Прощай, Эдем! Книга 1: Стефани

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Три недели — огромный срок, достаточный для того, чтобы пересмотреть свои взгляды на жизнь. — Тот случай, когда убыток — приятный сюрприз. — Теперь по вечерам Стефани Харпер выглядит старше, а по ночам моложе. — Миссис Харпер мечтает превратиться в мальчика. — Дальний пляж. — Женщина на песке. — Вода в океане по-настоящему прогревается только сверху. — День нужно посвящать одним делам, а ночь — другим.

Полуденное солнце светило прямо в окно. В комнате становилось жарко. Джон умылся, оделся и пошел на берег. Надо было бы искупаться, но он слишком устал от любви и, пройдясь немного по пляжу и по ведущей к берегу, протоптанной по солончаковой траве тропинке, вернулся в порт и поднялся по крутому берегу в бар.

Там его ждала газета. Он заказал рюмку коньяку, чувствуя себя немного опустошенным после близости с женой.

Прошло всего лишь три недели, еще даже не прошел и месяц, как они поженились и наконец-то отправились в путешествие.

Лишь только речь зашла об отъезде, Стефани решила, что они будут жить, останавливаясь в разных городках на побережье. Жить в самых дорогих отелях, потом, наконец, Стефани пришла в голову идея отказаться от этой богатой жизни и путешествовать скромно.

Броситься и исчезнуть, чтобы о них все забыли и они забыли о всех. Наступило чудесное время, и Стефани с Джоном были по-настоящему счастливы. Раньше он даже и не подозревал, что можно настолько сильно любить женщину, любить настолько, что все остальное становится безразличным, просто несуществующим. Он даже забыл о своих занятиях живописью: это все как бы ушло от него, осталось где-то там.

Когда Джон женился, у него была масса проблем. Но здесь он забыл о них, совершенно не думал о работе. Он не думал ни о чем, кроме Стефани — женщины, которую любил, на которой был женат всего лишь три недели и с которой никогда не испытывал той отрезвляющей невыносимой ясности мысли, какая бывает сразу после близости.

Вообще, с ним никогда раньше ничего подобного не случалось. Теперь они любили друг друга, вместе ели и пили, а потом снова занимались любовью. Это была очень незатейливая жизнь, но другого счастья он по-настоящему никогда не хотел.

Правда, была работа. Работа, которой он мог отдаваться всецело. Джон надеялся, что Стефани так же хорошо. По крайней мере, он ничего не замечал. Не замечал чего-либо такого, что ее раздражало бы.

«И вот сегодня этот внезапный разговор о каких-то переменах… о каком-то сюрпризе… Правда, возможно, перемена будет к лучшему, а сюрприз окажется удачным».

Джон сидел на террасе и читал местную газету. Он не спеша делал маленькие глотки, и постепенно предстоящая перемена перестала его беспокоить. Сегодня он впервые за все время этого недолгого свадебного путешествия заказал себе крепкий напиток в ее отсутствие.

Впрочем, теперь же он не работал. А по его правилам пить было нельзя только до и во время работы. Хорошо было бы вновь начать рисовать. Но Джон знал, что это время придет очень скоро, что его вновь потянет к бумаге, к мольберту, краскам и кистям. А сейчас он решил не быть эгоистом и сделать так, чтобы Стефани ни о чем не думала.

Ему вообще не хотелось оставлять ее в одиночестве. Он, честно говоря, еще не знал, как она отнесется к его работе. Ведь ей, как Стефани объяснила, заниматься ничем не хотелось, ничем кроме отдыха и любви. И поэтому он выбросил мысли о работе из головы. Ведь для работы, особенно той, которой занимался Джон, нужна была ясная голова, нужно было, чтобы в душе дарило полное спокойствие и равновесие.

«Интересно, — вдруг подумал мужчина, — не догадывается ли Стефани об этом? Странная у нас жизнь, очень странная… Она полностью состоит из счастья любви. А потом голод, потом пополнение сил и снова любовь…»

Такого с Джоном еще никогда не было.

— Стефани, Стефани, — повторил он ее имя.

Он заказал еще порцию коньяку и попробовал углубиться в чтение. Но буквы и слова, которые были напечатаны на светлой бумаге, его совершенно не занимали, и он посмотрел на океан, залитый полуденным солнцем.

