина, поднимаясь выше, пару раз через плечо на них покосился – как завороженные за ним следят.

Хвост у меня вырос, что ли? – вздохнул.

И замедлил шаг, видя двоих стражей у дверей, и оба так же, озабоченные чем-то.

"Отойди!" – приказал взглядом Кейлифу и тот чуть отодвинулся. Но Майльфольм стоял насмерть. Он уже сходил поужинать. Вернулся, а тут новости – приказ совета не выполнен, Лайлох продолжают тревожить. Страж из молодых явно не для Эйорики – не справляется.

– Отойди к окну и замри, – процедил Эрлан, глядя ему в глаза.

Май вцепился в косяки, но приказ Лой сверлил мозг и заставлял отойти, замереть у окна.

Вейнер увидел нагую Эры и как в омут головой – не соображая, что делает, притянул ее к себе, попытался поцеловать. Но она выскальзывала, шипя, отталкивала, ударила по лицу не больно, но хлестко. И в этот момент Вейнера буквально оторвали от девушки, кинули в стену.

Эрлан ослеп не меньше Вейнера, только от ярости. Он увидел, как брат пытается удержать ее, а она оттолкнуть и как шоры на глаза упали – рывком схватил Вейнера и откинул не думая.

Тот впечатался ухом в стену, вовремя отвернувшись, иначе разбил бы физиономию. От удара оглох на пару минут, и подумал, что уха у него точно теперь нет, как коренных зубов вместе с челюстями. Только это все частности, потом разберется.

Ударил с размаха – теперь Эрлан в стену влетел, спиной. Но тут же как спружинил, поднырнул вниз под руку Шаха и ударил в спину локтем, делая подножку. Развернулся и, словив брата в падении, кинул на стол. Зажал руку, завернув ее за спину и, сдавил шею согнутой рукой, как в капкан взял.

– Я тебя, щенка, предупреждал? – просипел тяжело дыша – разрывало от ярости.

– Ты все равно отказался от нее, она от тебя. А я хочу быть с ней и буду, – прохрипел Вейнер.

– Да хватит вам! Оставьте вы меня в покое! – крикнула Эра и без сил скрючилась на постели.

Эрлан глянул на нее и процедил в ухо брату, выливая всю желчь и наполняя силой права:

– Ты сейчас быстро выйдешь за дверь и до утра никого сюда не пустишь. Будешь дежурить, как пес. И слова не скажешь.

И откинул в сторону двери. Вейнера вынесло против воли. Замер, тяжело дыша и сплевывая кровь. Уйти не мог, и вернуться, и стоять, сторожить, как собака, зная, что Эрлан там, за его спиной с Эрикой один на один, было адским мученьем. Но он не мог даже протестующее заорать.

Кейлиф вздохнул, глянув на него и от проблем подальше, остался возле лестницы, а Майльфольм, как и Вейнер, мог лишь зубами скрипеть, карауля окно.

Эрлан укутал девушку и прижал к себе:

– Напугали тебя.

Эя и хотела б его оттолкнуть, да Вейнер своей эскападой последних сил лишил.

– Достали вы меня, сил нет, – прошептала, невольно к его груди прижимаясь. – Как два бойцовских петуха цепляетесь друг к другу. Я вам не приз победителя. Вы меня хоть спросили?

Эрлан чувствовал ее тепло, близость, гладил, чуть касаясь по лицу, и ему было все равно, что она говорит – она была его, с ним, и было ровно на все разом.

Он не прав, глубоко не прав – нельзя было ее оставлять, нельзя было даже шанса давать Вейнеру, даже надежду мизерную дарить.

– Я виноват, – прошептал, склоняясь к ней, пальцы, дрогнув, легли на щеку и как токи – тепло и блаженство от одного касания с ее кожей, и словно срастался с Эей. А впрочем, всего лишь вернулся к себе, туда, где нет печалей и каждый миг наполнен смыслом и счастьем. И если нужно сломать себя, чтобы быть с ней – он готов

Эра видела, как потемнели его глаза от страсти, как он клонится к ней и поняла, что и этот сейчас начнет приставать. Ей было спокойно и хорошо с Эрланом, но память не давала покоя, рождая воспоминания не только о днях безмятежности, но и о тех роковых шагах, что сделал Эрлан, о той роли, что он играл для своего дяди.

Девушка уперлась ему в грудь:

– Ну, хватит, оставьте вы меня, в конце концов.

А на груди брачный кулон, такой же как у него.

Эрлан придержал ей руки и впился в губы, уже зная, что будет делать. Никаких требований, никакого разрыва – Эя откажется от отца и на этом вопрос будет закрыт. Он больше не оставит ее, чтобы не случилось. Ему хватит вины за то, что отодвинулся. И каждый раз, когда он будет вспоминать кто ее отце, он будет вспоминать и то, как, по сути, бросил ее больную, оставил без защиты и ухода в самый сложный для нее момент.

