Северное небо отбрасывало серебристый свет на могилы. Люси перекрестилась, подняла воротник куртки, взяла под руку Франка, и они отошли от склепа, где покоились ее девочки. Холодный ветер, прилетевший не иначе как с полюса, срывал листья с тополей, напоминая, что трудный месяц ноябрь на пороге. Говорят, зима будет суровой, но для Люси и Шарко она все равно окажется ласковее лета.
Они в полном одиночестве добрались по аллеям кладбища к выходу и решили идти до центра пешком. День клонился к вечеру, но большие магазины не пустели, бездомные приставали к прохожим, выпрашивая милостыню, или грелись у продухов, откуда сочился теплый воздух, трамваи и автобусы, как обычно, выпускали из себя служащих, студентов, тех, кто просто надумал прогуляться. Каждый двигался своим маршрутом, но одновременно, даже не отдавая себе в этом отчета, участвовал в великом походе Эволюции.
Франк и Люси заранее договорились посидеть в кафе «Гран-Палас» и поболтать, но комиссар вдруг передумал, взял подругу за руку и потянул ее в сторону Старого города. Там, на улице Солитер, они зашли в неказистый на вид кабачок под названием «Немо». Вывеска сияла новизной: заведение недавно перекупил какой-то бывший шофер-дальнобойщик, — но внутри все пока осталось по-старому, и Шарко с порога, вдохнув запахи старого кирпича и ноздреватого цемента, почувствовал, как у него сжимается сердце.
Они сели за едва освещенный столик под сводами. Франк оглядывался по сторонам, глаза его сияли.
— Здесь я встретил Сюзанну. Служил тогда в армии… А с тех пор ни разу не заходил сюда…
Он взял ладонь возлюбленной в свои. Пальцы у него уже не просвечивали — снова стали нормальными, руки — сильными, крепкими и надежными.
— И вот в этом месте, таком для меня важном, я хочу повторить, Люси: я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Если бы ты знал…
— Я знаю.
Они посидели, молча глядя друг на друга, так бывало часто, потом заказали две чашки горячего шоколада, и чашки почти сразу же поставили на стол перед ними. Шарко принялся водить пальцем по обжигающему краю.
— Вчера я узнал, что ты ходила к своему бывшему начальнику. Спрашивала его, можно ли перевестись в Париж, на набережную Орфевр… в уголовку. Даже прошение о переводе подала. Кашмарек очень тебя любит, он из-за тебя станет из кожи вон лезть, и, вполне может быть, все получится. Скажи, а зачем ты это сделала?
Люси пожала плечами:
— Разве непонятно? Я хочу быть рядом с тобой. Хочу, чтобы мы всегда были вместе. И в одной команде.
— Люси…
— Благодаря тебе и твоим открытиям, у Маньяна провели хорошую чистку, появились вакантные места. В Лилле мне больше нечего делать… да и слишком тут много воспоминаний… — Она печально вздохнула и прибавила: — Если, конечно, ты не выйдешь в отставку. Если выйдешь, я сделаю то же.
— Я не могу просить об отставке. Пока, во всяком случае. Кто-то убил Фредерика Юро поблизости от Орфевр, причем убил специально для того, чтобы впутать меня в это дело. На одежде трупа нашли следы моей ДНК, хотя я почти уверен в том, что не мог даже по неосмотрительности там их оставить. Юро был отцом девочек-двойняшек, и я убежден: этот кто-то знал о Кларе и Жюльетте, и убийство было осуществлено для меня. Теперь, когда мой ум прояснился, я уверен, что мне, посредством этого трупа, оставили послание.
Люси покачала головой:
— Знаешь, конечно, твой ум прояснился, кто спорит, но все-таки ты, как и я, знаешь, насколько часты случайные совпадения. Это было совпадение, ничто иное. Никто тебя не преследует. А это преступление — такой же мерзкий факт уголовной хроники, как тысячи других.
— Может быть. Но теперь, когда меня вернули на прежнее место, я не уйду с работы, пока не покончу с этим, самым последним, делом.
Люси бросила в шоколад сахар и стала помешивать в чашке ложечкой.