Он как бы сравнивал цвет воды вчера и сегодня, вспоминал этот пейзаж в первый день их приезда. Ведь все пейзажи отпечатывались в его памяти настолько отчетливо, что он мог воспроизвести их на полотне или на бумаге.

Его размышления прервали торопливые шаги и гортанный возглас Стефани.

— Привет, милый! — женщина стремительно подошла к столу, села напротив и посмотрела на него полными радости глазами.

Кожа у нее на лице была золотистого цвета, с едва заметными веснушками, которые проступили от сильного солнца и соленой воды.

Она коротко, под мальчишку, постригла волосы. Их просто безжалостно срезали. Правда, они были густыми как прежде, но гладко зачесанными назад, а по бокам совсем короткими, так, что у Стефани стали видны уши.

Женщина повернулась к нему, выпрямилась и тихо сказала:

— Джон, поцелуй меня, пожалуйста.

Он поцеловал ее, посмотрел в лицо, на волосы и поцеловал еще.

— Тебе нравится? Попробуй, попробуй, как гладко. Вот здесь, на затылке.

Он провел своей тяжелой рукой по ее затылку.

— А теперь попробуй возле виска, около уха… Проведи пальцами по вискам. Вот, — сказала она, — это и есть сюрприз. Я — девочка, но теперь я, как мальчишка, и могу делать все, что мне вздумается. Все-все-все. Сядь ко мне, — попросила она его.

— Хочешь выпить?

— Что ж, спасибо, — сказала Стефани, — я выпью то же, что и ты. Теперь ты, наконец, догадался, в чем заключается мой сюрприз?

— Да, догадался.

— Теперь ты понимаешь, чем грозит тебе мой сюрприз?

— Догадываюсь…

— Нет, ты не догадываешься. Я долго думала, я все хорошо взвесила и обдумала. Почему мы должны жить по чьим-то правилам? Ведь я — это я, ты — это ты. А сейчас мы вместе, и это — мы.

— И так было хорошо, Стефани, и никто не докучал нам никакими правилами.

— Но, пожалуйста, Джон, проведи рукой еще разок…

Он погладил ее и поцеловал.

— Какой ты милый… — сказал она, — и я тебе нравлюсь. Я чувствую это, я уверена. И необязательно восхищаться моей прической. Пусть поначалу тебе это просто немножко нравится.

— Мне нравится, — сказал он, — у тебя такая красивая форма головы, и тебе идет эта стрижка.

— А виски тебе нравятся? — поинтересовалась она. — Это не подделка, а настоящая мальчишеская стрижка. И не в каком-то там салоне красоты…

— А кто постриг тебя?

— Местный парикмахер, тот, что день назад стриг и тебя. Ты объяснил ему, что хочешь, и я попросила его постричь меня так же, как и тебя.

— И что, он согласился?

— Он был очень мил и совсем не удивился. Его нисколечко не смутила моя просьба. Он только спросил, хочу ли я точно такую же прическу, как у тебя.

— И что ты ответила?

— Что я могла ответить? Я просто ему сказала: «Да, именно такую, как у мистера Кински».

— Хм, — хмыкнул Джон.

— Тебе это приятно, да? — спросила женщина.

— Знаешь, в общем-то мне приятно.

— Может быть, кому-то моя прическа покажется странной, но мы должны быть выше этого. Мне нравится быть независимой.

— Я знаю это, Стефани. Мне тоже нравится быть независимым.

— Так что, прямо сейчас и начнем?

— Что начнем?

— Как что? Быть независимыми. Ни от кого… ни от чего…

Мужчина и женщина сидели на террасе, смотрели на отражающееся в воде заходящее солнце и прозрачные облака, следили за тем, как неспешно опускаются сумерки на городок, и пили коньяк.

Прохожие заходили в бар, изредка поглядывали и бросали странные взгляды на женщину с мальчишеской прической. Ведь Джон и Стефани были единственными туристами в этом городке. Жили они здесь уже почти несколько дней, и все к ним привыкли, все считали даму очень красивой. Стефани нравилась всем без исключения. А к тому же сегодня Джон выловил огромную рыбу, и в Редбридже все прониклись к нему уважением. Ведь не каждый день какой-то приезжий, забросив в океан простую бамбуковую удочку, вытаскивает на берег такую огромную рыбу.