А Вейнер… Она Эйорика Лайлох и впереди будет много Вейнеров – так уж она устроена, таково ее право. Но он будет рядом, и это многих охладит, заставит держать себя в руках. Лири прав – жизнь с ней вечная битва, но без нее жизни нет вовсе.

Эя еще пыталась его оттолкнуть, упиралась в грудь, но вот вздохнула и раскрыла губы, поддалась его власти, такой сладкой и такой желанной.

Эрлан оторваться не мог, он словно впервые целовал ее, словно прошел через пустыню к источнику, и пил, пил ее дыхание, властвовал над губами и нежным язычком, а сам уже убирал тану. Уложил Эю и рывком стянул с себя рубаху, выкинул, не глядя в пустоту туда, где были его ошибки и ее капризы, за круг последних дней, что измучили обеих.

Его поцелуй смел не то что, память – ее саму. Но только очнулась на миг, вновь оказалась во власти его нежности, но уже и рук. И застонала, поддаваясь ему, обняла, волосы взъерошила, и пила его поцелуй, как он ее.

Вейнер умирал всю ночь, обреченный стеречь дверь в комнату, из-за которой слышалась симфония слияния двух влюбленных, что не ведали мира вокруг. Он слышал протяжный крик Эрлана и сплетающийся с ним вскрик Эры, слышал стоны и тихий смех, а потом опять стоны и вскрики. И понимал, что утром, как только отомрет, убьет брата.

Такое не простить.

Пока сгорал от ревности, а Эрлан и Эя праздновали окончание размолвки, Радиш и Самер напряженно соображали, что делать.

Первый сидел на подоконнике и, хмуря брови разглядывал пейзаж, второй бродил по комнате.

– Надо было поговорить, – бросил Самер, кругов на двадцать пройдя периметр жилища.

– И чтобы Лой тебе сказал? Ты сам понимаешь, что слова без доказательств – догадки и предположения. У тебя тоже была догадка, мы поверили, и что имеем?

– Хорошо, тогда надо поговорить с Эрой.

– Думаешь, у нее есть доказательства? Неуверен.

– Зачем они вообще нужны, эти доказательства? Мы знаем, это главное!

– И что ты сделаешь со своими знаниями?

Радиш слез с подоконника и прошел к столу, похлопал по тому:

– Пока у нас только одно доказательство – подтасовки и переписи истории родов. Но что это значит? Каким образом связано с опасностью для нас и Морента в целом?

Сабибор молчал, признавая правоту друга, забродил опять, раздумывая.

Если б они хотели только знать, а им нужно было поставить точку на этом деле, остановить Дендейта, изобличить его племянника, рассказать правду, в конце концов, тем прекратить кровопролитие.

– Но какова Эра? – качнул головой. – Знать и молчать, прикрыть Лой.

– А ты бы Лалу не прикрыл?

– Разные вещи.

– Не скажи.

– Ее выпустили, кстати, слышал, как она с Амарикой разговаривала и пыталась к Эре пройти. Только ее уже Эрлан оккупировал.

И осенило – выпрямился, воззрившись на друга:

– Комнаты Лой свободны, он точно до утра от Эрики не уйдет.

– И?

– Улики поищем, – рванул к выходу. Радиш недовольно поджал губы – обыском ему еще не доводилось заниматься. Но отставать от друга не хотел и рванул следом.

– Что ищем? – спросил, догоняя ее на лестнице.

– А черт его знает. Все странное. Если вообще, что-то найдем. Попытка – не пытка, – выдохнул у дверей в покои. Огляделся и осторожно приоткрыл, скользнул внутрь боком, втянул Радиша и плотно прикрыл двери. Прислушался, и, поглядывая по сторонам, пошел наверх.

В комнатах действительно никого не было. Но и – ничего.

Мужчины обыскали все покои, перерыв даже стопки белья в мытне, но ничего интересного или необычного не нашли. Вообще.

Разочарование было сильным и серьезно сказалось на настроении. Самер спускался вниз нахохлившийся и раздраженный и все по сторонам посматривал в надежде, что-нибудь выискать. Радиш же замер у дверей на площадке. Толкнул их и поманил друга – глянем?

– Это комната стражей, – хмуро бросил Самер. Шею потер и кивнул – а, лады! Почему, правда, нет?

Периметр жилища небольшой, вещей немного и обыск много времени не занял.

Самер прощупал постель, подушки, таны, Радиш занялся скрутками, убранными под скамью. Банки, склянки, узелки.

– Набор парфюмерии, – проворчал, открыв очередную шкатулочку с множеством маленьких бутыльков с разноцветной жидкостью.

– Кейлифа, – подходя, оценил мужчина, пальцами поднял шитую ленту на лоб. Взял круглую деревянную баночку, похожую на бочонок, потряс – стучит, что-то внутри. Уставился на Радиша – опа?

