Пропавшее Рождество

2

Вспомнив, что ей предстоит обед в обществе француза, да еще художника, человека тонко чувствующего, Даша постаралась привести себя в надлежащий вид. Перемерив с десяток нарядов, она остановилась на широких светлых брюках и бледнобирюзовом свитере. Переодевание заняло немало времени, но результат того стоил. Она уже не выглядела простуженной неврастеничкой, как накануне вечером, когда к ней нагрянула полиция. Сейчас она была в меру бледна, в меру элегантна и вполне готова к новым приятным знакомствам. Да, рождественский ужин она пропустила, но кто знает, не компенсирует ли его романтический обед? Послав воздушный поцелуй собственному отражению, Даша выпорхнула из номера и поспешила в ресторан, где ее уже минут двадцать дожидался полицейский художник.

Все столики были заняты парочками или более многочисленными компаниями, и только за единственным столом, возле самого входа, сидела одинокая молодая особа. Ни в первом приближении, ни во втором, она не походила на мужчину. Длинные, темные волосы, высокие скулы, чуть тронутые загаром, и крупный рот делали девушку почти красавицей, картину немного портили густые брови и слишком серьезное, почти сердитое выражение лица, смягчить которое не в силах был даже ярко-оранжевый шарфик, небрежно обернутый вокруг длинной изящной шеи. Неподвижность позы также свидетельствовала, что барышня пришла сюда не за развлечениями.

Даша на всякий случай огляделась. Нет, кроме этой девицы ее вряд ли кто ожидает. Приблизившись к столику, она вопросительно улыбнулась:

— Добрый день. Простите, вы случайно не... — Еще оставалась надежда, что полицейский художник все-таки «он» и поджидает ее в другом месте, а эта девица зашла сюда случайно, но, увы, чуда не произошло.

— Луиза Дени. Добрый день. — Строгая барышня встала и протянула руку энергичным жестом. — Я уже подумала, что мой шеф что-то перепутал. Хотела идти вас искать. — Оглядев Дашу, она прищелкнула языком: — О! Вы так элегантны. — После чего добавила с обескураживающим европейским простодушием: — А мне казалось, что все русские женщины вот такие... — И развела руками так широко, что сразу стало ясно, как хорошо, по мнению полицейского художника, питаются русские дамы.

Даша с трудом выдавила доброжелательную улыбку, она все никак не могла прийти в себя от постигшего ее разочарования.

— Как видите, не все. — И, поскольку от этой встречи ожидать уже было нечего — романтический обед с дамой, даже очень хорошенькой не входил в ее планы, довольно сухо спросила: — Инспектор сказал, что вам нужна моя помощь?

Девица осеклась на полуслове.

— Да, это так. Но, может быть, сначала пообедаем? Не хотите позвать официанта?

— Нет, спасибо. — Даше не пыталась придать голосу и минимум дружелюбия. — Я уже сыта по горло. Лучше сразу перейдем к делу.

— Как вам будет угодно. — Луиза Дени извлекла из планшетной сумки большой блокнот и несколько карандашей. Проверив их отточенность, подняла голову. — Что ж, если у вас нет иных пожеланий, начнем.

Даша только плечами пожала. Желания у нее были, но все больше гастрономического характера.

— Начнем. Только предупреждаю сразу — много от меня не ждите.

— Не стоит настраиваться на негативный лад. — Теплые бархатные глаза глянули ободряюще. — Понимаете, для следствия весьма важно установить весь круг причастных к данному инциденту...

— Круг? — Несмотря на данное самой себе обещание покончить с этим делом как можно быстрее, Даша не удержалась от реплики: — Кого вы называете кругом, позвольте узнать, — двух человек, включая погибшую?

Полицейская художница улыбнулась еще шире.

— Это просто речевой оборот, — спокойно заметила она. — Кроме того, вы могли заметить неподалеку и других людей. Возможно, вам удастся вспомнить кого-то еще.

— Я и этих двоих помню плохо. — Даша старалась не смотреть на соседние столы — запахи еды сводили с ума. — Послушайте, а может вам поискать других свидетелей?

— Инспектор именно этим и занимается. — Тонкие руки легко порхали над листом бумаги, размечая основные линии. — А пока он делает свое дело, мы попробуем сделать свое. Шеф сказал, что вы сомневаетесь, что видели именно миссис Бредли, поэтому начнем с женщины. Не могли бы вы подробно описать все, что помните о ней: рост, форма лица, цвет волос, разрез глаз.