Ужин, как всегда, был обильным. Они съели бифштекс с кровью, картофельное пюре, фасоль, салат, и Стефани заказала местное вино.

— Что это с тобой? — поинтересовался Джон.

— Что? О чем ты?

— О твоем заказе. Мне кажется, ты постепенно пристрастилась к местному вину.

— Мне оно кажется отличным для влюбленных.

Джон подумал, что сегодня Стефани выглядит намного моложе своих лет. Но она ему нравилась и такой, как сейчас, и такой, как была. Но странно, что вечером, когда опустились медленные сумерки, она вдруг показалась ему старше: очертания скул резче проступили на ее лице. Раньше Джон этого не замечал. И пожалуй, ее улыбка стала немного более грустной и печальной.

В комнате было темно. С улицы едва проникал слабый свет. Подул бриз. Стало немного прохладно, но они откинули простынь.

— Джон, ты не против, если мы согрешим?

— Нет, что ты, — сказал он.

— Не называй меня маленькой девочкой.

— Там, где я обнимаю тебя, ты — девочка, — вдруг сказал он.

Он крепко прижал ее к себе и почувствовал, как груди Стефани напряглись и округлились под его пальцами.

— Это мое приданое, если хочешь… А может, вернемся к сюрпризу?

— О чем это ты?

— А ты потрогай… Нет, оставь грудь, потрогай мои волосы. Ведь грудь никуда не денется.

— Серьезно?

— Ну конечно, я же рядом.

Джон повернулся на бок и погладил лицо и затылок.

— Вот так… Так… Мне так очень хорошо, — сказала Стефани. — А теперь, пожалуйста, давай будем любить друг друга, хорошо?

— Я согласен, — Джон опрокинул Стефани на спину.

— Пожалуйста, люби меня такой, какая я есть. Возьми меня! — попросила Стефани.

Он закрыл глаза и почувствовал на себе ее стройное тело. Почувствовал, как прижались ее груди к его груди, ее губы к его губам.

— Правда, теперь не поймешь, кто из нас кто? — спросила она.

— Да.

— Ты становишься другим, Джон.

— Да, да.

— Ты совсем другой. Ты — моя Стефани. Пожалуйста, стань моей Стефани, а я буду любить тебя.

— Стефани — это я? А Джон — это ты? — спросил мужчина.

— Ну да. Теперь у нас всегда будет так. Мы будем все это путать.

— Нет, Стефани. Ты — моя прекрасная и любимая жена.

После любви они лежали усталые и опустошенные. Они тесно прижимались друг к другу, касались друг друга, и ее голова покоилась у него на руке. Медленно взошла бледно-желтая луна, и от ее света в комнате сделалось чуть светлее.

Не поворачивая головы, Стефани провела рукой по его груди и сказала:

— Ведь ты не считаешь меня испорченной?

— Да что ты, Стефани.

— Ты обманываешь.

— Ну скажи, как давно ты это задумала?

— Не знаю, Джон, наверное, давно. Просто у меня не было человека, для которого это сделать.

— Серьезно?

— Да. У меня никогда не было человека, которого я бы так любила, как тебя.

Джон обнял Стефани, крепко прижал к себе, ощутил прикосновение ее груди. Потом поцеловал в губы. Он прижимал ее все крепче и крепче и почему-то думал о том, что она очень сильно помолодела и стала какой-то странной, изменилась, причем изменилась почти мгновенно.

— Давай полежим тихонько и помолчим. Обнимемся и постараемся ни о чем не думать, — попросил Джон.

— Давай, — согласилась Стефани.

— Стефани, ты меня чувствуешь? — вдруг проснувшись, спросил Джон.

— Что? — спросонья не поняла Стефани.

— Ты чувствуешь меня сейчас?

— Сейчас? — Стефани погладила ладонью плечо Джона. — Сейчас мне хорошо, и я сплю.

— Так что, все это происходит с нами во сне?

— Во сне… — повторила женщина.

— И вся наша любовь проходит во сне?

— Любовь? — переспросила она.

— Да, любовь.

— Любовь… это счастье, — сказала женщина.

— Счастье… — прошептал мужчина.