Открыл и буквально скопировал друга – губы поджал. Бочонок был с бусинами.

– Такое чувство, что досмотр девки устроили, а не стража, – кинул обратно.

Радиш сложил вещи, как были, стянул скрутку и убрал на место, вторую вытянул.

– А это точно – Лири, – взял белый брус в тряпице Самер. – Амин. И не те бусин, ни духов с кремами, – провел рукой по вещам – пара рубах, стянутые вместе наконечники стрел, скрученная лентой белая ткань, похожая на бинт, две фляжки, одна почти пустая, узелки с черти чем – один с камнями, другой с прозрачными бусинами, третий с мягкими, как пластилин, темными кубиками.

Радиш развязал последний, самый маленький. Пока Самер нюхал квадратики, пытаясь понять их назначение, тот смотрел на открывшееся и в первую минуту не поверил своим глазам.

– Какое-то лекарство, наверняка, – констатировал Сабибор и заметил ступор друга. – Чего у тебя?

Тот молча раскрыл ладонь – на тряпице лежали две платы, точь в точь как та, которую извлекли из Самера еще в лесу на красной стороне.

– Приплыли, – протянул он.

– Тихорецкая и второй, не помню, как его.

– Угу, – покрутил чипы в пальцах. Вернул и сгреб тряпицу, завернул, как была и в карман сунул.

Мужчины быстро уложили скрутку, вернули на место и выскользнули из покоев.

Уже у себя в комнате Самер продолжил обыск, но на этот раз искал свою куртку, в кармане которой и был чип.

– Ну и куда дели-то, маму, бога! – зарычал уже в мытне, теряя терпение. И заорал, обрадовавшись. – Нашел!

Вернулся, ощупывая карманы, и начал извлекать на свет уже непригодные к службе вещи и приборы, как забытое прошлое. Коммуникатор с разбитым экраном и зонд без локационной начинки, две тюбик-ампулы, один шприц-тюбик, фальготка обеззараживающих таблеток. И все явно прошло обработку вместе с курткой.

– Постирали, – протянул Радиш, покрутив в пальцах размокшие таблетки, взбухшую пленку. Наушник вообще был белым и без проводка антенны. – Можно открывать музей забытых вещей, – сказал с грустью.

Самер не стал предаваться ностальгии – нашел, наконец, чип и положил его на тряпицу рядом с двумя другими. Идентификация была полной, с той лишь разницей, что нанан Сабибора был более мутный. Вернее – стал, наверняка из-за стирки.

Но все это было частностью, которую и обсуждать не стоило.

Потому что перед ними сейчас лежали не только улики, но и многообещающая загадка, об отгадке которой можно было догадываться, но точно знать, как-то не хотелось.

– Я себя вскрывать не дам, – мотнул головой Радиш, после долгой паузы и минут тридцати, не меньше, тягостных раздумий.

Самер вздохнул и потер шею, морщась.

– Маму, бога, душу, – протянул почти шепотом, беззлобно, но грустно. И уставился на друга. – Ты думаешь, что и я?

Порверш руками развел:

– Это не приемник и не передатчик точно.

– А что? – взял в пальцы один, крутить начал. – Искусственное происхождение на лицо. Это чип, однозначно.

Радиш осел на лавку и подпер подбородок кулаком.

– Твоя версия? Ты у нас гений по части программного и технического обеспечения, выкладывай, не томи душу, – потребовал Самер.

Мужчина вздохнул – очень ему свою догадку озвучивать не хотелось. Не укладывалась она пока, не потому что не подтверждалась, а потому что не принималась.

– Контроллер? – напрямую спросил Самер и глаз прищурил. – Чего скис-то?

– Хз что, но вытаскивать надо точно. Из всех, – и передернулся. Одна мысль, что ему придется отдаться в руки Вейнера и тот начнет копаться в его теле, как в сумке с инструментом, рождала желание убежать куда подальше. Только с маячком далеко не уйдешь, и смысла нет – все едино засекут.

– Молодец Стефлер, – взвесил на ладони плоские пластины Самер. – Подстраховался.

Зачем из трупов биороботов контроллеры извлекать, мужчины не задавались – ясно было и так – как минимум – доказательство, что нужные объекты ликвидированы, как максимум – применение на других.

– А если это не Тихорецкой с напарником? – взял один Радиш, покрутил, изучая вновь.

– Угу. Вполне допускаю, что обеспечил дядюшка племянника под завязку вот этой хрянью. Ему и лабораторию сюда не в лом было бы припереть.

И уставился на потерянного, озабоченного до бледности лица Порверша:

– Надо бы нам Тоудер посетить, друг мой Радий. Чует душа – там мы много больше интересного найдем.

Радиш лишь тяжело вздохнул. Ему нравился покой Морента и возвращаться в прошлую, беспокойную жизнь, ой, как не хотелось.

Только выхода не было.