— Ладно. Тогда и я поступлю так же. Я хочу работать с тобой. Только с тобой, с одним тобой.
Шарко в конце концов улыбнулся.
— Ага. Только подумать, что два месяца назад мы клялись, что ставим на этом точку, черт побери.
— Клялись. Но пейзаж из «Алисы в Стране чудес» снова понесся, и у нас нет выбора.
— У нас нет выбора, — эхом откликнулся комиссар.
Они обменялись улыбками и поцеловались.
— Думаешь, из нас получится славный тандем, а?
— Мы вроде бы это уже доказали, а?
Потом они молча пили шоколад, глаза их затуманились, каждый вспоминал последнее расследование, такое еще близкое… Жорж Нолан выдал наконец-то список из семи имен, соответствовавших семи генетическим профилям из книги Тернэ. Молодые мужчины и женщины проходили сейчас обследование, им делали анализы, проводилась ультразвуковая диагностика, МРТ, — и они совершенно не понимали, что все это означает. Конечно, Нолан заговорил и кое-что сказал, но кто мог поручиться, что он не ставил каких-нибудь еще опытов, что не занимался искусственным оплодотворением других женщин, не записывая их имен в свои кондуиты? И еще… Были ли у него сообщники? Насколько далеко он зашел в своем безумии? Рассказал ли полицейским всю правду или только ее часть, упрятав остальное в тайниках своего больного мозга?
Что до Наполеона Шимо, то он так и живет где-то далеко в джунглях. Добраться до него, вытащить оттуда и заставить признаться в содеянном — все это ох как непросто.
Корали спасти не удалось. В клинику она попала уже тогда, когда миллионы крохотных медуз наводнили ее тело, ГАТАЦА размножался с первого дня беременности, и это сделало смерть роженицы неизбежной. Ребенок родился абсолютно здоровым и крепким, но внутри него дремало то же чудовище. Оставалось надеяться, что генетикам, биологам и вирусологам удастся найти средство уничтожить ГАТАЦА, прежде чем невинный малыш преобразится в зверя, как это случилось с Грегори Царно и Феликсом Ламбером.
Шарко крепко сжал губы, дурные и сладостные воспоминания путались в его голове, не отпускали. Эволюция творила чудеса, но умела наряду с этим показать и звериный оскал. Полицейский часто думал о фразе, которую произнес Жорж Нолан во время их последнего разговора: «Эволюция есть исключение из правила, а правило — угасание, пресечение рода. Вымирание». Он был прав… Природа постоянно экспериментирует, делает бесконечные попытки, проверяет миллионы и миллиарды комбинаций, из которых лишь нескольким удается продолжиться на тысячелетия. И в этой алхимии находят себе место для развития ужасы типа СПИДа, рака, ГАТАЦА, стихийные бедствия, серийные убийства… Природа не умеет отличать добро от зла, она всего лишь пробует решить невероятно сложное уравнение со многими неизвестными. И единственное, в чем можно быть уверенным: она, природа, пошла на огромный риск, создав человека.
В кабачок, держась за руки, вошла юная пара, юноша и девушка, они сели за круглый столик и сидели, застенчиво посматривая друг на друга. Люси прочитала в их глазах нежность, свидетельствовавшую о зарождении любви. Может быть, однажды их гены встретятся, их хромосомы сольются… Его голубые глаза, ее светлые волосы… Горбинка на носу, овал лица, ямочка на щеке… Кто что передаст, решит случай, и ребенок получится в чем-то — душой и телом — похож на маму, в чем-то на папу. Их любовь приведет к появлению на свет мыслящего существа — разумного, способного творить прекрасное, и это докажет, что мы не просто машины, обеспечивающие себе выживание.
Люси задумчиво посмотрела на Франка и — впервые с того дня, как они познакомились, — поймала себя на том, что пытается представить, каким могло бы быть дитя их любви. Уверенная в том, что к этому будущему существу перейдет что-то и от Клары с Жюльеттой.
Да, Клара и Жюльетта живут в ней, в тайных глубинах ее ДНК, а вовсе не вне ее, в двух метрах под землей! Достаточно искорки, чтобы ее сокровища вновь ожили — пусть и частично.
Эту искорку зовут Франк Шарко.