— Да, да, это счастье. Спи. Пусть все будет во сне. Во сне…

— Я боюсь засыпать, Стефани.

— Почему? Почему ты боишься засыпать, любимый?

— Потому что ты можешь исчезнуть.

— Да нет, я рядом. Обними меня крепче. Потрогай вот здесь, — женщина взяла руку мужчины и положила себе на затылок. — Чувствуешь, какие они жесткие и шершавые?

— Жесткие… чувствую. Но они мягкие.

— Мягкие? — не поверила Стефани и прикоснулась своей ладонью к голове. — Мягкие… Вот не думала, что они будут мягкие…

— А о чем ты думала, когда остригла волосы?

— О чем? — Стефани задумалась. — Знаешь, я тебе это не скажу. Давай спать.

Джон долго лежал с открытыми глазами, глядя на большую спальню. Он видел зеркало, в котором отражалось окно. Он чувствовал, что луна поднялась уже довольно высоко и сейчас начнет медленно скатываться к океану. Джон даже представлял сверкающую дорожку, которая тянется по океану к берегу. И думая о луне, он заснул.

На утро мужчина и женщина были голодны. Они быстро оделись и заспешили по широким ступенькам вниз в бар.

Бармен, увидев мужа и жену, подошел к ним и вежливо поклонился:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — ответила Стефани, — оно сегодня действительно доброе.

— Да, погода просто замечательная.

— А как ты думаешь, сегодня будет ловиться рыба?

Бармен на мгновение задумался:

— А почему бы и нет? Главное, чтобы повезло.

— Повезло? — Джон посмотрел на Стефани.

— Я тоже так думаю. Когда человеку везет, когда счастье идет ровной полосой, у него получается всё. Я это знаю.

— А у тебя все получается? — вдруг спросил, глядя прямо в глаза Стефани, мужчина.

— У меня? Ночью, мне кажется, у меня получается все. А днем… Почему-то тревожно на душе.

Бармен вернулся с заказом:

— Пожалуйста, бутылочку местного вина.

Бармен кивнул и пошел за стойку.

— Вновь это вино? — спросил Джон.

— Да, это вино для влюбленных. А ведь мы с тобой влюблены друг в друга?

— Да, но при чем здесь это вино, ведь не оно нас связывает?

— И вино тоже нас связывает. Это наше вино, мы можем назвать его вином для влюбленных.

— Хорошо, Стефани, если тебе так нравится, то пусть это местное розовое вино будет называться вином для влюбленных.

Бармен откупорил высокую бутылку и наполнил бокалы.

— Ну что ж, за любовь? — сказал Стефани, поднимая тяжелый бокал.

— За любовь!

Джон и Стефани чокнулись и выпили розового холодного вина.

— Не правда ли, замечательный напиток? Он как-то бодрит.

— Да, по-моему, это местное вино просто замечательное.

— Замечательное — это не то слово. От него у меня появляется безумный аппетит.

— А что, разве ты жаловалась на отсутствие аппетита?

— Да нет, я и так ем с аппетитом. Мне кажется, я никогда в жизни так много и вкусно не ела.

Джон посмотрел на веселое лицо жены, на ее красивые глаза, на упругие губы, на темный загар.

— Что ты на меня так смотришь?

Джон пожал плечами.

— Ты еще не привык к этой прическе?

— Наверное. Я привык, в общем-то, ночью к ней. А сейчас, днем или, вернее, утром она мне вновь кажется удивительной и странной.

— Почему странной? По-моему, она мне очень идет, и я стала другим человеком.

— Ты думаешь, это из-за прически?

— Нет, это… — Стефани задумалась.

— Ну говори, говори. Почему остановилась?

— Я думаю, я хочу найти необходимые слова.

Джон расплатился за завтрак.

— Так вы пойдете на рыбалку? — поинтересовался бармен.

— На рыбалку? — как бы о чем-то вспомнив, проговорил Джон.

— Ну да, ведь ты только что разговаривал о рыбалке.

— Не знаю, что-то мне расхотелось.

— Это я виновата? — спросила Стефани.

— Да нет, ты ни при чем.

— Тогда почему? — настаивала женщина.

— Да я и сам не знаю. А у тебя есть какое-нибудь предложение? — спросил Джон.