— Разрез глаз... — эхом отозвалась Даша. — Черт побери!

Художница удивленно подняла глаза.

— Простите?

Даша молчала.

— Продолжайте, я слушаю вас. — Луиза вновь вернулась к рисунку, но движение рук стало чуть медленнее, настороженнее. — Вы, наверное, не знаете с чего начать? Давайте попробуем с формы лица.

Но Даша продолжала неподвижно смотреть на середину стола.

— Мадемуазель Быстрова, — художница постучала кончиком карандаша, привлекая внимание. — Почему вы молчите?

Прикрыв ладонью глаза, Даша сжалась.

...Нужно быть законченной идиоткой, чтобы просить описать разрез глаз у человека, находящегося на расстоянии трехсот метров. Не говоря уже о цвете волос, скрытых шапкой. Проблема в том, что на идиотку эта красотка совсем не похожа. Тогда зачем задает столь бессмысленные вопросы?..

Догадаться не трудно — она пытается подловить ее на мелочах и уличить во лжи. Из чего следует, что полиция ей не верит. Но почему?!

Потому, что она соврала при первой встрече. Раз соврала, значит что-то скрывает. И, возможно, теперь они всерьез полагают, что она обеспечивает кому-то алиби или того лучше — сама является убийцей. Отличная мысль. Для местной полиции, разумеется. Есть труп, есть свидетель, который дает путанные показания, так почему бы не обвинить свидетеля в убийстве? Местные волки сыты, а если пропадет одна заезжая овца, то кого это огорчит?

К чувству голода постепенно примешивался страх: если полиция и впрямь вознамерилась назначить ее на роль главного подозреваемого, то плохи дела. Еще чуть-чуть и ее законопатят в Бастилию. Хотя ту, кажется, пару веков назад снесли.

В бессильной ярости Даша скрежетала зубами.

«Ну, инспектор, ну гад! Еще и помощницу свою подослал. Наверное, надеялся, что женщина женщину быстрее разговорит. Но не на ту напали, мы еще посмотрим, кто кого...

Опустив руку, она медленно покачала головой.

— Простите, но я ничего не могу больше вам рассказать. — В честных глазах цвета спелого ореха не было ничего кроме крайнего огорчения. — Все что я помню — это ярко-желтый комбинезон.

Мадемуазель Дени стоило немалых усилий оставаться невозмутимой.

— Может, все-таки попытаетесь?

— Нет, — Даша порывисто встала. — Расстояние было слишком большим, чтобы с уверенностью что-либо утверждать. Жаль, что вы зря приехали и потратили столько времени. Я ничем не смогу помочь. Извините.

— Но вы же хотели что-то рассказать! — продолжала настаивать девица. — Я видела по вашим глазам...

— Да, мне тоже сначала так показалось. Но как только я попыталась восстановить ту сцену, сразу же поняла, что на самом деле ничего не помню. Просто две фигуры на белом снегу и все.

— Одну минутку, — художница положила ей руку на запястье, предлагая вернуться на место: — Главное, не волнуйтесь, я помогу вам все вспомнить. Ведь это моя профессия.

Даша в этом и не сомневалась. Как и в том, что полиция, вместо того чтобы искать настоящего преступника, если тот конечно существует, ищет крайнего.

— Простите, но я все еще неважно себя чувствую. Мне надо прилечь.

С большой неохотой девица отпустила ее руку. Лицо при этом приняло весьма неприятное выражение.

— Не смею настаивать. Но когда мы сможем встретиться?

«В следующей жизни».

— Не знаю. Не хотела зря отвлекать вас от работы.

— Что вы, что вы! Это и есть моя работа. Я и мой шеф...

«Да провались ты вместе со своей работой и своим шефом!»

— Как только почувствую себя лучше — сразу же вам перезвоню, — твердо перебила Даша.

— Так, значит, это будет не сегодня? — художница все еще надеялась ее удержать.

— Нет. Совершенно точно не сегодня. Как вы понимаете, до вечера я вряд ли успею выздороветь.

И, стараясь больше не давать повода к продолжению диалога, сделала прощальный жест:

— Всего хорошего!