— Да. Я предлагаю поехать на дальний пляж позагорать.

— На дальний пляж?.. Что ж, поехали. На рыбалку, если честно, мне не хочется.

— А жаль. Я бы могла поехать загорать одна.

— Так ты не хочешь взять с собой меня?

— Почему же, я очень хочу, чтобы мы поехали вместе.

Джон и Стефани быстро переоделись в свою обычную одежду: в шорты и рыбацкие блузы.

Они не спеша пошли по узким извилистым улочкам за Редбридж, туда, где начинался дальний пляж.

Стефани быстро сняла с себя всю одежду, легла на песок и закрыла глаза. Джон несколько минут сидел, перебирая в ладонях теплый песок. Затем он встал, оглядел пляж, заткнул пробкой бутылочку с маслом, убрал ее в боковой карман рюкзака и пошел к океану, чувствуя, как с каждым шагом песок становится все прохладнее и прохладнее.

Через какое-то время он оглянулся на Стефани, оставшуюся на покатом берегу. Она лежала на спине, закрыв глаза и вытянув руки вдоль тела. А за ней, выше по склону, громоздился брезентовый рюкзак и виднелись первые островки прибрежной травы.

«Ей не следует так долго лежать на солнце», — подумал он.

Потом он подошел к океану и бросился плашмя в прозрачную холодную воду. Вынырнул и поплыл на спине, глядя поверх равномерно бьющих по воде ног на удаляющийся берег.

Перевернувшись в воде, он нырнул до самого дна и дотронулся рукой до шершавого песка и жестких гребней песчаных борозд. Вынырнул и медленно поплыл кролем к берегу, стараясь выдерживать темп.

Подойдя к Стефани, он увидел, что она спит. Он пошарил рукой в рюкзаке, нашел часы и заметил время, когда ее нужно разбудить.

— Она очень устает от этой нашей любви, — сам себе прошептал Джон.

Они прихватили с собой бутылку белого холодного вина, завернув ее в газету и полотенце. Он открыл бутылку, вытащил из нее твердую, пахнущую вином пробку бледно-коричневого цвета, и, не вынимая бутылку из неуклюжего свертка, сделал первый освежающий глоток.

Потом тихо уселся на песок рядом со Стефани и принялся рассматривать женщину и океан.

— Вода всегда холоднее, чем кажется, — сам себе сказал он. — По-настоящему, если не считать мелей, она прогревается только сверху. На этом пляже берега обрываются неожиданно, и на глубине вода обжигающе холодна. Но это только пока, пока тело не согревается от движений.

Джон смотрел на волны, обхватив колени, рассматривал высокие облака и заметил, как далеко к западу ушли в океан на промысел рыбацкие шхуны. Потом он вновь принялся рассматривать Стефани. Песок уже достаточно просох, и там, где он только что ступал, ветер осторожно вздымал песчинки в воздух.

«Боже, до чего же она красива, даже с этой своей странной прической. Она действительно напоминает мальчишку. Если не видеть ее стройное тело, если забыть, что у нее есть такая тяжелая грудь…

Стефани, как бы почувствовав на себе взор мужчины, приоткрыла глаза и улыбнулась кончиками губ.

— Тебе хорошо?

— Да, — коротко ответил Джон.

— Ты уже плавал?

— Да.

— И ты плавал без меня?

— Да.

— А почему ты не разбудил меня?

— Потому что ты очень красиво и крепко спала.

— Я тебе нравлюсь, Джон?

— Да.

— А ты представлял себе свою жизнь без меня?

— Да, — ответил Джон и поднялся с теплого песка.

— Ты опять будешь плавать?

— Нет, на этот раз я не буду плавать.

— Я хочу пить.

Джон подошел к рюкзаку и вытащил большую бутыль с белым вином.

— Выпей.

Стефани взяла бутылку и прямо из горлышка отпила несколько больших глотков.

— Джон, оно еще холодное.

— Я знаю, я только что пробовал.

Она передала бутылку мужчине. Джон, запрокинув голову, сделал несколько глотков. Стефани посмотрела на его кадык, который судорожно дернулся на шее.

«У него очень красивые плечи и шея, — подумала Стефани, — такая, как у юноши. Хотя он уже далеко не мальчишка».

— О чем ты задумалась? — поинтересовался Джон, пряча бутылку в рюкзак.

— Не прячь, я хочу еще вина.

— Пожалуйста, — Джон освободил бутыль от газеты и полотенца, приподнял ее и глянул на солнце, — здесь еще больше половины.

— Давай выпьем вместе.

— Нет, я уже не хочу, ты можешь пить одна.

— Как знаешь.

Стефани запрокинула голову и сделала глоток. Розовое вино тонкой струйкой потекло по ее подбородку, и несколько капель упало на грудь.

Джон сел на колени рядом с ней и языком слизнул эти капли.

— Не надо, Джон.

— Что не надо?

— Не надо так. Я от этого возбуждаюсь.

— Ну и что. Разве это плохо?

— Нет, это очень хорошо.

Стефани обняла Джона за шею и притянула к себе.

— Тебе хорошо?

— Да, — сказал Джон.

— А давай отложим это…

— Зачем?

— Мне так хочется.

— Ну что ж, раз тебе хочется, давай отложим.

— А еще мне хочется, чтобы ты помазал меня этим противным маслом.

— Ты хочешь загореть еще больше?

— Ну конечно, неужели ты не догадываешься?

— Что ж.

Джон достал из рюкзака бутылочку с маслом и слегка смазал подбородок Стефани, щеки и нос. Потом нашел в рюкзаке голубой платок с рисунком и прикрыл ей грудь.

— Пора просыпаться? — спросила она. — А я видела такой чудный сон!

— Ну что ж, досмотри.

— Нет, я уже не хочу его досматривать.

— Почему?

— Не знаю.

Через несколько минут она глубоко встряхнула головой и села.

— Пойдем купаться.

— Пойдем, — Джон поднялся и подал Стефани руку.

Они вошли в воду вместе и заплыли далеко, веселясь и играя под водой. Вернувшись на берег, растерли друг друга большими полотенцами, и Джон протянул завернутую в газету все еще прохладную бутылку вина. Они сделали по глотку и рассмеялись.

— Хорошо вот так просто пить, только для того, чтобы утолить жажду, — сказала Стефани. — Джон, а ты бы хотел, чтобы и я была мужчиной?

— Нет, — он еще раз смазал ее лоб, подбородок и за ушами, — нет.

— Я хочу, чтобы загорело все лицо.

— Да ты и так, Стефани, очень темная, почти как местные жители. Ты даже не представляешь, какая ты темная!

— Ну если это говоришь ты, художник, то я очень рада. Но, знаешь, Джон, я хочу быть еще темнее.

Они лежали на пляже, на твердом, высохшем, но еще сохранившем после прилива прохладу песке. Джон налил немного масла на ладонь, растер его по бедрам женщины, и, когда масло впиталось, кожа ее стала теплого цвета. Он натер маслом живот и грудь, и женщина сонно сказала:

— Ты считаешь, что с этой прической все нормально?

— Да.

— Я очень стараюсь быть хорошей женой. Нет, правда, Джон, правда, милый, днем тебе нечего меня опасаться. Днем мы не позволим себе ничего из того, что бывает ночью. Правда?

— Конечно, Стефани. День — для одного, а ночь — для другого.

— Нет, и день, и ночь созданы для нас.

— Хорошо, пусть будет по-твоему.

Джон положил свою ладонь на ее живот.

— Тебе приятно так? — спросила женщина.

— А тебе?

— Мне приятно любое твое прикосновение.

— А хочешь сейчас? — вдруг сказал Джон.

— Сейчас? Прямо здесь?

— Ну да, сейчас и прямо здесь.

— Хочу.

— Но ведь нас могут увидеть, — рассудительно проговорил Джон.

— Ну и что, пусть видят. Пусть завидуют.

— Представляешь, что они о нас могут подумать?

— Представляю, но, мне кажется, это не имеет никакого значения.

— Если не имеет, то тогда иди ко мне.

Джон опрокинул Стефани на спину.

— Нет, не так, не так. Я хочу быть сверху.

— Ты? Ну что ж, как тебе нравится.

Стефани крепко сжала ладонями виски Джона и вытянулась на нем. Он чувствовал, как набухают ее соски, как грудь делается твердой и упругой.